Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Волков Александр. Царьградская пленница -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -
как ты на Черторый пришел, - откликнулась Ольга. - У меня тогда Зорьке седьмой годок шел. - Да, девять лет я у вас с той поры пробыл, и опять довелось в неволю идти! - со вздохом сказал Малыга. - Почему так получилось, деду? - спросил один из слушателей. - Говоришь, княжья рать погромила неверных, а ныне сызнова они верх берут. Али силы нашей не хватило утвердить за собой эту землю? Ведь она страсть хорошо должна хлеб родить... Старик ответил: - Силы нашей русской на все хватило бы, да князья не в ладу живут. Вот нашего хоть бы взять Ярослава: немало годов пришлось ему с братом Святополком биться, доколе не одолел он его и не укрепился на киевском столе. А битвы эти нам дорого стоят: русских воев кровь там льется, а ведь на этой крови земля наша держится... Каждый вечер предводитель шайки кривой Арслан расставлял вокруг стана сторожевые посты, которые менялись по три раза в ночь. - Зачем это, деду? - спросил как-то раз Ондрея молоденький Сысойка. - Какому быть ворогу в глухой степи? Здесь не токмо городов, а и сел-то нет. Одни каменные бабы торчат. - Своих опасается, - объяснил Ондрей Малыга. - Они добычу у нас взяли, а другое племя может ее перехватить. Слова деда Ондрея оказались пророческими. В одну из ночей чутко дремавших пленников разбудил гортанный визг кочевников. - Выследили Арсланку, - сказал Малыга. - Вишь, бьются. В темноте дрались всадники и пешие, слышался бешеный храп лошадей, доносились боевые крики и стоны раненых. Нападающие потерпели поражение и рассеялись по степи. Утром русские увидели на земле несколько трупов. Убитых раздели, но хоронить не стали. Караван двинулся в путь. Глава четвертая. НЕВОЛЬНИЧИЙ РЫНОК Остался позади страшный тысячеверстный [верста - старинная мера длины, немного больше километра] путь, остались в Диком Поле в добычу зверям и хищным птицам трупы погибших невольников. По верованиям славян, души непогребенных носились по ночам над пустынной степью, оплакивая свою печальную судьбу. И горе запоздалому путнику, встретившему эти мрачные призраки... Вдали, на высоком, правом берегу Северского Донца зачернели низкие, скученные строения: город Сугров [Сугров - сначала печенежский, а потом половецкий город на правом берегу Северского Донца (приток Дона)]. Пленники горестно опустили головы: исчезла последняя надежда >возвратиться на родину. В Сугрове заметили приближение каравана. Из хижин высыпал народ: растрепанные грязные женщины, увешанные монистами, голые чумазые ребятишки. - Наши вернулись! Наши полон ведут!.. - радостно кричали встречавшие. После величавого Киева с его пышными боярскими хоромами, златоглавыми каменными церквами и мощными укреплениями русским невольникам казалось странным, что беспорядочное нагромождение мазанок Сугрова тоже называлось городом. Однако для бесчисленных мелких орд, разбросанных на сотни верст вокруг по степям, Сугров служил важным торговым центром, куда кочевники наведывались по три-четыре раза в год. Сугров был известен и в дальних южных краях. Сюда приезжали купцы из Крыма, с Дуная и даже из самого Царьграда [Царьград, или Константинополь, - город, расположенный у Босфорского пролива, ведущего из Черного моря в Мраморное. В течение более тысячи лет был столицей Византийской империи]. Ондрей Малыга хорошо знал Сугров по первому плену. Он объяснял Ольге: - Земля эта допреж наша, русская, была, и наши люди ее населяли. А потом набежали поганые - тому уж два века будет, и многие русичи так и остались тут. - Как же они с неверными уживаются? - удивилась Ольга. - Ох, касатка, нашему брату, хлебопашцу, нигде не сладко. На родине, вестимо, лучше, однако и там гнем шею под боярским ярмом. А здесь оброк с наших берут печенежские каганы - сиречь, князья - и тем хлебом торгуют с чужими краями. Кочевники не нуждались в хлебе: главной пищей им служила конина, баранина, просо, кумыс. Пшеницу они сбывали греческим купцам, а в обмен получали вина, оружие, посуду, ткани. Владение Арслана, одного из князьков Сугрова, представляло собой скопление больших юрт, сплетенных из прутьев и обмазанных навозом с глиной, где копошилось многочисленное потомство вождя. Под ногами вертелось множество собак, а на юртах сидели вороны, поджидая, когда хозяйки выбросят объедки. Стоял шум, гвалт. Ольгу и других пленниц Арслана впихнули в сарай, ютившийся на задворках, и закрыли за ними плетеную дверь. - Ох, бабоньки, вот и всђ! - горько молвила сухощавая смуглая Томилица с длинными косами, туго уложенными на голове и скрытыми под платком. - Кончилась наша жизнь... Потянулись тоскливые дни плена. До большой летней ярмарки, куда съезжались купцы с богатого юга, оставался месяц. Русских пленников, приведенных в Сугров из-под Киева, из-под Чернигова, Любеча и из других русских городов и сел, насчитывались многие сотни. Они могли свободно бродить по городу и его окрестностям: хозяева знали, что рабам нет пути на Русь через бесконечные версты голодной, бездорожной степи. И люди уходили из душных юрт на Донец и там отдыхали от городского шума и гама, мыли и сушили обветшавшую одежду, чинили ее. У деда Ондрея Малыги никого не осталось в Черторые, и он смотрел на товарищей по неволе как на родных. Он сдружился с местными русскими стариками, достал у них рыболовную снасть и ловил упористых сазанов, колючих судаков, зубастых шересперов. Зажарив добычу, раздобыв в русской хате хлеба, Ондрей кормил своих землячек и особенно Ольгу, которую полюбил, как дочь. Женщины ели с охотой. Им наскучила однообразная пища кочевников: мясо, кумыс, просо, кумыс, мясо... А если кто стеснялся или капризничал, Малыга строго прикрикивал: - Ешьте, ешьте, держитесь в теле! Лучше за хорошую цену пойти да к доброму хозяину попасть, чем к какому-нибудь сквалыге, что за дешевкой гонится! Врочем, и сами рабовладельцы проявляли некоторую заботу о пленниках: им было выгодно продать своих рабов подороже. Поэтому они не заставляли их работать и сносно кормили. Наступил первый день ярмарки. Невольники сидели на обширном поле близ города в безнадежном отчаянии. Но их чувства не трогали ни рабовладельцев, ни привычных ко всему купцов, собравшихся из ближних и дальних стран, как коршуны на добычу. Они осматривали людей: щупали мускулы, заставляли приседать и прохаживаться, допытывались, нет ли у человека скрытой немочи. Они узнавали, к чему способен раб, знает ли какое-нибудь ремесло. Хорошую цену платили за конюхов и кожевников, еще дороже стоили кузнецы и оружейники, но самую высокую плату давали за опытных домоправителей, особенно знавших греческую речь. На такой товар был спрос в богатых византийских домах. В женщинах и девушках ценились молодость, красота, высокий рост, статность. Пожилые женщины шли за хорошую цену лишь в том случае, если умели хорошо стряпать. В противном случае они продавались за бесценок, и уделом их была черная работа до конца жизни. Пленниц Арслана купил византиец Херимон. Ему же дешево достался Ондрей Малыга. И женщины этому очень обрадовались: по крайней мере, хоть до Царьграда не расстанутся они со своим мудрым наставником. Купец Херимон не показался Ондрею жестоким и придирчивым человеком, и думалось, что он будет хорошо обращаться с пленниками хотя бы из-за собственной выгоды. Через несколько дней караван из тридцати рабов и двадцати лошадей, навьюченных зерном, двинулся на юг, к устью Дона, или Танаиса, как его называли греки. Там предстояла посадка на корабль. Воинов не было при караване, ему не грозила опасность. Купцы беспрепятственно приезжали в печенежскую степь с любым товаром и также свободно вывозили закупленное. Достаточно было раз-другой обидеть гостей - и весть об этом разнесется повсюду, торговля замрет, и больше всего потеряют от этого сами же печенеги. Вот почему печенежские каганы строго следили, чтобы мелкие бродячие шайки не нападали на купеческие караваны, идущие в Сугров и обратно. Невольники медленно брели по выжженной солнцем степи, низко опустив голову. Их обгоняли катившиеся по ветру сухие, жесткие шары перекати-поля. Глава пятая. СКОРБНЫЙ ПУТЬ Невольничий караван Херимона шел к Сурожскому мору [Сурожское море - древнее название Азовского моря] по безводным местам. Высохшие от летнего зноя степи были пустынны. На ночлег останавливались около колодцев, вырытых в старые времена. Утром, уходя в дорогу, слуги Херимона набирали воды в бурдюки и навьючивали на лошадей, сопровождавших караван. Здесь ослабевших не убивали, как это делали кочевники. Их поили водой, усаживали на коней, заботливо укрывали от солнца. Во всем чувствовался трезвый расчет, хозяйская бережливость. Люди понимали, что они превратились в товар, цена которого зависит от его сохранности. Ни волки, ни коршуны не сопровождали купеческие караваны: они чуяли, что тут им не будет поживы. Днем, в самую жару, устраивался продолжительный привал. Для невольников раскидывались навесы, где они могли отдохнуть от утомительного пути. Четыреста верст от Сугрова до Танаиса прошли за три недели: купец не торопился - он знал, что длинные переходы истощают людей. В устье Дона стояли купеческие корабли, поджидавшие торговцев людьми. По большей части это были двухмачтовые нефы - высокобортные парусные суда, перевозившие за один раз сотни людей. В них все было предусмотрено для размещения невольников: в трюме возвышались один над другим три ряда нар, где люди лежали, тесно прижавшись друг к другу, и каждый был прикован за ногу цепью. Когда "Синопа" вместила в свои обширные недра несколько невольничьих караванов, матросы подняли якоря. Паруса надулись, и неф тронулся в путь, рассекая волны. - Деду, а зачем нас заковали? - спросила Ольга Малыгу, когда невольников водворили в трюм. - Разве можно отсюда уйти? - Э, голубка, бывали случаи, - отвечал старик. - Слыхал я: восставали наши, хозяев топили в море и держали путь на восход солнца. А там, на востоке, лежит наша русская земля Тмутаракань, вотчина Мстислава Володимировича, брата нашего князя. - А почему бы Мстиславу не послать в море лодьи с кметами, чтобы отбили нас - бедных невольников? - Не хочет князь ссориться с сильными соседями из-за простого люда. Ежели он задираться станет, они тем же ответят. Вот и плывут невольничьи корабли мимо русской Тмутаракани... Женщины плакали. Родина была такой недоступной, далекой! Попутный ветер раздувал косые паруса нефа, и он бежал по морю, колыхаясь на волнах. Невольников, заключенных в душном трюме, начала одолевать морская болезнь. - Эй, Гервасий, давай сюда! - то и дело раздавался зычный крик. - Вот эту, черную, надо расковать, совсем как неживая лежит. Тащи ее на палубу - небось отойдет. А ты, Пармен, бери эту, длинную!.. Эх, какой слабый народ пошел! А помню, в старину... - Ну, пустился наш Памфалон в воспоминания, - посмеивались матросы над говорливым стариком. Неделю продолжалось плавание от Керченского пролива до Босфора. И каждый день умирали четыре-пять человек, за которыми не успевала доглядеть стража. Херимон и другие рабовладельцы проклинали судьбу и жаловались на убытки. Но вот "Синопа" оставила позади Русское море [так в старину называлось Черное море] и вошла в длинный, узкий Босфор. Еще задолго до прибытия в Царьград надсмотрщики начали расковывать рабов и партиями выводить на воздух. Ольга, Ондрей, Томилица и другие невольники Херимона лежали на палубе и смотрели на зеленые берега Босфора, мимо которых скользил корабль. Богатая, но чужая земля была перед пленниками. Они равнодушно глядели на беломраморные дворцы с колоннами, возносившимися точно из зеркальных вод, на стройные храмы, на монастыри, укрывшиеся за стенами, на низкорослые южные сосны. - Недолго осталось нам быть вместе, родимые, - грустно сказал Ондрей. - Вот разберут всех по рукам, и не увидимся друг с дружкой... Корабль причалил к одной из царьградских пристаней. Русские рабы были так утомлены трудной дорогой, что не обращали внимания на чудеса великого города, в который их забросила судьба. Невидящими глазами взглянули они на купол святой Софии, вздымавшийся над всеми городскими зданиями; молча прошли по шумным, многолюдным улицам и очутились в доме Херимона, расположенном вблизи форума [форум - в Древнем Риме и Царьграде площадь, рынок, вообще место, где собиралось много народу] Константина. Херимон три недели откармливал рабов, прежде чем вывести на рынок: он хотел выставить товар в лучшем виде. Невольники ничего не делали. Они получали жирную, сытную пищу, могли лежать по целым дням. И купец добился своей цели. Рабы поправились, на щеках заиграл румянец, исчезли синяки под глазами. А что в глазах залегла неисходная скорбь, что с уст навсегда исчезла улыбка - кому было до этого дело! Невольник - рабочая скотина, от него ждут не веселых песен, а тяжкого труда. И если он здоров и силен, ничего больше и не требуется. Невольников продавали на Египетском рынке, невдалеке от моста через Золотой Рог [узкий залив, вдавшийся в сушу и изогнутый наподобие козьего рога; он делит городскую территорию на две части]. Там были крытые галереи с возвышениями, на которые выводили рабов. Каждый покупатель мог подняться по ступенькам, осмотреть раба, пощупать мускулы, поглядеть зубы. Ольгу купил аргиропрат [аргиропрат (греч.) - ювелир] Андрокл. Он заплатил за нее восем номисм [номисма (греч.) - в то время около пяти рублей золотом. Двум греческим номисмам соответствовала русская денежная единица - гривна серебра] - высокая цена за рабыню в Царьграде. Но Андроклу понравился сильный, стройный стан женщины, ее густые русые косы, собранные короной на голове. А ювелиру, ценителю женской красоты, нужна была для сына Стратона видная собою нянька. Довольный выгодной продажей, Херимон уступил ювелиру за бесценок Ондрея Малыгу. Грек купил старика лишь после того, как тот поднял тяжелую гирю, лежавшую на помосте. - О, сила у тебя еще есть! - улыбнулся довольный Андрокл. Сам он был не очень-то силен: коротенький и толстый, кривоногий, с большим крючковатым носом и круглыми немигающими глазами, Андрокл смахивал на сову. Впервые за несколько месяцев Ольга и Ондрей подумали, что бог еще не совсем отвернулся от них. Вдвоем им легче будет переносить тяготы плена... Андрокл отправился на ипподром, где начинались конские бега, а его новые рабы простились с товарищами по неволе, которых еще не продали. - Прощайте, подруженьки, прощайте, милые!.. - Ольга со слезами обнимала и целовала Дарью, Томилицу, Анюту, расставаясь с ними. - Дай вам боже силы перенести рабскую долю! - Прощай, Ольгуша, не забывай нас!.. Прощай, дедушка Ондрей! Богу за нас молитесь!.. Прощание прервал домоправитель ювелира Епифан. Он повел рабов в дом хозяина, расположенный на Псамафийской улице, в регионе [регион (греч.) - район] того же названия. Дорогой Епифан на плохом русском языке расхваливал богатство и щедрость Андрокла. Глава шестая. НА НОВОМ МЕСТЕ Ондрей и Ольга шли по многолюдным улицам Царьграда. В этот знойный августовский день горожане не сидели дома в душных комнатах. Они гуляли под портиками [портик - крытая галерея с колоннадой, примыкающая к зданию] или в тенистых аллеях. Там можно было выпить бокал вина, обменяться новостями с друзьями, поглазеть на прохожих. Царьград в те времена являлся главным мировым торговым центром, и на его улицах встречались выходцы со всех уголков земли. Вот проходит черный, как сажа, нубиец в ослепительно белом бурнусе [бурнус - род плаща у восточных народов], с саблей за поясом. Следом за ним шагает громадного роста германец с длинной рыжей бородой, в кожаной одежде, в высоких сапогах. Он безоружен, но его мощный волосатый кулак способен раздробить любую голову. В пестрой уличной толпе смешались арабы, мадьяры, персы, евреи. - Настоящее столпотворение! - удивлялся Ондрей Малыга. Улицы и форумы кишели нищими, увеличивая суматоху. Они назойливо просили подаяния, показывая прохожим свои болячки. И если получали отказ, не скупились на оскорбления. На улицах не меньше, чем нищих, было попов и монахов, длинные черные рясы которых мелькали повсюду. Заунывно кричали водоносы с кувшинами на плечах, предлагавшие жаждущим свой товар. Пешеходов обгоняли разукрашенные кареты, сквозь стеклянные окна которых виднелись надменные лица аристократок, спешивших с очередными визитами. Часто проезжали всадники. Царьград раскинулся широко, и деловые люди, чтобы не тратить попусту времени, разъезжали по городу верхом. Лошадь в любом месте можно было поручить оборванцу, получавшему за это не более обола [обол - мелкая монета в Греции]. Под портиками помещались столы менял-трапезитов, они за небольшую плату разменивали золото любой страны на византийскую монету. Около трапезитов толпился народ, позвякивая деньгами. То и дело встречались эргастерии [эргастерий (греч.) - лавка, она же мастерская ремесленника] портных, сапожников, ювелиров. Нарядные платья, обувь и особенно драгоценности, выставленные в витринах, привлекали взоры зевак, которым некуда было девать время. Улицы далеко не блистали чистотой. По бокам мостовой проходили канавки, и в них плескалась зловонная жидкость, валялись отбросы. Нечистоты убирались только по ночам. И это в городе, который его обитатели называли "богохранимой царицей городов", "великим славным городом", "вторым Римом" [подлинные выражения из византийских книг того времени]... В те времена Царьград действительно был средоточием всех богатств земли. Там роскошь и нищета пребывали рядом. По бокам узких, кривых улиц стояли многоэтажные каменные дома с каморками для бедняков, а неподалеку возвышались храмы [французский историк Дюканж (XVII век) насчитывал в Константинополе 268 церквей и 121 монастырь] и дворцы изумительной архитектуры. Царьград ошеломлял человеческое воображение. Пришельцы из далеких стран, вернувшись домой, рассказывали об этом городе волшебные сказки. Домоправитель Епифан провел новых рабов почти через весь город. Египетский рынок был расположен близ Золотого Рога, а Псамафийская меса [месами в Царьграде назывались главные улицы] находилась около Пропонтиды [Пропонтида (греч.) - Мраморное море]. Прошли три поприща [около пяти километров]. Ондрей и Ольга под конец даже устали. Большую часть дороги они шли вдоль древней стены Константина, разделявшей город на две неравные части - старую и новую. Вот и Псамафийская меса, вот жилье, где Ольге и Ондрею предстояло провести долгие годы рабства и, быть может, окончить жизнь, не увидев родины. Каким-то оно окажется, ненавистное рабство? Домоправитель не преувеличил, рассказывая о богатстве своего хозяина. Царьградские аргиропраты стояли выше других ремесленников и примыкали к торговой знати. Когда император возвращался с войны, они встречали его наравне с чиновниками эпарха [эпарх (греч.) - градоправитель Царьграда, одно из высших должностных лиц империи] и начальниками государственных мастерских. Аргиропраты имели свои печати и прикладывали их к распискам и прочим документам. Дом Андрокла находился в глубине двора, подальше от уличного шума. Он был обширен, украшен статуями и колоннами. Видное место среди жилых помещений занимал гинекей [гинекей (греч.) - женские покои дома], отличавшийся роскошной отделкой комнат. Повсюду бархатные и шелковые ткани, драгоценные безделушки на полках, подставках и в шкафах, изящная мебель, на мозаичных полах ковры. Ондрей и Ольга прошли через калитку, охраняемую седым привратником-негром, и вступили в атриум [атриум (греч.) - внутренний двор в богатом греческом доме]. На зов Епифана из гинекея вышла его жена Евпраксия - полная пожилая женщина с добродушным лицом. Она вела прелестного кудрявого мальчика лет трех. "Так вот кто должен заменить мне Зорю и Светлану..." - тоскливо подумала Ольга. Матрона [матрона - почтенная пожилая женщина] приветливо заговорила с Ольгой по-гречески. Домоправитель п

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору