Молвила так. А он. Юпитера воле послушен,
        Взор опустил и в душе подавить заботу старался.
        Кратко он ей отвечал: "Всё, что ты смогла перечислить,
        Все заслуги твои отрицать я не стану, царица.
 335 Помнить буду всегда Элиссу, пока не покинет
        Тела душа и пока о себе самом не забыл я.
        Кратко о деле скажу: ты не думай, что я вероломно,
        Тайно хотел убежать; и на брачный факел священный
        Не притязал никогда, и в союз с тобой не вступал я.
 340 Если бы мне разрешила судьба повелителем жизни
        Собственной быть и труды избирать по собственной воле,–
        Я бы их Трое родной, где покоятся близких останки,
        Прежде всего посвятил, и дворец Приама стоял бы,
        И для сограждан моих побежденных Пергам я воздвиг бы.
 345 Но лишь в Италию нас Аполлон посылает Гринийский,
        Только в Италию плыть велит Ликийский оракул:
        Там и любовь, и отечество там! Если вид Карфагена
        Радует взор твой и мил финикиянке город ливийский,–
        Как не позволить и нам в Авзонийском краю поселиться?
 350 За морем царство искать и тевкры право имеют!
        Каждый раз, когда ночь окутает сумраком влажным
        Землю и светочи звезд загорятся,– старца Анхиза
        Тень тревожная мне предстает в сновиденьях с укором.
        Юла обида меня гнетет: Гесперийского царства
 355 Я лишаю его и судьбой обещанных пашен.
        Ныне и вестник богов, самим Юпитером послан,
        С ветром проворным слетев,– тобой и мною клянусь я! –
        Мне повеленье принес. Средь бела дня я увидел
        Бога, и голос его своими слышал ушами.
 360 Так перестань же себя и меня причитаньями мучить.
        Я не по воле своей плыву в Италию".

                Молвил он так. А она на Энея молча глядела,
        Взглядом враждебным его с головы до ног измеряя,
        И наконец, не стерпев, ему ответила в гневе:
 365 "Нет, не богини ты сын, и род твой не от Дардана,
        Кручи Кавказа тебя, вероломный, на свет породили,
        В чащах Гирканских ты был тигрицей вскормлен свирепой!
        Что же, смолчать мне сейчас, ожидая большей обиды?
        Разве от слез моих он застонал? Или взоры потупил?
 370 Разве меня пожалел? Разве, тронут любовью, заплакал?
        Есть ли жестокость страшней? Ужель царица Юнона,
        Сын Сатурна ужель равнодушно смотрят на это?
        Верить нельзя никому! Безумная, с ним разделила
        Царство я, подобрав занесенного на берег бурей,
 375 Флот вернула ему и друзей, от смерти спасенных.
        Горе! С гневом нет сил совладать! Так, значит, Ликийский
        Гонит оракул тебя, и Феб, и. Юпитером послан,
        Вестник богов повеленья принес жестокие с неба?
        Право, забота о вас не дает и всевышним покоя!
 380 Что ж, я тебя не держу и согласна со всем, что сказал ты!
        Мчись, уплывай, убегай, ищи в Италии царства!
        Верю: найдешь ты конец средь диких скал, если только
        Благочестивых богов не свергнута власть,– и Дидоны
        Имя не раз назовешь. А я преследовать буду
 385 С факелом черным тебя; когда же тело с душою
        Хладная смерть разлучит,– с тобою тень моя будет,
        К манам моим молва долетит о каре Энея!"
        Тут прервала свою речь, обессилев внезапно, царица,
        Бросилась прочь, от света спеша укрыться, покинув
 390 В страхе Энея, хоть ей он о многом сказать собирался.
        Но подхватили ее поникшее тело служанки,
        В дальний чертог отнесли, уложили на мягкое ложе.

       Благочестивый Эней, подавляя в сердце желанье
        Боль успокоить ее и унять утешеньем тревогу,
 395 Горько стонал от любви, колебавшей слабую душу;
        Все же, веленьям богов повинуясь, флот озирал он.
        Тевкры спешат между тем корабли высокие сдвинуть
        С берега,– и на волнах закачались смоленые днища.
        Из лесу весла несут, от листвы не очистивши бревна:
 400 Плыть не терпится всем.
        К морю тевкры бегут, со всех стекаются улиц;
        Так же, когда муравьи собирают зерна усердно,
        Помня о скудной зиме, и в жилища сносят запасы,
        По полю черный строй идет и по узкой тропинке
 405 Тащит добычу меж трав: одни, толкая плечами,
        Крупное катят зерно, подгоняют ленивых другие
        Иль собирают ряды,– и кипит на дорожке работа.
        Что же вынесла ты, Дидона, все это видя?
        Как ты стонала, когда с высоты твердыни глядела
 410 На берег, где у тебя на глазах работа кипела,
        Где над водою гудел толпы неразборчивый гомон?
        Злая любовь, к чему только ты сердца не принудишь!
        Вновь приходится ей молить со слезами Энея,
        Гордость смиряя в душе во имя любви и желая
 415 Средства все испытать – чтобы смерть принять не напрасно.

                "Анна, ты видишь, бегут отовсюду на берег тевкры,
        Все собрались, и ветер к себе паруса призывают;
        Каждому судну корму украшают венком мореходы.
        Если бы только, сестра, ждала я горе такое,–
 420 Легче бы все я снесла; а теперь ты просьбу несчастной
        Выполни, Анна, одну: почитал всегда вероломный
        Только тебя, доверял лишь тебе он тайные мысли;
        Знаешь ты, как и когда к нему подступиться возможно,–
        Ты и пойди, и моли врага надменного, Анна:
 425 Вместе с данайцами я не давала клятвы в Авлиде
        Весь троянский народ истребить, и к Пергаму не слала
        Я кораблей, и Анхиза-отца не тревожила праха:
        Что ж непреклонный свой слух он к мольбам склонить не желает?
        Что он спешит? Пусть возлюбленной даст последний подарок:
 430 Пусть подождет попутных ветров и легкой дороги.
        Я не прошу, чтобы он был союзу нашему верен,
        Чтоб навсегда пренебрег в прекрасном Лации царством,–
        Жалкой отсрочки прощу, чтоб утихнуть успело безумье,
        Чтобы страдать научили меня, побежденную, судьбы.
 435 Сжалься, молю, над сестрой, окажи мне последнюю милость,
        Буду тебе за нее благодарна до смертного часа".

                Так умоляла она, и мольбы ее слезные Анна
        Вновь и вновь к Энею несла – но не тронули речи
        Скорбное сердце его, и просьбам слезным не внял он:
 440 Слух склонить не велит ему бог и судьба запрещает.
        Так нападают порой на столетний дуб узловатый
        Ветры с альпийских вершин: то оттуда мча, то отсюда,
        Спорят они, кто скорей повалить великана сумеет,
        Ствол скрипит, но, хоть лист облетает с колеблемых веток,
 445 Дуб на скале нерушимо стоит: настолько же в недра
        Корни уходят его, насколько возносится крона.
        Так же со всех сторон подступают с речами к герою,
        Тяжкие душу томят заботы и думы, но все же
        Дух непреклонен его, и напрасно катятся слезы.

450         В горе Дидона меж тем, устрашенная роком грядущим,
        Смерть звала, не в силах смотреть на купол небесный.
        Все побуждает ее исполнить замысел страшный,
        Свет покинуть скорей. На алтарь дары возлагая,
        Вдруг увидала она, как чернеет священная влага,
 455 Как в зловещую кровь возлияний вино обратилось
        (Даже сестре не сказала о том виденье Дидона).
        Был в чертогах ее посвященный супругу Сихею
        Храм, который она с особым чтила усердьем,
        Яркой его украшала листвой и белою шерстью;
 460 Ночью, когда вся земля объята тьмою, из храма
        Голос послышался ей и зов усопшего мужа.
        Часто на кровле дворца заводил похоронную песню
        Филин, и голос его протяжно плакал во мраке.
        Вспомнила также она и о прежних вещаньях пророков,
 465 Ей суливших беду, и все время в ее сновиденьях
        Гнался свирепый Эней за безумной царицей, она же,
        Брошена всеми, одна, брела по длинной дороге,
        Долго-долго ища тирийцев в поле пустынном.
        Так же видит Пенфей Эвменид ряды в исступленье,
 470 Солнца два в небесах и города два семивратных,
        Так же по сцене бежит Агамемнона сын, за которым
        Гонится с факелом мать и змей в руке поднимает;
        Мчится Орест – но сидят на пороге мстящие Диры.

                Сломленной болью душе не под силу бороться с безумьем:
 475 Твердо решилась на смерть и выбрала втайне царица
        Смерти способ и час, но, за мнимым спокойствием пряча
        Замысел свой от сестры, ей сказала с надеждой притворной:
        "Анна, я средство нашла,– порадуйся вместе со мною,–
        Как его мне вернуть иль от этой избавиться страсти.
 480 Там, где течет Океан и в него погружается солнце,
        Место есть на краю Эфиопской земли, где огромный
        Держит Атлант на могучих плечах небосвод многозвездный.
        Мне указали, что там живет массилиянка-жрица,
        Храм Гесперид охраняла она и кормила дракона,
 485 Также плоды стерегла на ветвях священных деревьев,
        Мед возливала и сок снотворный алого мака.
        Жрица сулит от любви заклинаньями душу избавить
        Иль, коль захочет, вселить заботы тяжкие в сердце;
        Рек теченье она остановит, и звезд обращенье
 490 Вспять повернет, и в ночи из Орка вызовет тени,
        Землю заставит стонать и вязы спускаться по склонам.
        Боги свидетели мне, твоей головою клянусь я,
        Что против воли, сестра, к волшбе прибегаю и чарам.
        Втайне сложи ты костер во дворе под небом открытым,
 495 Мужа оружье, что он повесил в нашем чертоге,
        Все одежды его и меня погубившее ложе
        Брачное ты на костер положи: уничтожить отрадно
        Все, что напомнит о нем, да и жрица так приказала".
        Вымолвив, смолкла она, и покрылись бледностью щеки.
 500 Анна понять не могла, что скрыть погребенье Дидоны
        Должен странный обряд, не ждала, что сестра, обезумев,
        Мучиться будет сильней, чем после смерти Сихея.
        Все исполняет она.

                Вот посредине дворца под открытым небом высокий
 505 Сложен костер из смолистых ветвей и поленьев дубовых,
        Весь плетеницами он и листвой погребальной украшен.
        Сверху на ложе кладет, о грядущем зная, царица
        Платье Энея, и меч, и образ, отлитый из воска,
        Вкруг стоят алтари. Распустивши волосы, жрица
 510 Сто призывает богов и трижды клич повторяет,
        Хаос зовет и Эреб с трехликой Дианой-Гекатой,
        Мнимой Аверна водой кропит обильно чертоги,
        Травы берет, что медным серпом при луне на полянах
        Срезала в полном цвету, ядовитым налитые соком,
 515 Также нарост, что со лба жеребенка тотчас по рожденье
        Сорван, чтоб мать упредить.
        Рядом царица стоит, муку священную держит,
        Ногу разувши одну, распустив на одежде завязки;
        К смерти готова, зовет в свидетели звезды, которым
 520 Ведомо все, и молит богов,– если бог справедливый
        Мстит вероломным в любви и печется о тех, кто обманут.

                Ночь опустилась, и сон успокоил тела утомленных
        Смертных по всей земле; уснули рощи, утихли
        Волны свирепых морей; полпути пролетели светила,
 525 Смолкли луга, и поля, и стада, и пестрые птицы,
        Что на просторе озер и в кустарниках частых гнездятся:
 527 Всех молчаливая ночь в глубокий сон погрузила.
 529 Только царица одна ни на миг не может забыться
 530 Сном; не приносит ночь ни очам, ни сердцу покоя;
        Снова любовь беспощадная в ней вздымается бурно,
        Множит заботы в душе и прибоем гнева бушует.
        Так Дидона твердит, одержима думой одною:
        "Что ж мне делать? Опять, женихам на посмешище прежним,
 535 Мужа искать и с мольбой идти к ливийским номадам,
        Чьи домогательства я не раз отвергала с презреньем?
        Или к нему на корабль бежать и любому приказу
        Тевкров покорствовать? Пусть по душе им была моя помощь,–
        Разве помнят о ней и хранят они благодарность?
 540 Сделаю так,– но кто на корабль надменный допустит
        Всем ненавистную? О, неужель до сих пор не узнала
        Лаомедонтовых ты потомков нрав вероломный?
        Что же дальше? Одна ль за ликующим флотом троянским
        Я помчусь иль, собрав в отряды верных тирийцев,
 545 Мною спасенных с трудом из Сидона, вслед за собою
        Их увлеку и вверить ветрам паруса прикажу им?
        Нет! По заслугам умри и мечом оборви эту муку!
        Ты, сестра, уступив слезам моим и безумствам,
        Первой беду на нас навлекла, врагу меня выдав.
 550 Мне не дано было жить, не ведая брачного ложа,
        Горькой не зная вины и заботы, как дикие звери,
        Верность блюсти, в которой клялась я праху Сихея!"
        Так причитала она, надрывая сердце слезами.

                Той порою Эней на корме вкушал корабельной
 555 Мирный сон, собираясь отплыть и все подготовив.
        Снова герою во сне явился божественный образ,
        Всем с Меркурием схож: лицо, румянец и голос
        Те же, и светлых кудрей волна, и цветущая юность.
        Снилось Энею, что бог обратился к нему с увещаньем:
 560 "Сын богини, как можешь ты спать, хоть беда уже близко,
        Как обступивших тебя опасностей можешь не видеть?
        Дует попутный Зефир,– и того ты, безумец, не слышишь?
        Ныне, решившись на смерть, нечестивые козни царица
        В сердце лелеет, и гнев оскорбленной бушует прибоем.
 565 Что ж ты бежать не спешишь, пока поспешить еще можно?
        Скоро увидишь ты сам, как от весел вспенится море,
        Факелы грозно блеснут, озарится пламенем берег,
        Если тебя на Ливийской земле Аврора застанет.
        Медлить не смей! Отплывай! Изменчива и ненадежна
 570 Женщина". Вымолвив так, в ночи растаял он черной.

                Тотчас поднялся Эней, устрашен виденьем нежданным,
        Сон отряхнул и спутников стал торопить, говоря им:
        "Встаньте, проснитесь, мужи, на скамьях места занимайте!
        Все паруса поднимайте скорей! С высокого неба
 575 Послан, бог нам велит обрубить витые канаты,
        Без промедленья бежать. Тебе повинуемся, боже!
        Кто бы ты ни был, твои повеленья исполним охотно,
        Лишь благосклонным пребудь и яви сочетанья созвездий,
        Благоприятные нам!" Промолвив, меч свой блестящий
 580 Выхватил он из ножон и канат перерезал причальный.
        Все в порыве одном бегут, за дело берутся,
        Берег вмиг опустел, корабли всё море покрыли.
        Пену вздымая, гребцы разрезают лазурь торопливо.
        Чуть лишь Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,
 585 Зарево первых лучей пролила на земные просторы,
        С башни высокой дворца в сиянье первом рассвета
        Ровный строй парусов уплывающих видит царица,
        Видит: пусты берега и гребцы покинули гавань.
        Трижды в прекрасную грудь и четырежды больно ударив,
 590 Кудри терзая свои золотые, стонет Дидона:
        "Внемли, Юпитер! Ужель надо мной посмеется пришелец?
        Прочь он бежит – а у нас и оружья нет, и вдогонку
        Город не бросится весь, не предаст корабли истребленью?
        Эй, несите огонь, паруса распускайте, гребите!..
 595 Где я? Что говорю? Помутило разум безумье...
        Только теперь ты скорбишь о его злодеяньях, Дидона?
        Надо б тогда, когда впасть отдавала! – Вот она, клятва,
        Вот она, верность того, кто родных спасает пенатов,
        Кто, говорят, на плечах отца престарелого вынес!
 600 Я ль не могла растерзать, по волнам разметать его тело,
        Спутников всех погубить, умертвить Аскания, чтобы
        Дать отцу на пиру отведать страшного яства?
        Был бы той битвы исход неясен... Пусть и неясен,–
        Мне ли, готовой на смерть, бояться? Лагерь троянский
 605 Я бы спалила дотла, и сожгла корабли, и убила
        Сына с отцом, весь род истребив – и Элиссу в придачу.
        Солнце, ты, что огнем земные труды озаряешь,
        Ты, Юнона,– тебе я всегда мою боль поверяла,–
        Ты, Геката, к кому на ночных перекрестках взывают,
 610 Диры мстящие, вы, и вы, божества моей смерти,
        Взгляд обратите на нас – заслужила я этого мукой,–
        Нашим внемлите мольбам. Если должен проклятый достигнуть
        Берега и корабли довести до гавани, если
        Воля судьбы такова и Юпитера цель неизменна,–
 615 Пусть войной на него пойдет отважное племя,
        Пусть изгнанником он, из объятий Аскания вырван,
        Бродит, о помощи всех моля, и жалкую гибель
        Видит друзей, и пусть, на мир согласившись позорный,
        Не насладится вовек ни властью, ни жизнью желанной:
 620 Пусть до срока падет, пусть лежит на песке не зарытый.
        С этой последней мольбой я в последний мой час обращаюсь.
        Вы же, тирийцы, и род, и потомков его ненавидеть
        Вечно должны: моему приношеньем праху да будет
        Ненависть. Пусть ни союз, ни любовь не связует народы!
 625 О, приди же, восстань из праха нашего, мститель,
        Чтобы огнем и мечом теснить поселенцев дарданских
        Ныне, впредь и всегда, едва появятся силы.
        Берег пусть будет, молю, враждебен берегу, море –
        Морю и меч – мечу: пусть и внуки мира не знают!"
 630 Так говорила она и металась мыслью нестойкой;
        Жизни постылые дни ей хотелось прервать поскорее.
        Барку Дидона к себе, Сихея кормилицу, кличет
        (Ибо свою схоронила еще на родине прежней):
        "Милая няня, найди сестру мою Анну, скажи ей,
 635 Чтобы тело себе омыла водою проточной,
        Чтобы овец привела и все, что жрица велела,
        Мне принесла; и сама на висках затяни ты повязки:
        Жертвы, что я начала готовить стигийскому богу,
        Нынче хочу завершить, навсегда с заботой покончить,
 640 Сжечь на жарком костре дарданца коварного образ".
        Так сказала она,– и старуха спешит что есть силы.

                Замысел страшный меж тем несчастную гонит Дидону:
        Мчится она, не помня себя, с блуждающим взором
        Кровью налитых очей; на щеках ее бледные пятна –
 645 Близкой гибели знак; в глубине дворца на высокий
        Всходит царица костер и клинок обнажает дарданский,–
        Не для того этот дар просила она у Энея!
        Но, увидав илионскую ткань и знакомое ложе,
        Слезы сдержала на миг, на костер опустилась Дидона,
 650 Молвив в последний раз: "Вы, одежды и ложе,– отрада
        Дней, когда бог и судьба мне отраду узнать разрешили!
        Душу примите мою и меня от муки избавьте!
        Прожита жизнь, и пройден весь путь, что судьбой мне отмерен,
        В царство подземное я нисхожу величавою тенью.
 655 Город могучий создав, я свои увидела стены,
        Брата могла покарать, отомстить за убитого мужа,–
        Счастлива, о, как счастлива я была б, если б только
        Наших вовек берегов дарданцев корма не касалась!"
        Тут устами она прижалась к ложу – и молвит:
 660 "Хоть неотмщенной умру – но умру желанною смертью.
        С моря пускай на огонь глядит дарданец жестокий,
        Пусть для него моя смерть зловещим знаменьем будет!"
        Только лишь молвила так – и вдруг увидали служанки,
        Как поникла она от удара смертельного, кровью
 665 Руки пятная и меч. Полетел по высоким покоям
        Вопль и, беснуясь. Молва понеслась по смятенному граду.
        Полнится тотчас дворец причитаньями, стоном и плачем
        Женщин, и вторит эфир пронзительным горестным криком.
        Кажется, весь Карфаген иль старинный Тир под ударом
 670 Вражеским рушится в прах и объемлет буйное пламя
        Кровли богов и кровли людей, пожаром бушуя.
        Слышит крик и бежит, задыхаясь, с трепещущим сердцем,
        В кровь расцарапав лицо, кулаками в грудь ударяя,
        Анна и кличет сестру, на смертном простертую ложе:
 675 "Вот в чем твой замысел был! Меня обмануть ты стремилась!
        Вот что этот костер, и огонь, и алтарь мне сулили!
        Плач мой с чего мне начать, покинутой? Ты не хотела
        Спутницей взять и меня... О, когда б меня позвала ты,–
        В то же мгновенье двоих один клинок погубил бы!
 680 Этот костер я сложила сама,