и содержал. А
новгородские гости обычно запутывали своих малоимущих сограждан в долгах и
за дешевую цену брали их на службу гребцами либо воинами.

В этом году, как и в предшествующих, Ефрем быстро набрал себе надежную
команду.

Трудная задача стала перед Ефремом: что делать с сыном? Взять его с собой в
поход? Новгородец хорошо знал все опасности далекого путешествия: болезни,
превратности погоды, битвы с врагами на днепровских порогах, морские бури.

Но оставить мальчика дома казалось невозможным. После смерти матери Митяй
необычайно привязался к отцу, повсюду ходил за ним, держась за руку.

Мальчуган объявил, что он ни за что не останется дома с бабушкой Василисой.
А когда отец отказывался взять Митяя в поездку, с мальчиком случалось
что-то неладное: бледный, едва дыша, он падал наземь и лишь через несколько
часов приходил в себя. Ефрем понял, что это добром не кончится, и скрепя
сердце решил повезти мальчугана в Царьград.

"Все равно надо когда-нибудь приучать парня к делу", - утешал себя купец,
хотя и сознавал, что это очень слабое утешение.

В первый раз после смерти матери Митяй улыбнулся, узнав, что поедет с отцом
в далекое путешествие. Его здоровье быстро пошло на поправку. Невозможно
передать словами зависть мальчишек - уличных друзей Митяя. Подумать только,
их товарищ по играм в мяч и свайку поедет в далекие полуденные края, своими
глазами увидит чудесные города Киев и Царьград, рассказы о которых
напоминают сказку.

Митяй весь ушел в хлопоты: к такому нешуточному путешествию надо было
готовиться основательно. В первую очередь требовались ратные доспехи. Когда
Митяй заявил об этом отцу, тот хотел отшутиться:

- Тебе с комарами сражаться впору, а от ворогов ты под лавку со страху
залезешь.

Митяй поднял неистовый рев, и отцу пришлось уступить. Он заказал для сына
броню и шлем, а маленький меч и лук со стрелами у него были давно.

Долгие сборы закончились к тому времени, как Ильмень и реки освободились
ото льда. Была середина апреля, когда челны Ефрема оставили новгородскую
пристань. Он пустился в дорогу первым. Малочисленность каравана не пугала
Ефрема. До Киева купец будет держать путь по своей земле. Опасности
начнутся дальше, но там, в Киеве, он соединится с попутчиками.

День был ясный, но ветреный. Остались позади золоченые кресты новгородских
церквей и крепостные башни. Люди крестились, иные тихо шептали молитвы
Перуну и Стрибогу [Стрибог - бог ветра].

Ефрем и Митяй расположились у кормы передового челна на возвышении,
накрытом навесом от дождя. Митяй был в полном вооружении, и воины не могли
без смеха смотреть на выглядывавшее из-под шлема миловидное личико,
которому малыш напрасно силился придать суровость, приличную воину.

- Слышь, Митяй, - фыркая, говорили гребцы, - коли встретятся недруги, вся
надђжа на тебя. От наших воев какой прок, вон они сидят в одних рубахах, а
ты - настоящий лыцарь.

До устья Ловати [Ловать - река, вытекающая из озера Ловатец и впадающая в
Ильмень] дошли часа за три, и началась борьба с рекой. Первое время
проходили по тридцать - сорок верст в сутки, но затем река обмелела и
движение замедлилось. Воинов приходилось высаживать на берег, чтобы
облегчить челны, а гребцы спускались в холодную воду и тащили суденышки по
каменистому дну реки. Вот где проверялась прочность работы новгородских
лодочных мастеров.

Все вздохнули с облегчением, когда путь по Ловати кончился и начался волок
до реки Усвячь. Людей ждала трудная работа - волочить челны и перетаскивать
товары на расстояние многих поприщ, но это была новая работа, а не махание
веслами, которое надоело гребцам и вымотало из них силу.

Здесь с Митяем случилось происшествие, которое чуть не кончилось
трагически. Мальчик заметил на болоте бобренка и погнался за ним, несмотря
на предостерегающие крики одного из гребцов. Беда не заставила себя ждать:
парень с головой ухнул в трясину. Он вынырнул и почувствовал, что под ним
ничего нет. Бездонная топь засасывала его, и Митяй дико заорал. Гребец
бросился на помощь. Подобравшись к опасному месту, он протянул мальчугану
жердь. Тот выбрался, весь в грязи и тине, и так его, дрожащего от холода и
пережитого страха, привели к отцу. Ефрем пришел в ужас:

- Что бы со мной было, кабы ты тут навечно остался?

- Тятя, прости, я больше не буду, - захныкал мальчик.

- Напрасно я тебя взял, - вздохнул отец. - Жену потерял да еще и сына чуть
не лишился. Смотри, возьму вот, оставлю тебя в Киеве у рыбака Стоюна,
забудешь, как проказничают. Стоюн с тобой управится не по-моему!

Угроза отца не на шутку напугала Митяя. Но в сутолоке дорожных приключений
этот случай скоро был забыт.

Новые волоки, новые труды - и вот наконец показался Днепр в крутых берегах,
еще не та могучая река, какой он станет впоследствии, но уже быстрый и
многоводный. Легкие челны, на которых приплыли сюда из родного города, не
годились для плавания по нижнему течению Днепра и особенно по бурному
Русскому морю. Там плавали на длинных лодьях - учанах, как их называли.
Каждое такое судно могло вместить тридцать - сорок человек и большое
количество товара.

Учаны готовились в верховьях Днепра. Жители Приднепровья рубили громадные
деревья, выдалбливали их так, что получалась длинная лодка - однодеревка.
На нее набивали борта из досок, ставили мачту, скамейки, уключины, и судно
было готово к далекому плаванию.

Груз из двенадцати челнов был перенесен в три учана, и они легко пустились
вниз по быстрому Днепру.

Прошел месяц после того, как караван Ефрема оставил Новгород, и вдали на
холмах заблестели золотые главы храмов стольного града Киева.

Глава десятая. ПЕРЕД ОТЪЕЗДОМ В ЦАРЬГРАД

Остановились, как всегда, в Угорском. Часть воинов во главе с Лютобором
осталась охранять товары, а прочий народ направился в город. Бывалые
обещали показать все киевские чудеса, и новички весело зашагали по берегу.

Ефрем с Митяем наняли лодку и скоро были в Черторые. Какая радость пришла в
хату Стоюна! Рыбак даже прослезился - он обнимал купца и клялся ему в
вечной дружбе, Доверительно говорил, что вся душа его изныла от ожидания в
долгую зиму, а теперь, когда наступил травень, ему стало казаться, что с
Ефремом случилось несчастье.

Девушка собрала на стол самое лучшее, что было у них в доме, но - увы! -
угощение получилось скромное. К счастью, утром Стоюн вынул из сети
порядочного осетра, и это помогло Светлане скрасить праздничный стол.

В разговоре рыбак признался гостю, что, несмотря на все старания, ему
удалось собрать только полторы гривны серебра. С тем, что даст Зоре
оружейник Пересвет, и с будущим заработком его детей у Ефрема все еще не
хватит на выкуп. Правда, ему обещали помочь соседи, сложившись по
ногате-другой.

Ефрем помнил о своем обете богородице. Он должен выполнить этот обет, как
бы ни обернулись его торговые дела.

- Не печалуйся, друг, и не утруждай соседей, - сказал купец. - Нехватку
твою я пополню, какова бы она ни была, и давай не будем об этом больше
говорить.

Ефрем о своем обещании пресвятой, конечно, не сказал ни слова.

Рыбак не знал, как и благодарить купца.

За столом просидели недолго, потому что Митяй рвался в Киев. С Ефремом и
его сыном поехала Светлана. Она должна была свезти их на Подол и разыскать
дом Пересвета. Ничего не подозревая о враждебных чувствах, которые питали к
ней мать и сестра Неждана, девушка охотно взялась за это поручение.

Зоря не привык к пылким выражениям благодарности. Увидев Ефрема, входящего
в мастерскую оружейника, он побледнел от волнения, а потом подошел к гостю
и поклонился до самой земли.

- Приветствую тебя, господине! - сказал он низким, глухим голосом. - Слуга
я твой до самой смерти!

В доме Пересвета началась суматоха. Софья не захотела ударить лицом в грязь
перед заезжим купцом и захлопотала об угощении. Неждан был вне себя от
счастья - ведь он не видел свою милую уже несколько месяцев. Он ходил по
пятам за Светланой, смотрел ей в глаза, старался предупредить малейшее
желание. Парень давно знал, что означает для семьи рыбака прибытие
новгородца, и его мучила мысль, что Светлана покинет Киев на долгое время.
Вернется ли она? Путешествие в Царьград было не только долгим, но и
опасным. Разве не случалось, что на купеческие караваны нападали печенеги,
истребляли стражу, захватывали товары, уводили людей в плен.

Всю зиму парень думал о том, что надо и ему отправиться вместе со
Светланой, охранять ее в пути, но не решался об этом говорить с отцом
раньше времени.

Теперь он чувствовал, что у него хватит силы высказать свое желание и не
отступить перед волей отца. Но спешить не стоило, время еще было.

Надежда насмешливо смотрела на ухаживания брата за Светланой. Улучив
минутку, она прибегала к матери в кухню и едко высмеивала дочь рыбака: и
одета очень бедно, и слишком смугла, и руки загрубели от работы, не то что
белые, нежные ручки Надежды. Мать во всем соглашалась с дочерью. Обе
разобрали Светлану по косточкам, нашли ее мужиковатой и в конце концов
сошлись во мнении, что, будь она дочерью богатого отца, была бы для
Нежданки подходящей парой. Уже это было большой уступкой со стороны
чванливых женщин.

После обеда Ефрем отправился по делам, а Неждан и Зоря повели Митяя на
Гору. Надо было показать мальчугану Киев, а кто мог это сделать лучше, чем
они?

По просьбе Ефрема Зоря помогал ему заносить в книгу количество купленных
товаров и высчитывать их цену. Новгородский гость удивлялся искусству, с
каким юноша быстро делал записи и вел денежные расчеты.

Наедине Митяй как-то признался товарищу.

- Мой тятя тоже умеет записывать товары, - сказал мальчик, - да только
далеко ему до тебя. Твои буквы стоят, как ратники в строю, а тятины
расползаются во все стороны, как пьяные мужики. - Зоря засмеялся, а
мальчуган похвастал: - Меня тятя целую зиму учил по псалтыри, и я уж
научился два слова "Блажен муж" читать!..

- Только-то? - удивился Зоря. - Недалеко же ты ушел.

Для Ефрема наступило хлопотливое время. Запас товаров, привезенный из
Новгорода, был недостаточен. Главным средоточием торговли на Руси был Киев.
Сюда свозили товары из ближних и дальних краев, из русских городов
Смоленска, Полоцка, Чернигова, Любеча и из других стран - Чехии, Венгрии,
Польши.

На торговищах происходили крупные сделки между купцами разных стран, и
менялы на своих весах взвешивали слитки золота и серебра, переходившие из
рук в руки. Княжеские тиуны зорко следили за совершением договоров - с
каждой сделки шла пошлина в великокняжескую казну.

Но не одними этими доходами полнилась казна великого князя. Под его
властной рукой лежали многие земли, и многочисленные славянские племена
платили ему дань. В Киев шли обозы со связками собольих, бобровых, куньих,
горностаевых мехов, кадями меда и масла, кругами воска, тюками с кожей,
холстом, полотном. Пастухи гнали табуны лошадей и волов, стада овец.

Своей дружине князь платил жалованье "натурой". Она получала часть дани,
обычно меха. Бояре и дружинники продавали полученные товары купцам, а те
везли их в Византию.

У Ефрема уже несколько лет установились деловые отношения с хранителем
княжеской вивлиофики [вивлиофика (греч.) - библиотека] боярином
Добромыслом. К нему и пошел Ефрем. Отрок провел новгородского гостя через
обширную переднюю, где часть караульных дружинников дремала, а другие
играли в зернь [- старинная азартная игра в кости или зерна]. Пройдя через
несколько богато украшенных покоев, Ефрем очутился в княжеском
книгохранилище.

Его освещало большое окно со свинцовой рамой, в переплет которой были
вставлены стекла. Противоположную стену занимали полки, и на них были
расставлены огромные тома в переплетах из досок, обтянутых кожей. Самые
ценные книги были прикованы к стене цепочками.

В комнате за большим столом монахи сидели за работой. Они были не простыми
переписчиками, хотя и это считалось трудным и почетным занятием. Монахи по
приказу Ярослава Мудрого переводили книги с греческого и латинского на
славянский, служа на пользу русской культуре.

Добромысл, крепкий старик с длинной седой бородой, встретил гостя
приветливо: от торговых сделок с ним боярин имел немалую выгоду. Но не
успели боярин и купец начать беседу, как дверь открылась и на пороге
вивлиофики появился князь Ярослав.

Ярославу в ту пору перевалило за пятьдесят. Лицо князя пересекали
преждевременные морщины, говорившие о тревожной молодости, проведенной в
борьбе за киевский престол. Князь прихрамывал от рождения и, стыдясь этого
недостатка, обычно показывался народу на коне. Но здесь, во дворце, хромоту
скрыть было невозможно, и князь не любил, когда в горницах появлялись
чужие. Увидев князя, Ефрем упал на колени, приклонив голову к полу.

- Здрав буди, господине княже!

- Кто сей? - хмуро бросли князь.

Добромыслу совестно было признаться, что он принял во дворце посетителя для
торговых переговоров, но гибкий ум его, привыкший к дворцовым интригам,
тотчас нашел выход. Склонившись в низком поклоне, боярин сказал:

- Се - гость из Новеграда, княже! Любопытен он посмотреть на твои книжные
сокровища, дабы молву о них довести до жителей града своего.

Лицо Ярослава просветлело. Он ревностно заботился о распространении знаний
на Руси, любил читать летописи и даже сам в свободное время переписывал
книги. И каждого, интересовавшегося наукой, Ярослав встречал милостиво.

- По нраву ли тебе, человече, пришло наше собрание? - спросил князь.

- Великие здесь сокровища вижу, господине, - ответил находчивый купец. -
Зело они меня восхищают!

- А сам ты смыслишь в книжном учении?

- Немного знаю, господине, для торгового дела.

- Радостно мне видеть, - сказал Ярослав, - как на Руси ширится просвещение
и выходят люди из мрака язычества. Будь же здрав, гость новгородский, мне
твой град дорог, немало времени я там княжил. Передай мой привет соотчичам!

- Передам, господине, когда бог туда приведет.

Ярослав поинтересовался работой переводчиков, сделал несколько замечаний,
потому что знал греческий и латинский языки и был одним из образованнейших
людей своего времени.

Когда князь покинул книгохранилище, Добромысл и Ефрем вздохнули свободно.
Их переговоры закончились к взаимному удовольствию.

Глава одиннадцатая. НЕЖДАН ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ДАЛЬНИЙ ПУТЬ

В хлопотах и сборах прошло две недели. Митяй насытился зрелищем киевских
церквей, боярских и княжеских хором, шумных торговых площадей. Непоседливый
мальчик мечтал о том времени, когда их учаны покинут Угорскую пристань и
его взорам откроются страшные днепровские пороги, таинственное море и в
конце пути чудесный Царьград.

Семья Стоюна переживала трудные дни. Зоря и Светлана рвались в путешествие,
и в то же время их огорчала разлука с отцом. Сам Стоюн испытывал
противоречивые чувства. Ему страшно было отпустить детей в далекий, опасный
путь: а вдруг и они сгибнут на чужбине? Тогда он совсем осиротеет. Но
чувство долга не позволяло рыбаку удержать при себе сына и дочь. Их служба
у купца поможет освободить Ольгу. Возложить же почти всю сумму выкупа на
Ефрема рыбак считал недостойным, низким поступком.

Дни как будто тянулись медленно, но час расставания приближался
неотвратимо.

В доме оружейника перед отъездом купца Ефрема произошли неожиданные
события. За два дня до отплытия каравана Неждан объявил родителям, что
отправляется в Царьград. С Ефремом он уже договорился, что будет работать
бесплатно - за одно пропитание.

Неожиданное заявление сына поразило Пересвета и Софью. Оружейник молчал в
поисках доводов, которые убедили бы сына в безумии его поступка.

А Софья, побелев от гнева, вскричала:

- Это из-за Стоюновой дочки ты собрался, знаю!

- А я и не таюсь, - спокойно возразил Неждан.

В его словах была такая уверенность, что Пересвет удивился.

"Как он переменился за этот год!" - подумал старик.

Софья продолжала выкрикивать ругательства и угрозы, осыпая оскорблениями
Неждана и Светлану, но муж мягко остановил ее:

- Погоди, мать! Тут такое дело, что криком не возьмешь. - Он обратился к
Неждану: - Скажи, сынок, тебе не жалко нас, стариков, покидать?

Это мягкое, дружелюбное обращение произвело на юношу большее впечатление,
чем брань матери. Голос его дрогнул, когда он ответил:

- Жалко, батя, а только я не могу. Судьба моя там, около Светланы.

- Ну, а она-то знает?

- Я ей ничего не говорил, - признался Неждан. - А зачем? Я знаю, она
обрадуется.

Пересвет заговорил по-другому:

- А что, ежели я тебя не отпущу? - жестко спросил он.

- Тогда на цепь меня прикуй! - так же жестко возразил юноша. - А не
прикуешь - все равно уйду.

Упорство сына сбивало старого оружейника с толку. Ведь не прикуешь же его в
самом деле! Сраму-то, сраму будет не только на свою слободу, а на весь
Подол, коли не на весь Киев. В отчаянии Пересвет ухватился за последнее
средство. Он глубоко уважал своего мудрого брата и издавна во всем
полагался на его решения. Оружейник предложил сыну:

- Знаешь что, Нежданка, пойдем на совет к отцу Геронтию. Как он решит, так
и будет.

Неждан призадумался. Можно ли положиться на монаха, никогда не знавшего
семейной жизни? Но, вспомнив спокойные, проницательные дядины глаза, его
всем известную справедливость, решил: можно!

Неждан и его родители пришли к Геронтию, когда у него был посетитель -
мужчина высокого роста и могучего сложения.

Монах представил пришедшим родственникам гостя:

- Се - Никанор, суздальский посадник [- правитель города в Древней Руси], -
сказал монах. - Поведал он мне достоверное известие о том великом
возмущении, что случилось в богоспасаемой Суздальской земле лета от
сотворения мира в шесть тысяч пятьсот тридцать втором [в 1024 году].
Доходили до меня неясные слухи о сем народном бедствии, и хотел я даже сам
побывать в том краю, да по моим старческим недугам путь туда далек и
труден.

В самом деле, расстояние от Киева до Суздаля было около тысячи верст. В
летнее время ездили туда сначала вверх по Десне, потом сухопутьем и
маленькими речками перебирались на Оку, и далее Окой и Клязьмой попадали в
Суздаль. Такое путешествие занимало около месяца в один конец и требовало
большой выносливости.

Геронтий продолжал:

- Да вот, к счастию моему, приехал сюда почтенный Никанор. И князь Ярослав
прислал его ко мне рассказать о прискорбных тогдашних делах. Веди дальше
свою речь, сын мой, - обратился монах к суздальскому посаднику.

- Рассказ мой подходит к концу, отче святый, - приятным низким голосом
заговорил Никанор. - Как уже поведал я тебе, всему причиной был неурожай и
лютый голод во всей нашей земле. Такой был голод, что люди ели траву,
снимали кору с деревьев и все равно умирали сотнями и тысячами. И тогда-то
поднялись волхвы, сиречь жрецы языческие, - пояснил рассказчик Неждану,
который слушал его с жадным любопытством. - Восстали волхвы и убивали
старых женщин, внушая народу, что они-де, мол, скрывают в своем теле
съестные припасы: мясо, рыбу, хлеб. Резав тех женщин острыми ножами, ничего
в них не находили и тогда с яростию накидывались на других, крича: "То не
та была, а вот в этой еду найдем..."

Слушатели внимали словам суздальца с глубоким изумлением и горестью.

Никанор вздохнул и продолжал свою грустную повесть:

- Такими лживыми словесами увлекли за собой волхвы темный народ. Невинных
женок было побито несть числа. И тогда явился князь Ярослав с дружиной, яко
карающий ангел, и властной рукой усмирил сей злой мятеж. Сколько тогда пало
и виноватых и правых - один господь знает, - тихо молвил Никанор. -
Обезлюдела земля наша, и даже до сего дня некому пахать нивы, разводить
скот, рубить лес и ставить новые деревни заместо сожженных, хотя уж восемь
годов протекло с тех пор. Приехав в Киев, пал я к ногам князя и молил
сбавить по силе-возможности наложенную на нашу землю дань, непосильна она
нам...

- Что же сказал тебе князь? - участливо спросил Геронтий.

- Не внял моей просьбе, - глухо отозвался суздалец, и глаза его потемнели
от