ого так не оставлю! -  сказал  Гергей  и,  рванувшись  вперед,
хлопнул Мекчеи по плечу: - Послушайте, сударь...
   Мекчеи обернулся.
   - В полночь на площади Сент-Дердь мы можем представиться друг другу!  -
И Гергей хлопнул по рукоятке сабли.
   - Я приду, - коротко ответил Мекчеи.
   Золтаи покачал головой.
   Тем временем господ собиралось все больше и больше. В  зале  разносился
приятный запах фиксатуара. Потом словно прошло  дуновение  ветерка  -  все
кругом пришло в движение. В дверь вошли два  телохранителя  с  алебардами,
или, как их называли тогда,  дворцовые.  За  ними  проследовали  несколько
приближенных королевы: гофмейстер,  камергер  и  поп  в  черной  сутане  -
видимо, священник дворцовой церкви,  -  затем  четыре  маленьких  пажа.  И
наконец появилась королева. Вслед за ней шли монах  Дердь,  Балинт  Терек,
Вербеци, Орбан Батяни и старик Петрович.
   Гергей, разрумянившись, глядел на дверь. Он ждал еще кого-то.  Наверно,
думал, что если у вельмож есть пажи-мальчики, то королеву должны  окружать
пажи-девочки. Однако ни одной девочки-пажа не показалось.
   Королева была в черном платье и в траурной вуали. На голове ее сверкала
тоненькая алмазная корона.
   Она села на трон,  позади  нее  стали  два  телохранителя,  а  рядом  -
вельможи. Окинув взором зал, королева  что-то  спросила  у  монаха,  затем
снова поудобнее устроилась на троне.
   Монах дал знак придверникам.
   Вошел посланник турецкого султана - дородный мужчина в  белом  шелковом
одеянии, украшенном золотой бахромой. У порога он отвесил  земной  поклон.
Потом быстрыми шагами подошел  к  ковру,  разостланному  перед  троном,  и
бросился на него ничком, протянув вперед обе руки.
   Вместе с ними  вошли  десять  смуглых  черкесских  мальчиков  в  одежде
лимонного цвета - нечто вроде пажей. Они подбежали так же поспешно, как  и
их ага.  Мальчики  по  двое  несли  сундуки,  покрытые  лиловым  бархатом.
Поставили их справа и слева от посла, а сами пали ниц позади сундуков.
   - Добро пожаловать, Али-ага! - произнесла королева по-латыни.
   Голос ее едва был слышен - оттого ли,  что  была  она  слабогруда,  или
оттого, что женская ее душа трепетала, как осиновый листок.
   Посол поднялся, и только тогда увидели все, какой  это  красивый  араб.
Лет ему было около сорока.
   - Всемилостивейшая королева! - заговорил  он  по-латыни,  и  голос  его
звучал по-утреннему хрипловато. - Я  принес  к  твоему  трону  приветствие
могущественного падишаха. Он просит принять  его  столь  же  благосклонно,
сколь охотно он посылает его тебе.
   По знаку посла пажи откинули крышки  сундуков,  и  ага  начал  вынимать
оттуда блестящие золотые цепи, браслеты, шелковые и бархатные ткани; вынул
он также чудесную саблю, украшенную драгоценными камнями,  и  булаву.  Все
это он сложил на ковер к ногам королевы.
   От удовольствия на бледном лице королевы заиграл нежный румянец.
   Ага раскрыл маленький хрустальный ларчик в кружевной серебряной  оправе
и протянул королеве. В ларчике сверкали  кольца  -  образцы  прекраснейших
драгоценностей сказочного Востока. Королева по-женски залюбовалась ими.
   - Государыня, саблю  и  булаву  мой  господин  прислал  его  величеству
маленькому королю, - сказал Али-ага. - На  дворе  стоят  три  чистокровных
арабских коня. Два из них прислали сыновья султана. Они  тоже  приехали  и
шлют  братский  поцелуй  его  королевскому  величеству  маленькому   Яношу
Жигмонду. Быть может, всемилостивейшая королева соблаговолит взглянуть  на
коней? Я поставил их так, что они видны из окон.
   Королева встала и вместе с вельможами прошествовала к окну, выходившему
во двор. Когда  она  проходила  мимо  Гергея,  он  услышал  тонкий  аромат
жимолости; так же была надушена и Вица.
   Телохранитель откинул  плотный  занавес,  закрывавший  окно,  и  в  зал
ворвался солнечный свет. Королева взглянула во двор,  приставив  козырьком
руку к глазам.
   Там стояли три прекрасных невысоких скакуна в дорогой восточной сбруе с
золотой чеканкой, и вокруг них толпился и глазел дворцовый люд.
   Вернувшись  к  трону,  королева  перекинулась  несколькими  словами   с
монахом.
   Монах обернулся к послу.
   - Ее величество тронута и с благодарностью принимает  дары  милостивого
султана, а также подарки принцев. Передай своему  повелителю,  милостивому
султану, чтобы он  назначил  час  для  приема  послов,  которые  передадут
милостивому падишаху благодарность их величеств короля и королевы.
   Королева кивнула головой и оперлась о ручки кресла,  собираясь  встать.
Но ага еще не закончил своей речи.
   - Все эти подарки, - продолжал  он,  уставившись  на  королеву  совиным
взглядом, - наш могущественный  падишах  посылает  в  знак  того,  что  он
почитает  его  королевское  величество  Яноша  Жигмонда  своим  сыном,   а
всемилостивейшую королеву - своей дочерью. Великому падишаху доставило  бы
величайшее удовольствие взглянуть на его величество  маленького  короля  и
почтить отеческим поцелуем сына своего усопшего друга.
   Королева побледнела.
   - И по этой причине, - продолжал посол, не  сводя  с  королевы  совиных
глаз, - могущественный падишах просит твое величество соизволить  посадить
в коляску его величество короля вместе с нянькой  и  отпустить  к  нему  в
сопровождении подобающей свиты.
   И он подчеркнул слова "подобающей свиты". Тогда этого никто  не  понял.
Все стало понятно только на другой день.
   Королева побелела как полотно и откинулась на спинку  трона,  чтобы  не
упасть без чувств.
   По залу прошел гул ужаса.
   Гергей похолодел.
   - Что он сказал? - шепотом спросил Мекчеи.
   - Я не разобрал, - ответил Золтаи и обратился к Гергею: - А  ты  понял?
Ты, наверно, лучше нашего знаешь латынь.
   - Я понял, - ответил Гергей, - и тебе скажу.
   Но прежде чем он успел вымолвить хоть  слово,  опять  послышался  голос
посла.
   - Тревожиться нет оснований. Могущественный падишах страшен только  для
врагов, а для добрых друзей и он добрый друг. А впрочем,  всемилостивейшая
королева,  он  и  сам  приехал  бы  засвидетельствовать  свое  почтение  и
доброжелательство, но законы нашей веры это воспрещают.
   И он прервал свою речь, ожидая ответа монаха или королевы. Но никто  не
ответил ни слова.
   - Далее, - продолжал турок, снова устремив на королеву совиный  взгляд,
- мой владыка и повелитель  желает,  чтобы  его  величество  короля  Яноша
Жигмонда сопровождали все господа, отличившиеся в защите Буды.  Он  желает
познакомиться с героями Венгрии, ибо всех их считает и своими героями.
   Не получив и на сей раз ответа, он поклонился и сказал:
   - Я передал поручение могущественного падишаха и жду твоего милостивого
ответа.
   - Мы дадим его в три часа пополудни, - ответил  вместо  королевы  монах
Дердь. - Его величество падишах будет доволен нашим ответом.
   Королева встала, кивнула Балинту Тереку и, когда тот подошел  к  трону,
оперлась на его руку. Видно было, что она едва держится на ногах.



16

   Али-ага обошел дома всех именитых вельмож. Он побывал у Фратера  Дердя,
Балинта Терека, Петера Петровича, который был  не  только  родичем,  но  и
опекуном маленького короля. Затем пошел к Вербеци, Орбану Батяни  и  Яношу
Подманицки.
   Всем он преподнес дорогие кафтаны  и,  как  водится,  сопровождал  дары
медовыми речами.
   Самый роскошный кафтан достался Балинту Тереку. Все кафтаны были  цвета
фиалки, на оранжевой шелковой подкладке. Только кафтан Балинта  был  цвета
подсолнуха и подбит кипенно-белым шелком. Золототканый пояс был  тончайшей
выделки - верно, искусник, соткавший его, состарился за работой. От ворота
до пояса сверкали усыпанные алмазами золотые пуговицы.
   Когда домочадцы собрались подивиться подарку, Балинт  Терек  с  улыбкой
покачал головой и бросил:
   - На одеяло пригодится! - И лицо его стало  серьезным.  -  Собирайтесь!
После обеда отправляемся домой.
   В три часа  он  вновь  пошел  во  дворец.  Вельможи  уже  ждали  его  в
библиотечной палате.
   - Королева не соглашается, - с тревогой сообщил монах  Дердь.  -  Прошу
тебя, поговори с ней.
   Балинт Терек, передернув плечами, сказал:
   - Я пришел попрощаться.
   Вельможи были ошеломлены.
   - Что тебе вздумалось?
   - Я чую грозу и хочу вернуться в свою берлогу.
   - Ты играешь судьбой страны! - пробурчал Вербеци.
   - Разве она зависит от меня?
   Монах Дердь наморщил лоб и сказал:
   - Нельзя навлекать гнев султана.
   - Что ж, ради его веселья голову свою прикажешь отдать?
   - Совсем помешался! - Вербеци сердито повел плечами. -  Разве  не  тебе
прислал он самый красивый кафтан! Не тебя обнимал он ласковее всех?
   Балинт Терек оперся о подставку большого голубого глобуса и,  задумчиво
кивая головой, проговорил:
   - Умный птицелов умильней всех свистит той птичке,  которую  пуще  всех
хочет заманить в клетку.
   Придверник распахнул двери в знак того, что королева ждет господ.
   В покоях королевы завязался долгий и мучительный спор. Королева боялась
за своего ребенка. Вельможи утверждали, что если она  не  уступит  просьбе
султана, то поставит на карту судьбу всей страны.
   - А ты ничего не скажешь?  -  обратилась  королева  к  Балинту  Тереку,
который мрачно молчал, стоя у стены.
   Балинт вздрогнул, точно пробудившись от сна.
   - Я, ваше величество, пришел только попрощаться.
   - Попрощаться? - с горестным удивлением воскликнула королева.
   - Я должен сегодня же ехать домой. Там произошли такие  дела,  что  мне
нельзя задерживаться ни минуты.
   Королева поникла, в волнении ломая руки.
   - Погоди. Если тебе нездоровится, садись. Скажи, как нам поступить?
   Балинт Терек пожал плечами.
   - Я не доверяю турку. Для турка христианин - все равно что пес.  Нельзя
давать в руки султана королевское чадо. Скажите, что ребенок болен.
   Вербеци проворчал:
   - Что ж, он ответит: "Подожду, пока поправится". И долгие недели  будет
сидеть на нашей шее. Придется кормить и войско и коней.
   Монах сердито топнул ногой.
   - Подумай о стране! Султан  стоит  здесь  с  огромной  ратью.  Мы  сами
позвали его. Он был другом усопшего короля, и  выполнить  желание  султана
необходимо. Кто поручится, что он не разгневается, заметив наше недоверие?
И тогда он назовет его величество не сыном, а рабом своим.
   Королева прижала руки к вискам и откинулась на спинку кресла.
   - О, горе мне, несчастной женщине! Говорят, я  королева,  а  ведь  и  у
нищего калеки, ползающего по земле, больше сил, чем у  меня!..  Дереву  не
больно, когда ломают его цветущие  ветви,  а  материнское  сердце  исходит
кровью, болея за своих детей. Такими уж создал нас творец...



17

   Пока в зале шло совещание, Гергей ждал в прихожей, стоя  возле  высокой
изразцовой печи. Вдруг ему показалось, будто по лицу  его  пробежал  паук.
Юноша схватился за щеку и поймал павлинье перо.
   Печь стояла между двумя палатами, и сквозь узкий проход возле нее видна
была другая палата.
   - Гергей... - послышался тихий шепот.
   Вздрогнув от счастья, Гергей заглянул в проход.
   Он увидел лицо Эвы, ее  шаловливые  глаза,  подглядывающие  за  ним  из
соседней палаты.
   - Выйди в коридор, - прошептала девушка.
   Гергей выскочил. Девушка уже ждала его в оконной  нише  и,  схватив  за
руку, повела за собой.
   - Пойдем вниз, в сад!
   Они торопливо прошли четыре или пять палат. Полы  везде  были  застланы
пушистыми коврами, и всюду с  солнечной  стороны  на  окнах  были  спущены
шторы. На стенах висели портреты королей и  изображения  святых.  В  одном
зале Гергей заметил большую картину: сражение конных  ратников.  Мебель  и
стены блистали позолотой. Один зал был  красного  цвета,  другой  -  цвета
лилии, третий - синий, цвета лаванды. Все покои были разных цветов. Только
печи, топившиеся из коридоров, все были из белых изразцов. А мебели  везде
стояло немного.
   Они спустились вниз по широкой лестнице  -  Вица  бежала  впереди  -  и
наконец вышли в сад.
   Гергей вздохнул с облегчением.
   - Мы одни, - сказала Вица.
   Она была в белом платье из легкой летней ткани с круглым вырезом вокруг
шеи. На ногах у нее были желтые сафьяновые башмачки. Волосы, заплетенные в
одну косу, спускались по спине. Девушка стояла возле какого-то  кустарника
на посыпанной песком  желтой  тенистой  дорожке  и  улыбалась,  видя,  как
любуется ею Гергей.
   - Я красивая сегодня?
   - Красивая, - ответил Гергей. - Ты всегда красивая. Ты белая голубка.
   - Это платье мне подарила королева. - И  она  взяла  его  под  руку.  -
Пойдем, сядем там, под липами. Мне много надо рассказать тебе, да и  тебе,
наверно, есть что мне рассказать. Когда ты окликнул меня сквозь ограду,  я
сразу узнала твой голос. Только ушам своим не поверила. Я  часто  думаю  о
тебе. И сегодня ночью ты мне снился. Я в тот же день сказала королеве, что
ты здесь. А она ответила, что как только уйдут турки, сразу же  повидается
с тобой.
   Они сели под липой на мраморную скамью, которую с двух сторон  стерегли
мраморные львы. Отсюда виден был Дунай, а на другом берегу Дуная  -  Пешт.
Маленький, бесцветный городок  этот  Пешт.  Он  окружен  высокой  каменной
стеной, за которой стоят крохотные одноэтажные домики. На южной стороне  -
высокая деревянная башня, должно быть подзорная. А за городскими стенами -
желтые песчаные поля. Там и сям разбросаны  одинокие  старые  деревья.  Но
Гергей не смотрел ни на Дунай, ни на  Пешт,  а  только  на  Вицу.  Дивился
чистой прелести ее лица, похожего  на  белую  мальву,  прекрасным  зубкам,
круглому подбородку, гибкой шейке, веселым, невинным глазам.
   - Ну, а теперь рассказывай и ты, - с улыбкой сказала ему девушка. - Как
тебе живется у Тереков? Все так же усердно учишься?  А  знаешь,  я  теперь
рисовать учусь... Ну что ты уставился? Еще ни слова не молвил!
   - На тебя смотрю. Какая ты большая стала и красивая...
   - То же самое сказала и королева. И еще добавила, что я уже  становлюсь
взрослой девушкой. Руки и ноги у меня уж больше не вырастут. Потому что  у
девочек руки и ноги растут только до тринадцати лет...  Ты,  Гергей,  тоже
красивый. - Лицо ее зарделось, и она закрыла лицо руками. -  Ой,  какие  я
глупости говорю! Не смотри на меня, мне стыдно...
   Юноша был тоже смущен. Он покраснел до ушей.
   Минуты две они  молчали.  На  сухой  ветке  липы  защебетала  ласточка,
присевшая отдохнуть. Может быть, они ее заслушались? Какое там! Им  слышна
была песня куда прекраснее - та песня, что звучала у них в душе.
   - Дай мне руку, - сказал Гергей.
   Девушка охотно протянула ему руку. Юноша взял ее, и Вица ждала, что  же
он скажет. Но Гергей молча смотрел на нее. Вдруг он медленно  поднял  руку
девушки и поцеловал.
   Вица покраснела.
   -  Какой  красивый  сад!  -  промолвил  юноша,  только  чтобы   сказать
что-нибудь.
   И снова они умолкли.
   Листик липы упал с ветки к их ногам. Они взглянули на него, потом юноша
сказал:
   - Все кончено.
   Он сказал это так скорбно, что девушка взглянула на него с испугом.
   Гергей встал.
   - Пойдем, Вица, не то еще мой батюшка выйдет.
   Вица поднялась. Она снова взяла Гергея под руку и прижалась к нему.
   Шагов десять прошли они молча. Потом девушка спросила:
   - Почему ты сказал, что все кончено?
   - Потому что кончено, - ответил Гергей и склонил голову.
   И опять оба притихли. Гергей, вздохнув, промолвил:
   - Я чувствую, что ты не будешь моей женой.
   Вица взглянула на него с недоумением и сказала:
   - А я чувствую, что буду.
   Юноша остановился, заглянул девушке в глаза.
   - Ты обещаешь мне?
   - Обещаю.
   - Клянешься?
   - Клянусь.
   - А если родители твои найдут другого жениха? Если и королева  будет  с
ними заодно?
   - Я скажу, что мы уже дали друг другу слово.
   Гергей недоверчиво покачал головой.
   Они поднялись по лестнице. Снова прошли  все  залы.  У  двери,  которая
выходила в коридор. Вица сжала руку Гергею.
   - Покуда турок здесь, нам не удастся встретиться, разве если ты придешь
с господином Балинтом. Тогда стань вот тут, возле  печки,  и  я  приду  за
тобой.
   Гергей держал Эву за руку. Девушка почувствовала, что рука его дрожит.
   - Можно тебя поцеловать? - спросил Гергей.
   Прежде они целовали друг друга,  не  спрашивая  разрешения.  Но  сейчас
Гергей чувствовал, что это уже не та девочка, которую он по-братски  любил
в Керестеше. Эва тоже ощутила нечто похожее и покраснела.
   - Поцелуй, - ответила она, серьезная  и  счастливая,  и  подставила  не
щеку, как прежде, а губы.



18

   К четырем часам пополудни маленький король  был  одет.  Во  дворе  ждал
раззолоченный экипаж, который должен был отвезти его в Обудайскую  долину,
где расположился турецкий стан.
   Но королева даже в последнюю минуту не хотела  отпустить  ребенка.  Она
схватилась руками за голову и заплакала.
   - У вас нет детей! - сказала она со стоном.  -  И  у  тебя  нет,  монах
Дердь, и у тебя, Подманицки. Нет детей и у Петровича. Вы не можете понять,
каково матери отпустить свое дитя в логово тигра! Кто знает,  вернется  ли
он оттуда? Балинт Терек! Не покидай меня! Ребенка я поручаю тебе.  Ты  сам
отец и понимаешь трепет родительского  сердца.  Береги  его,  как  родного
сына.
   Со словами "Не покидай меня!" королева, пренебрегая своим саном,  упала
на колени перед Балинтом Тереком и с мольбой простерла к нему руки.
   Эта сцена потрясла всех.
   - Ради бога, ваше величество! -  воскликнул  монах  Дердь  и,  протянув
руки, поднял королеву.
   - Ваше величество, - сказал глубоко  растроганный  Балинт  Терек,  -  я
провожу ребенка! И клянусь: если хоть волосок упадет  с  его  головы,  моя
сабля сегодня же обагрится кровью султана.


   Султан расположился лагерем под Обудой. Его роскошный тройной шатер был
раскинут на месте теперешнего Часарфюрде. Он только назывался шатром, а на
самом деле это было нечто вроде дворца, сооруженного из дерева  и  тканей.
Внутри шатер разделялся на залы и комнаты, снаружи сверкал золотом.
   Часов  в  пять  пополудни  привычный  звук  трубы  возвестил  о  выезде
посольства из венгерского королевского дворца.
   Впереди скакала сотня гусар; за ними двигались дружины вельмож и пажи в
красных и белых одеждах - они везли подарки. Султану дарили  драгоценности
изменника родины Тамаша Борнемиссы, который вступил в  сговор  с  немцами.
Позади ехал отряд дворцовой стражи, разная придворная  челядь  и  отборные
ратники вельмож. Дальше следовали сами вельможи, и  между  ними  на  сером
тяжелом коне - монах Дердь в белой  сутане  с  капюшоном.  Рядом  с  синим
узорчатым  одеянием  Балинта   Терека   белая   сутана   монаха   казалась
величественной. Все остальные вельможи были  в  роскошных  одеждах  разных
цветов, в плоских шляпах, желтых воинских башмаках и с широкими саблями на
боку. В те времена вошли в моду кривые  сабли,  расширявшиеся  к  концу  и
словно обрубленные. Казалось, будто мастер по ошибке выковал  саблю  вдвое
длинней, чем надо, а потом, когда его стали торопить, разрубил ее пополам.
Так вот, в моде были такие сабли - с широким клинком и обрубленным концом,
напоминавшим кончик линейки. На шапках венгры, так же как и турки,  носили
в те времена откинутое назад страусовое перо. Кто одно перо, а кто и  три.
Перья были такие длинные, что сзади почти  доставали  до  седла.  Вельможи
окружали запряженный шестеркой коней позолоченный  экипаж  короля.  В  нем
сидели две придворные  дамы  и  няня.  На  коленях  у  няньки  подпрыгивал
наряженный в белый шелк румяный младенец-король.
   Коней вели с двух сторон длинноволосые пажи  в  шелковых  шапочках.  За
экипажем ехали дворцовые телохранители в  серебряных  шлемах,  а  за  ними
скакали длинной колонной офицеры, отличившиеся в обороне Буды.
   - Мы еще выпьем, вот посмотрите! - раздался веселый голос.
   - Выпьем-то выпьем, да только водички! - отвечал кто-то густым басом. -
Разве ты не знаешь, что национальный напиток турок - вода?
   Все засмеялись.
   Гергей следовал за Балинтом Тере