жищ Минервы,
        Деву, Приамову дочь, Кассандру; волосы пали
 405 На плечи ей; пылающий взор возвела она к небу,–
        Только взор, ибо руки поднять не давали оковы.
        Зрелище это Кореб снести не мог и, взъярившись,
        В самую гущу врагов устремился на верную гибель.
        Следом за ним и мы напали сомкнутым строем.
 410 Тут посыпались вдруг с высокой святилища кровли
        Копья троянцев на нас: началась плачевная битва,–
        Из-за доспехов чужих, из-за греческих шлемов гривастых.
        Враг сбежался на крик: за добычу отбитую в гневе,
        Мчатся со всех сторон данайцы – оба Атрида,
 415 Пылкий Аякс и за ним долопов грозное войско.
        Так иногда срывается вихрь, и встречные ветры
        Борются: Нот, и Зефир, и Эвр, что радостно гонит
        Коней Зари; и стонут леса, и свирепо трезубцем
        Пеной покрытый Нерей до глубин возмущает пучины.
 420 Даже и те, кого удалось во тьме непроглядной
        Хитростью нам разогнать и рассеять по городу,–снова
        Все появляются здесь: щиты и подложные копья
        Тотчас они узнают, услыхав наш выговор странный.
        Враг подавил нас числом. Сражен рукой Пенелея,
 425 Падает первым Кореб к алтарю копьеносной богини.
        Пал и Рифей, что всегда справедливейшим слыл среди тевкров,
        Следуя правде во всем (но иначе боги судили).
        Пал Гипанид и Димант, убиты троянцами оба.
        Панф! И тебя не спасли, когда был ты повержен врагами,
 430 Ни благочестье твое, ни повязки жреца Аполлона!
        Трои прах и огонь, в котором друзья погибали,
        Вы мне свидетели: в час крушенья я не стремился
        Копий данайских бежать и уйти от участи грозной.
        Гибель я заслужил – но рок мне иное назначил.
 435 Вырвался с Пелием я и с Ифитом (Ифит отягчен был
        Возрастом, Пелий был слаб от ран, нанесенных Улиссом).

                 Крики и шум непрестанно влекли нас к дому Приама.
        Битва такая здесь шла многолюдная, словно нигде уж
        Не было больше войны, и бойцов не удерживал город.
 440 Лютый свирепствует Марс. Данайцы рвутся в чертоги,
        Тщатся входы занять, прикрываясь сверху щитами,
        Лестницы ставят к стенам и у самых дверей по ступеням
        Лезут все выше они, против стрел щиты выставляя
        Левой рукой, а правой уже хватаясь за кровли.
 445 Башни рушат на них, черепицу мечут дарданцы,–
        Видя последний свой час, на краю неминуемой смерти
        Этим оружьем они от врагов хотят защититься.
        Дедовских древних времен красу – золоченые балки
        Катят сверху одни; другие, мечи обнаживши,
 450 Встали в дверях изнутри, охраняют их сомкнутым строем.
        Духом воспрянув, спешим скорее к царским чертогам,
        Чтобы пополнить ряды и помощь подать побежденным.

                 Дверь потайная была и ход, покинутый всеми:
        Сзади он вел во дворец через все покои Приама,
 455 Здесь ходила не раз, пока наше царство не пало,
        Без провожатых, одна, Андромаха к родителям мужа,
        К деду несчастная мать носила Астианакса.
        Быстро выбежал я на высокую крышу, откуда
        Бедные тевкры вниз безвредные копья метали.
 460 С краю там башня была, до самых звезд поднималась
        Кровлей высокой она, с нее видна была Троя,
        Ряд привычный судов данайских и лагерь ахейский.
        Башню вокруг обступив, мы железом крушим основанья
        Там, где высокий настил расшатался в швах ослабевших,
 465 Вниз толкаем ее, и внезапно с грохотом грозным
        Рушится все, и вражеский строй засыпают обломки.
        Но подступают еще и еще данайцы, и градом
        Камни и копья летят.

                 Возле самых сеней на пороге царском ярится
 470 Пирр, и ярко блестит доспех, сверкающий медью.
        Так выходит на свет, напитавшись травой ядовитой,
        Змейка: зимой холода под землей ее долго держали;
        Юностью ныне блестя и сбросив старую кожу,
        Скользкую спину она извивает и грудь поднимает
 475 К солнцу опять, и трепещет язык раздвоенный в пасти.
        Рядом стоит великан Перифант и возница Ахилла
        Автомедонт-щитоносец и с ним скиросское войско:
        Все, дворец обступив, на крышу факелы мечут.
        Пирр – в передних рядах: схватив топор двулезвийный,
 480 Рубит порог и дверь, обитую медью, срывает
        Прочь с косяка. Уж насквозь прорубил он дубовую доску;
        Словно раскрытая пасть, широко в ней зияет отверстье:
        Внутренность дома видна, череда чертогов открылась,
        Виден Приама покой и царей наших древних палаты,
 485 Люди с оружьем видны, что стоят за первою дверью.

                 Полнится дом между тем смятеньем и горестным стоном:
        В гулких чертогах дворца отдаются женские вопли,
        Крик долетает до звезд. Объятые трепетом, бродят
        Матери, жены везде по обширным покоям, и двери
 490 Держат в объятьях они, поцелуями их покрывая.
        Натиском Пирр подобен отцу: и запоры и стражи –
        Все бессильны пред ним. От ударов частых тарана
        Дверь подалась наконец, сорвалась с шипов и упала.
        Сила путь пролагает себе: вломились данайцы,
 495 Первых стражей свалив, разлились по дворцу, словно волны.
        С меньшей силой поток вспененный, прорвавши плотины,
        Натиском волн одолев на пути стоящие дамбы,
        Бешено мчит по лугам и по нивам стремит свои волны,
        Вместе со стойлами скот унося. Разъяренного Пирра
 500 Видел я сам и Атридов двоих на высоком пороге,
        Видел меж ста дочерей и невесток Гекубу, Приама,–
        Кровью багрил он алтарь, где огонь им самим освящен был.
        Брачных покоев полета – на потомков обильных надежда,
        Двери, щитами врагов и варварский гордые златом,–
 505 Рушится все. Что огонь пощадил,– досталось данайцам.

                 Спросишь, быть может, о том, какова была участь Приама?
        Видя, что занят врагом разрушенный город, что входы
        Взломаны царских палат, что дворец наполняют данайцы,
        Старец, отвыкший от битв, дрожащей рукой облачает
 510 Дряхлое тело в доспех, надевает меч бесполезный,
        Прямо в гущу врагов устремляется в поисках смерти.
        В самом сердце дворца, под открытым сводом небесным
        Был огромный алтарь, и старый лавр густолистый
        Рос, нависая над ним, осеняя ветвями пенатов.
 515 В тщетной надежде вокруг с Гекубой дочери сели,
        Жались друг к другу они, как голубки под бурею черной,
        Статуи вечных богов обнимая. Когда же Гекуба
        Мужа увидела вдруг в доспехах, приличных лишь юным,–
        Молвила: "Бедный Приам, о что за умысел страшный
 520 Это оружие взять тебя заставил? Куда ты?
        Нет, не в таком подкрепленье, увы, не в таких ратоборцах
        Время нуждается! Нет, если б даже был здесь мой Гектор...
        Так отойди же сюда! Защитит нас жертвенник этот,
        Или же вместе умрем!" И, промолвив, она привлекает
 525 Старца к себе и сажает его в укрытье священном.

                В этот миг, ускользнув от резни, учиняемой Пирром,
        Сын Приамов Попит появился. Средь вражеских копий,
        Раненый, вдоль колоннад он летит по пустынным палатам,
        Следом гонится Пирр, разъяренный пролитой кровью,–
 530 Кажется – вот он схватит его или пикой настигнет.
        Все же Полит убежал: истекающий кровью, упал он
        Наземь и дух испустил на глазах у Приама с Гекубой.
        Тут Приам, хоть над ним уже верная смерть нависала,
        Гнева не мог сдержать и воскликнул голосом слабым:
 535 "Пусть за злодейство тебе и за дерзость преступную боги,–
        Если еще справедливость небес карает преступных,–
        Всем, что ты заслужил, воздадут и заплатят достойной
        Платой за то, что меня ты заставил сыновнюю гибель
        Видеть и взоры отца запятнал лицезрением смерти.
 540 Нет, не таков был Ахилл (ты лжешь, что тебе он родитель):
        Прав молящего он устыдился и чести был верен,
        Отдал Приаму-врагу бездыханное Гектора тело
        Для погребенья и нас отпустил домой невредимо".
        Вымолвив так, без размаха копье бессильной рукою
 545 Старец в Пирра метнул, но застряла безвредная пика
        В выпуклой части щита, отраженная гулкою медью.
        Пирр отвечал: "Так ступай, и вестником будь, и поведай
        Это Пелиду-отцу. О моих печальных деяньях
        Все рассказать не забудь и о выродке Неоптолеме.
 550 Так умри же!" И вот, промолвив, влечет к алтарю он
        Старца, который скользит в крови убитого сына;
        Левой рукой Приама схватив за волосы, правой
        Меч он заносит и в бок вонзает по рукоятку.
        Так скончался Приам, и судил ему рок перед смертью
 555 Трои славной пожар и крушенье Пергама увидеть,
        После того как властителем он земель и народов
        Азии некогда был. Лежит на прибрежье троянском,
        Срублена с плеч, голова и лежит безымянное тело.

                Я обомлел, и впервые объял меня ужас жестокий:
 560 Милого образ отца мне представился в это мгновенье,
        Ибо я видел, как царь, ровесник ему, от удара
        Страшного дух испустил. Предо мной предстала Креуса,
        Дом разграбленный мой, малолетнего Юла погибель.
        Я оглянулся, смотрю, вокруг осталось ли войско?
 565 Все покинули бой: ослабевши, трусливо на землю
        Спрыгнули или огню истомленное предали тело.

                 Был я один, когда вдруг на пороге святилища Весты
        Вижу Тиндарову дочь, что в убежище тайном скрывалась
        Молча, в надежде спастись,– но при ярком свете пожара
 570 Видно было мне все, когда брел я, вокруг озираясь.
        Равно страшась, что ее за сожженный Пергам покарают
        Тевкры и что отомстят покинутый муж и данайцы,
        Спряталась у алтаря и, незримая, в храме сидела
        Та, что была рождена на погибель отчизне и Трое.
 575 Вспыхнуло пламя в душе, побуждает гнев перед смертью
        Ей за отчизну воздать, наказать за все преступленья:
        "Значит, вернется она невредимо в родные Микены,
        Спарту узрит и пройдет царицей в триумфе, рожденном
        Ею самой? Увидав сыновей и родителей снова,
 580 В дом свой войдет в окруженье толпы рабов илионских,
        После того как Приам от меча погиб, и пылает
        Троя, и кровью не раз орошался берег дарданский?
        Так не бывать же тому! Пусть славы мне не прибавит
        Женщине месть,– недостойна хвалы такая победа,–
 585 Но, по заслугам ее покарав, истребив эту скверну,
        Я стяжаю хвалу, и сладко будет наполнить
        Душу мщенья огнем и прах моих близких насытить".
        Мысли такие в уме, ослепленном гневом, кипели,
        Вдруг (очам никогда так ясно она не являлась)
 590 Мать благая, в ночи блистая чистым сияньем,
        Встала передо мной во всем величье богини,
        Точно такая, какой ее небожители видят.
        Руку мою удержала она и молвила слово:
        "Что за страшная боль подстрекает безудержный гнев твой?
 595 Что ты безумствуешь, сын? Иль до нас уж нет тебе дела?
        Что не посмотришь сперва, где отец, удрученный годами,
        Брошен тобой, и живы ль еще супруга Креуса,
        Мальчик Асканий? Ведь их окружили греков отряды!
        Если б моя не была им надежной защитой забота,
 600 Их унес бы огонь или вражеский меч уничтожил.
        Нет, не спартанки краса Тиндариды, тебе ненавистной,
        И не Парис, обвиненный во всем,– лишь богов беспощадность,
        Только она опрокинула мощь и величие Трои.
        Сын мой, взгляни: я рассею туман, что сейчас омрачает
 605 Взор твоих смертных очей и плотной влажной завесой
        Все застилает вокруг. Молю: материнских приказов
        Ты не страшись и советам моим безотказно последуй.
        Там, где повержены в прах громады башен, где глыбы
        Сброшены с глыб и дым клубится, смешанный с пылью,–
 610 Стены сметает Нептун, сотрясая устои трезубцем,
        Город весь он крушит и срывает его с оснований.
        Тут Юнона, заняв ворота Скейские первой,
        Яростным пылом полна и мечом опоясана, кличет
        Войско от кораблей.
 615 Видишь: там, в высоте, заняла твердыни Паллада,
        Села, эгидой блестя, головой Горгоны пугая.
        Сам Отец укрепляет дух данайцев, и силы
        Им придает, и богов возбуждает против дарданцев.
        Бегством спасайся, мой сын, покинь сраженья! С тобою
 620 Буду всегда и к отчим дверям приведу безопасно".
        Вымолвив, скрылась она в непроглядном сумраке ночи;
        Я же воочью узрел богов, Илиону враждебных,
        Грозные лики во тьме.
        Весь перед взором моим Илион горящий простерся.
 625 Вижу: падает в прах с высоты Нептунова Троя,
        Будто с вершины горы, беспощадным подрублен железом,
        Ясень старый, когда, чередуя все чаще удары
        Острых секир, земледельцы его повергнуть стремятся,
        Он же стоит до поры, и трепещущей кроной качает,
 630 И наконец, побежден глубокими ранами, с тяжким
        Стоном рушится вниз, от родного хребта отрываясь.

                 Вниз я бегу и, богиней ведом, средь врагов и пожаров
        Двигаюсь в путь: пропускают меня огонь и оружье.
        Но лишь только достиг я порогов гнезда родового,
 635 Старого дома отцов,– тот, к кому я всех больше стремился,
        В горы кого унести всех прежде желал я,– родитель
        Мне говорит, что не хочет он жить после гибели Трои,
        Чтобы изгнанье сносить: "У вас не тронула старость
        Крови, и силы крепки, и тела выносливы ваши,
 640 Вы и бегите!
        Если бы век мой продлить небожителям было угодно,
        Это жилище они б сохранили. Довольно однажды
        Город взятый узреть, пережить паденье отчизны!
        Здесь положите меня, здесь проститесь со мной и бегите!
 645 Смерть от своей руки я приму, иль враг пожалеет:
        Ради добычи убьет. Мне лишиться гробницы не страшно!
        Слишком уж я зажился, ненавистный богам, бесполезный,
        С той поры как родитель богов и людей повелитель
        Молнией дунул в меня и огнем коснулся небесным".
 650 Так упорствовал он и одно твердил непреклонно;
        Я взмолился в слезах, и со мной Креуса, Асканий,–
        Весь наш дом отца умолял, чтобы всех не губил он
        Вместе с собой и гнетущему нас не способствовал року.
        Все мольбы он отверг и стоял на том, что замыслил.
 655 Вновь я в битву стремлюсь и желаю смерти, несчастный;
        Был ли выход иной у меня, иное решенье?
        "Мог ты подумать и впрямь, что, покинув тебя, убегу я?
        Как с родительских уст сорвалось нечестивое слово?
        Если угодно богам до конца истребить этот город,
 660 Прежде могучий, и ты желаешь к погибели Трои
        Гибель прибавить свою и потомков своих, то для смерти
        Дверь открыта: ведь Пирр, Приамовой залитый кровью,
        Сына пред взором отца и отца в святилище губит.
        Мать всеблагая! Так вот для чего сквозь пламя, сквозь копья
 665 Ты меня провела: чтоб врагов в этом доме я видел,
        Чтоб на глазах у меня и отец, и сын, и Креуса
        Пали мертвыми здесь, обагряя кровью Друг друга!
        Мужи, несите мечи! Последний рассвет побежденных
        Ныне зовет! Отпустите меня к врагам и позвольте
 670 В новую битву вступить, чтоб не умерли мы без отмщенья!"

                 Вновь надеваю доспех, и снова щит прикрепляю
        К левой руке, и опять поспешаю из дому в битву,
        Но на пороге меня удержала жена, припадая
        С плачем к коленям моим и Юла к отцу протянувши:
 675 "Если на гибель идешь, то и нас веди за собою!
        Если ж, оружье подняв, на него возлагаешь надежды,–
        Раньше наш дом защити! На кого покидаешь ты Юла,
        Старца-отца и меня, которую звал ты супругой?"
        Так причитала она, чертог оглашая стенаньем.

 680          Тут изумленным очам явилось нежданное чудо:
        Юл стоял в этот миг пред лицом родителей скорбных;
        Вдруг привиделось нам, что венцом вкруг головки ребенка
        Ровный свет разлился, и огонь, касаясь безвредно
        Мальчика мягких волос, у висков разгорается ярко.
 685 Трепет объял нас и страх: спешим горящие кудри
        Мы погасить и водой заливаем священное пламя.
        Очи воздел родитель Анхиз к созвездьям, ликуя,
        Руки простер к небесам и слова промолвил такие:
        "Если к мольбам склоняешься ты, всемогущий Юпитер,
 690 Взгляд обрати к нам, коль мы благочестьем того заслужили,
        Знаменье дай нам, Отец, подтверди нам эти приметы!"
        Только лишь вымолвил он, как гром внезапно раздался
        Слева, и, с неба скользнув, над нами звезда пролетела,
        Сумрак огнем разорвав и в ночи излучая сиянье.
 695 Видели мы, как она, промелькнув над кровлею дома,
        Светлая, скрылась в лесу на склоне Иды высокой,
        В небе свой путь прочертив бороздою огненной длинной,
        Блеск разливая вокруг и запах серного дыма.
        Чудом таким убежден, родитель, взор устремляя
 700 Ввысь, обратился к богам и почтил святое светило:
        "Больше не медлю я, нет, но пойду, куда поведете,
        Боги отцов! Лишь спасите мой род, мне внука спасите!
        Знаменье вами дано, в вашей власти божественной Троя.
        Я уступаю, мой сын: тебе я спутником буду".
 705 Так промолвил Анхиз. Между тем доносился все громче
        Пламени рев из-за стен и пожары к нам зной приближали.
        "Милый отец, если так,– поскорей садись мне на плечи!
        Сам я тебя понесу, и не будет мне труд этот тяжек.
        Что б ни случилось в пути – одна нас встретит опасность
 710 Или спасенье одно. Идет пусть рядом со мною
        Маленький Юл и по нашим следам в отдаленье – Креуса.
        Вы же наказы мои со вниманьем слушайте, слуги:
        Есть за стеной городской пригорок с покинутым храмом
        Древним Цереры; растет близ него кипарис, что священным
 715 Слыл у отцов и лишь тем сохранен был долгие годы.
        С вами в убежище то мы с разных сторон соберемся.
        В руки, родитель, возьми святыни и отчих пенатов;
        Мне их касаться грешно: лишь недавно сраженье и сечу
        Я покинул, и мне текучей прежде струек?
 720 Должно омыться".
        Вымолвив так, я плечи себе и склоненную спину
        Сверху одеждой покрыл и желтой львиною шкурой,
        Поднял ношу мою; вцепился в правую руку
        Маленький Юл, за отцом поспешавший шагом неровным;
 725 Шла жена позади. Потемней выбираем дорогу;
        Я, кто недавно ни стрел, летевших в меня, не боялся,
        Ни бессчетных врагов, толпой мне путь преграждавших,–
        Ныне любых ветерков, любого шума пугаюсь:
        Страшно за ношу мою и за спутника страшно не меньше.
 730 Вот и ворота видны; я думал, путь мой окончен –
        Но показалось мне вдруг, что до слуха доносится частый
        Шорох шагов. И родитель, во тьму вперившийся взором,
        Крикнул: "Беги, мой сын, беги: они уже близко!
        Вижу: щиты их горят и медь мерцает во мраке".
 735 Тут-то враждебное мне божество (не знаю, какое)
        Разум похитило мой, помутив его страхом: покуда
        Я без дороги бежал, выбираясь из улиц знакомых,
        Злая судьба у меня отняла супругу Креусу:
        То ли замешкалась где, заблудилась ли, села ль, уставши,–
 740 Я не знаю досель,– но ее мы не видели больше.
        Я ж оглянулся назад, о потерянной вспомнил не раньше,
        Чем на священный холм к старинному храму Цереры
        Мы добрались. Пришли сюда все – одной не хватало;
        Мужа, и сына, и слуг ожиданья она обманула.
 745 О, кого из богов и людей в тот миг, обезумев,
        Я не винил? Что видал я страшней в поверженной Трое?
        Юного сына, отца Анхиза, троянских пенатов
        Я поручаю друзьям, укрыв их в изгибе долины,
        Сам же в город стремлюсь, облачившись доспехом блестящим.
 750 Твердо решаю опять превратности боя изведать,
        Трою пройти до конца с