ик, - что боярин Ставр
наложил на тебя подать - гривну серебра в год.

- Батюшка, да откуда же я возьму такую уйму серебра? - взмолился старик. -
Я не пашу, не сею, ремеслом не занимаюсь. Сам видишь, еле жив на печи лежу.

- Нас это не касаемо, - равнодушно сказал ключник. - У нас всякая душа на
счету, и ты хоть роди, а оброк князю отдай. А не то плохо тебе будет.

Он ушел, оставив Малыгу и все семейство рыбака в горестном изумлении. Как
помочь Ондрею в таком трудном положении? И Стоюн, и Ольга, и дети прекрасно
понимали, чем они обязаны деду Ондрею.

Ведь это он догадался послать письмо из Царьграда в Киев, и если бы не его
придумка, судьба Ольги навсегда осталась бы неизвестной ее родным. Да и не
могла забыться дружба, связавшая Ольгу и деда Ондрея в неволе.

Повздыхав втихомолку, рыбак принял уплату подати на себя.

Зоря снова попросился в мастерскую Пересвета, и оружейник принял его с
радостью.

Парень сидел на своем привычном месте в мастерской, спаивал кольчужные
кольца, и ему казалось, что он не покидал Подола, что не было далекого
путешествия, не было грома днепровских порогов и бешеного воя печенежской
орды, не было бездонной морской лазури, и даже сияющий Царьград
представлялся сказкой, услышанной в детстве.

А оружейник Пересвет под мирный шум мастерской строил планы. Глядя на
трудолюбивого парня, Пересвет вспоминал свое прошлогоднее намерение отдать
Надежду за Зорю. Но, помня яростный отпор Софьи, когда он заикнулся об
этом, старик теперь молчал. Он думал так: "Стану я с бабами разговаривать!
Сам хозяин в дому, моя и воля. Как прикажу, так и будет. Поревут, покричат,
а потом смирятся. Всегда так было. Вот и Нежданка, видать, выбросил из
головы блажь насчет рыбаковой дочки. Молчит..."

Простодушный старик жестоко ошибался. Неждан решил молчать о своем
намерении до установленного отцом годового срока. А пока усердно трудился и
оказывал в оружейном мастерстве большие успехи.

Пересвет остался доволен Нежданом, когда тот рассказал ему о своей работе у
царьградского оружейника и о том, что он видел за морем.

- Так, баешь, грекам супротив нашего мастерства не выстоять? - весело
восклицал старик. - Кишка тонка, значит? Ладно это, зело ладно. Русичи с
издавних времен в оружейном деле поперед других народов идут.

Представляя себе, как византийский оружейник собирался делать кольчуги по
образцу его, Пересветовой, мастер заливался смехом:

- Как они... как они разлакомились! Первыми в Царьграде захотели стать? Да
нет, далеко кукушке до ястреба! А ты, стало быть, на их прошение повернулся
и ушел?! Хо-хо-хо! Хвалю, молодец!

Повесть о том, как оружейный подмастерье Неждан посрамил царьградских
мастеров, пошла гулять по Подолу, и даже с большими прикрасами. Постепенно
она обрастала новыми подробностями и превращалась в легенду.

Когда Неждан и Зоря пришли в Георгиевский монастырь после возвращения из
Царьграда, летописец встретил их радостно.

- Вернулись! - воскликнул инок и ощупал ребят руками, точно не веря глазам.
- Вернулись! Ну и как же мне отрадно видеть вас, родимые! Рассказывайте же
скорее, рассказывайте, как вас бог носил!

Рассказ длился целый вечер. А потом Геронтий встал, за ним поднялись и
удивленные Зоря и Неждан.

- Господь благословил твои труды, и аз, недостойный инок, такожде
благословляю тебя, чадо! - торжественно возгласил Геронтий и осенил
крестным знамением русую голову Зори.

Греческий псалтырь, подаренный Нежданом, восхитил старика.

- Какая пречудесная книга! - восклицал монах, бережно перелистывая фолиант.
- Какие заставки! А какой почерк! Поистине искусный списатель сию книгу
писал. Ах, как ты меня обрадовал, Василий! И хоть был я на тебя сердит за
то, что ты учиться бросил, да, видно, всякому своя доля на роду написана...
А ты, вьюнош, хоть немного греческий постиг, когда в Византии был? -
обратился Геронтий к Зоре.

- Чуть-чуть, - потупился юноша. - В Царьграде не до того было, а по дороге
матушка и дед Ондрей меня немного вразумили.

- А ты хотел бы выучиться читать по-гречески?

- Ох, как бы хотел, отче! - не удержался от восклицания Зоря.

- Ну, видно, придется нам от славянского языка перейти к греческому, -
добродушно молвил монах.

Дело у них пошло быстро. Оно облегчалось тем, что Зоря знал наизусть первый
и многие другие псалмы Давида. Поэтому греческие слова он запоминал с
изумительной быстротой. Видя успехи своего ученика, Геронтий предрекал ему
будущее по книжной части.

- Твоя доля, Иувеналий, - говорил инок, - не молотком по железу стучать, а
списывать священные книги, а может быть, и более того - сочинять летописи.
Нужны, ох как нужны нам грамотеи на Руси! Ведь еще прозябает она во мраке
языческого невежества. Мню я, надобно о тебе князю Ярославу довести. Он
тебя к делу приспособит.

Но Зоря страшно смутился и просил Геронтия не делать этого.

Оружейник ошибался насчет истинных чувств сына, но материнское сердце
трудно обмануть. Глядя на грустно лицо Неждана, наблюдая его непрестанную
упорную работу в мастерской, Софья думала: "Вишь как старается. И все для
Светланки. Слеп мой муженек, думает, парень забыл любовь. А она у него
только крепче становится...

И настроение Софьи начало понемногу меняться. Светлана - девушка из простой
семьи, скромная, трудолюбивая - стала Софье казаться подходящей подругой
жизни для сына.

Были у нее и другие соображения.

Если бы Неждан женился на Светлане, тогда Зоря и Надя стали бы близкими
родственниками, и сам митрополит не разрешил бы им обвенчаться.

Однажды воскресным утром в отсутствие Пересвета Софья ласково скзала сыну:

- Вон Зоря собирается в Черторый. Пошел бы и ты с ним, проведал Стоюна и
Ольгу.

Но в глазах матери Неждан прочел совсем другое: ему разрешалось повидать
Светлану. Юноша немного смутился, но твердо ответил:

- Я бате обещал целый год не бывать в Черторые. И слово свое не порушу.

- Ты же ездил в Царьград с Зорей и Светланой.

- То было совсем другое, - возразил Неждан.

И на том разговор кончился.

Но юноша понял, что в выборе суженой мать теперь на его стороне, и это
очень его обрадовало.

Софья выложила свои планы мужу. Рассказала и о разговоре с сыном, и о том,
как тот строго держит свое обещание.

Увлеченный мыслью сделать Зорю членом своей семьи, старик решил одним
ударом разрубить завязавшийся узел. Призвав сына и пытливо глядя ему в
лицо, Пересвет спросил:

- Все еще любишь Светланку? Признавайся, как на духу [на духу - на
исповеди]!

- Люблю, батя! - честно ответил Неждан, не опуская глаз перед отцом.

- Так забудь об этом. Она не для тебя.

- Почему, батя?

- Она тебе скоро родная будет. Я отдам за Зорю Надьку.

Если бы судак, высунув голову из лунки, заговорил человеческим голосом,
Неждан был бы менее поражен.

А оружейник продолжал:

- Но ты об этом Зорьке ни единого слова. Дай нерушимую клятву!

- Даю, батя! - пролепетал растерявшийся Неждан.

Глубокая грусть овладела юношей. Но причины ее не мог понять Зоря, как ни
допрашивал он друга. Неждан упорно отмалчивался.

Прошло три месяца, наступила весна. И все нелады между семьями Пересвета и
Стоюна неожиданно покончила Надежда. Она убежала из дому и тайно
обвенчалась с княжьим гриднем [гридень - дружинник князя] Милославом. Все
было замышлено и совершено Надеждой со свойственной ей хитростью и так
ловко, что родители узнали о случившемся только в вечер после венчания.

Через месяц была отпразднована и свадьба Неждана и Светланы. Две семьи
породнились, хотя и не так, как хотел старик Пересвет. Но скоро он смирился
с этим и полюбил Светлану, как родную дочь.

Монах Геронтий рассказал все-таки князю Ярославу о талантливом грамотее
Иувеналии, что под светским именем Зори трудился по оружейному делу. Князь
обрадовался: он повсюду выискивал грамотных людей, которых еще так мало
было на Руси.

Княжеским повелением, к великому огорчению Пересвета и тайной радости Зори,
юноша был призван ко двору и зачислен в списатели книг под начало боярина
Добромысла.

К этому времени Зоря, не прекращавший занятий с Геронтием, свободно читал,
писал и говорил по-гречески. Такой эрудит [эрудит - знающий, образованный
человек] оказался настоящей находкой для Добромысла, озабоченного
пополнением княжеской вивлиофики. Бессмысленно было бы посадить такого
знатока за переписку славянских книг, и боярин поручил Зоре переводить
греческих классиков.

Пытливый ум Зори обогатился множеством новых понятий. Практика перевода
сделала его литературный язык богатым и гибким. Не останавливаясь на
полпути, Зоря принялся изучать латынь. В латинской грамматике было много
общего с греческой, были в этих языках и общие корни, и потому Зоря постиг
латынь за год с небольшим.

Аппетит приходит во время еды. Овладев древними языками, Зоря принялся за
новые. Сделать это было тем легче, что в Киеве, одном из мировых центров
торговли, жило много иноземцев. Зоря выучил немецкий, французский,
польский. Давно известно, что чем больше знаешь иностранных языков, тем
быстрее дается изучение следующих.

Зоря сделался одним из образованнейших людей своей эпохи. Семейная жизнь
его сложилась счастливо. Только после замужества Надежды он узнал о планах
старого оружейника и сердечно порадовался, что они не сбылись. Зоря нашел
себе суженую по сердцу. Отец с матерью жили под его кровом и нянчили
внучат.

Глава третья. ПОСЛЕДНИЙ БОЙ ПЕЧЕНЕГОВ

В 1036 году Ярослав сделался, по выражению летописца, "самовластцем"
Русской земли. Случилось это после того, как его честолюбивый брат Мстислав
умер, разболевшись после охоты.

Ярослав стал единоличным правителем огромного государства, по праву
занявшего одно из первых мест среди великих держав того времени.

Двор Ярослава вел оживленную дипломатическую деятельность, немало посольств
отправлялось за границу. Не раз случалось входить в состав таких посольств
и Зоре - знатоку многих языков.

Еще одно важное событие в жизни Киевской Руси произошло в том же 1036 году
- сокрушительный разгром печенежских орд.

Ярослав Мудрый отправился в Новгород - утвердить там на княжение своего
сына Владимира. Новгородцы - народ упорный и не очень считающийся с волей
князей, и потому Ярослав пошел туда с большой дружиной.

Печенеги, узнав это, сочли время благоприятным для нападения на Киев.

Раньше был еще у них страх перед славным воителем Мстиславом, но тот
покоился в могиле.

Неисчислимые печенежские рати двинулись на Киев. Шли они неспешно, с
табунами лошадей, с отарами овец, с тысячами веж [вежи - крытые печенежские
повозки], где сидели женщины и маленькие дети. Кочевники были уверены в
победе.

Упреждая врагов, понеслись гонцы в Киев и Новгород. То были охотники,
рыболовы, бродники, скитавшиеся вдали от родины.

Теперь все их мысли были об одном: спасти Русь от жестоких недругов.

Ярослав, получив весть о грозящей беде, поспешил на выручку стольного
города. С ним пошла большая варяжская дружина, находившаяся в ту пору в
Новгороде, пошли многие новгородцы.

Князь подоспел вовремя. Киев держался за крепкими стенами. Врагам удалось
только пожечь посады и предместья, но их обитатели успели уйти в город,
унести свое имущество, угнать скот в овраги.

Наступил день решительной битвы. Ярослав "исполчил" [выражение летописца]
свои дружины перед городом. На левом крыле он расположил пришедших с ним
новгородцев, в центре поставил опытных воинов варягов, правое крыло
составили киевляне. Весь город поднялся, чтобы раз навсегда покончить с
лютым врагом.

Пришли старые и малые, монахи оставили монастыри, а попы - церкви.

Плотники явились с топорами, насаженными на длинные рукоятки, кузнецы
принесли тяжелые кувалды, скотобои размахивали огромными ножами.

В рядах защитников были и наши добрые знакомцы: Пересвет и Неждан, Зоря,
Стоюн.

Пересвету далеко перевалило за шестьдесят, но смелый оружейник не мог
остаться в стороне, когда дело шло о судьбе отчизны.

Стоюн, Зоря, Неждан оделись в прочные доспехи Пересветовой работы.

Из Новгорода явились защищать Русскую землю богатырь Лютобор и много бывших
гребцов и воинов богатого гостя Ефрема.

Среди них Неждан и Зоря с радостью узнали своего друга - развеселого
Тереху, который и теперь перед самым боем продолжал шутить и смеяться.

Началась ужасная сеча. Вздымая пыль до самого неба, бились полки. Много раз
победа клонилась то на одну, то на другую сторону. Русские защищали свои
святыни, своих жен и детей, самое существование государства. Но и печенеги
дрались отчаянно за тех, кого оставили в вежах на левом берегу Днепра.

К вечеру дрогнула печенежская сила. Паника овладела неприятельской ратью.
Степняки бежали кто куда. Множество их потонуло в Днепре, Черторые,
Почайне, Лыбеди и других реках, окружавших Киев. Весь огромный печенежский
лагерь стал добычей победителей, и цена на рабов упала до крайности.

Многим из них довелось совершить скорбный путь в Царьград - тот путь,
который за несколько лет до того проделала плененная жена рыбака Ольга.

И там печенежских мужей, жен и детей киевские гости продали на рынке с
публичного торга, как была продана в свое время Ольга.

Те из печенегов, кому удалось спастись, разбежались повсюду, и "остаток их
бегает и до сего дня!", меланхолично заметил летописец, рассказавший об
этой великой битве и ее последствиях. Был ли тем летописцем Геронтий, мы не
знаем.

После этого знаменательного дня печенеги сошли с исторической арены.

Уцелевшие остатки орды покинули свои кочевья и города и ушли в
приднестровские и придунайские степи. Имя их иногда еще упоминалось в
летописях, но никогда больше не совершали они набегов на Русь.

Немалый урон понесло и войско Ярослава. Тысячи и тысячи сирот оплакивали
отцов, погибших в кровавой сече. Старый Пересвет пал в борьбе с могучим
печенегом. Неждана нашли на поле израненного, под грудой вражьих трупов. Но
молодой оружейник излечился от тяжких ран и достойно продолжал дело отца.

Зоря и Стоюн, бок о бок дравшиеся в самой гуще сражения, вышли из него
невредимыми.

Великую славу стяжала себе в этой битве славянская рать, и впервые за
долгие годы Русь вздохнула спокойно.