я.  А  может,  стратеги  сейчас  стряпают  для  нашего
замечательного Гиперида новое задание. Никогда ведь точно не предугадаешь,
если идет война.
   - Ну а ты сам? Что будете делать вы все - девочка, женщина, чернокожий?
   - Нас, скорее всего,  оставят  в  Афинах.  Тех,  кто  родом  из  нашего
Светлого города, продадут как рабов. Мне так кажется.  Впрочем,  если  мне
вернут поместье, я тут же выкуплю всех  на  свободу,  а  если  нет  -  что
поделаешь. Латро и чернокожего, возможно, тоже продадут -  но,  опять  же,
если у меня будут деньги,  я  их  сразу  выкуплю,  и  тогда  Латро  сможет
подчиниться велению Светлого бога. Если же  их  сочтут  военнопленными,  я
посмотрю, как можно будет им помочь.
   - Я не желаю быть  освобожденной  рабыней!  -  заявила  Гилаейра.  -  Я
рождена свободной!
   - Однако рождена в городе, который теперь завоеван другим государством,
- сухо напомнил ей Пиндар.
   - А лучников в Пирее отпустят на берег? - спросил Оиор.
   - Разумеется. Я полагаю, там с вами и расплатятся.  Во  всяком  случае,
если вы этого потребуете. А потом вы сможете отправиться по домам.
   - Оиор, возможно, оставит  этот  корабль  и  перейдет  на  какой-нибудь
другой, - сказал лучник.
   И я спросил его, неужели служба в чужих  войсках  в  качестве  наемника
является для него единственным источником средств к существованию.
   - Но ты ведь и сам наемник, - сказал он. - Так и этот поэт говорит.
   - Это верно, - согласился я. - Но я хотел узнать про тебя - вдруг я сам
хоть что-нибудь вспомню из своей прошлой жизни? У тебя есть жена  и  дети,
это я слышал; а есть ли у тебя дом и земля?
   Он покачал головой.
   - У сколотов таких вещей не бывает. Мы живем в кибитках,  переезжаем  с
пастбища на пастбище. У Оиора много, очень много лошадей и всякого  скота.
Здесь, на юге, я видел у вас свиней и  овец,  которых  никогда  прежде  не
видел. Но эти животные слишком медленно передвигаются. Они не смогут  жить
в моей стране.
   - Не слепит ли тебя солнце, Оиор? - спросил Пиндар.
   - Да. Оно слишком яркое да еще отражается в воде! - Оиор,  не  поднимая
головы, смотрел себе под ноги. - А глаза для лучника - все. Я пойду.
   Когда он ушел, Пиндар заметил:
   - Довольно странно, тебе не кажется?
   - Что? Для лучника иметь слабые глаза? - спросил я.
   - Они стали вдруг слабыми, - прошептала Ио, - лишь когда он смотрел  на
тебя, господин мой!
   Гиперид, как и обещал, вернулся, когда на корабль как  раз  поднимались
последние семьи моряков. Он привел с собой десяток  хорошеньких  женщин  в
красивых - желтых, розовых и красных - одеяниях, в  золотых  и  серебряных
украшениях. Некоторые женщины несли в  руках  флейты  и  маленькие  бубны,
однако основной багаж - множество корзин и сундуков -  тащили  носильщики,
нанятые  их  предводительницей,  пышнотелой  и  рыжеволосой   женщиной   с
холодными голубыми глазами  и  значительно  моложе  Гиперида.  Она  взошла
вместе с ним на корму, когда мы уже отталкивали судно от  причала;  теперь
оно сидело так глубоко, что рукояти весел в нижнем ряду чуть  не  касались
поверхности воды.
   - Ну-ну,  -  сказала  рыжая  женщина,  поглядывая  на  меня.  -  Вполне
подходящий парнишка! Ты где его взял?
   - Все они попали ко мне на борт в Коринфе. Я ведь тебе уже рассказывал.
Латро можно полностью доверять - наутро он уже забывает все сказанное  ему
вчера.
   - Правда?
   Никогда бы не подумал, что эти ледяные глаза могут  излучать  искреннюю
печаль и сочувствие.
   - Клянусь! Вот я тебя с ним познакомлю, а завтра он даже  имени  твоего
помнить не будет, если не запишет его в свою книгу. Верно, Латро?
   Желая доставить  ей  удовольствие  и  немного  подразнить  Гиперида,  я
сказал:
   - Ну разве я могу забыть такую  женщину?  Никогда!  Ее  достаточно  раз
увидеть!
   Она улыбнулась, и на щеках у нее появились ямочки. Потом она взяла меня
за руку обеими своими руками, маленькими и чуть влажными, и сказала:
   - Меня зовут Каллеос, Латро. А ты знаешь, что удивительно хорош собой?
   - Нет, - сказал я. - Но все равно - спасибо на добром слове.
   - Очень хорош! Ты мог бы позировать какому-нибудь скульптору.  Впрочем,
может, еще и будешь позировать. А уж если б ты деньги имел,  так  и  вовсе
был бы неотразим. Денег ведь у тебя нет, верно?
   - У меня есть вот это. - Я показал ей свою монетку.
   - Обол! - рассмеялась она. - Где ты его взял?
   - Не знаю.
   - Он что, шутит, Гиперид? Неужели завтра он действительно забудет,  кто
я такая?
   - Да, если не запишет в свою книгу, которую всегда носит  с  собой,  да
еще если вспомнит, что нужно прочесть свои записи.
   -  Но  это  же  просто  замечательно!  -  по-прежнему   улыбаясь   мне,
воскликнула Каллеос. - Знаешь, Латро, твоя монета - это  не  деньги,  так,
мелочь. Вот дарик (*74) или мина уже что-то  значат.  Гиперид,  отдай  его
мне, а?
   Гиперид яростно замотал головой.
   - Дорогая, эта война совершенно разорила меня, всю торговлю кожей нужно
налаживать заново. В прежние времена я бы, разумеется, подарил  его  тебе,
но теперь... - Он пожал плечами.
   - А нам, думаешь, сладко  здесь  пришлось,  на  этом  Саламине,  битком
набитом беженцами? А ты, Латро, выглядишь достаточно сильным. Умеешь ли ты
драться на кулаках или бороться?
   - Не помню.
   - Я видел, как он управляется с мечом, - сказал Пиндар. - Без  копья  и
без щита. Если бы я был стратегом, отдал бы за него десяток гоплитов!
   Каллеос глянула на него:
   - А ведь ты мне как будто знаком, беотийский свиненок?
   - Верно, - кивнул Пиндар. - Мы с друзьями не раз обедали в  твоем  доме
до прихода варваров.
   - Вспомнила! - Каллеос прищелкнула пальцами. - Ты тот самый поэт! И  ты
еще  попросил  Роду  помочь  тебе  написать  любовную  поэму   -   правда,
закончилось это несколько... хм...
   - Пожалуй, излишне патетически, - подсказал ей Пиндар.
   - Вот именно! Как твое имя?
   - Пиндар, госпожа моя.
   - Ах да, Пиндар! Извини, что назвала тебя беотийским свиненком.  Ты  же
понимаешь - война, все сквернословят. Гиперид  конечно  же  разрешит  тебе
пойти ко мне в гости  сегодня  вечером?  Особенно,  если  желает  соблюсти
собственную выгоду. Не знаю,  правда,  на  месте  ли  мой  дом,  но  мы  с
девушками постараемся к вашему приходу все привести в порядок,  даже  если
дом отчасти разрушен. Денег я от тебя не потребую. А если  ты  сам  в  них
нуждаешься, могу ссудить тебе несколько драхм - отдашь,  когда  доберешься
до дому.
   Вот уж не думал, что Пиндар потеряет дар речи! Однако  же  он  явно  не
находил слов,  чтобы  поблагодарить  Каллеос.  В  конце  концов  вмешалась
Гилаейра:
   - Спасибо тебе, госпожа моя. Ты очень, очень добра!
   - Постойте! - Пиндар даже подпрыгнул и взмахнул руками. - Я понял:  наш
Светлый город спасен! - Он закружился на месте, широко  раскинув  руки,  и
обнял Гилаейру и Ио. - Это значит - свобода! И мне вернут мое поместье!  И
я получу деньги! Мы все снова обретем свободу!
   - Это правда, Гиперид, - подтвердила Каллеос. -  Благодари  спартанцев,
Пиндар. Афиняне  хотели  сжечь  Фивы  и  подчинить  себе  всю  Беотию,  но
спартанцы были против. Они хотели, чтобы с севера  Афинам  всегда  угрожал
враг.



13. О, СЛАВНЫЙ ГОРОД В ВЕНЦЕ ФИАЛКОВОМ!

   - Вот и разрушен сияющий оплот эллинизма! - воскликнул  Пиндар.  Легкий
голубой дымок висел  над  развалинами  бывшего  города  Мысли  бессмертной
(*75), и хотя сам город был построен достаточно  далеко  от  моря  (Пирей,
стоявший на самом берегу, пострадал значительно больше), прозрачный воздух
и яркое солнце безжалостно подчеркивали жалкий вид некогда великих Афин.
   - О, славный город в венце фиалковом! - Пиндар отвернулся.
   - Как можешь ты петь хвалы Афинам? - возмущенно  спросила  Гилаейра.  -
Ведь афиняне точно так же  поступили  бы  с  нашим  городом,  если  бы  не
спартанцы!
   - Но ведь мы предпочли сдаться, - возразил ей  Пиндар,  -  и  потерпели
поражение,  даже  будучи  союзниками  Великого  царя.  Они   же   отчаянно
сопротивлялись натиску врага и победили, несмотря на то, что многие, в том
числе и мы, перешли на сторону персов и оказались неправы. Разрушены  были
Афины, тогда как именно Фивы заслуживали быть разрушенными.
   - Неужели ты действительно так думаешь?
   - Да. Я очень люблю наш город Светлого бога - насколько человеку вообще
дано любить свою родину - и я рад, что Фивы остались целы. Однако в Афинах
я учился вместе с Агафоклом и  Аполлодором  (*76)  и  не  стану  лицемерно
утверждать, что этот великий город был разрушен лишь согласно воле богов.
   Чернокожий знаками призвал меня к молчанию, давая понять, что мы с  ним
оба участвовали в разрушении Афин. Я понимающе кивнул, надеясь, что больше
никто не заметил нашего безмолвного разговора.
   Только что на корму явился,  потирая  руки,  довольный  Гиперид.  Ветер
сменился на северный, стоило нам выйти из гавани, и  Гиперид  считал,  что
это нам помогают Великие боги.
   - Ах, какой корабль! Нагружен по самый  планшир,  а  все  равно  других
обгоняет! Слышишь шум волн,  мой  мальчик?  Это  шумит  прибой  у  берегов
Аттики, той страны, где на свет родились и я, и  мой  прекрасный  корабль.
Если бы я знал, какое это замечательное судно, я бы заказал три триремы, а
не одну! Ну что ж, остальным  моим  шкиперам  не  повезло.  Ничего,  пусть
знают, кто здесь хозяин!
   - "Клития" уже идет на  веслах,  господин  мой,  -  тоненьким  голоском
сообщила Ио. - Да и "Эйидия" тоже.
   - Они думают, что  так  сумеют  обогнать  "Европу",  малышка.  Ох,  зря
надеются! Куда им до нас!
   Через несколько минут вся команда принялась за работу. "Люблю  я  сына,
он мне мил! Но я гребу что было сил!" Они гребли  действительно  что  было
сил и к пристани подошли, на  целый  корпус  обогнав  "Эйидию"  и  на  три
корпуса - "Клитию".
   Я прошел на нос и присоединился к Каллеос. Матросы отвязывали мачту,  а
Каллеос присматривала за  своими  красотками,  которые  то  ссорились,  то
шутили с воинами.
   - Правда, красивый у них парус? -  спросила  меня  Каллеос.  -  Честное
слово, мне ужасно жаль, что его спустили.
   - Однако картинка на нем раза в два хуже оригинала, госпожа, - возразил
я ей.
   Голубые глаза ее вспыхнули от удовольствия.
   - Я чувствую, Латро, мы с тобой найдем общий язык!
   - Так, значит, я должен отправиться с тобой, госпожа?
   - Да, хотя Гиперид еще не подписал купчую. Но мы уже скрестили пальцы в
знак совершенной сделки, и он подготовит все документы сегодня  к  вечеру.
Видишь ли, Латро, в моем деле очень нужен мужчина, способный  поддерживать
порядок. Лучше, конечно, не пускать в ход кулаки или оружие, однако  порой
следует кое-кому и отпор дать. Прежде у меня служил свободный гражданин по
имени Гелло, однако его забрали в армию, а зимой, по слухам, взяли в  плен
и убили. Будь вежлив, старательно выполняй свои обязанности,  не  беспокой
без нужды моих девушек - если, разумеется, они сами того не  захотят  -  и
никогда не узнаешь, что такое кнут. Но если разозлишь меня, и... что ж, на
серебряных рудниках такому силачу, как ты, всегда место найдется.
   - Я запишу твои слова и постараюсь ничего не забыть, - пообещал  я  ей,
думая при этом, что никакой я не раб и пусть эти люди говорят что угодно.
   Как только мачта была убрана, мы скользнули  под  навес.  Моряки  и  их
семьи уже толпились на берегу. Я пошел было к ним, но  Каллеос  остановила
меня:
   - Подожди, пусть  уйдут.  Ошибаешься,  если  думаешь,  что  я  намерена
тащиться в город пешком. Ничего, скоро мы с  тобой  познакомимся  поближе.
Хорошо бы, конечно, нанять носилки с балдахином, если такие найдутся, но в
любом случае я спешить не намерена. И уж тем более не желаю, чтобы  вокруг
сновала их ребятня.
   - А ты скажи, сколько готова заплатить носильщикам, и я найду для  тебя
носилки, а носильщиков заставлю подняться прямо на корабль.
   Она, склонив голову набок, посмотрела на меня.
   - А ты, пожалуй, еще лучше, чем мне показалось сначала. Слушай: у  меня
отличная идея! Сразу у причалов сверни налево и  ступай  дальше  по  самой
узенькой улочке из тех, что увидишь перед собой.  Минуешь  трое  ворот  по
левой стороне и в следующем доме найдешь  человека,  который  обычно  дает
напрокат носилки. Возможно, и он, и его  носилки  уцелели.  Хотя,  видимо,
большая часть носильщиков служит сейчас на флоте. Скажи, что тебя  послала
Каллеос. Заплатишь ему обол за кресло без носильщиков, мы ему  его  вернем
завтра утром. Если он не согласится, брось обол на землю и  возьми  кресло
сам. Вот тебе деньги - обол и драхма: вдруг он  потребует  залог?  Принеси
кресло сюда, и мы попросим кого-нибудь из матросов вместе с тобой  отнести
меня.
   - Мне кажется,  я  знаю  такого  человека,  госпожа.  Ему  и  платы  не
потребуется, только ты потом покорми его.
   - Но это же просто замечательно! Давай действуй!
   Я махнул рукой чернокожему, и вместе с ним мы без труда договорились  с
владельцем кресел и принесли одно на корабль - легкое, с длинными  ручками
и расписными подушками.
   - Я на этом проклятом острове  ужасно  похудела!  -  сообщила  Каллеос,
усаживаясь в кресло. - На мне просто все висит! Зато вам повезло.
   Пока я ходил за носилками, она успела договориться  с  добрым  десятком
матросов, которые тащили за нами следом ее корзины и сундуки  с  нарядами.
Получилась настоящая процессия,  и  впереди  всех  выступали  ярко  одетые
женщины, настроенные чрезвычайно весело. Они были  просто  счастливы,  что
вернулись наконец в родной город, хоть Афины и лежали в руинах.  Когда  мы
достигли груды камней - все, что осталось от городской  стены,  -  Каллеос
велела своим девицам бить в бубны и играть на флейтах, а высокая  красивая
женщина по имени Фая ударила по струнам лиры и запела.
   - Чудесный у нее голос, не правда ли? - проговорила Каллеос, и я не мог
с нею не согласиться. - Я могла бы получать за нее по две драхмы  в  ночь,
если б она хоть немного занялась  философией!  Да  только  она  не  хочет,
глупая. Впрочем, вбить знания в ее тупую башку почти невозможно. В прошлом
году я упросила одного из лучших афинских софистов давать ей уроки.  Ну  и
когда через три дня попросила ее рассказать, что она  успела  узнать,  так
она только и вымолвила: "А какой, собственно, в  этих  занятиях  прок?"  -
Каллеос удрученно покачала головой.
   - А действительно, какой в них прок, госпожа?
   - Как?.. Ну естественно, две драхмы за  ночь,  дурачок!  Разве  мужчина
станет платить столько, если не  будет  уверен,  что  спит  с  чрезвычайно
образованной девицей? Ему даже не так важно, красива ли  она  и  умеет  ли
угодить ему. Нет, он вовсе не требует, чтобы она беседовала с ним о Солоне
(*77) или о том, что является первоосновой мира - огонь или вода;  но  ему
хотелось бы думать, что она _сможет_ беседовать на  такие  темы,  если  он
того захочет. Кстати о Солоне. - Каллеос захихикала. - В молодости я знала
одну женщину - она уже была довольно старая, - добрую  приятельницу  этого
Солона. Как ты думаешь, каких женщин он  больше  всего  ценил?  Когда  ему
попадалась такая, что могла бы пить вино с ним  наравне!  Старуха  уверяла
меня, что это правда.  И  знаешь,  ему  в  итоге  подыскали  подходящую  -
огромную светловолосую женщину из  племени  гетов  (*78),  которая  стоила
целое состояние. Она пила с  этим  Солоном  всю  ночь,  занималась  с  ним
любовью и сумела знаками поблагодарить  его,  когда  он  достаточно  щедро
расплатился с нею да еще и одарил подарками. Ну, потом он  ушел  домой,  а
хозяин и сутенер - это  твоя  будущая  работа,  Латро,  -  велели  девушке
вставать. Она встала, да не устояла на ногах, упала и сломала себе нос.
   Я глаз не мог оторвать от висевшего над городом  дыма.  Потом  спросил,
неужели Афины до сих пор еще  горят,  ведь  город  разорили,  насколько  я
понял, еще прошлой осенью.
   - Ах, это уже  не  те  пожары,  которые  устроили  варвары,  -  сказала
Каллеос. - Просто жители жгут мусор, расчищая  свои  пепелища.  И  пыли  в
воздухе тоже висит много. Стоило уйти армии Великого царя, и люди в  Афины
стали возвращаться почти сразу; они возвращались большими группами, море в
этом году было особенно спокойное. После победы при Платеях вернулись даже
самые богатые греческие семьи, а это значит, что мои клиенты  снова  будут
жить в Афинах, а не на Саламине. Мы дома! И пусть звучат музыка  и  песни,
пусть все мои друзья узнают, что Каллеос  и  ее  девушки  тоже  вернулись!
Смотри, вон на священной скале строится новый храм в честь  нашей  богини.
Мне говорили, его начали  строить  сразу  после  окончания  сражения,  как
только удалось собрать деньги.
   - Замечательный будет вид, - заметил я.
   - И всегда был! Там есть источник с соленой водой, который  создал  еще
Громовержец в Золотой век, когда пытался предъявить на  город  свои  права
(*79). А чуть повыше растет - во всяком случае, росла до прошлого  года  -
самая старая маслина в мире, самая  первая,  которую  собственными  руками
посадила наша великая богиня. Варвары  срубили  ее  и  сожгли,  однако,  я
слышала, от корней пошла новая поросль.
   Я сказал, что очень хотел бы посмотреть  на  нее.  Я  был  потрясен  до
глубины души и  не  мог  не  спросить,  почему  жители  города  не  стояли
насмерть, защищая столь древние святыни.
   - Многие стояли! Например, хранители храма и сокровищницы  -  там  было
столько добра, что все  было  не  увезти.  Да  и  бедняки  защищали  храм,
особенно те, кто не смог сесть на последние  корабли.  Еще  до  того,  как
армия Великого царя добралась  до  города,  афинское  Собрание  послало  в
Дельфы гонца, чтобы спросить оракула, как  быть  дальше.  Дельфийский  бог
[Аполлон] всегда  дает  хорошие  советы,  однако  ставит  при  этом  такие
условия, что порой думаешь: лучше б  его  и  не  спрашивать.  В  тот  раз,
например, он сказал: вы будете в безопасности  за  деревянной  стеной.  Ты
понимаешь, что это значит? -  Она  обернулась  и  посмотрела  на  меня.  Я
покачал  головой.  -  Вот  и  мы  не  поняли.  Большинство  считало,   что
Дельфийский бог имел в виду корабли, однако на вершине холма  были  старые
деревянные сосны, и кое-кто полагал, что речь идет  именно  о  них.  Сосны
немного укрепили, но варвары подожгли их с помощью горящих стрел, а  потом
перебили всех, кто за ними укрылся.
   Каллеос умолкла; она, похоже, утратила  желание  рассказывать  что-либо
еще, и я удовлетворился звуками музыки, исполняемой женщинами, и  зрелищем
разрушенных афинских улиц. С первого взгляда город показался мне не  таким
уж большим.
   Чернокожий, который шел впереди, по знаку Каллеос  свернул  на  боковую
улочку, и мы остановились перед  домом,  у  которого  уцелели  две  стены.
Каллеос сошла на землю и с гордо поднятой головой двинулась к дому,  но  я
видел, как по ее щеке скатилась  слеза,  когда  она  миновала  разрушенные
ворота.
   Музыка и пение смолкли. Женщины бросились смотреть, не уцелело ли  хоть
что-нибудь из оставленного здесь имущества, хотя, я думаю, ни одна  ничего
так и не нашла. Матросы положили на землю вещи и потребовали  плату  -  по
оболу за каждый тюк. Мы  с  чернокожим  объяснили  им  (он  знаками,  а  я
словами), что у нас ничего нет, и  вместе  с  ними  прошли  в  дом,  чтобы
разыскать Каллеос.
   Мы нашли ее во внутреннем дворике. Она пинала ногой  какие-то  камни  в
груде мусора.
   - Вот и вы наконец! - воскликнула она. - Живо за дело!  У  нас  сегодня
вечером гости, и я хочу, чтобы все здесь расчистили  и  привели  в  полный
порядок.
   - Ты еще не расплатилась с матросами, госпожа, - напомнил я ей.
   - Так ведь у меня есть еще для них работа,  дурачок!  Пришли  их  сюда.
Нет, лучше займись работой, я сама поговорю с ними.
   Мы сделали все, что было в наших силах. Мы очень старались  спасти  то,
что еще можно было починить или хоть как-то использовать.  Весь  остальной
мусор мы сжигали - как делали и тысячи других жителей города. Вскоре к нам
присоединились и