матросы; они латали двери  и  пытались  создать  хотя  бы
видимость стен из уцелевших кирпичей.  Каллеос  поинтересовалась,  сколько
урн и ваз уцелело. Я сказал, что всего три.
   - Этого совершенно недостаточно! Латро, ты ведь можешь что-то  удержать
в памяти хотя бы в течение одного дня - так, кажется, говорил Гиперид?
   Я не был уверен, но чернокожий утвердительно кивнул.
   - Прекрасно. Я хочу, чтобы ты отправился на рынок.  Торговцы,  конечно,
постараются всучить тебе мебель  или  ткани,  но  ты  не  обращай  на  них
внимания, а  найди  обыкновенного  гончара,  который  торгует  с  тележки,
знаешь?
   - Да, госпожа.
   - И еще торговца цветами - тоже с тележкой.  Скажи  им,  чтобы  шли  за
тобой вместе со своими тележками, и приведи их сюда. Я куплю у  них  сразу
все. Нет ничего лучше цветов, если мебели в доме совсем не осталось!  Твой
чернокожий друг пока останется здесь и будет работать. А когда  вернешься,
тебе тоже найдется дело, работы тут невпроворот.
   Я все сделал так, как велела мне Каллеос, однако на обратном пути  меня
остановил мужчина  с  необычной  и  весьма  неприятной  внешностью.  Плащ,
окутывавший его тщедушную фигуру, был цвета бледного гиацинта; в руках  он
держал высокий посох с каким-то отвратительным крючком на конце и фигуркой
женщины на набалдашнике; его  темные  глаза  были  такими  выпуклыми,  что
казалось, вот-вот выскочат из орбит.
   Держа посох в одной руке, он вторую прижал к груди и низко  поклонился,
как это делают на Востоке, но мне показалось, что в его повадке есть нечто
шутовское - насмешка чудилась мне в его глазах, в его высокой тощей фигуре
и всклокоченных волосах и во всех его словах и поступках.
   - Не уделишь ли ты мне несколько мгновений, добрый мой господин? Я  был
бы бесконечно благодарен даже за самые  пустяковые  сведения.  Могу  ли  я
спросить,  кому  понадобилось  столько  различных  ваз  и   цветов?   Это,
разумеется, не мое дело, но, право же, никакого вреда не  будет,  если  ты
скажешь мне. И кто знает? Вскоре, возможно, мне тоже удастся оказать  тебе
какую-нибудь небольшую услугу, господин мой. В конце концов,  именно  мышь
прогрызла ту прочную сеть, в которую  попался  могучий  лев,  как  некогда
говаривал один мудрый раб с Востока.
   - И цветы и вазы - все для Каллеос, моей хозяйки, - ответил я.
   Рот незнакомца так широко открылся в улыбке, что мне показалось,  будто
у него, по крайней мере, сто зубов.
   - Каллеос, дорогая старушка Каллеос! Я прекрасно  знаю  ее!  Мы  с  ней
добрые друзья; Ах, Каллеос! Но я и не думал, что она вернулась.
   - Она вернулась только сегодня утром, - сказал я.
   - Замечательно! Можно ли мне пойти с  тобой  вместе?  -  Он  огляделся,
словно пытаясь  восстановить  в  своей  памяти  тот  город,  который  знал
когда-то и который теперь лежал в руинах. - О, конечно,  ее  дом  всего  в
нескольких шагах отсюда, верно? Скажи ей, мой дорогой, что один старый  ее
поклонник весьма желает выказать ей свое почтение и  с  нетерпением  ждет,
когда у нее  найдется  для  него  свободная  минутка.  Имя  мое  -  Эврикл
Некромант.



14. ЧТО ЗА СТРАННЫЙ ПРАЗДНИК!

   - Ну разве видели вы что-либо подобное? - вопрошал Пиндар, рукой обводя
ряды ваз с  цветами  и  уже  отчасти  восстановленные  стены.  -  Вот  это
действительно город великой Афины, Латро! Люди снова вернулись сюда,  хотя
ее совам (*80) приходится пока гнездиться в развалинах. Ах, какую поэму  я
напишу обо всем этом!
   У него за спиной Гиперид заметил:
   - Когда станешь писать, не забудь, что вместе с тобой здесь  был  я,  и
тоже пил вино, и, как прежде, обнимал юную девицу.
   - Ну, ты для высокой поэзии объект неподходящий, - заявил ему Пиндар. -
Впрочем, ладно, так и быть. Пусть еще тысячу  лет  имя  твое  связывают  с
именем Ахиллеса.
   Когда они входили в  дом,  я  пересчитал  их;  всего  гостей  оказалось
шестеро: Пиндар, Гиперид, кибернет, Ацет и еще двое, которых я не знал,  -
капитаны "Эйидии" и "Клитии". Ацет протянул мне сверток, который принес  с
собой:
   - Вот, Латро, Гиперид велел непременно передать тебе.
   Я развернул парусину; внутри была бронзовая кираса и серповидный меч на
отделанном бронзой поясе. Странное чувство вызывал у меня этот клинок - я,
ничего не помнивший, был уверен, что меч и  опояски  мне  хорошо  знакомы,
хотя и не мог бы сказать, где и  когда  надевал  их  и  когда  потерял.  Я
опоясался мечом, облачился в доспехи - делал я это в  комнате,  отведенной
мне Каллеос, - и вернулся во  внутренний  дворик,  где  хозяйка  принимала
гостей, усаживая их на купленные лишь сегодня диваны.
   - Гиперид, - сказала она, наливая ему вино, - у меня есть к  тебе  одно
деловое предложение.
   - Кто может сказать, что  Гиперид  когда-либо  отказывался  от  деловых
предложений? - улыбнулся он.
   - Я ведь обещала тебе,  что  сегодня  вечером  здесь  не  будет  других
гостей, кроме тебя и твоих друзей? Погляди, я свое слово сдержала.
   - Тебе и так удалось меня провести, - притворно  простонал  Гиперид.  -
Вон, смотри, уже загораются звезды. Но ладно, так и быть,  я  своего  раба
назад не попрошу. Потребую назад только чернокожего, которого  ты  забрала
безо всякой купчей и вообще без спросу!
   - Ну разумеется, забирай, - сказала Каллеос. - Я думала,  он  свободный
моряк, когда нанимала его. Если хочешь, он вернется вместе с тобой  утром.
Однако послушай, Гиперид: сегодня ко мне заходил мой старинный друг  -  он
случайно узнал, что я вернулась в город.  Это  самый  веселый  человек  на
свете, ты таких не встречал; он знает множество шуток и историй,  так  что
скучно не будет, это я тебе обещаю. Впрочем,  если  не  хочешь,  чтобы  он
присоединялся к нашей компании,  только  скажи  -  и  ты  никогда  его  не
увидишь. Но если  не  возражаешь,  я  буду  век  тебе  благодарна.  Ну  и,
разумеется, платить ничего не придется ни тебе, ни ему. Его имя Эврикл  из
Милета.
   В эту минуту ко мне подошла одна из женщин и сообщила, что прибыл ужин.
Я  пошел  к  задней  двери,  чтобы  помочь  владельцу  харчевни  и   моему
чернокожему приятелю разгрузить тележки.
   Каллеос зашла на кухню, когда мы уже почти закончили.
   - Вот и отлично! Все  страшно  голодны.  Ты  в  кушаньях  разбираешься,
Латро?
   - Не знаю, - сказал я.
   - Ах да, конечно. - Она взглянула  на  блюда,  которые  я  украшал  для
подачи на стол. - Впрочем, по крайней мере для начала, у  тебя  получается
очень неплохо. К столу кушанья пусть подадут девушки, понял? А  ты  больше
туда пока не заходи, если не случится каких-либо беспорядков.  Сегодня  я,
правда, ничего дурного не ожидаю, однако  никогда  нельзя  знать  заранее.
Постарайся не заснуть и не пей вина,  тогда  все  будет  хорошо.  И  учти:
иногда девушка визжит просто так, а иногда - по-настоящему. Ты  понимаешь,
что я имею в виду?
   - По-моему, да.
   - Ну  и  отлично.  Значит,  не  заходи,  пока  кто-нибудь  не  завизжит
по-настоящему, понял? Если же завизжат все девицы разом, беги со всех ног.
Меч свой без крайней нужды не обнажай, а уж пускать его в ход не нужно  ни
при каких обстоятельствах. Где ты его взял, между прочим?
   - Получил от Быстрого бога, - сказал я и, лишь сказав это, осознал, что
не понимаю смысла сказанных мною слов.
   - Ах ты, бедолага. - Каллеос легонько поцеловала меня в  щеку.  -  Фая,
милочка, позови сюда этих ленивых  нерях,  пусть  несут  подносы  и  блюда
гостям, а то мужчины мои уже заскучали. Да настрой свою лиру, если еще  не
успела, и скажи флейтисткам, чтоб приготовили свои дудки. Однако играть не
начинайте, пока не накроют столы.
   - Да знаю я, знаю, - проворчала Фая.
   Вновь обернувшись ко мне, Каллеос покачала головой:
   - Вино, музыка и женщины - разве мужчине нужно что-то еще? Этот  вопрос
задал мне твой друг, поэт. И, знаешь, я чуть не сказала: "А как же!  Мясо!
Телятина, молодая баранина..." Между прочим, они мне стоили  немало,  хотя
я, конечно, этого никогда своим гостям не скажу, это невежливо. А  ведь  я
заказала еще и отличную рыбу, три сорта сыра, свежий хлеб, спелые  смоквы,
виноград и мед! Причем завтра тебе по меньшей мере  половину  всего  этого
придется выбрасывать, когда будешь убирать дворик. К сожалению, ты  пришел
в мой дом не как свободный человек, Латро... - Она помолчала,  внимательно
глядя на меня. - А знаешь, ведь и я когда-то была рабыней. Я с севера.
   - Мне приходила в голову эта мысль - из-за твоих волос, - сказал  я.  -
Здесь мало у кого такие рыжие волосы и при этом яркие голубые глаза.
   - Я из племени будини (*81). Хотя теперь уж  и  язык  родной  позабыла.
Наверное, меня выкрали совсем ребенком. - Она  снова  помолчала.  -  А  ты
хочешь стать свободным, Латро?
   - Я и так свободный человек, - возразил я. - Я просто ничего не помню.
   Она вздохнула.
   - Ну что ж, пока ты ничего  не  помнишь,  тебе  постоянно  нужен  рядом
человек с хорошей памятью, чтобы подсказывать, как  поступить  в  том  или
ином случае. И по-моему, я в этом отношении ничуть не хуже других.
   Когда угощенье было подано на стол, я подошел ко  входу  во  внутренний
дворик, чтобы послушать флейты, однако через несколько минут Пиндар  снова
вытащил меня на кухню.
   - Гиперид продал тебя Каллеос, - объявил он.
   - Да, я уже давно на нее работаю.
   - Но таким образом, я-то оказался в весьма  затруднительном  положении!
Надеюсь, ты это понимаешь?
   Я сказал, что, пока я не найду свой  дом  и  друзей,  мне  будет  здесь
ничуть не хуже, чем где-либо еще.
   - Хорошо тебе или плохо - позволь уж мне говорить начистоту! -  это  не
слишком меня беспокоит. Меня куда больше беспокоит  данный  мною  в  храме
Светлого бога обет. Я ведь  обещал  доставить  тебя  в  святилище  Великой
Матери. Пока что я делал все, что было в моих силах,  и,  должен  сказать,
Светлый бог милостиво меня вознаградил за это: я слышал божественную  игру
на флейте, я слышал и твое пение - дар великого божества. Такая привилегия
дается немногим! Послушав дивную музыку богов, я и сам стал писать гораздо
лучше. Но если я вернусь в родной город, не исполнив обета...
   - Что тогда? - спросил я.
   - Он может все это отнять - вот чего я боюсь. И даже если он  этого  не
сделает, меня непременно  спросят  о  нашем  посещении  святилища  Великой
Матери-богини. И что я тогда отвечу? Что оставил тебя в Афинах -  рабом  в
доме гетеры, - а сам пытался накопить денег и выкупить тебя? И что будет с
моей репутацией? Нет, нам нужно что-то придумать!
   - Что ж, постараемся, - сказал я.
   Он хлопнул меня по спине.
   - Я знал, что ты ответишь именно так! Будем думать. А если нам  удастся
вскоре добраться до святилища, к тебе, возможно, вернется память, и  тогда
мы позаботимся уже о том, чтобы ты был окончательно счастлив. Может  быть,
тебе больше всего захочется вернуться на родину, и я сумею  устроить  тебя
на какое-нибудь торговое судно. Война почти закончена, и купцы скоро снова
начнут выходить в море.
   - Это было бы хорошо, - сказал я. - Мне очень хочется вернуться домой и
найти тех, кого я никогда не забывал и не забуду.
   Глядя Пиндару через плечо, я заметил, как задняя дверь приоткрылась,  в
щель осторожно заглянул чернокожий,  приложил  палец  к  губам  и  знаками
показал, чтобы я потом вышел к нему. Дверь снова закрылась.
   - Тебе лучше вернуться к гостям,  -  сказал  я  Пиндару.  -  Они  могут
хватиться тебя. Я и так все понял.
   - Ничего они не хватятся! - возразил он. - В крайнем случае решат,  что
я по нужде вышел.
   -  Скажи,  Пиндар,  а  твой  Светлый  бог   считается   у   вас   очень
могущественным?
   - Он один из самых могущественных! Это бог музыки  и  поэзии,  света  и
внезапной смерти, хранитель стад и отар, великий  целитель  и  еще  многое
другое.
   - В  таком  случае,  раз  он  хочет,  чтобы  я  непременно  посетил  то
святилище, я так и поступлю. Он доверил тебе вести меня,  а  значит,  тебе
следует верить ему - ведь это он ведет нас обоих.
   Пиндар потрясение покачал головой:
   - Неужели ты так мудр именно потому, что не  можешь  ничего  запомнить,
Латро?
   Мы еще немного поболтали, и он рассказал  мне,  как  идет  переоснастка
кораблей Гиперида, а я ему - о том, что мы с чернокожим успели  сделать  в
качестве слуг Каллеос.
   - Вы здесь  сотворили  настоящее  чудо!  -  воскликнул  Пиндар.  -  Мне
кажется, что я вернулся в прежние Афины и меня, естественно, пригласили на
обед в один из лучших домов. Как ты думаешь, меня попросят читать стихи?
   - Думаю, да.
   Он с сомнением покачал головой.
   - Вот главное неудобство для  поэта:  все  друзья  вечно  считают  тебя
затейником! Но еще хуже то, что у меня сейчас ничего подходящего из  новых
стихов нет. Постараюсь увильнуть от выступления, если  смогу,  -  предложу
спеть всем вместе или сыграть во что-нибудь...
   - Я уверен, ты что-нибудь придумаешь.
   Глядя в сторону, он пробормотал:
   - Я бы с куда большим удовольствием придумал,  как  поскорее  доставить
тебя в это святилище!
   Как только он ушел, я бросился к задней двери. Из темноты мне, сверкнув
зубами, улыбнулся чернокожий. На руках у него спала девочка.
   - Это Ио, - сказал я, ибо еще помнил ее. Еще утром мы вместе с нею были
на корабле Гиперида.
   Чернокожий прошел на кухню, где было больше света, и изобразил пальцами
одной руки, что все расстояние от гавани до дома Каллеос Ио прошла пешком.
   - Вот как! - сказал я. - Ничего  удивительного,  что  она  так  устала.
Видимо, она незаметно шла за Пиндаром, стараясь, чтоб ее не заметили.
   Чернокожий знаком велел мне следовать за ним. Он отнес девочку  в  одну
из спален без крыши и положил на груду  тряпья  на  полу.  Потом  приложил
палец к губам.
   - Нет, - возразил я, - если она проснется и не будет знать, как  попала
сюда, то страшно перепугается. - Не знаю, почему я так решил  -  наверное,
просто знал это, как и множество других вещей. Я тихонько  потряс  девочку
за плечо, приговаривая: - Ио, ты зачем так далеко забралась?
   Она открыла глаза:
   - О, это ты, господин мой!
   - Тебе следовало остаться с той женщиной, - сказал я.
   - Но я принадлежу не ей, а тебе, - прошептала она.
   - С тобой могло случиться все что угодно среди этих развалин. Да и  все
равно утром тебя придется отослать назад.
   - Но я ведь принадлежу тебе! Светлый бог велел мне о тебе заботиться!
   - Светлый бог велел это делать Пиндару, - возразил я. - Так, по крайней
мере, утверждает наш поэт.
   Вид у нее был сонный, однако она не сдавалась:
   - Пиндара послал тебе оракул. А меня - сам Светлый бог!
   Спорить с ней, видимо, было бессмысленно, и я сказал:
   - Хорошо, Ио. Но ты должна вести себя тихо и никуда не выходить из этой
комнаты. Я укрою тебя потеплее, и ты поспи. Смотри, если  Каллеос  или  ее
девушки тебя обнаружат, то могут прогнать. В  таком  случае  сразу  иди  к
задней двери дома и жди меня там.
   Я не успел договорить: она уже уснула.  Чернокожий  положил  возле  нее
деревянную куколку, а сам растянулся рядом на полу.
   - Да, - сказал я, - оставайся здесь. Хорошо, если у нее будет защитник.
   Он кивнул - и, по-моему, тоже мгновенно уснул.  Я  еще  даже  не  успел
закрыть за собой дверь.
   И вот сейчас я сижу на сломанном стуле у входа во внутренний  дворик  и
слушаю пение Фаи. Рядом стоит лампа с новым фитилем;  она  горит  ровно  и
ярко, так что я могу любоваться звездами и ущербной луной  и  одновременно
записывать в дневник события сегодняшнего дня. Вряд ли теперь я усну. Если
бы Каллеос вздумала меня поколотить, как своего раба, я, наверно, убил  бы
ее; только мне этого совсем не хочется. К тому же и  сам  я  в  результате
могу умереть. Лучше буду пока писать, хотя глаза мои щиплет от усталости и
они слезятся.
   Поздняя ночь. Фая умолкла. Пиндар предложил поиграть в коттаб (*82),  и
я, не зная, как играют в эту  игру,  довольно  долго  простоял  в  дверном
проеме, наблюдая за играющими.  Пиндар  нарисовал  на  полу  кружок  и  на
некотором расстоянии от него провел линию. Все  встали  за  эту  линию,  и
каждый осушил свою чашу, а он выплеснул из  своей  остатки  вина  прямо  в
нарисованный круг.
   Когда все сыграли по нескольку раз, Эврикл предложил, чтобы в следующий
раз проигравший рассказал какую-нибудь историю, и  Пиндар  поддержал  его.
Проиграл Гиперид, и теперь я  с  интересом  слушаю  (хотя  вряд  ли  стоит
записывать в дневник и эту его историю).



15. ЖЕНЩИНА, КОТОРАЯ УХОДИЛА ИЗ ДОМУ

   Теперь уже Фая как раз собиралась начать свой рассказ, и меня  разбудил
взрыв смеха. Фая, без сомнения, нарочно промахнулась и не попала в кружок,
а может быть, ее толкнул под локоть или ущипнул кто-то из мужчин.  Привожу
здесь то, что помню из рассказанной ею истории.
   Жила как-то женщина, у  которой  муж  был  очень  богатый,  но  страшно
скупой. У них имелось поместье за городом, а в  самом  городе  -  отличная
вилла, множество рабов, в общем, дом  -  полная  чаша,  однако  несчастная
женщина по-прежнему носила ту одежду, которую  привезла  с  собой  еще  из
отчего дома, а муж даже гребешка нового не желал ей купить.
   Однажды лежала она на кровати и плакала, и  это  увидела  ее  служанка,
которая была  родом  из  Вавилонии  (*83),  а  значит,  отличалась  особой
хитростью, как и все жители этого города. Служанка и говорит ей:
   - Госпожа, нетрудно догадаться, почему ты так горько  плачешь,  ведь  у
всех здешних женщин, кроме  тебя,  есть  помимо  мужей  еще  и  любовники,
которые их развлекают, дарят им  серебряные  браслеты,  всякие  диковинки,
привезенные из Египта, и говорящих птиц, которые без устали твердят  своим
новым хозяйкам, что они прекрасны, даже когда рядом нет их любовников. А у
тебя, бедняжка, есть только старый уродливый муж, глупец и скряга, который
и воробья-то простого никогда тебе не подарит!
   - Нет, не потому я плачу, - возразила  ее  хозяйка.  -  Просто  он  мне
никогда и медяка не даст на расходы.
   - Так ведь и я об этом! - воскликнула  служанка.  -  Для  нас,  женщин,
мужчины и деньги - почти одно и  то  же.  Говорила  ли  я  тебе,  госпожа,
когда-нибудь, как у нас в Вавилоне девушки получают свое приданое?
   - Нет, - удивилась молодая женщина. - Но, пожалуйста, расскажи  скорей,
даже если это окажется не слишком удачной выдумкой.  Ведь  послушать  хоть
какую-то историю все же интереснее, чем валяться на  холодной  супружеской
постели и плакать.
   - Но это вовсе не выдумка! - сказала служанка.  -  Это  чистая  правда.
Когда у нас в городе девушке приходит пора выходить  замуж,  она  начинает
продавать себя каждому понравившемуся ей мужчине за такую цену, какую  тот
согласится заплатить. Вскоре те, что покрасивее, набирают  изрядную  сумму
денег, а потом получают и хорошего  красивого  мужа,  от  которого  рожают
отличных детишек. Ну а скромницы, из тех, что вечно держатся  за  материну
юбку, не получают ничего, хотя всем известно, что мы,  вавилонянки,  самые
красивые женщины в мире. - Тут Фая, за которой  я  незаметно  наблюдал  из
дверного проема, ласково погладила себя по головке, чем  вызвала  всеобщий
смех и аплодисменты. - Хотя тебя, госпожа моя,  сочли  бы  красавицей  где
угодно!
   - Все это очень интересно, - задумчиво проговорила хозяйка, -  и  очень
для меня ново, но какой мне-то от всего этого прок? Ведь я уже замужем,  и
второе приданое мне не требуется.
   - Верно, - согласилась служанка, - но  ты  только  представь  себе:  ты
выходишь ночью из дому и  делаешь  первому  встречному  красивому  мужчине
примерно такое же предложение, какое делают девушки у нас  в  Вавилоне,  и
получаешь на всю ночь замечательного любовника и кучу денег в придачу!
   -  Очень  привлекательная  идея!  -  воскликнула  хозяйка.  -   Только,
по-моему, ничего у меня бы не вышло,  ведь  мой  супруг  ложится  со  мною
каждую ночь. Так что если он вдруг проснется и обнаружит,  что  я  ушла...
Впрочем, раз уж ты сама заговорила об этом, не могла бы ты  помочь  мне  и
раздобыть какое-нибудь слабенькое и безв