озилось. Поэтому
пришлось ранее намеченного срока ввести в сражение танковые армии. Жуков на
разборе учения в Белорусском военном округе в 1955 г., критически анализируя
этот досадный эпизод, когда не удалось в первый же день прорвать оборону
противника говорил, что над ним и командармами в какой-то степени довлел
успешный прорыв обороны в начале Висло-Одерской операции и поэтому трудность
предстоящего прорыва обороны противника в района Зееловских высот была несколько
недооценена. В связи с этим он заметил, что вообще иногда командиры после
успешного выполнения трудной задачи немного забывают, с каким трудом и каким
напряжением усилий был достигнут прежний успех.
После ввода танковых армий темпы наступления возросли. Следует иметь в виду
также, что кончалась война, у людей появилось сознание того, что можно остаться
живым. И морально командующим и командирам все труднее было направлять
подразделения в атаку. Поэтому так много уделялось внимания массированному
применению артиллерии и авиации не только перед общим наступлением, но и перед
каждой атакой. Достаточно сказать, что авиация делала по 6500 самолето-вылетов в
сутки. Когда произошла задержка наступления войск на Зееловских высотах, Сталин
упрекал Жукова, что он недооценил оборону противника в этом районе. Но замысел
Жукова состоял еще в том, чтобы как можно больше войск противника из Берлина
вытянуть на открытую местность, ибо разбить их в поле было легче, чем в городе.
С этой же целью он вводит 1-ю танковую армию не на север, как было предусмотрено
по плану, утвержденному Ставкой, а проявляет инициативу и направляет ее на
юго-восточную окраину Берлина, отсекая таким образом 9 А противника и не давая
ей возможности отойти к Берлину, чтобы бои в большом городе не затянулись.
В ходе боевых действий в городе широко применялись штурмовые отряды, в состав
которых включались пехотные и танковые подразделения, усиленные саперами,
огнеметами и артиллерией.
Для достижения более высоких темпов днем наступали первые, а ночью вторые
эшелоны. Развивая наступление, войска фронта к исходу 21 апреля вышли на
северо-восточную окраину Берлина.
В последующем шли трудные, упорные бои за германскую столицу, каждую улицу,
каждый дом приходилось брать после жаркой схватки.
Жуков доложил Сталину, что к 1 мая Берлин взять не удастся, нужна
перегруппировка сил. "Я ожидал, -- пишет Жуков, -- от Сталина резких возражений,
а Сталин ответил так: "Ну ничего, впереди Первомай, это и так большой праздник,
народ хорошо его встретит. А что касается того, возьмем ли мы Берлин 2 или 3
мая, это не имеет большого значения. Я с вами согласен, надо жалеть людей, мы
меньше потеряем солдат. Подготовьте лучше заключительный этап этой операции".
Однако 2 мая нашим войскам удалось полностью овладеть Берлином. То, что не
удалось немецко-фашистским войскам под Москвой, Ленинградом и Сталинградом после
многомесячных усилий, советские войска свершили в Берлине. Они за 7--8 суток
овладели столицей Германии и водрузили советский флаг над рейхстагом.
Г.К. Жуков за умелое руководство войсками и личную отвагу в Берлинской операции
был удостоен третьей медали "Золотая звезда" Героя Советского Союза.
Берлинская операция вызывала после войны больше всего различных неоднозначных
толков. Поэтому представляется необходимым остановиться на некоторых из
проблемных вопросов истории этой операции.
Первый вопрос, который поднимался еще на военно-научной конференции в декабре
1945 г. и затем вновь был затронут маршалом В.И. Чуйковым в 60-е гг., касается
того, что нашим войскам после завершения Висло-Одерской операции следовало не
останавливаться на р. Одер, а сразу же продолжать наступление и с ходу овладеть
Берлином. Георгий Константинович вполне обоснованно доказал, что такая задача в
марте 1945 г. была практически нереальной. В ходе войны, не раз смело идя на
риск, на этот раз он считал невозможным рисковать. И хотя Сталин после выхода
войск 1-го Белорусского фронта на р. Одер настойчиво требовал продолжения
наступления, и сам Жуков первоначально ориентировал командующих армиями на
безостановочное продолжение наступления на Берлин, затем, взвесив все
особенности изменившейся обстановки, он отказался от этого. Он убедительно
доказал, что Берлинскую операцию можно начинать только после определенной
оперативной паузы и основательной подготовки. Почему же в феврале, после выхода
на рубеж Быдгоша, Жуков добивается безостановочного развития операции на р.
Одер, а на этом рубеже вдруг считал нужным остановиться? По этому поводу
некоторые историки риторически вопрошали, какого же он принципа придерживается:
непрерывности наступления или теории "затухающей операции" (был найден и такой
дохлый, надуманный термин). А Жуков потому и был великим полководцем, что он не
придерживался отвлеченных принципов, а исходил из глубокого анализа конкретной
оперативно-стратегической обстановки, подчеркивая: "всем повелевает обстановка".
Самый "хороший", испытанный опытом принцип в одних случаях может годиться, в
других -- нет.
Жуков считал, что для продолжения наступательной операции на Берлинском
направлении нужно было решить ряд неотложных проблем.
Во-первых, восстановить необходимую для трудной операции боеспособность войск,
пополнить их личным составом, боеприпасами, горюче-смазочными и другими
материалами.
Это в наши дни вынашиваются идеи создания такой централизованной системы
тылового обеспечения, чтобы избавить командующих от "мелких тыловых забот". Во
время войны организация тыла, особенно подвоз боеприпасов, считались важнейшими
оперативно-стратегическими вопросами, и командующие посвящали этому делу
значительную часть своего времени и усилий. Без этого все остальные оперативные
вопросы повисали в воздухе. На 1-м Белорусском фронте после проведения
предыдущей операции и продвижения войск до 500 км тыловые части отстали, авиация
базировалась на большой глубине. Все это надо было подтянуть. Требовалось также
завершить уничтожение окруженных вражеских группировок в районах Шнайдемюль и
Познань, которые продолжали сковывать значительные силы войск фронта и нарушали
коммуникации, а также расширить и закрепить захваченные плацдармы на р. Одер,
без чего невозможно было сосредоточить, развернуть там ударные группировки для
предстоящего наступления. Наконец, войскам нужно было дать хоть небольшой отдых.

Во-вторых, разгромить угрожающую группировку в Восточной Померании, которая
могла нанести контрудар с севера по вырвавшимся вперед войскам 1-го Белорусского
фронта. Для решения этой задачи с 10 февраля по 4 апреля 1945 г. силами 2-го и
1-го Белорусских фронтов во взаимодействии с Балтийским флотом была проведена
Восточно-Померанская операция. Только после этого стало возможным возвратить на
Берлинское направление танковые и несколько общевойсковых армий 1-го
Белорусского фронта. Ясно, что фронт не мог проводить одновременные операции на
северном и западном направлениях. Нельзя было исключать и такой вариант, когда
германское командование могло бы снять все силы против англо-американского
фронта и бросить их против советских войск.
Как считал Жуков, в первых числах февраля стала назревать серьезная опасность
контрудара со стороны Восточной Померании во фланг и тыл выдвигавшейся к Одеру
главной группировки фронта. Вот что показал на допросе по этому поводу немецкий
фельдмаршал Кейтель:
"В феврале-марте 1945 года предполагалось провести контрнаступление против
войск, наступавших на Берлин, использовав для этого Померанский плацдарм.
Планировалось, что, прикрывшись в районе ГрудзЈндз, войска группы армий "Висла"
прорвут русский фронт и выйдут через долины рек Варта и Нетце с тыла на
Кюстрин".
Этот замысел подтверждает также и генерал-полковник Гудериан. В своей книге
"Воспоминания солдата" он писал: "Немецкое командование намеревалось нанести
мощный контрудар силами группы армий "Висла" с молниеносной быстротой, пока
русские не подтянули к фронту крупные силы или пока они не разгадали наших
намерений".
Приведенные свидетельства военных руководителей фашистской Германии не оставляют
сомнений в том, что опасность со стороны Восточной Померании была реальной.
Однако командование 1-го Белорусского фронта своевременно приняло необходимые
меры для активного противодействия врагу.
Рисковать в данном случае было нежелательно еще и потому, что даже в случае
временной неудачи под Берлином наподобие того, что случилось с
англо-американскими войсками в Арденнах, можно было "смазать" не только военный,
но и политический авторитет Советского Союза, что могло дать дополнительные
козыри для интриг гитлеровского руководства и иметь другие негативные
последствия. Да и потери войск могли быть значительно большими. Жуков хотел и
добился, чтобы Берлинская операция была подготовлена и проведена наверняка.
Полководческая зрелость Жукова проявилась и в том, что он не превращал действия
своего фронта в самоцель, а подчинял их общим интересам всей Берлинской
стратегической операции.
В марте 1945 гитлеровское командование во многом рассчитывало на наше огульное
наступление на Берлин. В.И. Чуйков и другие помимо прочего упустили из виду то,
о чем 15 марта Геббельс с глубоким разочарованием записал в своем "Дневнике":
"Наши генштабисты ожидали от Советов точно такой же ошибки, какую мы допустили
поздней осенью 1941 года при разработке планов окружения Москвы, а именно: идти
прямо на столицу врага, не оглядываясь ни направо, ни налево и не заботясь о
прикрытии флангов. С этим мы здорово просчитались в свое время".
Л. Мехлис, посланный в 1942 г. на Крымский фронт в качестве представителя
Ставки, сделав все для дезорганизации работы командования фронта, просил Сталина
заменить командующего фронтом генерала Д. Козлова кем-либо вроде Гинденбурга.
Верховный ему ответил: "... Вы не можете не знать, что у нас нет в резерве
гинденбургов и что не нужно быть Гинденбургом, чтобы справиться с положением дел
в Крыму". Теперь, в конце войны, не Мехлис, много сделавший, чтобы истребить
своих гинденбургов, а Геббельс мечтал о таких полководцах, как Жуков, Конев и
Рокоссовский. Вот так под давлением жизненных обстоятельств менялись взгляды
самых неисправимых ортодоксов. И после всего этого нам смеют сегодня толковать,
что "все наши полководцы были бездарными". А вот гитлеровские генералы, несмотря
на сокрушительное поражение, были, по мнению А. Мерцалова, более образованны и
талантливы. Наш известный военный историк Василий Морозов напомнил недавно
сказанные по этому поводу примечательные слова А.В. Суворова: "У этого
политика-историка два зеркала: одно увеличительное для своих ("свои" в данном
случае, у Мерцалова -- это гитлеровские военачальники), а уменьшительное -- для
нас. Но потомство разобьет вдребезги оба и выставит свое, в котором мы не будем
казаться пигмеями". И Берлинская операция наиболее ярко и наглядно отразила в
зеркале истории, кто чего стоит на деле.
Второй вопрос о построении стратегической Берлинской операции. Как известно, в
кампании 1945 года Сталин решил не иметь представителей Ставки на фронтах и
самому (при помощи Генштаба) возглавить руководство проведением завершающих
операций, в том числе на Берлинском направлении. Причем он всячески стимулировал
соперничество между командующими фронтами по овладению Берлином. По этим
соображениям и разгран линии между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами он
оборвал перед Берлином, давая понять, кто первым придет, тот и берет город.
Здоровое соревнование в военном деле -- дело неплохое.
Но в данном случае такой подход имел и некоторые негативные последствия. Стоило
войскам 1-го Белорусского несколько задержаться на Зееловских высотах, как И.С.
Конев начал уже просить Ставку, чтобы южную часть Берлина брали его войска.
А вместо стимулирования соперничества от Ставки и Генштаба требовалась
своевременная и хорошая координация действий фронтов, что не всегда имело место.
С выходом на подступы к Берлину смешались войска двух фронтов. На послевоенной
научной конференции Г.К. Жуков признавал, что могли быть и другие варианты
построения Берлинской операции. Он писал:
"Сейчас, спустя много времени, размышляя о плане Берлинской операции, я пришел к
выводу, что разгром Берлинской группировки противника и взятие самого Берлина
были сделаны правильно, но можно было бы эту операцию осуществить и несколько
иначе.
Слов нет, теперь, когда с исчерпывающей полнотой все стало ясно, куда легче
рассуждать, чем тогда, когда надо было практически решать уравнение со многими
неизвестными. И все же хочу поделиться своими соображениями по этому поводу.
Взятие Берлина следовало бы сразу поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и
1-му Украинскому, а разграничительную линию между ними провести так:
Франкфурт-на-Одере--Фюрстенвальде--центр Берлина. При этом варианте главная
группировка 1-го Белорусского фронта нанесла бы удар на более узком участке и в
обход Берлина с северо-востока, севера и северо-запада. 1-й Украинский фронт
нанес бы удар своей главной группировкой по Берлину на кратчайшем направлении,
охватывая его с юга, юго-запада и запада.
Мог быть, конечно, и иной вариант: взятие Берлина поручить одному 1-му
Белорусскому фронту, усилив его левое крыло не менее чем двумя общевойсковыми и
двумя танковыми армиями, одной авиационной армией и соответствующими
артиллерийскими и инженерными частями.
При этом варианте несколько усложнилась бы подготовка операции и управление ею,
но значительно упростилось бы общее взаимодействие сил и средств по разгрому
Берлинской группировки противника, особенно при взятии самого города. Меньше
было бы всяких трений и неясностей".
Послевоенный анализ свершившихся событий, когда многие вопросы становятся яснее,
доказывает, что были возможны два альтернативных варианта.
Первый, когда Г.К. Жуков был бы представителем Ставки и координировал действия
2-го, 1-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Можно было образовать во
главе с ним и главное командование Берлинского стратегического направления. Это
давало бы возможность более оперативно решать вопросы взаимодействия между
фронтами.
Второй вариант -- это изменение состава 1-го Белорусского фронта в ходе развития
операции с подчинением ему двух фланговых армий 1-го Украинского и одной армии
2-го Белорусского фронта. Тогда бы один фронт брал Берлин и было бы больше
согласованности в действиях войск. Дело в том, что 1-й Белорусский фронт был
слишком стиснут справа и слева и по условиям местности и соседними фронтами, что
мешало его свободе маневра. Подключение к нему смежных армий соседних фронтов
создало бы для этого более благоприятные условия.
Вообще, когда маршал Конев слишком рвался к Берлину и задействовал для этого
довольно крупные силы, он не в полной мере учитывал все своеобразие обстановки
на юго-западном направлении и не предусмотрел заблаговременную перегруппировку
необходимых сил на Пражское направление, что потом спешно пришлось делать.
Третий вопрос связан с вводом танковых армий в сражение в первый день для
завершения прорыва обороны и развития наступления в глубину. Жукова упрекали в
том, что он нарушил "классическую схему", когда общевойсковые армии должны
прорывать тактическую зону обороны, а танковые вводиться только после этого для
развития успеха в оперативной глубине. Но отличие Жукова как полководца и
состояло в том, что он никогда не действовал по отвлеченной схеме. Он учитывал
прежде всего своеобразие условий и смотрел, что можно сделать в данной
обстановке для более эффективного и безусловного выполнения боевой задачи. Какое
своеобразие обстановки под Берлином учитывал Жуков и чего до сих пор не могут
разглядеть его некоторые критики-танкисты?
Во-первых, шли завершающие бои и надо было беречь пехотинцев. Почему ничем не
защищенного солдата-пехотинца можно посылать на прорыв обороны, а укрытые броней
боевые машины нельзя? В середине войны, скажем, иногда жертвовали пехотой, чтобы
сберечь более дефицитные танковые войска для последующих операций. Но здесь
война кончалась и больше танковые войска уже негде было использовать.
В обстановке, когда артиллерия была еще на прежних позициях и для ее перемещения
и проведения артиллерийской подготовки на новом рубеже требовалось 10--12 час.,
для того, чтобы выиграть время, огромные массы танков должны были заменить
артиллерию и обеспечить немедленное наращивание силы удара и огня.
Во-вторых, сама постановка вопроса о необходимости ввода в сражение танковых
армий с выходом на оперативный простор не жизненна. Ибо под Берлином была
сплошная оборона от Зееловских высот до самого города и по существу никакого
оперативного простора не было. Такой талмудистский подход означал бы, что надо
до самого Берлина воевать пехотой, а в огромный город вводить танковые войска,
как это было сделано в Грозном в 1995 г. Но, видимо, никто не будет отрицать,
что у Жукова получилось, мягко говоря, "не хуже". Надо учитывать и фактор
времени, о котором говорилось в начале, нужно было наращивать силу удара, чтобы
взять Берлин в кратчайшие сроки.
Командующий 2-й гвардейской танковой армией маршал С.И. Богданов был уверен, что
ввод танковых армий для прорыва обороны в сложившейся обстановке был
обоснованным.
Выступая на военно-научной конференции в апреле 1946 г. генерал армии В.Д.
Соколовский говорил: "Задерживаться с вводом танковых армий нельзя было. Это
было бы неверно. Неверно потому, что мы здесь неоправданно должны были рисковать
своей пехотой, вынудили бы армии израсходовать свои резервы и вести затяжное
медленное наступление, которое могло бы привести к потере инициативы, темпа и
привести к выталкиванию противника вместо его дробления и уничтожения. Этим
самым противнику создавались бы благоприятные условия для организации
планомерной, последовательной обороны с нарастающей плотностью на рубежах,
которых, как вы видите, было подготовлено очень много. Иными словами, мы дали бы
противнику козырь в руки для ведения затяжных оборонительных боев и позволили бы
ему выиграть время для усиления обороны собственно Берлина.
Товарищ Чуйков считает, что решение на ввод танковых армий до преодоления второй
полосы обороны было неправильным. Но ведь, кроме второй полосы, противник еще
имел целую систему оборонительных полос включительно до Берлина. В этих условиях
рассчитывать на создание благоприятных условий для ввода в прорыв танковых армий
не приходилось. Необходимо было усилить удар общевойсковых армий ударом танковых
армий, то есть нанести такой мощный удар, чтобы не допустить каких бы то ни было
пауз в начале операции. Момент ввода в сражение танковых армий вполне отвечал
обстановке. Сила нашего удара вынудила противника ускорить ввод своих резервов и
по существу ослабить оборону Берлина. Мы же, введя танковые армии, сохранили в
общевойсковых армиях резервы целые корпуса для борьбы за Берлин в уличных боях и
тем самым выиграли темп и стремительность маневра для окружения берлинской
группировки противника и захвата самого Берлина".
В ходе упомянутой военно-научной конференции говорилось также, что надо вести
речь не о нецелесообразности использования танков в городе, а о наиболее
рациональных способах их применения.
В ходе боевых действий в городе применялись два метода атаки: первый -- когда
сначала посылали пехоту для очищения зданий, чердаков, подвалов и пр., а затем
продвигали танки и артиллерию. Этот метод требовал большей затраты времени.
Второй -- артиллерия подготавливала короткий удар, танки броском прорывались
вперед на 1,5--2 км, а потом уже пехота очищала населенный пункт или квартал. В
Берлине чаще применялся второй метод.
По мнению маршала бронетанковых войск С.И. Богданова, опыт боев в Берлине
показал, что уличные бои для танков не так страшны, как нам кажется. "Я считаю,
-- говорил он, -- что если у кого есть такое мнение, то его нужно изменить, т.к.
оно неверное. Прежде всего танк представляет из себя могучее подвижное орудие,
которое значительно п