Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Волков Александр. Царьградская пленница -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -
ний Тохта, главный в этой шайке, распорядился взять меня: дрова рубить, за коньми ухаживать. Вот и взяли на свою беду! - рассмеялся Угар. - Как пришли мы к Днепру, я все высматривал случай. Речь-то их я за время плена научился понимать. И вот слышу, сговариваются: "Большой-де караван идет, хорошо бы его разграбить..." Они за вами три дня по берегу шли, да все места им неподходящими казались. А перед Ненасытцем изготовились к бою, это я узнал точно. Меня они на ночь веревкой связывали, да токмо я веревку перегрыз, сторожа придушил, нож его взял и к реке уполз. А там срезал толстую камышину - и в воду. Мыслил я так: "День просижу, два просижу, в воде захлебнусь, а нехристям в руки не дамся". Долго мне пришлось на дне просидеть с камнем в руках, чтобы вверх не подняло. Продрог до костей, а все таюсь. И уж только как услышал я бранный шум и гул и крики людские - высунул голову. Смотрю - наши!.. Зоря в восторге обнял Угара. - Ух, и молодчина ты, дядя! Как я рад, что ты поедешь с нами в Царьград выручать родимую! - И я рад, племяш, так рад, что ни в сказке сказать, ни пером описать! Самое-то главное, успокоили вы меня насчет моих... Глава шестая. ОТ ДНЕПРА ДО ИСТРА После однодневной стоянки на Хортице караван Онфима двинулся дальше. В этих местах Днепр протекал по широкой долине, и берега его на сотни сажен в ширину поросли кустарниками и камышами, через которые не мог пробиться ни зверь, ни человек. Сама природа защищала плывущих по реке. От Хортицы до днепровского устья считалось около трехсот верст. Этот путь прошли за четыре дня без особых усилий. Впереди их ожидали Лиман и Русское море. Здесь, на острове Березань, купеческие караваны устраивали стоянку, самую длинную на пути. Им предстояло плавание по морю, а море не шутит с беспечными и неосмотрительными. На Березани вновь осмотрели учаны, потрепанные на порогах, заделали пробоины, установили морскую снасть - мачты, паруса. Чтобы готовить горячую пищу, плотники сколотили помосты для костров, а на них наложили толстый слой дерна, запасли дров. Воины отдыхали после трудного похода: купались, пели песни, от безделья бились на кулачках, а зрители ставили заклады - кто победит. На двенадцатый день после отправления из Киева караван Онфима вышел в море. Редко какая из купеческих ватаг решалась плыть от устья Днепра к Царьграду напрямик - через Русское море. Летом погода обычно стояла хорошая, и все же страшно казалось пускаться через великую пустыню моря, где за много дней пути не видно будет ни клочка земли. А если вдали покажется парус, то еще неизвестно, стоит ли этому радоваться, или держаться подальше, потому что встречные мореходы могут оказаться разбойниками. Почти все караваны двигались вдоль берега, держа направление на юго-запад и оставляя сушу справа. А слева синела бесконечная морская гладь, тянувшаяся до кавказских берегов. Первый день пути оказался для плавателей благоприятным. Дул попутный северный ветерок, и учаны быстро бежали под парусами, оставляя за собой пенистый след. Теперь лодьям необязательно было следовать друг за другом цепочкой. Они лишь следили, чтобы не отбиться от других и не затеряться в морском просторе. Во время путешествия случались дни, когда люди могли оторваться от тяжелой работы. Интересно было в часы отдыха послушать былинников. Они сказывали былины про богатырские подвиги Ильи Муромца и Добрыни Никитича. На "Единороге" былинником оказался сам кормчий, старый Хрисанф. Передав руль одному из гребцов, он сказывал певучим голосом старинную былину "Илья и Идолище поганое". От захожего человека Илья узнал, что в граде Ерусалиме беда: не стало там четья-петья [четье-петье - чтение и пение] церковного, не слышно звона колокольного. Горюют там царь Константин Боголюбович и царица Елена Александровна. Расселилось у них в палатах Идолище поганое, в длину оно пять сажен, голова у него как пивной котел, глаза как блюда громадные. Илья оделся каликой [калика перехожий - странник, богомолец] перехожим и пустился в путь. Из того ли было города из Мурома, Из того ли из села Карачарова, Выходил удалый добрый молодец, Илья Муромец, крестьянский сын. Приходит Илья в город Ерусалим, К царю Константину Боголюбовичу, К его палатам белокаменным. Вскричал Илья зычным голосом. "Уж ты гой еси, царь Константин Боголюбович, Уж ты гой еси, царица Елена Александровна, Подайте милостыню спасенную Ради Христа, царя небесного!.." От того ли от каличьего голоса Небо с землею потрясалися, Белокаменные палаты пошаталися, Во палатах столы всколебалися, На столах питья-кушанья расплескалися, За столом князья-бояре попадали... Поганое Идолище приужахнулося. Возговорит Идолище поганое: "Уж ты гой еси, царь Константин Боголюбович, Эки у вас на Руси калики голосистые!.." Притихшие гребцы и воины слушали старого сказителя с глубоким вниманием, где удивляясь, а где и посмеиваясь. По царскому приглашению Илья вошел в белокаменную палату, крест положил по-писаному, поклон отдал по-ученому и всех приветствовал, кроме Идолища поганого. Это Идолищу не понравилось. Брал Идолище булатный нож, Кидал в калику перехожего. Расходилось у Илейка сердце богатырское, Распрямились плечи могучие. Ухватил он шляпу земли греческой, Земли греческой - сорок пять пудов, Метал шляпой в Идолища поганого, Попадал ему в буйну голову, - Отлетела голова ровно пуговица, Вышибла в горнице дверь дубовую... Неудержимое веселье охватило слушателей. Они смеялись над поверженным иноземным страшилищем, восхищались силой русского богатыря. И другие былины держал в своей необъятной памяти старый Хрисанф. Он пел про то, как Илья Муромец полонил Соловья Разбойника и привез в стольный Киев-град к князю Владимиру; про то, как Илья получил силу великую от богатыря Святогора, который был так велик и могуч, что его земля не держала... Дело клонилось к вечеру, когда усталые былинники умолкли и народ уже собирался укладываться на покой. На море показались черные пятна. Они быстро приближались к флотилии. - Морские свиньи! - воскликнул Хрисанф. Бывалый кормчий не ошибся: действительно, это были дельфины. Своим вытянутым рылом они напоминали длинномордых худых свиней, каких разводили люди в те времена. Дельфины окружили караван и затеяли веселую игру. Они кувыркались на волнах, кружились вокруг лодей с непринужденной легкостью. - Мне б так плавать, - завистливо вздохнул Митяй. Тереха поднял лук и хотел выпустить стрелу в одного из зверей, но Хрисанф сурово зыкнул на него: - Не замай! Морского бога прогневишь, это его стадо. Парень испуганно опустил оружие. Вскоре дельфины исчезли, но море не стало пустынным. Над лодьями проносились буревестники, широко раскинув могучие крылья. Прекрасные летуны, они привычны были жить на воде и, после того как выводили птенцов, питались и спали на море. Огромные стаи чаек шныряли над волнами, ловили мелких рыбешек и ссорились из-за добычи. - Богатый край! - со вздохом сказал Ефрем. - Кабы не печенеги, здесь бы жить... Но Хрисанф возразил: - Русских людей со всех сторон вороги обселили. Скажешь, у нас, на севере, в Новеграде, лучше? А забыл, как жадные норманны и свеи [свеи - шведы] на нашу землю зарятся? - Да, ты прав, старче, - согласился купец. - Чтоб свою волю и землю сохранить, надо народу оружному быть и крепко друг за друга стоять. Плавание продолжалось и ночью. Взволнованные необычной обстановкой, трое друзей лежали на дне лодьи на волчьих шкурах и никак не могли заснуть. Они смотрели на Полярную звезду, которая стояла за кормой и служила путеводителем для мореходов. - Как Матка [- Полярная звезда] высоко у нас в Новеграде стоит, - задумчиво сказал Тереха, - а здесь она низко опустилась. Того и гляди, на воду сядет. Отчего бы так? - Не знаю, - ответил Зоря. - Может, мы больно далеко от нее отъехали? - Сие - божья тайна, - молвил Хрисанф. - А людям то неведомо. - Ему легко было держать руль при постоянном ветре, и он охотно вступил в разговор. - Из всех звезд одна Матка знает свое место на небе, а все остальные вокруг нее, как овцы вкруг пастуха, ходят. Неждан спросил Хрисанфа: - Скажи, дедушка, долго ли мы до этого Царьграда плыть еще будем? - А это как бог пошлет. Коли будут попутные ветры, дней за пятнадцать - двадцать доберемся, а хватят непогоды, и за месяц не управишься. - Ну ладно, дедушка, вот приплывем мы в Царьград. Там уж и край света? Кормчий добродушно рассмеялся. - Эх, сынок, где край света, сие никому не ведомо, а только от Царьграда до него далеко. Из Византии путь через проливы ведет в Средиземное море. - Почему его так прозвали? - сонным голосом спросил Митяй. - А потому, что со всех сторон вокруг него земля лежит. На севере - греки, фрязины [фрязины - итальянцы], гишпанские мавры [мавры - арабы], а на полдень - знойная Ливия [Ливией в старину называли Африку]. - А в иных странах везде человеки живут такие, как мы? - не унимался любопытный Неждан. - Господня сила велика, и несть числа сотворенным им созданиям, - объяснил Хрисанф. - За дальними морями дивьи люди живут. Обличьем они на нас совсем непохожи. Одни росту громадного, и единый глаз во лбу торчит, о сем у Омира [Омир - Гомер, по преданию, автор поэм "Илиада" и "Одиссея"] сказано. А у других такие уши повырастали, что они, спать ложась, одно под себя подкладывают, а другим закрываются заместо одеяла. Неждан рассмеялся, уж очень забавной показалась ему картина, которую он себе представил. - А то еще есть песьеглавцы и люди с птичьими головами, и шестирукие великаны силы невиданной... - продолжал разошедшийся старик. Утомившийся Митяй уже спал, а Зоря, Неждан и Тереха долго еще слушали басни старика о дивьих людях, живущих в далеких, неведомых странах. Им навсегда запомнилась эта волшебная ночь, когда над их головами чуть слышно шуршал парус, за кормой журчало море и где-то на краю неба висел бледный серп месяца... На третий день плавания при хорошей погоде мореходы достигли Белобережья, как назывался Днестровский лиман. Здесь была единственная удобная стоянка для судов, совершающих морской путь "из варяг в греки". В Днестровском лимане лодьи запасались пресной водой и дровами на дальнейший путь. От Белобережья путь лежал к устью Дуная. Река Дунай еще называлась Данубием, Истром. Причаливать к берегу в этих местах было рискованно, так как здесь хозяйничали печенеги. Поэтому караваны отходили подальше от берега. И если дул восточный ветер, гнавший суда к суше, в ход пускались весла и измученные гребцы иногда работали целыми сутками, борясь с ветром. Но, как видно, Онфим и его ватага оставили свои беды на Днепре: все у них ладилось. Устье реки увидели через пять суток после того, как покинули Днестровский лиман. Река несла столько воды, что на расстоянии нескольких верст от берега море было пресным. Глава седьмая. БУРЯ За устьем Дуная пошли болгарские земли. Показав на островок, ничем не отличавшийся от других, Хрисанф сказал: - В той стороне лежит Переяславец. Лютобор вдруг оживился. - Переяславец?! О, много русской крови пролито в сих местах!.. - воскликнул он. - Есть и моя родная кровь. - Неужто ты, дядя Лютобор, бился в Болгарах? - вспыхнул Митяй. - Нет, мне-то не пришлось, - ответил великан, - а мой батька, Громобой, ходил сюда под стягом Святославовым [Святослав Игоревич (около 945 - 972) - князь Киевский, отец Владимира]. Да будет ведомо вам, друзья мои, род наш с Киевщины идет, и батька мой был княжеским дружинником. Лишь под старость он в Новгород подался и там обзавелся семьей. - Он такой же был большой, как ты? - с любопытством спросил Неждан. - Он-то? - рассмеялся Лютобор. - Он был поболе меня ростом на целую голову и таких, как я, одной рукой укладывал. А грудь у него два мужика обхватить не могли. - Вот так богатырь! - восхищенно молвил Зоря. - Да, теперь таких людей не бывает, - грустно согласился Лютобор. - В старину народ покрепче был, а ныне одна мелочь пошла... Слушатели смотрели на гиганта Лютобора и понять не могли его сетований. А он продолжал: - Батя мой в приближении был у князя, тот ему стяг [- боевое знамя] доверял носить. Ну и сам-то Святослав молодец был! Эх, хотел бы я посмотреть, как они вдвоем с батькой врубались в полки вражеские, да вот опоздал родиться. - Он сам рассмеялся над своей несбыточной мечтой. - Святослав-князь непоседлив был. Оставил свою матушку [мать Святослава - княгиня Ольга] Киевом править, а сам носился с дружиной от востока до запада, от севера до юга и все народы преклонял под стопы свои. Слава о великом воителе неслась по свету, и греческий император Никифор Фока [Никифор II Фока правил Византией с 963 по 969 год] призвал его помочь в борьбе с болгарами, кои сильно теснили Византию [это было в 971 году]. Я мал еще был, когда батька рассказывал о тех временах, но и тогда вся душа у меня трепетала. Какие были битвы! Все превращалось в прах под копытами наших коней! - А все же пришлось князю болгарскую землю покинуть, - сказал Хрисанф. - Пришлось, - вздохнул Лютобор. - Греки коварны - на их слово полагаться нельзя. Новый император Иоанн Цимисхий [Иоанн I Цимисхий (969-976) - византийский император] пришел на наших с великою ратью. А русских не так уж и много осталось - поистощили силы в трудных походах. Стал Цимисхий наших теснить, и хоть изрядно греков полегло [бой русских с греками произошел 23 апреля 971 года], князь укрылся в крепости Доростол, что стоит на берегу Дуная. Рассказывал батька, пришла громада вражеских судов, и стали они метать на крепость "греческий огонь" [- горючая смесь из серы, нефти, негашеной извести, соли, смолы. Способ ее приготовления держался в секрете]. Слушатели с напряжением смотрели на рассказчика. - "Греческий огонь", он страшный? - спросил Митяй. - Страшный, сынок, несказанно страшный. Неведомо, что туда греки кладут, но горит он негасимо. Горшки с огнем кидают - снарядами, катапультами их называют, и летит такой огненный дракон, рассыпая искры, и на кого искра упадет, тело до костей прожигает... Но, однако же, сколь они на нас этого огня ни пускали, а выбить из крепости не могли. Даже более того - мы сами из стен выходили и греков нещадно били... Лютобор воодушевился, щеки его пылали. Казалось, что он сам защищал Доростол. Три друга еще долго расспрашивали Лютобора о подробностях великих битв и дальних походов [Святослав был предательски убит печенегами на днепровских порогах, когда с малой дружиной возвращался на Русь]. Слава отца словно пала на сына, и все на "Единороге" с великим почтением смотрели на суровое лицо старого воина. До Царьграда оставалось три-четыре дня пути, когда погода начала портиться. Какая-то дымка наполнила воздух, и прозрачная даль затуманилась. Ветер стих, и наступила тревожная тишина. Сначала люди не могли понять, в чем дело, а потом догадались. Исчезли крикливые чайки, сопровождавшие флотилию на всем ее пути, куда-то пропали крачки, и только буревестники носились над самой водой, чуть не задевая ее крыльями. Хрисанф помрачнел. - Быть великой буре, - сказал он. - Лютобор, покричи остальным, чтоб сбивались вместе. По морю пронесся оглушительный бас Лютобора: - Эгей, люди! Сбивайтесь в кучу, буря идет, буря! Лодьи с обвисшими парусами собрались около "Единорога", как испуганное стадо овец вокруг вожака. Старший кормчий распоряжался: - Паруса спустить! Все равно сорвет, да еще и учан опрокинет. Товары крепить, что плохо привязаны, волнами снесет... На учанах началась деятельная работа. Иные из новичков с сомнением приняли предупреждение Хрисанфа, но те, кто испытал морские бури, действовали так, как приказывал кормчий. Даль быстро мрачнела. Над головой показались разорванные, клочковатые тучи, гонимые ветром, но море было еще спокойно. Этой обманчивой тишине никто уже не верил, все готовились к урагану. Издали послышался гул. Мореходы увидели, как к ним приближается первый, еще невысокий вал с пенистым гребнем. Многие закрестились. Учаны заколыхались на волнах, непрерывно набегавших одна за другой. Ветер усиливался с каждой минутой, свистел и завывал в снастях. Водяные брызги ливнем обрушивались на лодьи. В небе загремел гром. Волны свирепо швыряли тяжело нагруженные учаны. Кормчие твердо держали рули, заботясь о том, чтобы лодья не повернулась боком к волнам. Было невероятно трудно выполнять приказ Хрисанфа - держаться вместе. Ураган раскидал суда, и возле "Единорога" держался только "Олень" - учан любечского гостя Никодима. Все грознее и грознее шумели волны, удары грома участились и слились в непрерывный грохот; тучи шли так густо, что море окутала тьма, освещаемая блеском молний. Люди на "Единороге" в страхе жались друг к другу, держались за скамейки, за борта, за скрипящую мачту. И вдруг они увидели, как близкий к ним "Олень" вдруг страшно накренился, черпнул бортом воду, потом на мгновение выпрямился и стал уходить в морскую пучину... - Погибаем! Братцы! Спасите!.. - понеслись отчаянные крики. Но от "Оленя" осталась только верхушка мачты. Скоро исчезла и она, и в водовороте виднелись лишь головы людей, боровшихся с волнами. Первым на выручку тонувшим бросился Лютобор. Скинув сапоги и кафтан, он прыгнул в море. За ним последовали Зоря, Неждан, Угар, Тереха и еще несколько гребцов и воинов - отличных пловцов. Силач Лютобор шутя боролся с волнами. Несколько движений руками, и он сразу продвинулся на десяток саженей. Он уже успел передать на борт "Единорога" одного спасенного и поплыл за другим, еле державшимся на воде. Зоря спас стряпуху Василису; перепуганную до потери сознания женщину Светлана втащила на борт, привела в чувство и стала успокаивать. Неждану удалось спасти кормчего - грузного высокого Ферапонта. Иные из экипажа "Оленя" сами хорошо плавали и добрались до Ефремова учана. Охотник Вихорь сильными руками рассекал волны: он тащил на себе бесчувственного гостя Никодима... Буря утихла так же внезапно, как налетела, - это случается в южных широтах. Тучи исчезли, заблестело солнце. На успокаивающейся поверхности моря кое-где плавали остатки разбитого "Оленя" - доски, пустые бочонки, весла. Разбросанные лодьи спешили соединиться. Приведенный в чувство Никодим и кормчий Ферапонт начали перекличку людей. Шести человек они не досчитались. Четыре воина и два гребца погибли в море, далеко от родного Любеча. - Бог дал, бог и взял, его святая воля! - набожно прошептал Никодим, и слеза скатилась по его старой, морщинистой щеке. Да, недаром византийский император и летописец Константин Багрянородный [Константин VII Багрянородный (913-959) - византийский император. Известен своими литературными трудами; одним из первых сообщил важные сведения о Киевской Руси, хотя и не всегда точные; описал днепровские пороги] писал о пути "из варяг в греки": "Это мучительное плавание, исполненное невзгод и опасностей". Часть четвертая. ЦАРЬГРАД Глава первая. У ГОРОДСКОЙ СТЕНЫ Караван Онфима через четыре дня подходил к Царьграду. Величавая громада святой Софии вырастала с каждым часом. Близка заветная цель! Гребцы дружно ударяли веслами. Цветущие берега Босфора медленно уходили назад, а Зоря и Светлана всей душой рвались к таинственному и уже близкому городу, где томилась в неволе их мать. Нетерпение ребят разделял и бродник Угар - ему тоже хотелось поскорее увидеть Ольгу. Угар и Зоря просили у Ефрема разрешения взять челнок и одним плыть вперед. Пусть они выиграют два-три часа, но при их нетерпении и это казалось много. Купец добродушно рассмеялся. - Эвося, торопыги! - сказал он. - Да кто вас в город пустит? - А почему же нет? - спросил Зоря. - Скрепи сердце, - ответил новгородец. - Ждать свиданья с матерью вам придется, может, два-три дня, а может, и того боле. - Так вот же он, Царьград, совсем близко! - воскликнул Зоря. - А ты знаешь поговорку: "Веников много, да па

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору