тве  за  день  до  похорон
никто не знал о них. Какой-то чиновник поинтересовался, когда и
где   они   состоятся,   но   отказался   сообщить,   будет  ли
присутствовать   на   церемонии   кто-нибудь   из   сотрудников
консульства.
     Как  жестоко  бы  оскорбилась Ольга Александровна за честь
своей Семьи и как убийственно сыронизировала бы над собой.  Она
наверняка  сказала бы: "К чему столько хлопот по поводу похорон
какой-то старухи? Да и большинство иностранцев  сомлели  бы  во
время заупокойной службы -- она ведь такая длинная".
     В  полдень  все мы поехали на Йоркское кладбище. Небольшое
гроб,  по-прежнему  драпированный  Императорским  штандартом  и
бело-сине-красным   русским  национальным  флагом,  был  вскоре
опущен  в  неприметную  могилу  рядом  с   могилой   полковника
Куликовского. Когда отец Дьячина приблизился к ее краю и бросил
на  крышку гроба горсть русской земли, вряд ли у кого-нибудь из
присутствующих не блеснули слезы.
     День  выдался  холодный,  ненастный,  по  кладбищу   гулял
ледяной   ветер.   Где-то   совсем   в   другом  мире  остались
позолоченные   купола   и   шпили   старого   Санкт-Петербурга,
великолепие  Императорских  бракосочетаний и траурных кортежей,
грохот орудий, оповещающих о рождениях и  кончинах  Царственных
особ.  Стоя  у  могилы  под  стылым канадским небом, я вспомнил
последние слова Великой княгини.
     За день до того, как она впала в беспамятство, я застыл  у
ее постели. Какое-то непонятное чувство подсказало мне, что это
последняя  наша  встреча на земле. Она узнала меня. Глаза ее, в
которых я увидел несказанную усталость, осветились  на  миг,  и
из-под  одеяла появилась маленькая иссохшая рука. Наклонившись,
я поцеловал ее, и тут послышался едва различимый шепот:
     -- Закат завершен.
     Больше Великая княгиня не произнесла ни слова.
     Когда ы сидели с ней  в  ее  гостиной  или  же  в  саду  в
Куксвилле,  Ольга  Александровна  часто сравнивала свою жизнь с
чем-то, напоминающим медленный закат солнца: "Каждое событие  в
моей жизни мне представляется залитым светом заходящего солнца,
и  это  придает картине особую ясность. Хорошо, что я так долго
ждала возможности поведать свою историю. Теперь я вижу и сужу о
людях и событиях гораздо вернее, чем была бы  в  состоянии  это
сделать много лет тому назад".
     Она  поведала  свою историю, свой рассказ о горячо любимой
племяннице, правду о Распутине, какой она представлялась Ольге,
о великолепии и терроре одновременно, о роскоши и  лишениях.  И
через  всю  эту  ткань  повествования,  освещая  самые  мрачные
страницы   жизни,   проходила   нитью   из    чистого    золота
бесхитростная,  как  у  ребенка,  вера  в  Бога ее предков и ее
народа.
     А под конец, изложив все факты  ее  наполненной  событиями
жизни, Ольга Александровна позволила себе задуматься и о многом
другом.   И  мысли,  высказанные  ею,  вполне  могут  послужить
эпилогом к этому повествованию  --  повествованию  о  последней
русской Великой княгине.

     Эпилог
     У  Великой  княжны  Ольги  Александровны  никогда  не было
гувернантки. У нее было много наставников, которые  преподавали
ей гуманитарные и иные дисциплины, не особенно вкладывая душу в
эти  предметы.  За  всю свою жизнь у нее не было ни времени, ни
возможности заняться систематическим  образованием.  Ее  нельзя
было назвать интеллектуалом. Она так и не научилась всесторонне
анализировать то или иное явление. Она или тотчас же схватывала
его сущность целиком, или же отказывалась от ее обсуждения.
     Учитывая  отсутствие  у  нее  академического  образования,
можно  лишь  поражаться  осведомленности  Великой   княгини   в
отдельных  науках -- таких, как ботаника или история. Последняя
в особенности представляла собой  неистощимый  кладезь  знаний.
Она  изучала  ее  весьма  своеобразно. Часто приходила к ложным
выводам, свободно поддавалась  унаследованным  предрассудкам  и
делала заключения, которые резко расходились с мнением наиболее
признанных  авторитетов.  Однако  она,  история, оставалась для
Ольги Александровны живым предметом, в особенности, разумеется,
история ее родной страны и ее фамилии.
     Цари Династии Романовых правили Россией в течение 304 лет.
Возведенный на престол всенародным волеизъявлением в 1613 году,
Дом Романовых был  низложен  не  столько  по  воле  узкого,  но
влиятельного   круга   заговорщиков,   сколько   под   влиянием
неестественных условий,  которые  возникли,  следует  признать,
отчасти  и  по  их вине. Великую княгиню никогда не переставала
заботить мысль о том, какое место в истории будет  уготовано  в
будущем фамилии Романовых. Она не раз говорила мне:
     -- Забота о том, каков будет суд истории, может показаться
кому-то  такой  мелочью,  но  для  меня  это  очень важно. И не
потому, что я  принадлежу  к  роду  Романовых,  а  потому,  что
грядущие  поколения  должны  будут  иметь  возможность  сделать
собственную оценку. Главное для меня -- справедливость.
     Ольге  Александровне  было  известно  стремление  западных
историков   и  писателей  изобразить  Династию  Романовых,  как
угнетателей  своего  народа,  снедаемых  жаждой   единовластия,
высокомерных,  падких  до  удовольствий,  и душителей свободы и
мысли. Ольга  Александровна  с  готовностью  подтверждала,  что
некоторые  из Романовых, принадлежавших к ее поколению, не были
верны семейным традициям, но ее  возмущало  огульное  осуждение
всей   династии,   неизменно   несправедливая  оценка  мотивов,
которыми  руководствовались  Цари,  враждебность,   с   которой
относились  к  их действиям, и карикатурное изображение их, как
личностей. При жизни Ольги  Александровны  появились  книги  на
двух или трех языках, где давался вопиюще искаженный портрет ее
отца,   Императора   Александра  III.  Не  нужно  быть  заядлым
монархистом, чтобы  признать:  появившиеся  в  западной  печати
репортажи о "Кровавом воскресенье" в январе 1905 года возмущали
своей пристрастностью.
     --   Как   выпячиваются   все  промахи,  допущенные  нашей
фамилией! Сколько написано о  нашей  варварской  исправительной
системе!  Но  никто  не  говорит  об  Англии,  где еще во время
царствования королевы Виктории человека, который украл  баранью
ногу  или  буханку  хлеба,  вешали  или  отправляли на каторгу.
Столько рассказывали о наших тюрьмах, но никто не упоминает  об
условиях  содержания заключенных в Испании и Австрии, не говоря
уже о Германии. Но одно только упоминание о Сибири  действовало
на  жителей  западных  стран,  как  красная  тряпка  на быка. В
действительности же, несмотря на существование полиции, цензуры
и всего остального, подданные Российской Империи имели  гораздо
больше   свобод,   чем  население  Австрии  и  Испании,  и  уж,
разумеется, были свободнее, чем  теперь,  под  знаком  серпа  и
молота.    Почему-то    никто    не   удосуживается   вспомнить
грандиозность и сложность задач,  которые  стояли  перед  тремя
великими  реформаторами -- Петром Великим, Екатериной Великой и
Александром II.
     Дальше Ольга Александровна поведала мне о том, что сегодня
забыто всеми -- что именно Царь из Династии Романовых установил
принцип, согласно которому монарх, при том, что он  самодержец,
является  слугой своего народа. Эта идея была выражена в словах
приказа, отданного Петром I своим войскам, накануне  Полтавской
битвы,  после которой русскими было сломлено могущество Швеции.
Принцип этот лежал в основе священного миропомазания Императора
на царство.
     -- Наш род относился к  идее  Царского  служения,  как  ко
священному  долгу,  от  которого  ничто, кроме смерти, не могло
освободить их. Кто-то мне рассказывал, что  королева  Виктория,
узнав  о  помолвке  Алики,  ее  любимой внучки, с Ники, сначала
очень  встревожилась.  Королева  назвала   российский   престол
"троном,  усыпанным  терниями",  и на этот раз старая дама была
права.
     Великая княгиня много рассказывала мне  о  своих  предках,
указывая  на то, что большинство европейских историков смотрели
на них  как  бы  в  испорченную  подзорную  трубу,  нередко  не
учитывая  причины  того  или иного их действия и столь же часто
основывая свои выводы  на  ненадежных  свидетельствах.  Однажды
Великая    княгиня   процитировала   мне   книгу,   в   которой
утверждалось, будто убийство Императора Александра II почти  не
произвело   никакого  впечатления  на  русский  народ,  который
отнесся к этому известию с совершенным равнодушием.
     -- Клянусь небом! -- воскликнула Ольга Александровна, и  в
глазах  ее  вспыхнул гнев. -- Да в молодости я встречала многие
сотни людей, которые  были  свидетелями  всенародного  горя  по
поводу  убийства  Царя-Освободителя.  Но  ведь гораздо выгоднее
вспоминать о жестокости Петра Великого, о любовниках  Екатерины
II,  о  мнимом мистицизме Александра I, и все прочее в таком же
духе. А уж легенда о Распутине  стала,  естественно,  настоящей
золотой   жилой  для  голливудских  дельцов!  Разве  кто-нибудь
посмеет   написать   правду   о   Ники   и   Алики?    Сплетни,
распространяемые  о них, просто чудовищны, и я уверена, что все
подлинные документы о них никогда не будут опубликованы Кремлем
-- если только они уже не уничтожены.
     Ольга Александровна утверждала, что  в  основе  всех  этих
нелепостей   лежит   полнейшее  незнание  западными  историками
условий жизни в России.  В  доказательство  она  привела  такой
пример.  После  того,  как  на  Западе  стали  известны  романы
Толстого, Тургенева и  Достоевского,  некоторые  критики  стали
утверждать, будто роман -- это единственная литературная форма,
известная русским, и будто в России вообще нет поэтов.
     --  И  это  говорилось  в восьмидесятые и девяностые годы,
почти полвека спустя после смерти  Пушкина  и  Лермонтова!  Как
сходили  с  ума во всем мире, восхищаясь нашими композиторами и
нашим балетом. А многим  ли  известно  на  западе,  что  именно
благодаря любви Романовых к искусству возникла русская балетная
школа  и было положено начало богатейшей коллекции произведений
искусства в Эрмитаже? Что именно на их личные средства -- а  не
только   на   ассигнования  из  казны  --  содержались  театры,
концертные залы и картинные галереи?
     За долгие годы изгнания Великой княгине не раз  доводилось
слышать упоминания о "немецких правителях России".
     --  Разве  англичане  называли  короля Георга VI немцем? А
много ли английской крови течет в его жилах,  интересно  знать?
Если  бы  и он женился на иностранке, то нынешняя королева тоже
была бы немкой по крови. Однако вряд ли можно найти  хоть  одну
книгу, посвященную нашему роду, в которой их иноземная кровь не
считалась  бы  чем-то  вроде  вредной  примеси. А ведь не кровь
решает все. Дело в почве,  на  которой  ты  вырос,  в  вере,  в
которой ты воспитан, в языке, на котором ты говоришь и мыслишь.
Матерью  моего отца была принцесса Гессенская. Но вспомните его
облик! Можно подумать, что это потомок древнерусских богатырей.
Кстати, его привычки и манеры были такими же,  как  у  простого
русского крестьянина.

В разговоре со мной Ольга Александровна как-то заявила:
     --  Распространение и невероятная мощь коммунизма является
прямым результатом промахов и эгоистической политики Запада.  Я
не  испытываю ни малейшего сочувствия к тем странам, на которых
сегодня обрушилось бремя холодной войны. Они  сами  напросились
на это.
     И  такого  мнения  она  придерживалась в продолжение всего
периода ее пребывания в изгнании. Она утверждала, что когда  во
время  первой  мировой  войны  Россия  вступила  в  смертельную
схватку  с  Германией,  союзники  намеренно  препятствовали   и
задерживали поставки снаряжения и боеприпасов, в которых Россия
так нуждалась, чтобы довести борьбу до победного конца.
     Я не видел в этом никакого смысла, и я так и сказал ей.
     --  Смысл есть, -- парировала Великая княгиня. -- Союзники
хотели  поймать  сразу  двух  зайцев  --  разбить  Германию   и
обессилить  Россию.  Мне  ненавистно  имя  Сталина, но он и его
подручные, хорошо помня прошлый опыт  России,  пострадавшей  от
своих  "союзников",  были  совершенно правы, когда подозревали,
что те возьмутся за свои интриги  и  во  время  второй  мировой
войны.  Советское  правительство  не  ошибалось, когда обвиняло
Верховное командование союзников в  преднамеренном  затягивании
вторжения во Францию.
     Великая  княгиня была убеждена, что в конце первой мировой
войны союзники относились к России, как к своему врагу. Под тем
неубедительным  предлогом,   что   большевицкое   правительство
подписало  Брест-Литовский  договор,  они не допустили русских,
независимо  от  того,  белые  это  или  красные,  к  участию  в
Версальской  мирной  конференции.  Они забыли, что большевицкий
режим не был выбран всей нацией и что Белые армии  сражались  с
красными  на нескольких фронтах. Никому ни в Великобритании, ни
во Франции не приходило в голову, что все истинно русские  люди
рассматривали этот Брест-Литовский сговор, как позорное пятно в
истории России и что все условия этого "договора" были бы сразу
же аннулированы, если бы Белая армия одержала победу.
     --   Союзники   предпочли  не  обращать  внимания  на  это
обстоятельство,  потому  что  наконец-то  получили  возможность
наброситься  на  Россию и, отрывая куски от ее тела, швырять их
поджидающим добычи  стервятникам.  Все  страны,  граничившие  с
Империей  моего  брата,  увеличили свои территории за наш счет.
Польша, Венгрия и Румыния не заставили  себя  долго  ждать.  Из
территорий,   принадлежавших   России  согласно  заключенным  в
прошлом договорам, возникли такие образования,  как  Финляндия,
Литва, Эстония и Латвия. Свою долю на Дальнем Востоке отхватила
и Япония. Во время мирной конференции даже Грузия и Азербайджан
превратились  в независимые государства, и не прозвучал ни один
голос протеста против такого предательства.
     --  А  знаете  ли  вы,  --  возмущенно  продолжала   Ольга
Александровна,  --  что мы с Мама находились еще в Крыму, когда
мой зять, Великий князь  Александр  Михайлович,  отправился  во
Францию.  Мы  все  полагали,  что один из представителей нашего
Дома должен поехать в Париж и поставить вопрос  о  положении  в
России  перед  союзными  державами.  И что же из этого вышло? К
Сандро отнеслись так, словно он был  предателем.  Его  даже  не
принял  Клемансо.  А  личный  секретарь  Клемансо  в  ответ  на
предупреждения Сандро о том, какую  угрозу  представляют  собой
большевики,  имел  наглость  заявить,  что  большевизм  --  это
болезнь побежденных наций. Разумеется, никто в Версале даже  не
вспомнил  о  тех жертвах, которые понесли русские ради спасения
своих союзников. Ведь именно армия моего брата послужила своего
рода гигантским амортизатором, принявшим на себя удар  немецких
войск.   Благодаря  героизму  моих  соотечественников  французы
получили  передышку,  чтобы  укрепить   свое   положение.   Сто
пятьдесят  тысяч  русских  солдат было послано на верную смерть
под Танненбергом, чтобы облегчить положение  французской  армии
под Парижем, которому угрожали немцы. Но все это было забыто.
     Когда  положение  нашей  армии  оказалось хуже некуда, мой
брат мог бы согласиться на заключение сепаратного мира.  Кайзер
был  бы  рад  прекратить войну на Восточном фронте. Но у Ники и
мысли  даже  не  возникало  забыть  о  союзническом  долге   по
отношению  к  Англии  и  Франции.  Когда  немцы, надеясь начать
переговоры, предложили ему крайне выгодные условия,  Ники  даже
не  стал  обсуждать  их  со  своими генералами. Свойственное им
чувство порядочности помешало ему предпринять какие-то шаги,  и
он  наотрез  отказался от всяких переговоров. Если бы он принял
условия кайзера, то вполне сумел  сохранить  бы  и  престол,  и
собственную  жизнь,  и тогда Империя была бы, возможно, спасена
от ужасов революции.
     Такой  взволнованной  я  не  видел  Великую  княгиню   еще
никогда.  Ее  впалые щеки порозовели, в глазах сверкали молнии.
Куда подевалась немощная старая  дама.  Я  увидел  перед  собой
представительницу  Дома Романовых, защищающую честь своей семьи
и своего народа с пылкостью и отвагой молодого казака.
     -- А что можно сказать о бездарности западных политических
деятелей  того  времени!  --  продолжала  она   после   краткой
передышки.  --  Они просто-напросто играли на руку большевикам.
Даже если  западные  державы  не  испытывали  большой  любви  к
Императорской   России,   в   их   же  интересах  было  пресечь
распространение коммунизма. Клемансо был  твердо  убежден,  что
этого  можно  добиться  созданием  санитарного кордона! Большей
слепоты и глупости нельзя было и придумать. Ведь именно союзная
блокада в сочетании с  ужасающими  транспортными  условиями,  к
которым  нужно  прибавить  несколько неурожайных лет, привели к
полнейшему  хаосу.  Начался  неслыханный  голод.   Естественно,
большевики  использовали  блокаду западных держав в собственных
интересах. Иностранцы -- вот кто  душат  страну,  заявляли  они
народу, и миллионы крестьян верили этому. Неужели кто-нибудь на
Западе  мог  понять,  что  происходит  в  то  время  в  России?
Президент Вильсон  и  итальянский  премьер  Орландо  откровенно
признались   в   своей   полной  неспособности  понять  русскую
проблему. Сделать это было трудно, но ведь будущее благополучие
Запада зависело от того, сумеет ли он справиться  с  возникшими
осложнениями своевременно.
     По  мнению  Великой княгини, весна 1919 года была одним из
самых решающих периодов в истории XX столетия. Ленин и  Троцкий
отчетливо  сознавали,  сколь шатко их положение. На подступах к
Петрограду находился генерал Юденич,  бывший  главнокомандующий
войсками Кавказского фронта. На юго-востоке страны, на Кавказе,
собрал  вокруг себя значительные силы генерал Деникин. В Сибири
изо  дня  в  день  усиливалось  положение   адмирала   Колчака,
располагавшего  большой армией. Но все они нуждались в помощи и
рассчитывали на то, что их союзники на Западе пришлют им оружие
и другое снаряжение.
     -- Сложилась крайне благоприятная  обстановка.  Большевики
были окружены со всех сторон. Преступления ЧК против городского
и  сельского  населения озлобили и тех, и других. Красноармейцы
обессилели от голода, были разуты, не имели боеприпасов. У  них
не  было таких блестящих генералов, как Юденич или Колчак. Даже
Троцкий сомневался в боеспособности  тогдашней  Красной  армии.
Однако   возможность  эта  была  упущена.  Объявленная  Западом
блокада ударила не столько по кремлевским  заправилам,  сколько
по  миллионам  простых  людей -- мужчин, женщин, детей, которые
никогда  не  интересовались  политикой.  А  какая  помощь  была
оказана  Западом  Белым  армиям? Действительно, какую-то помощь
западные страны предлагали, но на таких условиях,  каких  белые
не  могли принять. Потом в Баку высадились англичане. Затем они
двинулись  в  Батум  и  объявили  его  свободным   городом,   а
Азербайджану  предоставили  независимость.  С  какой  же целью?
Чтобы помочь  Белым  армиям?  Восстановить  в  России  порядок?
Ничего подобного! Западу была нужна нефть...
     Итальянцы,    давно    присматривавшиеся   к   марганцевым
месторождениям Грузии, под бой барабанов, размахивая знаменами,
вошли в Тифлис, превратив Грузию в самостоятельное государство.
Полагая, что и они  не  лыком  шиты,  французы  заняли  Одессу,
главнейший  порт  России  на  Черном море, и стали заигрывать с
украинскими   "самостийниками".   Боеприпасы,   артиллерию    и
аэропланы,  которые  следовало  бы передать Деникину и Юденичу,
достались  полякам,  которые   под   руководством   Пилсудского
вторглись  в  Россию  и  оккупировали  Киев  и Смоленск. Верхом
глупости  и  недальновидности  была  высадка   американцев   во
Владивостоке. Их примеру вскоре последовали и японцы.
     В  результате  такой политики, утверждала Великая княгиня,
кремлевские вожди одер