к покупал немудреные подарки для Ольги: то
ленточку для косы, то серебряную цепочку для нательного креста. Но как
только было решено послать письмо на родину, Малыга стал откладывать
деньги. А потом купил бумаги, баночку чернил и позвал грамотея Кутерьму, с
которым свел дружбу. Кутерьма, невольник мясника, явился и сел писать.
Воображения диктующих и самого писца хватило ненадолго. Письмо получилось
короткое, но все остались им бесконечно довольны. Вместо подписей Ольга и
Ондрей вывели большие кресты.

Кутерьма стал приходить в гости в дом Андрокла, и каждый раз Ольга просила
перечитывать письмо. Она знала его наизусть и все-таки слушала с
напряженным вниманием, со слезами, и казалось несчастной женщине, что она
разговаривает с дорогими ее сердцу.

И наконец пришел долгожданный день. Малыга издали разглядел необычное
движение в торговых рядах, услышал родную речь.

- Наши!..

Старик бросился бежать дробной рысцой, ноги его подкашивались от волнения,
сердце гулко и неровно стучало в груди. Затуманенными глазами он различил
за прилавком толстого купца с длинной седой бородой.

Тот угодливо разговаривал с покупателем.

Ондрей, шатаясь, ухватился за прилавок.

- Батюшка! Родный... - с усилием выговорил Малыга и дальше от волнения не
мог произнести ни слова.

- Проходи мимо, старик, сегодня не подаем! - сухо отозвался купец.

- Да я не об том. Не милостыню прошу... Я русский раб! Выслушай меня...

- Много тут вас, русских рабов, в Царьграде, всех не переслушаешь. А у нас
свои дела. - Купец спокойно отвернулся к покупателю.

Горькой обидой налилось сердце старика. Долгожданная, выстраданная встреча,
и вот как она обернулась. Так бездушно и холодно отвергнуть его,
измученного, жаждущего услышать ласковое слово, получить хоть какую-нибудь
весточку с родины...

Ондрей Малыга, еле передвигая ноги, перебрался в другой ряд. И там
отказались выслушать его и предложили убираться подальше.

Дед Ондрей, совершенно растерявшись, озирался по сторонам: не ждал он
такого приема от соотечественников на чужбине. Его окликнул рослый мужик в
лаптях и холщовом переднике - как видно, грузчик.

- Слышь, дедушка, ты вон к тому поди. - Он показал рукой. - Это Ефрем,
новгородец. Он тут добрее всех.

Сердечно поблагодарив за совет, старик побрел к Ефрему. Это был человек
средних лет, в нарядном зеленом кафтане, проворный, с небольшой русой
бородкой, с живыми черными глзами. Он сразу откликнулся на зов Малыги.

- Чего тебе, старинушка? Послушать тебя просишь? Давай, давай, говори!

Эти ласковые слова так растрогали Ондрея, что он разрыдался и припал к
ногам новгородца.

Удивленный Ефрем поднял старика, начал уговаривать, утешать. Но не скоро
Малыга пришел в себя и смог рассказать о печальной участи своей и Ольги.

- Из Черторыя, говоришь, старче? - задумчиво промолвил купец. - Знаю я, как
же, знаю Черторый. Едучи сюда, у черторыйских рыбаков осетров покупал.
Жалею я о вашем горе. Чем бы тебе помочь? Хочешь, ногаты две тебе дам?

- Спаси тебя бог, добрый человек, в ногатах мы не нуждаемся. Письмо бы ты
от нас свез черторыйскому рыбаку Стоюну, коли жив он. А коли помер от раны
тяжкой, детям его передашь - Зоре со Светланкой.

Купец охотно согласился выполнить поручение и даже сам пришел в дом
Андрокла. Вместе с письмом Ольга дала ему свой платок для дочки Светланы.

Еще ранее от своих компаньонов Ефрем узнал, что самая высокая цена рабыни в
Царьграде не превышает десяти номисм, или, на русские деньги, пяти гривен
серебра. Сведущие люди также растолковали ему, что по византийским законам
раб имеет право на выкуп, если хозяину возмещается уплаченная им сумма.

"Это еще не так худо, - думал купец. - Рыбак, коли живой, как-никак
сколотит казну и жену освободит..."

Тронутый судьбой печальной полонянки, Ефрем обещал передать письмо. Он
сердечно распрощался с Ольгой и Ондреем Малыгой. Киевлянка смотрела на него
такими тоскливыми глазами, что купец не выдержал и невольно сказал:

- Не круши свое сердце, сестрица, а лучше жди вестей от своих.

Ольга так и загорелась. Мысль о возможности получить ответ с родины не
приходила ей в голову.

- Да как же это? Да мыслимо ли такое?! - воскликнула она.

- Али в Киеве грамотеев не стало? - спокойно возразил Ефрем. - Я же вам на
тот год и привезу письмо, коли жив буду, - добавил он из предосторожности.

И Ольга стала ждать известий из далекого Киева.

Часть вторая. В СТОЛЬНОМ КИЕВЕ

Глава первая. ЗОРЯ И НЕЖДАН УЧАТСЯ ГРАМОТЕ

Жизнь Зори круто переменилась с тех пор, как он спас Неждана. Всю неделю
парень усердно трудился, помогал отцу ловить рыбу, выполнял домашнюю работу
для Светланы, которую горячо и нежно любил.

Но, когда наступало воскресенье, Зори не видно было в Черторые с утра и до
вечера. Сначала дом оружейника, где к юноше привыкли как к родному, а потом
веселые скитания по Киеву.

Приятели бродили по улицам и площадям, глазели на боярские и
великокняжеские хоромы, слушали, как заунывно пели былины странствующие
гусляры, заглядывали на многочисленные киевские торговища, кишевшие
народом.

Там толпились пирожники с лотками на головах, отпускавшие за резану [резана
- мелкая медная монета] целый пяток горячих пирожков. Квасники таскали
жбаны шипучего квасу, бойкие сбитенщики выхваляли горячий напиток, приятно
щекотавший в горле. За одну медную монетку всласть поешь и напьешься.

На торговищах можно было встретить немало иноземных купцов - польских из
Гданьска и Кракова, немецких из Франкфурта, чешских из Праги, норманнских с
Севера, греческих из Сурожа, Корсуни и даже самого Царьграда. Разноязычный
говор, лица необычного вида, незнакомые одежды - все привлекало внимание
двух друзей, все вызывало у них живой интерес.

Вот высокий широкоплечий лях [- поляк] в алом жупане торгуется с
византийским купцом, с плеч которого свешивается желтая епанча, а смуглое
лицо опалено солнцем. Кавказец с орлиным профилем и острой черной бородкой,
в мохнатой бурке, слушает толстого немца с багровой круглой физиономией.

А вот и совсем диковинное зрелище.

Приземистые желтолицые люди с узкими косыми глазами, одетые в яркие халаты,
с белыми чалмами на головах, ведут невиданных косматых зверей с двумя
горбами на спине. Звери равнодушно смотрят на толпу, длинные шеи вытянуты,
а между бурыми горбами аккуратно увязаны тюки.

- Вельблуды... вельблуды... вельблуды... - раздается говор в толпе зевак.

Из дальних стран, из самой Азии, преодолев огромные пространства на своих
"кораблях пустыни", явились в Киев монгольские купцы. Не были ли они
ранними разведчиками тех воинственных орд, что два века спустя нахлынули на
Русь?

Около купцов суетились юркие толмачи - переводчики, без которых иностранцы
не сговорились бы друг с другом. Эти ловкие люди были знатоками многих
языков и хорошую плату получали за свои услуги.

А сколько разных товаров можно было увидеть под навесами, защищавшими их от
непогоды! Были тут штуки алого, синего и зеленого сукна, веницейское [-
венецианское] стекло, связки драгоценных собольих и горностаевых мехов,
закупоренные амфоры с греческим вином, тугие луки с запасом стрел, большие
круги воска, кадки с маслом и медом, моржовый зуб и многое-многое другое,
навезенное с Руси и дальних стран.

Товары охраняли молчаливые люди с секирами [секира - боевой топор с лезвием
в форме полулуния] на плечах, с короткими кинжалами за поясом.

Да, славился богатый Киев своими торговищами, и по всему свету шла о них
молва.

Много было в Киеве иноземных воинов-наемников. Чаще всего встречались на
улицах кучки рослых варягов с жесткими рыжими бородами и голубыми глазами,
в кольчугах и шлемах, с копьями в руках, с мечами у пояса. Дружной
компанией подходили они к прилавку, где продавались брага и крепкий
ставленый мед [хмельной напиток, сваренный из натурального меда и
пряностей], вливали в себя огромные чары хмельного и твердым шагом уходили
каждый по своим делам.

Непривычно выглядели немецкие пехотинцы в красных мундирах, в ботфортах с
отворотами, в меховых шапочках с перьями. Немцы казались не очень крепкими,
но шла молва, что в бою, честно отрабатывая княжеский хлеб, держатся они
стойко.

Немало бродило по городу скоморохов в смешных рогатых шапках, в колпаках с
бубенчиками, в разноцветных кафтанах. Они шатались повсюду веселыми
компаниями, задирая прохожих острым словцом, а потом начинали
представление. Ученый медведь показывал, как мальчишки воруют горох, как
пьяный мужик идет по улице. Потом плясал в обнимку с поводырем под звуки
сопелок и дудок. Потешники пели песни, в которых доставалось и попам, и
купцам, и боярам, а иногда и самим князьям.

Много чудес можно было увидеть в стольном граде Киеве, на его обсаженных
каштанами улицах, на многолюдных площадях. Но где бы ни бродили Неждан и
Зоря, под вечер их обязательно тянуло в монастырскую келью, к отцу
Геронтию.

Монах принимал гостей радушно, не делая различия между племянником и его
другом. Он очень привязался к обоим юношам, их посещения скрашивали его
однообразную иноческую жизнь. Когда они наперебой рассказывали о своих
скитаниях по городу, Геронтий вспоминал собственную юность, и чувство это
было хотя и грустное, но отрадное.

Часто старик говорил о прошлом родной страны. Он многое помнил из того, что
видел и слышал за свою долгую жизнь.

Зоря просил старика хоть немного пописать. Геронтий охотно брался за перо,
и на пергаменте появлялись буквы, слова и фразы, которые летописец повторял
вслух. И всегда сыну рыбака казалось, что он присутствует при каком-то
чуде. Не каждому человеку доступно такое искусство, думал юноша.

Не только Зоря благоговел перед старым монахом: его многие уважали в Киеве
и обращались к нему за разрешением сомнений и споров. Мудрый старик никому
не отказывал и свои советы часто подкреплял изречениями из книг.

Приходили к нему с просьбой прочитать или написать письмо. Геронтий охотно
помогал неграмотным людям. Однажды, проводив очередного посетителя, монах
обратился к ребятам с доброй улыбкой:

- Вот так-то, детки, на грамотного человека везде спрос. Кто летописи
пишет? Грамотей. К кому на поклон идут - письмо в дальний город написать? К
грамотею. Кого князья послом отправляют в чужую страну, к иноземным
государям? Да опять же грамотея...

У Зори захватило дух от неожиданной мысли: если он будет знать грамоту, то
и его, когда он станет взрослым, могут отправить в чужую страну. Тогда он
сможет разыскать мать и выручить ее из неволи.

"Вот только станет ли меня учить отец Геронтий? Кто я ему? - думал Зоря. -
Совсем чужой. Кабы Нежданка попросил, было бы совсем другое. Не кто иной, а
родной племянник. А я бы около Нежданки приглядывался, может, что и
уразумел бы..."

Как-то Зоря обратился к другу:

- Проси отца Геронтия, чтобы он тебя грамоте учил.

- Хо-хо, - засмеялся Неждан. - Нешто я в монахи собираюсь? Зачем мне это?
Пришла нужда крючки долбить, от коих в глазах рябит.

Неждан смотрел на свое будущее просто. Он знал, что после того, как Надежду
выдадут замуж с богатым приданым, остальное отцовское достояние перейдет к
нему. И конечно, он станет таким же известным мастером, как оружейник
Пересвет. Так зачем ломать голову над какими-то буквами, из которых
непонятным образом складываются слова и целые строчки.

Но Зоря не давал ему покоя. И у Неждана родилась хитрая мысль. "Все равно
Зорька не отступится, так лучше я соглашусь и попрошу дядю учить нас обоих.
А спустя время отстану, скажу, что ничего не разумею. Он меня освободит и
Зорьку станет учить одного".

И вот Неждан попросил монаха учить грамоте его и Зорю. Геронтий
обрадовался.

- Это сам господь внушил вам таковое желание, чада мои возлюбленные! -
горячо воскликнул он. - Словеса книжные суть реки, напояющие Вселенную, и
сладостно тому, кто может пить живую воду из сих рек. Рад я, воистину рад,
дети мои, и, не тратя времени, сразу приступлю к обучению вашему.

Неждан попытался на этот раз увильнуть от занятия, но монах был
непреклонен. Он заставил ребят стать на колени перед иконой и прочитал
молитву перед учением. Зоря и Неждан повторяли за ним слова.

Геронтий снял с полки огромную книгу в кожаном переплете с медными
застежками, раскрыл ее на первой странице.

- Се - псалтырь Давидова! - торжественно объявил он ученикам.

- А что означает псалтырь? - спросил Зоря.

- Собраны в ней псалмы - сиречь песнопения, составленные в древние времена
мудрым царем Давидом [Давид - царь Израильского государства, живший за
тысячу с лишним лет до нашей эры. Он был смелым и удачливым завоевателем,
но церковная легенда превратила его в певца и поэта.]. По ней учат отроков
грамоте. По этой псалтыри учил и меня в старое время блаженной памяти инок
Филофей. Он и оставил мне в наследие эту драгоценную книгу. Так-то, отрок
Иувеналий...

Монах называл ребят только их крещеными именами.

Зоря с суеверным почтением смотрел на громадный фолиант [фолиант - большой
том], переживший несколько поколений читателей.

"Вот наберусь я премудрости, когда осилю всю эту книжищу"! - радостно думал
он.

А Неждан раскаивался, что уступил просьбам Зори.

"Сей час на Днепр побежали бы купаться, а теперь сиди в душной келье..."

Геронтий достал указку и приложил ее конец к первой строчке.

- "Блажен муж, иже не иде на совет нечестивых и на пути грешных не ста", -
громко нараспев прочел учитель, ведя указкой по буквам.

Объяснив юношам смысл этого изречения, Геронтий начал разлагать первое
слово, называя каждую букву.

- Буки, люди, аз - бла; живете, есть, наш - жен...

Несколько раз повторил учитель свои объяснения, и смышленый Зоря понял
наконец, как из отдельных букв складываются слоги. Но у Неждана в мыслях
было совсем другое, и поучения наставника до него не доходили.

Зоря повторил за Геронтием слово, составленное из слогов, и нетерпеливо
воскликнул:

- Дальше показывай, отче святый!

- Ишь ты, какой прыткий! - добродушно заворчал монах. - Дальше ему подавай!
Всю азбуку за один присест хочешь выучить? Так не творится. На первый раз
довольно с тебя и шести букв. Василий и того не затвердил.

И он терпеливо принялся учить Неждана.

Заканчивая урок, монах сказал:

- На следующее воскресенье принесете куски гладкой бересты и стилосы
[стилос (греч.) - заостренная палочка, которой писали на вощеной дощечке
или на бересте]. Буду учить вас писать буквы.

Зоря ушел из монастыря в восторге, а Неждан, ероша свои льняные волосы,
недовольно бурчал:

- Не было у бабы заботы, купила порося...

Глава вторая. КОРЕНЬ УЧЕНИЯ ГОРЕК...

На другой день Зоря поднялся чуть свет и побежал к реке. На прибрежном
сыром песке он чертил выученные накануне литеры, с необычайной
отчетливостью стоявшие у него перед глазами. Парень писал, стирал и снова
писал, в самозабвении повторяя:

- Буки... Живете... Люди... Аз...

Потом Зоре пришла в голову новая мысль, и он стал писать по две буквы рядом
и складывать из них слоги. Получалось неблагозвучно:

- Буки, люди - бл; живете, наш - жн; наш, люди - нл...

И вдруг вышло так хорошо, что Зоря даже захохотал от удовольствия:

- Буки, аз - ба; люди, аз - ла...

- Ба! Ла!.. - дурачась, закричал парень в речной простор, и эхо
противоположного крутого берега послушно откликнулось: - Ба...а, ла... а...

Зоря догадался, что буква "а" обладает каким-то особым свойством, чем-то
отличается от "б", "ж", "н". Юноша еще не знал, что она означает гласный
звук, но уже понимал, что этот звук можно тянуть, петь. А потом оказалось,
что можно петь и "е". Зоря как одержимый кричал в днепровскую даль:

- А! Е! А! Е!..

На берегу показался народ, хозяйки шли с бадейками за водой, девчонки гнали
поить коров, и Зоря угомонился. Он разровнял площадку и снова принялся
писать буквы, на этот раз сразу по три. И вдруг - о чудо! - после многих
бессмысленных сочетаний перед ним появилось слово. Да, слово!

- Люди, есть, наш... Лен!

Зоря онемел. Он не верил своим глазам. Да, то, что появилось на песке,
означало лен, тот самый лен, о котором пелись песни, который мужики сеяли
на поле, а бабы дергали, мочили, трепали, сучили и из ниток ткали
полотно...

Около Зори появилась сестра.

- Что ты тут делаешь? - подозрительно спросила она.

И он с удивлением, еще не веря себе, почему-то шепотом сказал:

- Лен... Светланка, видишь - лен!

- Какой лен? Где? - удивилась девушка.

- Я написал "лен"! - уже во всю мочь крикнул Зоря и, не в силах сдержать
восторга, как был, в рубахе и штанах, бросился в воду и поплыл на середину
Днепра.

- Братеня, ты совсем безумный стал! Вернись! - закричала Светлана и строго
добавила: - Таскай воду в огород, а то огурцы совсем посохли.

Девушка и в самом деле не могла понять, чем восхищается брат и почему он
видит лен в крючках и загогулинах, выведенных на песке.

Зоря послушно принялся за домашние дела, но радость переполняла его. Он с
нетерпением ждал следующего воскресенья, а дни, как нарочно, тянулись
невыносимо медленно. Каждое утро Зоря вставал раньше всех, бежал к реке и
покрывал песчаный берег бесчисленными соединениями знакомых букв. Теперь он
уже не кидался вниз головой в реку, когда вдруг появлялись слова со
значением: "жал", "жена"...

В порыве великодушия юноша предложил сестре:

- Хочешь, буду учить тебя буквам?

Но Светлана пренебрежительно возразила:

- Вот еще, буду я заниматься пустяками. Мало у меня дел!

Суровый Стоюн, хотя и неодобрительно относился к неожиданному увлечению
сына, не мешал ему, потому что тот работал усердно.

В воскресенье Зоря удивил семью Пересвета, явившись в дом затемно, когда
там все еще спали. Недовольный Неждан вылез на крылечко.

- А, это ты, - зевая, сказал он. - Что такую рань явился?

- Слушай, Нежданка, - возбужденно заговорил Зоря, - пойдем к старцу грамоте
учиться!

- Да ты что, очумел? - удивился Неждан. - Куда мы пойдем, когда еще
городские ворота закрыты?

Зорю точно холодной водой окатило. Он с таким восторгом представлял себе,
что вот-вот начнет узнавать новые буквы и складывать новые слова. А тут
опять отсрочка!

- Нежданка, - упавшим голосом заговорил Зоря, - а ты хорошо вызубрил буквы,
что нам показывал отец Геронтий?

- Я всђ позабыл, - равнодушно отозвался Неждан. - Была нужда голову
забивать.

- А ты хоть бересты наготовил?

- Нет.

- Я так и знал! - рассмеялся Зоря. - Я на двоих припас и два стилоса
сделал.

- За это ты - друг, - сказал Неждан без всякого воодушевления.

С большим трудом заставил гость Неждана припомнить содержание первого
урока. После часовой долбежки Неждан кое-как вспомнил буквы, и теперь не
стыдно было явиться на глаза учителю.

И все-таки было очень рано, когда два друга появились перед городскими
воротами. Оказалось, что ворота были всђ еще закрыты. Но рядом толпился
народ: рыбаки и крестьяне, явившиеся на рынок спозаранку со своим скромным
товаром, богомольцы из окрестных сел, мальчики, возвращавшиеся из ночного.

В этой пестрой толпе Зоря заметил юношу своих лет с тонким, одухотворенным
лицом, с большими голубыми глазами и длинными волосами, не покрытыми
шапкой. Зорю поразило, что сквозь дыры его рубашки виднелось ржавое железо.
Он вплотную подошел к незнакомому юноше и ткнул пальцем в железку.

- Что это? - с любопытством спросил Зоря.

- Это? Вериги.

Юноша отошел в сторонку, приподнял рубаху. И Зоря увидел, что его худое
грязное тело было крест-накрест обмотано обрывком железной цепи, какими
днепровские рыбаки приковывали лодки к бревнам, врытым в берег.

Сердце Зори зашлось от сострадания и ужаса. Под веригами виднелись раны,
одни не зажившие и кровоточившие, другие уже покрылись струпьями.

"Юродивый..." - подумал Зоря.

Юродивых во все времена и у всех народов верующие уважали, считая их людьми
праведной жизни.

К беседовавшим подошел Неждан. Завязался разговор. Юноша в веригах стал
рассказывать о себе, благо стража не торопилась открывать ворота.

- Звать меня Родионом, - слабым пр