за
границей  душистые  сорта  мыла,  и  тогда  вы  одной...  стрелой  получаете
возможность  застрелить двух или даже трех полевых зайцев: во-первых, самому
варить  мыло  не  понадобится,  во-вторых,  за  границей  ни  куска  мыла не
останется, и  хотя они,  лаисса, без мыла влезут, куда захотят, и все ж таки
производственный  процесс вы  им  осложните.  И,  в-третьих,  -  мыло  скоро
понадобится  в России для многочисленных умываний... простите, омовений. Это
я еще  разъясню,  когда перейду к вопросу о  необходимых радениях.  Радейте,
товарищ величество, о благе отчизны,  о  мыле, и просто побольше радейте.  И
боритесь  с халдеями. Халдеи! Халдеи! Сколько они младенцев, принадлежащих к
национальной русской религии,  извели на приготовление праздничных  лепешек,
выпекаемых без помощи закваски. Лаисса! Ведь даже  халдей с большой бородой,
который  придумал  оканчивающуюся  теперь  эпоху,  лишил  всех своих дочерей
невинности!  Ведь  нет  же  ни  одной  халдейской  семьи,  где  отец  бы  не
дефлорировал  свою  дочь!  Ничего!  Грядет  общество  всеобщей  тоталитарной
демократии! Самое же главное, товарищ величество, следите за тайнами  языка.
Если это не  вполне получится... Я точно  знаю, что  получится  не вполне...
Нет,  я  лишен этого знания злодеями  из...  ойротского эгрегора,  лаисса...
Пусть будет вашим наставником  хотя бы  бог  Индра,  чье имя,  как ясно даже
мелкому лесному млекопитающему с иголками, означает ИНДивидуальное РАзвитие,
или хотя бы Шива, чье имя, как вам понятно, открывает  перед вами ШИрочайшие
ВАзможности, - но ни  в коем случае не Брама, моления которого повергнут вас
в  БРАтоубийственный МАразм, и  конечно уж  не  Вишну,  поклонение  которому
зациклит  вас  ВИдением  Шарообразного  НУтра!  И  еще,  товарищ величество!
Знайте, что государству  очень  плохо не  иметь своего штатного и уважаемого
предсказателя.  Не везло России,  доставались ей  в предсказатели по большей
части одни лишь халдеи,  даже самый первый из них, пусть имя его неизвестно,
фамилию носил совершенно халдейскую - Кудесник. Князь, конечно, изготовил из
такового предсказателя  мыло, хотя  тот и  говорил  чистую правду. Так  что,
товарищ величество, среди предсказателей в  крайнем  случае  следует терпеть
даже  халдеев,  но  только среди  них. Предсказатель  Брюс  ведь не  был  же
халдеем, и российское государство при нем  достигло небывалого расцвета. Ваш
прямой предок, Павел номер один, услышал,  что  некий предсказатель Абель...
простите,   Авель,   сообщает  о   дате  его  предстоящей   смерти,  заточил
ясновидящего  в  тюрьму  и  тем  самым  повысил  во  много  раз  сбываемость
пророчества!
     Павел  перестал понимать  что бы то  ни было, и в толк не  мог  взять -
какого черта он все-таки  слушает эту многоумную белиберду. Но человек, того
гляди, загнется, или  же перейдет  на вовсе никому неведомый  язык - черт  с
ним, пусть говорит.
     -   В  ближайшем  будущем,  товарищ  величество,  вам  следует  ожидать
следующих событий.  Предмет,  подобный увеличенному во много  раз  летающему
киту, взлетит весьма  высоко и спасет совершенно не нужную вам половину вас.
Таковой  предмет должен быть по возможности  обогрет  и обласкан, а половину
следует  от  себя беспощадно  отрезать  и экспортировать в  области  средней
Европы  с  прибавлением  в  качестве возвращенного приданого  кильки...  да,
кильки.
     Павел не выдержал.
     - Я не понимаю!
     Дворянин Шелковников посмотрел на него с печалью и укоризной.
     -  Увы,  почти все, что  говорит  полковник  ясновидения Абрикосов, как
правило, совершенно непонятно, зато потом бывает ясно, что все было понятно.
Надо слушать, ваше величество.
     Женщина, ничуть не обидясь, продолжала с полуслова:
     - С  килькой впридачу.  На... -  выражение совершенно непереводимо,  но
приблизительно   означает   органы   коитуса   у   северных    водоплавающих
млекопитающих - вам, товарищ величество,  эта  килька? Отдайте  ее, ничего в
ней нет хорошего.
     "Так уж  прямо и нет, - подумал Павел, - чем  не  закуска". Но  тут  же
понял,  что  ему  эта  закуска  и  впрямь  теперь  не  по  рангу  и  от  нее
действительно лучше отказаться.
     -  Затем,  товарищ  величество,  вам будет  необходимо  прислушаться  к
здравому  голосу  двоюродного  брата вашего  отца и  начать незамедлительное
востребование всех незаконно... умыкнутых территорий нашей могучей, единой и
неделимой родины. Помимо уже указнной  вам  территории  Аляски,  рассмотрите
возможность скорейшего предъявления территориальных  претензий на Финляндию,
далее Закавказье, Польшу, Маньчжурию,  Гавайи, Мальту, Папуа - Новую Гвинею;
впрочем,  советники  подготовят  вам  список в ближайшее  время. В  целях же
разрешения внутренних проблем рекомендую вам наискорейшим образом принять на
штатную службу  вашего  родственника,  который  через несколько часов начнет
ходить у вас  под окном, ибо сейчас он уже напал на ваш верный след и  очень
скоро захочет получить у  вас  аудиенцию, от которой  не  уклоняйтесь, иначе
лишитесь  возможности  в  несколько  более  удаленном  будущем  списать  все
переломы...  прошу  прощения,  перегибы, которые ваш родственник совершит на
том  посту, который  вы  предложите  ему занять. Войска под Москвой, лаисса,
могут концентрироваться, у  нас, лаисса... не северо-восточное государство в
Африке, где главу правительства так  уж просто застрелить на  параде.  Кроме
того,  рекомендую,  лаисса,  немедленно   начать  постановку   максимального
количества  монументов, увековечивающих память тех, чья память до сих пор не
увековечивалась,  это увлечет  народ  и косвенным образом решит все основные
проблемы  удержания  сильной  власти.  И  племянника  своего  не  ругайте  и
разрешите ему свадьбу по его доброй воле, он так сделан, лаисса, от природы.
Я  бы всех по именам назвал, но  что-то с памятью моей стало после всех этих
неудач в гагаузском эгрегоре...
     "Какой  племянник? С чего  бы не дать ему жениться? Даже если он у меня
есть?.." - Павел вспомнил, что  все правнуки сношаря  ему, Павлу, приходятся
троюродными  племянниками.  Однако  ж  сколько  родственников развелось, как
только в императоры взяли, ох. Седая женщина все еще продолжала переводить:
     -  И не бойтесь того, кто приснится вам  в  головном уборе с козырьком.
Побеседуйте с ним, он укажет путь.
     "Еще буду я со всякими, которые в кепочках, ручкаться!.."
     - И дайте пенсии непригодным к службе...
     Женщина умолкла. Доходяга на тахте пробормотал что-то, быстро смолк.
     - Сойду  я тогда  с седьмого неба, как  Данила сын  Филиппа, воссяду  и
судить  буду,  новое  небо  под землей  устрою, чтобы  почести себе собрать,
лаисса-лаисса. Главное - побольше радеть!
     Человек на тахте открыл глаза  и  окинул комнату почти погасшим взором.
Вдруг  взгляд  его  остановился  на чем-то  за левым  плечом  Павла,  зрачки
сузились,  глаза  расширились и  полезли  из  орбит.  На почти русском языке
человек завопил не своим голосом:
     - Поссай!.. Поссай Россию!.. -  потом что-то забормотал, похоже, уже на
никому  неведомом  языке,  потому  что женщина  переводить  не стала.  Потом
доходяга  выпрямился  и потерял сознание - а может, умер,  -  кто его знает.
Павел  обернулся. За плечом у него  виднелась  в  отдалении  только  толстая
старуха, бывшая Тонькина  соседка по коммунальной квартире, которую ему сюда
подселили  с  первого дня и про  которую Тоня говорила, что она для Павла на
утро  памятного дня  даже  специально  лимончик  припасла. Чего нашел в  ней
плохого этот дохлый? И вдруг рассердился.
     -  Унести! - твердо  сказал  он, бросил на  отключившегося ясновидетеля
безразличный взгляд,  других  даже  подобным не удостоил,  встал  и  твердой
походкой  двинулся  в свою  комнату.  Весьма растерянный Шелковников явно не
знал - что делать, но почти сразу же бросился вслед за Павлом.
     -  Государь,  - успел  сказать  он императору,  который  уже  взялся за
дверную ручку, - многие годы этот человек никогда нас...
     - Дайте пройти, ваше высокопревосходительство, - сказал Павел ядовито и
тут  же  понял,  что наградил Шелковникова генеральским  званием. Понял, что
ругаться  с этим толстым сейчас  нельзя,  понял, что тот  не понял,  что его
произвели в генералы, и пояснил, - дайте пройти, генерал. У меня... мигрень,
дорогуша.
     Оглушив Шелковникова  сразу тремя неожиданными титулами,  Павел скрылся
за дверью. Генерал же, наконец-то подлинный российский генерал -  аншеф, что
ли?  - побежал назад, к  издыхающему  полковнику.  Авось  тот  еще  что-либо
интересное скажет. Как, к примеру, масонские дела повернуть нужно в  разрезе
имперских интересов?..
     В  гостиной  Абрикосова  он  уже  не  застал.  По  требованию  умеющего
оставаться незаметным врача отходящий "полковник ясновидения" был немедленно
унесен вместе со своей угловой тахтой,  потому что умирать любил в  домашней
обстановке.  Ливерий  понимающе кивнул генералу -  теперь  и  в  самом  деле
генералу! - дворянину  Шелковникову, с трудом переступая негнущимися ногами,
удалился в свое гнусное министерство. Посреди гостиной же стоял почему-то не
белый,  как все последнее время, а довольно-таки  багровый Аракелян, и перед
ним - гордая, заложившая руки за спину Антонина.
     -  Товарищ  генерал,  она дала  мне  пощечину!  -  срывающимся  голосом
проговорил полковник.
     - А это за Беллу Яновну,  - твердо ответила Тонька, - она здесь в своем
доме,  и  нечего мне  выговоры делать, не обязана я ее под  замком  держать,
времена теперь другие! - Шелковников догадался, что Аракелян,  забывшись, по
старой памяти решил сделать Тоньке втык за неправильное чередование, и т.д.,
и т.д.,  - сейчас,  наверное, за допущение лица  еврейской  национальности к
лицезрению Абрикосова.  Ох,  и  послал Бог чуткого свояка!  Пусть  бы  кюфту
варил, это он умеет, а он все кашу да кашу...
     - Товарищ Аракелян, - веско сказал генерал, нажимая на слово "товарищ",
- жалоба на старшего по званию наказывается  по  уставу. Это вам известно? -
и, не глядя  на  полковника, чуть поклонился  Тоньке и проносорожил к своему
ЗИЛу. Из  всего  кортежа  под окнами осталась одна только  черная  "волга" -
аракеляновская. Опустела  и гостиная. Битый  полковник посмотрел вслед гордо
покидающей поле боя Тоньке и тоже печально вышел прочь.
     "Подумаешь, маршал, - с обидой подумал Аракелян про Антонину,  и тут же
поправил себя. -  Ох, как бы не так,  Игорек. Глядишь,  будет у нее звание и
повыше  маршала.  Черт  ее  дери,  да  ведь  она,   того  гляди,  попадет  в
императрицы! Какие  тут выговоры!  Идиот  ты, Игорек, был, им  и останешься,
влипаешь из одной истории в другую, скорей бы уж домой, скорей к плите!.."
     Домой  Аракелян  вернулся  поздно,  после  одиннадцати, потому что  еще
заезжал на службу и давал неуверенный разнос бывшим  подчиненным  Углова, он
был  уверен,  что они ни  фига не делают, за  это  и  устроил разнос, и, как
выяснилось,  не зря.  На грозный  вопрос -  "Вы чем  вчера занимались с  без
четверти восемнадцать до двадцать двадцать пять двадцать первого числа?" три
оставшихся  заместителя, наиболее  ничтожные,  стали  жаться  и ныть. Сам-то
Аракелян числился первым заместителем, а второй, злобный Заев, уже был выдан
семье в качестве пригорошни праха из старого московского крематория, так что
ныли   соответственно   третий,  четвертый  и  пятый  замы;  Аракеляну  было
совершенно не интересно, чем они тут занимались, а  хоть бы свальным грехом,
отчитались бы, чтоб домой  умотать поскорей, но эти падлы сознались, что как
раз в это время они  пулю на троих расписывали. Даже время совпало, Аракелян
заподозрил  себя  в  развивающейся телепатии, даже лоб очень  предчувственно
заныл,  но пришлось  ждать,  когда же  эти гады объяснительную настучат.  Не
везет так не везет, но  в четверть двенадцатого он все-таки переступил порог
своей попугайной квартиры.
     Наталья, видать,  уже легла, Ираида ушла, но отчего-то на кухне  торчал
дед. Только  этой  стоячей  бороды  и  недоставало  полковнику  для  полноты
сегодняшнего дня.  Он-то надеялся хоть  сегодня, после полученной  пощечины,
тестя не видеть, - а то вышла,  почитай, уже пощечина номер два.  На сушилке
для тарелок сидел лиловый Пушиша и  ощутимо ее оттягивал; несколько бокалов,
которые позабыла  на ней  Ираида,  грозили  рухнуть,  на  что  ара, конечно,
плевать  хотел,  он-то  летать  умеет.  Бокалы  были  хорошие,  из  подарков
генерала, Аракелян бросился их спасать. Жалко все-таки...
     - Слушай, Игорь, где  Ромео? - спросил дед, тяжело глядя на полковника.
Полковник не был дома двое суток, и откуда ему было знать,  где  старший сын
проводит полночные часы?  Но полковник  вспомнил  себя в восемнадцать и даже
пораньше, а уж исходя из этого прикинул, где может обретаться старший сын.
     -  Эдуард Феликсович, ну  загулял  мальчик,  ну увлекся...  - и осекся.
Взгляд деда стал свинцовым.
     - Ромки нет в доме четвертый  день! Ты, полковник  безопасности, можешь
обезопасить хотя бы собственного сына?
     Аракелян похолодел: что-то и впрямь долго.
     - А Тима что говорит?
     - Да будет тебе, сынок, известно, что в пять часов я погрузил Наталью и
трех младших в такси и отправил  на дачу. Именно  до  понедельника, чтобы за
это время ты из-под земли вынул Ромку живого  и здорового! Мне  что, звонить
Георгию?
     -  Эдуард Феликсович,  - сказал не на шутку запсиховавший полковник,  -
утром я подниму на ноги всех, кого возможно. Но я вас уверяю, что повода для
волнений пока еще нет. Ромео не ночует дома не впервые, он не пьет - чего вы
боитесь? Ну, увлекся девочкой...
     - Де-е-е-вочкой... - передразнил  его дед, - видел я  этих девочек. Ох,
не сидел ты, Игорек, не видел ты девочек... - дед встал, допил что-то со дна
стакана и вышел из кухни, мягко все-таки хлопнув дверью.
     Аракелян  взволновался, но, в общем, не особенно. Смутные намеки на то,
что старший  сын, кажется, не слишком интересуется противоположным полом, он
со стороны тестя уже слышал,  но не  верил  им  совершенно: в себе  он таких
склонностей  никогда не чувствовал, откуда же им  у сына появиться?  Куда уж
там  Ромео  делся - даже и не так важно, если  б в  действительно  серьезную
историю  влип,  то уже на всю Москву было бы  слыхать, спастись  Ромео может
все-таки только силой  отцовского  имени, безусловно...  или,  черт  возьми,
дядиного  - хотя такого до сих  пор не было,  за  парнем, к счастью, большой
смелости  не  числится.  Так, загулял  один  раз  в  Гаграх,  другой  раз  в
Зангезуре, присылал телеграммы,  когда деньги кончались... Но если  уж влип,
что, конечно, не исключено,  то как бы  не поставило это крест на папочкиной
карьере... Впрочем,  на  ней и  без того, кажется, пора крест  ставить. Одна
надежда  на  кухонную плиту. Плевать:  даже если Ромка  пришил  кого-нибудь,
Шелковникову  он  не абы кто,  он ему племянник по жене. А Георгий, кажется,
ухватил уже свою синюю птицу за хвост.
     Синяя птица сидела прямо перед  задумавшимся полковником. Сидела она на
сушилке и нагло точила клюв о трубу центрального отопления. Отчего-то Пушиша
не захотел последовать за своим воспитателем и предпочел общество Аракеляна.
Тому было, в общем, наплевать, он привык. Он пытался понять -  отчего судьба
к нему столь немилосердна. Хотя, конечно, она же его и вылавливает из дерьма
в последнюю минуту, когда он уж и вовсе бывает готов захлебнуться фекалиями.
Ну, не рехнулся же  он все-таки, как Углов, не отправился в урну, как  Заев,
не получил даже серьезного выговора за сегодняшнюю бестактность по отношению
к старшей, тьфу, по  званию. Даже, если  глянуть назад, он сумел  в общем-то
первоклассно  выполнить главную  инструкцию Абрикосова, сумел  ловить-ловить
шпиона-телепортанта  и  всю преступную группу,  и  при  этом  все-таки сумел
решительно никого не поймать!  Дал возможность развернуться... М-да, как она
развернется, да  как  влепит, показал  бы  он ей  месяца три  тому назад,  а
сейчас... М-да.  Теперь у нас, как говорит Георгий, значит, социалистическая
монархия будет. У  него там теоретики все  про  эти обстоятельства,  кажись,
обосновали уже. Идеологом сам, что  ли,  будет? Или этот маленький  Романов?
Ничего,  вариант не самый худой. Аракеляну импонировала жесткость Павла, его
равнодушие  и  отнюдь  не  наигранные  "железные  коленки",  которые  самому
полковнику всю жизнь давались на людях с таким трудом. Что там за странности
сегодня говорил Абрикосов? Предикторы в России, значит, были и раньше,  одну
фамилию как будто приходилось до этого слышать. Какой такой Кудесник? А-а...
     - Скажи  мне,  кудесник,  любимец  богов! - в  восторге от  собственной
памяти   громко   выпалил   Аракелян.   Тут   случилось   нечто   никак   не
предусмотренное: лиловый Пушиша встрепенулся, перепрыгнул с сушилки  на стол
и застыл перед полковником, топорща перья. Аракелян  отшатнулся, жуткий клюв
гиацинтового  ары  был  раскрыт  и  целился полковнику в лицо.  Вдруг Пушиша
зашипел,  как  магнитофонная   лента  без   записи,  потом  голосом  второго
аракеляновского сына, Тимона, произнес:
     -  Восемнадцатое  марта. Дядя  и отец беседуют  после  обеда,  -  потом
попугай еще пошипел, щелкнул и произнес голосом Георгия.  - Учти, Игорек, мы
с тобой связаны теперь одной веревочкой, ты теперь монархист и попробуй хоть
на самое короткое мгновение  надумать что-либо иное, как я тут  же возьму на
себя  воспитание твоих  сирот...  -  и  перебил  сам  себя его, Аракеляновым
голосом:  - Георгий Давыдовыч, отрежьте  мне обе  руки и язык сию же минуту,
если сомневаетесь... - и снова голосом Шелковникова: - То-то же. А что же ты
мой  шустовский?  - Пушиша помолчал,  потом  раздался  звон  рюмок,  бульк и
двухголосый выдох,  и снова собственное полковничье: - Ираида, кофе. - Потом
голос Тимона произнес: - Сговор налицо. Конец. - Раздался щелчок: на сей раз
просто Пушиша закрыл клюв.
     Полковник  сидел,  окаменев, и думал  отчего-то, что  не зря  Абрикосов
евреев терпеть не  может. Этот  вот синий с его горбатым носом очень как раз
похож на наглого цадика. "За что? - думал полковник. -  Ведь все у  мальчика
было, ни в  чем ему не отказывали. Значит, не зря парень вечно  сидел с этим
синим  до   лиловости  нахалом.  Значит,  он  решил,  что  попугай  не  хуже
магнитофона. Если нужно, значит, на родного отца и на дядю досье подобрать".
Первым движением полковника было  - быстро сесть в машину и рвануть на дачу,
а   там   выдрать   Тимона  так,  чтобы  на   всю   жизнь  забыл   играть  в
Павлики-Морозовы. Потом сдержался:  на даче, кроме жены и Тимона, были еще и
младшие,  Зарик  и  Горик.  Горацию  только  одиннадцатый  год,  нельзя  его
травмировать...  Окончательно  убитый полковник повторил проклятую фразу  из
Пушкина,  и попугай послушно воспроизвел  беседу от  двадцать пятого  марта,
которая оказалась  еще хуже  прежней, тут уж просто Игорь  и  Георгий делили
места  в  правительстве,  и,  что всего ужаснее,  он, Игорь, что-то  брякнул
неуважительное про Павла Романова, а он его тогда еще и не видал! Чудовищное
творение сына было обоюдоострым,  оно могло разить в любом случае: и  в том,
если монархии не будет, и в том, если она будет! В случае, если власть после
смерти косноязычного премьера захватит камарилья Заобского, - хотя Георгий и
обещал,  что тот от инфаркта очень  скоро  здоровье  потеряет,  -  а с  ним,
значит, всплывет  и ненавистный танковый маршал, тогда  ему, Игорю, каюк,  а
Тимон выйдет сухим из воды. Если  же - более чем  вероятно - монархия будет,
то и тут Тимочка  папу  ох как может прижать, мало ли чего наговорено в доме
за последние месяцы... Убить проклятую птицу...
     И вдруг в душе  полковника  настал покой. Даже гордость некая появилась
за сына. Вот  она, смена! Если будет  у нас теперь законная социалистическая
монархия, может быть, во всем теперь нужна будет как раз династийность? Как,
в  конце