а была его главным устремлением.
   Хотя он женился очень рано, раньше большинства своих сверстников, детей
у него так и не было; под этим предлогом  он  занял  у  семьи  своей  жены
довольно большую сумму денег и отправился в  Дельфы  -  просить  совета  у
Аполлона,  бога-Губителя.  Однако,  оказавшись  там,  он  при  первой   же
возможности постарался выяснить у бога свое будущее и узнал, что  добьется
пяти блестящих побед.
   - Ты имеешь в виду победы на скачках и в других играх? - спросила Ио.
   Эгесистрат покачал головой:
   - Нет, хотя он полагал именно так. Как вам, вероятно, известно, великие
Игры в честь Аполлона проводятся раз  в  четыре  года  в  Олимпии,  а  это
недалеко от Элиды. И вот Тизамен записался в качестве участника  на  целых
пять видов состязаний! В Элиде только об этом  и  говорили,  как  вы  сами
можете себе представить; а потом слухи достигли Закинфа,  и  мы  тоже  все
узнали. Мой дядя, брат моей матери, Поликлет, попросил меня  обратиться  к
богам. Я обращался к богам с помощью разных способов  гадания  по  крайней
мере полдюжины раз; результаты были однозначно отрицательными, и я  сказал
дяде, что Тизамен не победит ни в одном из соревнований. И это пророчество
оказалось совершенно точным.
   Но хватит об этом, я поистине испытываю ваше терпение. Итак, после  Игр
Тизамен вскоре поступил на службу к Павсанию в  качестве  прорицателя,  но
так и не простил мне моих пророчеств. Надо полагать, что именно победы при
Саламине и при Платеях и были двумя из тех  пяти  побед,  что  обещал  ему
Великий  бог.  Ведь  Эврибиад,  командовавший  объединенным   флотом   при
Саламине, был  подданным  Павсания,  а  соединенными  силами  при  Платеях
командовал сам регент Павсаний.
   Эгесистрат помолчал минутку, внимательно на меня глядя.
   - Дальше придется вам положиться только  на  мое  слово  и  постараться
поверить тому, что я вам расскажу, - сказал он. - Прорицатель  -  если  он
имеет силу и опыт - может наложить на  человека  почти  любое  заклятье  и
заставить его поступать вопреки собственной воле. Вам это известно?
   Мы дружно кивнули.
   - Маги, как называют прорицателей в Персии, очень сильны в  колдовстве.
Я тоже многому научился у одного из них, пока был на  службе  у  Мардония.
Где научился колдовству Тизамен, сказать не могу. Может,  его  наставником
был какой-нибудь маг, попавший в  плен  у  Саламина?  Но  это  только  мои
догадки. Впрочем, я уверен, что он действительно научился этому искусству;
и если ты, Латро, прочитаешь мне кое-что из своих  записей,  я,  возможно,
сумею обнаружить что-то весьма интересное.
   Я,  естественно,  тут  же  развязал  старый   свиток,   разыскал,   где
упоминалось имя Тизамена, и прочитал этот отрывок, начиная со слов: "Никто
меня не встретил". Небольшой кусок Эгесистрат попросил меня повторить  еще
раз. Я привожу, его здесь в том же виде, как он у меня был записан прежде:
   "И еще одно нужно непременно записать, хоть я и не решаюсь сделать это.
Я как раз собирался нырнуть в палатку, в которой живем мы с Ио, Дракайна и
Пасикрат, когда услышал совсем рядом  странный,  лукавый  голос  Тизамена:
"Убей этого человека с деревянной стопой!" Я тут же оглянулся, но никакого
Тизамена не было и в помине".


   Эгесистрат кивал, точно в подтверждение собственной догадки.
   - Вот-вот. Когда я говорил об этих заклятьях, нужно было еще вспомнить,
что колдун может - а часто так и делает  -  отнять  у  человека  память  о
каком-то событии. То есть человек забывает все не на следующий  день,  как
ты, а тут же, мгновенно. В данном случае, по-моему, мой родственничек  как
раз не сумел  проявить  должного  умения,  хоть  и  считает  себя  великим
мастером, потому что даже ты, который все  забывает,  все  же  сохранил  в
памяти кое-что и записал это, хотя  тебе  его  странный  лукавый  голос  и
показался похожим на свист ветра. Может быть, зная о  твоей  забывчивости,
он проявил небрежность, а может, именно твоя особенность все  забывать  на
этот раз помогла тебе запомнить самое важное.
   - То есть, ты хочешь сказать, что Тизамен действительно там  был,  даже
если Латро об этом и не помнит? - сказала Ио. - Точно призрак, до которого
нельзя дотронуться? - Ее всю передернуло.
   - Воспоминание о нем было стерто из памяти Латро, - отвечал Эгесистрат.
- Подобно тому, как  исчез  и  призрак  Тизамена.  Когда  Латро  вместе  с
Павсанием и  его  стражником  вернулись  со  скалы,  откуда  рассматривали
корабль, который должен был везти вас в Сест, Тизамен, видимо, увлек Латро
в сторонку, а может, даже отвел его в  свою  палатку  или  в  какое-нибудь
другое место, где ему точно никто не мог помешать. Там  он  и  опутал  его
своими чарами, и, судя по последующим  событиям,  последними  словами  его
заклятья были именно эти: "Убей человека с деревянной стопой". Но было там
и что-то еще, что заставило Латро  забыть  даже  это  приказание.  Видимо,
Тизамен старался заставить его вообще забыть, что он разговаривал с ним  в
отсутствие Павсания. Вряд ли регенту пришлось бы по душе то, что человека,
которого он посылает в Херсонес с определенной целью, использовал в  своих
личных устремлениях мой хитроумный родственничек. Так что второе  заклятье
- приносящее забвение - было абсолютно необходимо.
   Ио покусала прядку своих длинных волос, потом сказала:
   - Но я же помню, как Латро и чернокожий нашли нас  у  места  казни,  за
городом, и Латро тогда вовсе не пытался тебя убить!
   - Нет, пытался, - возразил Эгесистрат. - Ты должна понять: Латро вообще
не ведал, что творит. Он не строил никаких планов. Он просто _должен  был_
привести меня в дом, где был его меч, помочь мне сесть, убедиться,  что  я
не ожидаю от него никакого подвоха, и выхватить меч...
   - Но ты выбил у него  меч  костылем!  Я  помню!  А  Латро  после  этого
выглядел так, словно его кто-то грубо разбудил.
   - Это ты правильно  подметила,  -  сказал  Эгесистрат.  -  Зачарованный
человек совершает поступки действительно как во сне,  не  отдавая  себе  в
этом отчета. Кстати здесь есть две существенные тонкости -  одна  помогала
моему родственничку, другая действовала как  бы  против  него.  Понимаете,
очень  трудно  заставить  человека  действовать  вопреки  его  собственной
природе. Например, если б я наслал такое заклятье на  тебя  и  велел  тебе
несильно ударить свою лошадь по  морде,  это  было  бы  легко  -  в  таком
действии для тебя нет ничего внутренне неприемлемого, и ты бы  подчинилась
моему приказу. Но если бы я приказал тебе кого-то убить, все выглядело  бы
совсем иначе. Сомневаюсь, чтобы тебе когда-либо приходилось убивать.
   - Никогда! - воскликнула Ио.
   - Латро же был воином и, судя по  вашим  с  чернокожим  словам,  служил
Великому Царю, когда его войско явилось из Фессалии. Вполне вероятно,  что
он убил немало сынов Эллады; я был бы всего лишь еще одним.
   - Так что явилось "противоядием" его заклятью? -  спросил  я.  -  Скажи
скорей!
   - Lingua tua [твой язык (лат.)], - отвечал  Эгесистрат  на  том  языке,
которым я пользуюсь, когда пишу свой дневник. -  Тизамен  не  знал  твоего
языка, и ему пришлось творить заклятья на чужом для тебя  языке,  так  что
даже удивительно, что ему все же удалось добиться несомненного  успеха.  -
Он немного помолчал и продолжил: - Обдумав все, что мне  известно  на  сей
предмет, и посоветовавшись с одним своим другом - он скрывался в Сесте,  и
никому не говорите об этом человеке, прошу вас! - я вернулся с  намерением
по возможности снять это заклятье. И увидел Латро,  когда  тот  был  занят
своей книгой. Меча при нем не было, но рядом лежал нож с костяной  ручкой,
которым он затачивает свой  стиль,  и  едва  я  попытался  снять  заклятье
Тизамена, как он ударил меня этим  ножом.  -  Эгесистрат  коснулся  своего
бока. - Рана еще не совсем зажила, и вряд ли я когда-нибудь смогу забыть о
ней. Однако продолжим. Поняв, что положение  становится  опасным,  я  тоже
сотворил кое-какие заклятия; в частности, постарался заставить его  забыть
о моей деревянной ноге. Но вы сами знаете, каков был результат.
   - Нет, - сказала Ио. - Я не знаю. А что случилось?
   - Значит,  ты  не  слышала  нашего  недавнего  разговора  с  Латро?  Он
пересказал свой разговор с Клетоном, купцом из Аргоса,  которого  нашел  в
Кобрисе, и упомянул мое имя, а Клетон, ничего не подозревая,  назвал  меня
"человеком с деревянной стопой".
   - Да-да, - кивнул я, - эти слова еще заставили меня вернуться  и  снова
попытаться тебя убить. А про Эобаза я совсем забыл.
   - Вот именно. Но есть в мире силы куда более  могущественные,  чем  мой
родственничек-мерзавец, и они оберегают меня, а может, оберегают  и  Латро
тоже, ибо, если бы ты, Латро,  все-таки  убил  меня,  скорее  всего,  либо
амазонки, либо чернокожий убили бы  и  тебя  самого:  редко  кто  способен
простить даже лучшего своего друга, когда тот  убивает  спящего  товарища.
Как я уже сказал,  у  меня  есть  определенные  способы  уберечь  себя,  а
возможно, и один из богов, которых я просил о защите, сам вмешался,  желая
спасти меня.
   - Так, может, твои заклятья спасут завтра и всех нас? - спросила Ио.
   Видя, как она напугана, я прижал ее к себе и попытался  успокоить  тем,
что погибнуть в бою могут только те, кто будет  сражаться,  ее  же,  самое
худшее,  может  ожидать  участь  служанки,  подметающей  пол   в   богатом
фракийском доме.



14. В ПЕЩЕРЕ МАТЕРИ БОГОВ

   Я пишу при свете жертвенного  костра.  Здесь  запасено  много  кедровых
дров,  да  и  сам  костер  еще  не  совсем   догорел   -   видимо,   после
жертвоприношения. Ио нашла дрова, а мы изо всех сил раздували огонь.  Трех
амазонок уже нет с нами, а еще две тяжело ранены. Чернокожий ранен  копьем
в щеку; Эгесистрат сейчас зашивает рану. И никто не знает, что  сталось  с
Элатой.
   Снаружи моросит дождь.


   Я только что перечитал записанное до заката солнца -  к  этому  следует
многое добавить. Вернулся Клетон. Эгесистрат, Иппофода, чернокожий, Ио и я
собрались вокруг него, и он поведал нам о том предсказании.
   - Я отправился во дворец, желая повидать царя Котиса, - начал он.  -  Я
много раз совершал по  его  поручению  торговые  сделки,  очень  для  него
прибыльные, и, по-моему, имею при дворе кое-какое  влияние.  Мне  пришлось
довольно долго ждать, но в конце концов меня все же допустили к нему.
   Он сидел у стола с тремя высокородными фракийцами; перед ним стоял  его
лучший золотой ритон (*26). Они не просто пьют из них вино  -  это  еще  и
символ их власти, если вы не знаете. Если вам  подают  ритон,  вы  обязаны
выпить его до дна. Ну, я сразу увидел, что Котис выпил уже немало, что для
него не совсем обычно. Все варвары пьют много, но Котис  старается  дольше
остальных оставаться трезвым. Лучший способ убедить этого  царя  (это  мой
личный опыт!) - сообщить ему, что возникла  некая  серьезная  проблема,  и
предложить свои услуги для ее разрешения. Так я и  сделал.  Мне  известно,
сказал я, что он держит вас (я сказал "этих варваров"  -  варварам  всегда
нужно говорить, что варвары не они, а другие) за городом,  но  кто  знает,
как поведут себя его сограждане, если начнется настоящая схватка.  К  тому
же, прибавил я, некоторые из вас - мои соплеменники,  а  мои  соплеменники
только что разбили армию Великого Царя, прогнав всех его мидийцев, и очень
похоже, что их войско вот-вот появится у границ Фракии.
   Я  сказал  затем,  что  уже  общался  с  вами,  -  всегда  ведь   лучше
предупредить наушников, которые передадут сплетни о тебе, - узнав, что  вы
купцы, почему и запряг в повозку лучших своих мулов  и  поехал  в  лагерь,
желая предложить вам кое-какие  товары.  Я  также  отметил,  что  Эгбео  -
отличный воин (Эгбео командует вашими стражами, понимаете? Я его  подкупил
-  стоило  это  недорого,  -  и  мне  не  хотелось,  чтобы  у  него   были
неприятности).
   Потом я якобы выяснил, что вы вовсе не  купцы,  а  паломники,  посланцы
Афин. Про Афины Котису хорошо известно; для него Афины  и  Аргос  -  самые
крупные торговые партнеры. И я посоветовал ему поскорее покончить  с  этим
делом к обоюдному удовлетворению, чтобы потом не было  неприятностей,  так
что, если он прикажет своим людям слушаться меня,  я  постараюсь  все  для
него уладить.
   Он улыбнулся и сказал: "Когда взойдет луна". И все воины вокруг тут  же
принялись вопить: "Гей! Гей!" Тут-то  я  и  понял:  что-то  затевается,  и
сказал, что лучше бы все начать сразу после полудня. Но он покачал головой
и говорит: "Клетон, друг мой, не стоит тебе сегодня беспокоиться.  Поедешь
и все уладишь завтра, получив на то мое разрешение". Я поклонился ему  три
раза и вышел, сказав, что счастлив служить ему. Сел в повозку,  доехал  до
храма Плейстора и сказал, что хочу видеть Эобаза. Верховным  жрецом  этого
храма является сам Котис, но там есть и другие жрецы, я хорошо знаю двоих,
и, когда я сказал, что приехал прямо из дворца и  мне  нужно  договориться
насчет завтрашнего дня, мне  тут  же  позволили  переговорить  с  Эобазом.
Кто-нибудь из вас видел этот храм? - Мы сказали, что никто. - Вы только не
думайте, что это такое же прекрасное мраморное здание, как у нас в Элладе.
Храм довольно большой, но построен из местного камня - известняка,  скорее
всего - и довольно узкий, потому  что  люди  в  здешних  местах  опасаются
класть длинные балки. Вход расположен в торце. Там  есть  зал,  где  самые
знатные могут укрыться в плохую погоду. В зале - алтарь и тому подобное, а
еще - огромная деревянная статуя. Позади  нее  висит  прекрасный  занавес,
который я привез для них из Сидона. Женщины из  здешних  знатных  семейств
вышили на нем изображение бога: он скачет верхом на коне, рядом бежит  его
ручной лев, в одной руке Арес держит копье, а в другой - рог для вина. Они
хотели еще в нижнем углу изобразить Залмокса (*27) в  обличье  кабана,  но
там уже места не осталось, да и все равно Залмокса  закрывала  бы  статуя.
Так что я посоветовал им вышить только его передние копыта, а голова...
   Эгесистрат прервал его, подняв руку:
   - Так, значит, ты смог поговорить с Эобазом?
   Клетон кивнул:
   - Они держат его в задней комнате. Там есть окно, но  очень  маленькое,
не пролезть, да еще в оконный проем вделана пара железных прутьев.  Котис,
по-моему, собирается его в жертву принести.
   Не думаю, чтобы Эгесистрата легко было удивить,  но  тут  он  удивился.
Даже глазами захлопал. Иппофода коснулась его плеча, и он перевел ей слова
Клетона, правда, очень коротко. Я сказал  Клетону,  что  и  не  знал,  что
здешнее население совершает человеческие жертвоприношения.
   - Только цари, - отвечал он с важным видом, заложив  руки  за  спину  и
выпятив грудь. - Царям не к лицу приносить такие же жертвы, какие приносит
простой люд, поэтому все остальные -  и  простолюдины,  и  высокородные  -
приносят в жертву животных, как и в наших краях, а цари  -  людей.  Обычно
это пленники, которых захватывают во время набегов. Вам надо помнить,  что
здешний царь не простой человек. Он ведет свой род от Терея (*28) - многие
его предки носили то же имя, а первый Терей был сыном самого Плейстора.  А
Плейстор - сын Котито, или Котис, так они называют нашу Рею (*29), да  еще
иногда он выступает в роли ее возлюбленного. Вот почему, когда царь встает
перед алтарем в своих священных одеяниях и отрубает голову человеку,  всем
становится ясно, что это именно царь, существо высшего порядка.
   - Когда будет совершено жертвоприношение? - спросил Эгесистрат.
   - Завтра, - ответил Клетон. Иппофода знала это  слово;  я  увидел,  как
побледнело ее лицо, чувствуя,  что  и  сам  побелел  от  ужаса.  Никто  не
произнес  ни  слова,  пока  Клетон  не  добавил:  -  Царь  перенес   дату;
предполагалось, что жертвоприношение состоится не ранее следующего месяца.
   Снова воцарилась тишина. Потом Ио спросила:
   - А сам Эобаз об этом знает?
   Клетон кивнул:
   - Он мне об этом и сообщил. А потом я поговорил со жрецами, сказал, что
хотел бы видеть всю церемонию  -  она  ведь  не  тайная,  наоборот!  Жрецы
сообщают о ней всем, рассылают глашатаев и все такое  прочее,  как  только
Котис распорядится насчет жертвоприношения. Если хотите знать мое  мнение,
у него на уме только весеннее предсказание оракула.
   Эгесистрат крякнул и попросил:
   - А может, ты расскажешь об этом поподробнее?
   - Ну, каждый год здешний правитель отправляет послов на остров  Лесбос,
где в храме Бромия (*30) в подземелье хранится голова Орфея. Вам  об  этом
известно? Голова вроде бы по-прежнему живая. И  вот,  в  благодарность  за
подношения, привезенные послами,  голова  дает  разные  добрые  советы  на
грядущий год. Обычно ничего особенного - чепуха, вроде  того  что  следует
опасаться чужаков, доверять друзьям и  тому  подобное.  Но  иногда  голова
говорит такое, что волосы встают  дыбом;  после  таких  предсказаний  царь
режет глотки даже некоторым своим ближайшим родственникам.
   - Надо полагать, - вставил Эгесистрат, - что в этом году было  как  раз
такое предсказание? Что именно сказал оракул?
   - Хочешь услышать его собственные слова? - спросил Клетон.
   - Это было бы лучше всего, если ты их помнишь.
   - Я их в жизни не забуду,  даже  если  бы  хотел!  Предсказания  головы
повторяют каждый год на  празднествах,  а  в  этом  году  добрая  половина
жителей Кобриса обсуждала их на все лады. С ума  можно  было  сойти!  -  И
Клетон нараспев продекламировал что-то по-фракийски.
   Эгесистрат глубоко задумался, держа себя за бороду и полузакрыв  глаза,
а потом обратился к Иппофоде на языке амазонок. Она  испуганно  уставилась
на него и притронулась к своей шее. Он пожал плечами и отвернулся.
   - Не уверен, что смогу перевести это в стихотворной форме,  но  все  же
попробую, - сказал он нам.

   Сильным - несчастьем грозит гнев богов и проклятье.
   Гончие взвоют, и вороны в небо взовьются,
   Ринутся с неба голубки, как соколы когти наставив,
   Яростно вступят волы, опустив свои острые роги,
   В битву дитя устремится верхом, за ним девы с оружьем.
   Вот когда Бендис (*31) захочет замедлить ход солнца,
   Только напрасно; стремительно львы понесутся!
   Воинства бог все на битву подвигнет народы;
   В битве кровавой прольется и царская кровь без сомненья!

   Когда Эгесистрат умолк, я быстро посмотрел на чернокожего, а  он  -  на
меня, так что я высказался как бы от лица нас обоих:
   - Не вижу здесь никакой связи с Эобазом.
   -  Или  с  нами,  -  вставила  Ио.  -  Может,  ты  разъяснишь  нам  это
предсказание, Эгесистрат?
   - Может быть, но потом. - И он обратился к Клетону:  -  Все  это  очень
серьезно, друг мой. Есть ли у тебя еще какие-либо  новости,  скверные  для
нас?
   - Думаю, есть, - сказал Клетон. - Насколько они скверные,  это  уж  вам
судить. Покинув храм - а это было, как вы понимаете, совсем недавно,  -  я
направился в город и на дороге, ведущей к вам в лагерь, встретил Эгбео.  Я
уж решил было, что вас отпустили, но он сказал, что  ничего  подобного,  а
ему дано приказание найти для всех свежих лошадей, и он по очереди посылал
всех своих воинов, а сам вот едет последним.
   - Понятно, - сказал я, обращаясь к Эгесистрату. - Они хотят напасть  на
нас, когда луна будет высоко и от нее будет  достаточно  света,  чтобы  им
было легче направлять свои копья. Их, я думаю, будет куда больше, чем тех,
кто нас сейчас охраняет; и царь Котис, вполне возможно, сам поведет  их  в
бой.
   Эгесистрат с сомнением покачал головой:
   - Ты действительно считаешь, что они осмелятся? А  по-моему,  мы  можем
довериться царскому слову.
   - Я бы не стал, - откровенно поддержал меня Клетон.
   Мы поблагодарили его за добрые услуги,  и  он  отправился  обратно.  Мы
смотрели, как его влекомая мулами повозка, дребезжа,  катится  по  дороге.
Потом Эгесистрат сказал мне:
   - Ты был совершенно прав, Латро. Я тоже уверен, что они  ночью  нападут
на нас. Но хоть я и не верю, что наш друг Клетон - шпион царя, о