Он кликнул шагавшего возле дворца караульного:
   - Мишка! Сходи в темницу, выведи курда, которого поймали у речки.
   В окно высунулась госпожа Балог.
   - Господин Добо, наденьте свой длинный плащ.
   Добо был в одном сером замшевом доломане, а ночной  холод  пробирал  до
костей.
   - Спасибо, не надо, - ответил Добо. - Я сейчас лягу. Как чувствует себя
Пете?
   - Бредит и стонет.
   - Кто же сидит возле него?
   - Я вызвала жену Гашпара Кочиша. Но пока он не успокоится, я и сама  не
лягу.
   - Можете спокойно лечь, -  ответил  Добо.  -  Я  видел  его  рану.  Она
заживет. Отдохните, ваша милость.
   Караульный привел курда.
   - Сними с него цепи, - приказал Добо.
   Скрестив руки на груди и низко поклонившись, курд ждал.
   - Послушай, басурман, -  заговорил  Добо  (Гергей  переводил  фразу  за
фразой), - ты знаком с Дервиш-беем?
   - Знаком.
   - Какой он из себя?
   - Одноглазый. Ходит в одежде дервиша, но под нею носит панцирь.
   - Да, это он. А ты из каких краев?
   - Из Битлиса, господин.
   - Мать твоя жива?
   - Жива, господин.
   - Семья есть?
   - Двое детей у меня.
   На глаза курда навернулись слезы.
   Добо продолжал:
   - Я выпущу  тебя  из  крепости,  но  ты  должен  точно  выполнить  одно
поручение.
   - Господин, я раб твой до самой смерти.
   - Ты пойдешь к Дервиш-бею. У  него  есть  маленький  мальчик-невольник.
Скажи бею, пусть завтра утром приведет мальчика  к  тем  воротам,  которые
выходят на речку - туда, где ты попал в  плен,  -  и  там  он  получит  за
мальчика то, что требует. Приходите с белым платком. Понял?
   - Понял, господин.
   - Один из  наших  выйдет  за  ворота.  Он  захватит  с  собой  талисман
Дервиш-бея. А ты возьмешь мальчика у бея и передашь его  нашему  человеку.
Только смотрите, чтобы никто не тронул нашего посланца.
   - Жизнью своей отвечаю за него.
   - Этого мало. Поклянись сердцем своей матери, счастьем своих детей, что
честно выполнишь условия.
   - Клянусь, господин! - ответил курд.
   Криштоф стоял тут же. Добо обернулся к нему.
   - Криштоф, ступай в рыцарский  зал.  В  углу  валяется  куча  турецкого
скарба. Там ты найдешь маленькую турецкую книжку. Принеси ее.
   Это был Коран. Грамотные турецкие воины повсюду носили при себе  Коран.
Книга была в кожаном переплете, со стальным колечком  в  углу.  В  колечко
продевалась тесемка, и на ней носили Коран на груди. Курд положил палец на
Коран и поклялся. Потом упал к ногам Добо, поцеловал землю  и,  радостный,
быстро удалился.
   - Но, сударь, - произнес  Гергей  дрожащим  голосом,  -  а  если  турок
увидит, что мы обманываем его?
   Добо спокойно ответил:
   - Будь мальчик там, он уже показал бы его. Все турки - лгуны. Я  только
тебя хочу успокоить.
   Гергей поспешно пошел к башне, чтобы  до  рассвета  немного  отдохнуть.
Сердце его колотилось.
   Когда он проходил мимо пороховой  мельницы,  кто-то  в  тени  произнес:
"Тсс!"
   Гергей взглянул  туда  и  увидел  цыгана.  Приподнявшись  с  соломенной
подстилки, Шаркези махал рукой, подзывая его.
   - Ну что тебе? - нехотя спросил Гергей.
   Цыган встал на ноги и зашептал:
   - Ваша милость господин Гергей, к нам паршивая овца затесалась!
   - Ну!
   - Вечером я был у Старых ворот, чинил подбородник шлема одному  солдату
из Кашши и слышал, как господин лейтенант Хегедюш говорил своим людям, что
во время осады полагается платить вдвое больше. Солдаты ворчат на капитана
Добо. Вот, говорит, турки сулят нам всякие милости, а он  ничего  хорошего
не обещает.
   У Гергея дыхание перехватило.
   - И это они при тебе говорили?
   - При всех солдатах. Я бы не стал передавать, да что мне их  лейтенант!
Я не его боюсь, а турок.
   - Пойдем со мной, - сказал Гергей.
   Он разыскал Мекчеи. Тот как раз распоряжался устройством насыпи.
   - Пишта, - сказал Гергей, - послушай,  что  говорит  Шаркези.  -  И  он
оставил их вдвоем.



6

   Поутру, когда Добо вышел из дворца, Хегедюш поджидал его в дверях.
   - Сударь, - сказал он, приложив руку к шапке и  отдавая  честь,  -  мне
надо вам кое-что доложить.
   - Важное?
   - Не очень.
   - Пойдем со мной. Расскажешь там, наверху, у ворот.
   Над воротами стояли уже Гергей, Мекчеи и Фюгеди. От турок, сновавших на
речке, они были укрыты плетеным тыном.
   Добо поглядел вниз через тын и, обернувшись к Гергею, спросил:
   - Еще нет никого?
   - Никого, - ответил Гергей, бросив взгляд на Хегедюша.
   Хегедюш поднес палец к шапке. Гергей тоже. Но  взглянули  они  друг  на
друга холодно.
   Добо молча смотрел на Хегедюша, ждал его донесения.
   - Сударь, - заговорил Хегедюш, - я должен доложить,  что  среди  солдат
наблюдается некоторое недовольство.
   Глаза Добо широко раскрылись.
   - Увы! - Хегедюш пожал плечами и, моргая, отвел  взгляд.  -  Среди  них
есть старые солдаты,  которым  известно,  что  во  время  осады  гарнизону
крепости всегда и  всюду  платят  дополнительное  жалованье...  Вчера  все
ждали, что получат эти деньги. К вечеру уже  дулись.  Я  решил,  что  если
выругаешь их, то еще больше разозлишь, и поэтому позволил им высказаться и
даже обещал доложить вам, господин капитан, об их просьбе.
   Лицо Добо стало строгим.
   - Прежде всего, господин лейтенант, - сказал он,  -  вам  не  следовало
забывать, что в крепости не место перешептываниям. А что  касается  денег,
которые выплачивают во время осады, пусть тот, кто сражается ради  них,  а
не за родину, явится сюда, и он получит деньги.
   Добо отошел от лейтенанта и перегнулся через тын.
   - Идут! - воскликнул Гергей. Казалось, от волнения  сердце  вырвется  у
него из груди.
   От кучки турок отделился курд.  Он  уже  был  при  оружии  и  вел  двух
венгерских ребятишек - двух босоногих крестьянских мальчиков в поддевках и
портах. Курд шел, широко шагая, и ребятам приходилось бежать рядом с ним.
   Позади, шагов за сто от них,  был  виден  кривой  дервиш.  Он  следовал
верхом за курдом, но остановился на расстоянии выстрела  и,  поднявшись  в
стременах, посмотрел в сторону крепости.
   - Оба не мои! - обрадовался Гергей.
   И правда, мальчики оказались старше  его  Янчи.  Одному  из  них  было,
вероятно, десять, другому - двенадцать.
   Курд встал перед воротами и крикнул:
   - Бей посылает вместо одного мальчика двоих! Отдайте кольцо,  тогда  он
пришлет и третьего.
   Добо сказал караульному на башне:
   - Выгляните из бойницы. Махните рукой курду, пусть уходит.


   В  этот  день  турки  так  же  ломали,  рушили  стены,  как  и  раньше.
Широкогорлые зарбзены действовали медленно, но с ужасающей силой.  Ядра  с
грохотом ударялись в стены, и каждый раз слышался треск, а  иногда  и  гул
обвала.
   И все же в этот день наступила перемена, о которой караульные  доложили
еще рано утром.
   Конные солдаты отступили от  крепости.  Куда-то  исчезли  и  акынджи  в
красных  колпаках,  сипахи  в  сверкающих  панцирях,  дэли  в   плащах   с
капюшонами, генюллю на низкорослых конях, гуребы, мюсселлемы и  силяхтары.
Недоставало и девятисот лагерных верблюдов.
   Что же случилось?
   В  крепости  у  людей   лица   прояснились.   Даже   цыган   явился   к
крестьянам-точильщикам и велел  до  блеска  наточить  его  длинную  ржавую
саблю. У пекарни запели женщины. На заросшем травой  бугре  неподалеку  от
пекарни резвились дети. Мальчики играли в солдатики, девочки вели хоровод:

   У Катоки Уйвари
   Нарядная юбочка,
   Пышная опушечка,
   Овес - коню, супруге - жемчуг,
   Дочери - жемчужный венчик.

   Служанка госпожи Балог привела к детям и маленького турецкого мальчика.
Тот с удивлением смотрел на игры.
   - Примите и его тоже, - попросила служанка.
   - Не примем, - ответили мальчики.
   А девочки приняли.
   Турчонок не понимал, что они пели, но кружился вместе с  ними  с  таким
благоговением, словно принимал участие в каком-то священнодействии.
   Но откуда радость и веселье?
   Турецкие конные солдаты исчезли. Ясно, что на подмогу  осажденным  идут
войска. Королевские  войска!  Ясно,  что  турецкая  конница  выступила  им
навстречу.
   И барабанщики барабанили еще задорнее, стараясь заглушить голоса турок,
что-то кричавших защитникам крепости. Особенно ожесточенно колотил солдат,
приставленный к большому барабану. При этом он  то  и  дело  вскакивал  на
крепостную стену.
   В крепость сыпались записки. Турки  забрасывали  их  стрелами.  Записок
этих никто не читал - их сразу бросали в огонь. А стрелы тащили  к  Цецеи.
От зари до зари он сидел  в  Казематной  башне;  стоило  турку  показаться
поблизости, как старик выпускал в него стрелу.
   Добо по-прежнему оставался серьезным.
   Он поднимался то на одну, то на другую вышку и наблюдал за неприятелем.
Иногда подолгу смотрел в сторону горы Эгед. Изредка качал головой.
   Вдруг он вызвал к себе во дворец Мекчеи.
   - Милый Пишта, - сказал Добо, опустившись на  стул,  -  что-то  мне  не
нравится этот Хегедюш. Последите-ка за ним.
   - Уже следим.
   - Мне нужно знать каждый час, с кем  он  говорил,  куда  смотрел,  куда
пошел.
   - Все будем знать.
   -  Но  смотрите,  чтобы  Хегедюш  ничего  не  пронюхал,  а  не  то  еще
преподнесет нам какой-нибудь подарочек.
   - Не пронюхает.
   - Если в крепости поднимется мятеж, тогда нам конец. Я мог бы  посадить
его за решетку, но надо выяснить, много ли народу и  кто  именно  идет  за
ним! Гниль необходимо вырезать, чтобы и следа ее не осталось. А кто за ним
следит?
   - Цыган.
   - Надежный он человек?
   - С тех пор как мы отбили приступ, цыган считает безопаснее  для  своей
шкуры оставаться с нами, несмотря на все посулы турок.  Вчера  он  работал
среди солдат из Кашши, сегодня опять постарается найти себе там занятие. Я
сказал ему: "Сослужи нам добрую службу - получишь хорошего коня  с  полной
сбруей". Цыган прикинется, будто он заодно с недовольными.
   - А другого надежного человека у тебя нет?
   - Конечно, нашелся бы, да разве кашшайцы доверятся ему! Цыгана  они  ни
во что не ставят и поэтому его не стесняются.
   - Он должен узнать только одно: кто вожаки?
   - Я так и сказал ему.
   - Тогда хорошо. Пойдем.
   - Господин капитан! - сказал вдруг изменившимся, теплым голосом Мекчеи.
- По всем признакам видно, что к нам идут королевские войска.
   Добо пожал плечами.
   - Может, и идут, -  грустно  ответил  он,  -  но  только  те  признаки,
которые, по-вашему, говорят об их приближении,  по-моему,  говорят  совсем
иное.
   Мекчеи остановился как вкопанный.
   Добо развел руками.
   - Ясаулы на местах. Обоих военачальников я видел верхом в Алмадяре.  Ни
одной пушки не увезли. Оркестры здесь...
   - Так что же все это значит? - спросил  пристыженный  Мекчеи,  заморгав
глазами.
   Добо снова пожал плечами.
   - Должно быть, в лес пошли, братец.
   - В лес?
   - Да. И на виноградники. Натаскают хвороста и земли, засыплют наши  рвы
и возведут насыпи у проломов. Но, милый Пишта, об  этом  я  говорю  только
тебе. Пусть  в  крепости  радуются  и  думают,  что  на  помощь  нам  идут
королевские войска.
   Добо протянул руку своему сотоварищу  и  с  доверием  посмотрел  ему  в
глаза. Потом он заглянул в  ту  комнату,  где  лежали  раненые  -  Пете  и
Будахази.
   Как только стемнело, вернулись турецкие конные солдаты.
   Из крепости выпустили светящиеся ядра, и все увидели, что солдаты ведут
под уздцы лошадей, нагруженных хворостом и охапками виноградных лоз.
   А длинные вереницы верблюдов везли туго набитые мешки. Один  за  другим
спускались верблюды с горы Баюс.
   Добо повернул книзу жерла пищалей и мортир и приказал открыть огонь.
   Сгущался сумрак, а конных солдат все не убывало. Пальбу из  пушек  Добо
прекратил и только стрелкам приказал постреливать иногда.
   А внизу, у стен крепости, копошились, работали турки. Трещал хворост  и
охапки сбрасываемых в кучу  виноградных  лоз.  Раздавались  начальственные
окрики ясаулов.
   Добо распорядился поставить в проломы и пробоины стен фонари, пристроив
их так, чтобы они бросали  свет  наружу,  но  оставались  недосягаемы  для
турецких стрел.
   В крепости было темно. Лишь кое-где мерцали фонари. Около Старых  ворот
тьму разгоняло только пламя печей хлебопекарни. Женщины работали и пели.
   - Пусть себе поют, - сказал Добо.  -  Кто  поет,  от  того  счастье  не
отстает.
   В полночь  Мекчеи  наблюдал  с  вышки  башни  Бойки,  не  шевелятся  ли
где-нибудь турки, не начнут ли они внезапно штурм.
   Большинство офицеров тоже стояли в разных местах на карауле.
   Мекчеи,  нагнувшись,  пристально  всматривался  в  темноту  и   слушал,
приложив ладонь к уху.
   Сзади кто-то дернул его за полу доломана.  Мекчеи  обернулся.  Это  был
цыган, обутый  в  янычарские  башмаки.  На  голове  у  него  торчал  шлем,
утыканный кругом петушиными перьями. У пояса с одного боку висела сабля  с
белой костяной рукояткой.
   - Тес! - зашипел он таинственно. - Тес!
   - Что тебе?
   - Ваша милость отважный господин капитан, я уже чувствую в руке уздечку
доброго коня.
   - Ты узнал что-нибудь?
   - Ой, ой, ой!
   - И доказательства есть у тебя?
   - Есть, да только их надо поймать.
   - Так поймай, шут тебя дери!
   - Мне поймать? Извольте пойти вместе со мной и  сами  увидите.  Скорей,
скорей идемте!
   - Куда?
   - К водохранилищу. Хегедюш спустился туда. Ой, ой, ой!
   - Один?
   - У дверей водохранилища стоят на страже трое солдат.
   Мекчеи  стал  быстро  спускаться  по  ступеням  лестницы,  то  и   дело
спотыкаясь.
   У подножия вышки он подозвал к себе шестерых солдат.
   - Пойдете сейчас в наряд. Идите без оружия! Скиньте сапоги, захватите с
собой ремни или веревки.
   Солдаты молча повиновались.
   Когда они спустились с башни, Мекчеи снова остановил их.
   - Мы идем к водохранилищу. У входа сидят, стоят или лежат трое  солдат.
Нападите на них сзади и свяжите. Отведите в темницу, передайте тюремщику -
пусть он упрячет их под замок. Только тише - ни крика, ни звука!
   Вокруг водохранилища было темно. Одинокий фонарь освещал лишь  верхушку
сломанной  сваи.  От  этого  места  солдаты  пробирались  дальше  уже   на
четвереньках. Цыган часто крестился.
   Несколько минут спустя возле водохранилища послышались шум, лязг,  звук
падения и брань.
   Мекчеи оказался тут как тут.
   Всех троих солдат подмяли.
   Двери люка водохранилища были раскрыты. Мекчеи нагнулся.
   Внизу было тихо и темно.
   Мекчеи обернулся назад.
   - Здесь? - тихо спросил он цыгана.
   - Своими глазами видел, как он спускался сюда.
   - Лейтенант Хегедюш? Ты не ошибаешься?
   - Он, он самый!
   - Беги к господину коменданту. Найдешь его на Новой башне. Скажи, что я
прошу его прийти. По дороге передай господину старшему лейтенанту  Гергею,
чтобы немедленно прислал сюда пять солдат.
   Цыган помчался.
   Обнажив саблю, Мекчеи присел на  ступеньке  лестницы,  которая  вела  в
водохранилище.
   Снизу послышались голоса.
   Мекчеи встал и откинул створку люка, которая загораживала лестницу.
   Приближались пять солдат. Чуть ли не одновременно с ними явились Добо и
оруженосец Криштоф.
   Криштоф нес фонарь, освещая дорогу Добо.
   Мекчеи дал знак, чтобы шли быстрее. Голоса в водохранилище  становились
все громче.
   - Сюда, сюда! - раздался в глубине глухой голос.
   Добо скомандовал солдатам взять ружья на изготовку и держать их у  края
бассейна дулом вниз.
   - Криштоф, - сказал он, - приведи от  лейтенанта  Гергея  еще  двадцать
человек.
   Он взял у юноши фонарь и поставил его возле сваи, но  так,  чтобы  свет
его не падал в водохранилище.
   Из глубины послышалось бряцанье оружия и топот.
   - Сюда, сюда! - раздалось еще громче.
   Громкий всплеск... Вслед за тем еще всплеск... Крики: "Эй ва! Медед!.."
Еще и еще всплески...
   Стукнула створка двери, прикрывавшей лестницу. Кто-то вынырнул из люка.
Добо схватил фонарь и поднял его.
   Фонарь осветил свинцово-серое лицо лейтенанта Хегедюша.
   Мекчеи схватил Хегедюша за шиворот.
   - Держите его! - крикнул Добо.
   Сильные руки вцепились в лейтенанта, вытащили его из водохранилища.
   - Отберите оружие!
   А внизу все слышались всплески и смятенные крики:
   - Хватит, довольно!
   Добо  посветил  фонарем.  Внизу,  в   большом   черном   водохранилище,
барахталось множество вооруженных турок в чалмах. А из боковой  расщелины,
напирая друг на друга, лезли еще и еще турки.
   - Огонь! - крикнул Добо.
   Пятеро стрелков выстрелили в люк.
   Своды водохранилища ухнули, как будто выстрелили из зарбзена.  В  ответ
раздались истошные крики.
   - Оставайтесь здесь, Мекчеи, - сказал Добо. - Здесь подземный ход. Я  и
не знал о нем. Прикажи его облазить. Обшарь  и  сам.  Пройдите  до  самого
конца. Если он  выводит  за  пределы  крепости,  мы  завалим  его  и  даже
замуруем. Пусть один караульный всегда сторожит здесь, внизу у стены.
   Он обернулся к  солдатам  и,  указав  на  Хегедюша  и  его  сообщников,
приказал:
   - Заковать! Каждого бросить в отдельный каземат.
   И Добо вернулся на башню.
   Из глубины водохранилища кто-то кричал по-венгерски:
   - Люди! Спасите!
   Мекчеи опустил в отверстие  люка  фонарь.  Среди  утонувших  барахтался
турок в кожаной шапке и вопил.
   - Киньте ему веревку! - приказал Мекчеи.  -  Может  быть,  он  тоже  из
крепости.
   Неподалеку валялась веревка,  на  которой  обычно  вытягивали  ведра  с
водой. Ее спустили вместе  с  ведром.  Тонувший  уцепился  за  ведро.  Три
солдата вытащили его из люка.
   Поднявшись, турок широко разевал рот, точно выброшенный на берег сом.
   Мекчеи поднес фонарь к его лицу. Это был длинноусый акынджи. И с усов и
с одежды его стекала вода.
   - Ты венгр? - спросил Мекчеи.
   Акынджи, рухнув на колени, сказал с мольбой:
   - Пощади, господин!
   Он обратился к Мекчеи на "ты" - уже по одному этому легко было  понять,
что он турок.
   Мекчеи чуть  не  столкнул  его  в  люк,  но  передумал  Решил,  что  он
пригодится в качестве свидетеля.
   - Отберите у него оружие! - приказал он солдатам. - Посадите  вместе  с
крестьянами, приносившими письма.



7

   На  другой  день,  четвертого  октября,   восходящее   солнце   озарило
поднявшийся за ночь земляной вал у крепостной стены.
   Глубокий ров, который опоясывал крепость с севера, был местами засыпан.
   Напротив проломов теперь  поднялись  целые  холмы.  Снизу  был  навален
хворост, ветви, связанные охапки виноградных лоз, а сверху - земля.  Турки
наверняка продолжат работу и в некоторых  местах  насыплют  такой  высокий
холм, что с него и  стрелять  можно  будет  через  стену,  и  забраться  в
крепость без лестниц.
   Добо оглядел их  работу.  Лицо  его  сохраняло  спокойствие.  Потом  он
обернулся к Гутаи, который пришел для "доклада.
   Добо поручил ему допросить Хегедюша и его сообщников,  так  как  самому
некогда было этим заниматься.
   - Мы кончили, господин капитан, - доложил Гутаи.  -  Парни  признались,
что хотели впустить турок. А Хегедюша  пришлось  немного  пощипать.  Но  и
тогда он кричал: "Признаюсь,  признаюсь,  а  самому  Добо  скажу,  что  вы
пытками вынудили меня признаться".
   Добо послал за офицерами. Пригласил в рыцарский  зал  четверых  старших
лейтенантов, одного лейтенанта, одного старшего сержанта, одного  младшего
сержанта и рядового. Вызвал и раздатчика хлеба - дьяка Михая.
   Стол был покрыт зеленым сукном. На столе стояло  распятие,  возле  него
горели две свечи. В углу зала ждал палач в красном суконном одеянии. Подле
него на сковороде тлели раскаленные угли. В руке палач держал мехи.  Рядом
со сковородой лежали куски свинца и клещи.
   Добо был в черной суконной одежде и в шлеме с капитанским  султаном  из
орлиных перьев. На столе перед ним лежал лист чистой бумаги.
   - Друзья! - мрачно сказал он. - Мы  собрались  здесь  для  того,  чтобы
расследовать дело лейтенанта Хегедюша  и  его  сообщников.  Действия  этих
людей свидетельствуют о том, что они изменники.
   Добо подал знак, чтобы ввели заключенных.
   Гергей встал.
   - Г