ши город, занял ближайшее к нему кладбище и на
нем  учредил  батарею.  На  главной площади  города  стояла  наша
пехота, большое  число казаков  при атамане Платове и  я вместе с
ним.  Огни бивуака служили  целью, и  часто не без  вреда упадали
ядра. В опушку города  выслана рота артиллерии, но мы должны были
оставить площадь[85].

Если  бы стоявшая  вблизи  армия присоединилась  к авангарду,  на
первой  позиции был  бы опрокинут неприятель;  оставалось большое
пространство для преследования; могли быть части войск совершенно
уничтоженные,  и  гораздо  прежде  вечера город  в  руках  наших.

С  превосходством   сил  наших  нетрудно   было  отбросить  часть
неприятеля на Духовщину и всегда предупреждать ее на худой дороге
в следовании к Смоленску.

В  Вязьме  в  последний  раз  мы  видели  неприятельские  войска,
победами своими  вселявшие ужас  повсюду и в  самих нас уважение.
Еще видели  мы искусство их генералов,  повиновение подчиненных и
последние усилия их.

На другой  день не было войск,  ни к чему не  служила опытность и
искусство генералов,  исчезло повиновение солдат, отказались силы
их, каждый из них более или менее был жертвою голода, истощения и
жестокости погоды.  В четырех верстах далее  Вязьмы, на переправе
через  небольшой  ручей,  нашли  мы несколько  брошенных  орудий.
Поспешность   в  отступлении   не  происходила  от   того,  чтобы
авангардом   нашим  тесним   был  неприятель,  всю   ночь  шедший
беспрепятственно.

23-го  числа   октября  авангард   в  прежнем  его   составе  под
начальством  Милорадовича,   при  котором   дано  мне  приказание
находиться,   преследовал   неприятеля  по   большой  дороге   на
Дорогобуж.  Атаман с  казаками  и их  конною артиллериею  пошел в
правую  сторону  от большой  дороги.  Фельдмаршал  с армиею  взял
направление   на   город   Ельню.   Мороз   был   необыкновенный.

Авангард, не  сделав выстрела до села  Семлева, взял в плен более
тысячи нижних чинов и несколько офицеров, совершенно изнуренных и
больных. По  всей дороге  разбросаны были пушки,  зарядные фуры и
обозы без упряжи. Единственная пища людей была лошадиное мясо, но
и того  было мало, ибо чуть  годных лошадей брали под артиллерию.
Неприятель   отступил   поспешно:   отдыхал   немного  днем,   не
достигаемый  нашим   авангардом;  в  ночи,  тревожимый  казаками,
продолжал  движение.  Следы его  означали разрушение  спасающейся
бегством армии.

Не  дошедши  восьми   верст  до  города  Дорогобужа,  неприятель,
переправясь за речку Осьму, расположился на ночлег; мост сохранен
был для последних его  войск. Передовые наши отряды, стремительно
преследуя их,  в такое привели замешательство,  что они, стеснясь
на  мосту,  бросили пушки  в  воду, и  лагерь подвергся  близкому
действию наших  орудий. Но сильная  колонна неприятельской пехоты
быстро кинулась  чрез мост  на нашу сторону,  и немалая опасность
угрожала нашим батареям.

Атаман Платов из Вязьмы отправился на Духовщину по известиям, что
туда  идет  парк тяжелой  артиллерии,  высланной  в Можайск  пред
выступлением Наполеона  из Москвы. Медленно было  его движение по
причине огромного  количества повозок  под канцеляриями различных
штабов   и  экипажей   множества  чиновников   (non  combattans).
Прикрытие  состояло  большею частию  из  войск армии  вице-короля
италианского и прочих союзников. Уклоняясь от большой дороги, они
почитали себя  в безопасности,  не соблюдая порядка,  ни малейшей
осторожности. Внезапное  появление тучи казаков  с самим атаманом
Платовым  привело  все  в  замешательство; никто  не  помышлял  о
защите,  всякий  искал  спасения.  Взяты в  плен:  один  генерал,
занимающий  важное место  в  армии, все  чиновники, много  нижних
чинов и  многочисленная коллекция карт и  планов[86]. Казакам при
самой  незначительной  потере  достались  в руки  шестьдесят  три
орудия и богатая весьма добыча.

Атаман  Платов,  пришедши  на  правый берег  Днепра,  остановился
против предместия  Смоленска, укрепленного французами. Наполеон с
гвардиею и вся армия занимали город.

Из  Дорогобужа  предписано  генералу  Милорадовичу  с  авангардом
следовать к армии, а  мне приказание приехать в главную квартиру.

От  реки  Осьма до  Дорогобужа  генерал-майор  Юрковский с  двумя
егерскими полками  и легкою кавалериею преследовал неприятельский
арриергард,  который, слабо  защищаясь, оставил  несколько пушек.
Далее, разбивши его у  Соловьевой переправы, отнял много орудий и
от   Смоленска   возвратился   к   своему   месту   в   авангард.

Прежде прибытия  армии нашей в город  Ельню генерал-адъютант граф
Орлов-Денисов послал  с отрядом овладеть французскими рекрутскими
депо,   расположенными  в   разных  местах   окрестности,  частию
осмотренными  уже партизанами  Давыдовым, Фигнером  и Сеславиным.

В   Ельне   находился   генерал-майор   князь  Яшвиль   (Владимир
Михайлович), командовавший милициею Калужской губернии. Узнавши о
движении генерала Ожеро, он оставил город, но настигнутый, должен
был  принять  неравный  бой  против  сильного  рекрутского  депо.
Внезапно прибывший генерал  граф Орлов-Денисов охранил милицию и,
преследуя  генерала Ожеро,  атаковал его, упорно  защищавшегося в
занимаемом  селении.  Графу  Орлову-Денисову  содействовали  трое
наших  партизанов.   Огнем  артиллерии  нашей   взорваны  фуры  с
патронами, и генерал сдался.  Взято пленными более полутора тысяч
человек. Спешивший на помощь  с рекрутскою своею конницею генерал
Шарпантье, потеряв  часть ее,  отброшенную в болото,  удалился. В
селении  Клементине  сожжены  магазины  с заготовлениями  разного
рода. Встреченный  нашими партизанами с  рекрутским пехотным депо
генерал   Бараге  д'Илье,   узнавши   о  сдаче   генерала  Ожеро,
разменявшись несколькими ружейными выстрелами, поспешно отступил.

В  движении  от  Смоленска  до Москвы  неприятельская  армия  для
обеспечения  сообщений   располагала  военные  посты,  достаточно
укрепленные  против  внезапных нападений  в  церквах и  отдельных
строениях,  где удобно  могли  храниться запасы  продовольствия и
другие снабжения для войск, идущих к армии. Но беззаботливость до
такой   простиралась  степени,   что  нигде  и   никаких  запасов
заготовляемо не было.

Не  прежде окрестные  поселяне Москвы  взялись за оружие,  как по
занятии  ее  Наполеоном. Быстрое  движение  его  армии не  давало
времени  тревожить  деревни, лежащие  по  обеим сторонам  большой
дороги.  Жители  не покидали  домов  своих, производили  сельские
работы и ни в чем не терпели недостатка. Неприятелю могли служить
чрезвычайно  важным пособием  находящиеся  в тылу  армии селения,
если бы шедшие за нею нестройные толпы развратной союзной сволочи
воздерживаемы  были   от  бесчинств  и   разбоев.  Между  народом
спокойным и  не раздраженным рассыпанные ловким  образом деньги в
уплату за  доставляемые припасы если бы  и не могли предотвратить
восстания,  то  конечно  не  сделалось  бы оно  общим  и  столько
гибельным;  но  даже  нет  сомнения,  что нашлись  бы  и  готовые
усердствовать.

Наполеон, видевши нашу армию  в грозном порядке отступившую после
ужасной  битвы   Бородинской,  Москву,  оставленную  без  защиты,
обреченную  произвольно   на  истребление  пламенем,  должен  был
убедиться,  что продолжение  войны  неизбежно, и  особенно когда,
долго ожидая  тщетно предложений о мире  со стороны фельдмаршала,
прислал он  с объяснениями  генерала Лористона[87]  в главную его
квартиру селение Тарутино.

Правдоподобно  было,   что  он  умножит   армию  идущими  свежими
войсками,  призваны   будут  недалеко  расположенные  сильные  во
множестве резервы. Но каждый  далек был от мысли, чтобы так скоро
и  в  самое  неблагоприятное  время  предпринял  он  отступление.

Главная  квартира   фельдмаршала  была  в   городе  Ельне;  графу
Остерману  с  IV-м  пехотным  корпусом  приказано  быть  недалеко
впереди для  наблюдений. Доходили слухи, что  в Смоленске собраны
огромные  запасы,  и фельдмаршал  допускал  мысль, что  Наполеон,
давши отдых армии, восстановит в ней порядок; но конечно нелепыми
казались  ему  толки  главной   квартиры,  что  если  наша  армия
приблизится к  Красному, тогда Наполеон пойдет  из Смоленска чрез
Мстиславль, и  в городе  Могилеве, присоединивши к  себе польские
войска  генерала Домбровского,  возьмет дальнейшее  направление к
Литве местами неопустошенными.

В Смоленске Наполеон не  нашел никаких заготовлении, даже гвардии
его недоставало полных рационов; направился на Красный, занял его
своею гвардиею и слабым  корпусом маршала Даву в ожидании главных
своих сил,  которые медленно двигались по  большой дороге, каждый
корпус  особенно,  без всякой  между  собой  связи, без  взаимной
обороны,  в   совершенном  расстройстве,   со  множеством  людей,
бессильных владеть  оружием, до невероятности изнуренных голодом.

Фельдмаршалу докладывал я, что  из собранных от окрестных поселян
показаний, подтвержденных  из Смоленска выходящими жителями, граф
Остерман доносит, что тому более уже суток, как Наполеон выступил
с  своею  гвардиею  на Красный.  Не  могло  быть более  приятного
известия   фельдмаршалу,    который   полагал   гвардию   гораздо
сильнейшую,  составленную  из  приверженцев,  готовых  на  всякое
отчаянное  пожертвование.  Выслушавши  доклад  мой, он  предложил
генералу Беннингсену  завтракать с собою, и  положивши на тарелку
котлету,  с обыкновенною  приветливостию  подал мне  ее и  вместе
рюмку вина.  С ними отправился  я к окошку, ибо  по тесноте негде
было посадить  меня. При сем случае  барон Беннингсен представлял
необходимость  скорейшего движения  армии на Красный.  Он удивлен
был  грубою ошибкою  Наполеона, который,  если бы в  Смоленске не
потерял напрасно  трое суток, успел бы  по устроенному в местечке
Дубровне  мосту, перейти  на  правый берег  Днепра, не  только не
преследуемый,    ниже    замеченный   нашими    армиями  [88]   .

Приказано   составить  под   начальством   генерала  Милорадовича
авангард  из корпусов  1-го и  2-го кавалерийских, II-го  и IV-го
пехотных,  сильной артиллерии  и  нескольких казачьих  полков. На
меня    возложена    обязанность    находиться    в    авангарде.

Испрашивая  снисхождение к  чувству некоторого  самодовольства со
стороны  моей, я  должен объяснить,  что оно  произведено лестным
одобрением генерала Беннингсена,  когда изложил я ему соображение
мое  насчет  предстоящих   действий.  Я  полагал,  что  Наполеону
выгоднее  было  выступить  из  Смоленска правым  берегом  Днепра.
Морозы, скрепившие болота, сделали  пути столько же удобными, как
почтовая дорога. Направление на Смоляны оставляло в стороне город
Оршу  и Дубровну,  сокращало  расстояние и  ускоряло сближение  с
маршалом  Удино.  Наполеону не  могло  быть  известно, что  город
Полоцк  уже   в  руках  наших,  и   что  происходит  с  войсками,
защищавшими его, и теми, которые содействовали гарнизону по сдаче
города.   Много   было   причин,   побуждавших   к   поспешности.

Генерал-адъютант граф Орлов-Денисов доносил,  что по болезни не в
состоянии заниматься бывшим в  его распоряжении отрядом, просил о
передаче  его.  Не скрывая  негодования  своего,  он принимал  за
оскорбление, что  при разбитии рекрутского депо  генерала Ожеро и
рассеянии   других   его   частей,   признано  содействие   наших
партизанов, а  не одному ему приписан  весь успех. В командование
отрядом его вступил генерал-майор Бороздин. Составлен новый отряд
из 19-го егерского полка,  шести орудий артиллерии и достаточного
количества   казаков  под  начальством   генерал-адъютанта  графа
Ожаровского.  Приблизившись  к  Красному,  не соблюл  он  должной
осторожности,  полагая,  что  отступающий  неприятель  ничего  не
предпримет. Ночью  граф Ожаровский атакован стремительно гвардиею
Наполеона в больших силах.  Велика была потеря в храбром егерском
полку;  особенным  счастием   уцелела  артиллерия,  и  при  общем
замешательстве  темнота   была  спасительным  покровом.  Молве  о
случившейся  неудаче  старались  дать  желанное направление,  что
впрочем   не    препятствовало   самым   подробностям   сделаться
известными.   Государю   описано   происшествие   с   выгоднейшим
истолкованием,   и  все   остались  довольными!   Неприятель  сам
торжествовал  победу в  своем лагере. Итак,  прославленному вождю
открыт путь к возобновлению подвигов!

Генералу  Милорадовичу с  авангардом  приказано уже  было идти  к
городу Красному.

Атаман  Платов  по  занятии  Вязьмы  и  блистательном  набеге  на
Духовщину,  где  овладел  огромным  парком артиллерии  и  другими
важными   предметами,    явился   пред   укрепленным   французами
предместьем  города  Смоленска  на  правом берегу  Днепра,  когда
Наполеон находился в городе.  Следуя этим берегом, атаман полагал
предупредить Наполеона  в Дубровне или Орше  и, затрудняя его при
переправе,  сколько возможно  замедлить  его движение,  но узнав,
что, спокойно перешедши Днепр,  Наполеон находится в Орше. Не мог
представить  себе  атаман Платов,  чтобы  армия  наша, знавшая  в
подробности  состояние  неприятеля,  с  неимоверною  поспешностию
уходящего, не тронулась даже с места.

Ноября 3-го числа авангард генерала Милорадовича, не дойдя десяти
верст  до Красного,  приблизился  к идущей  от Смоленска  дороге.
Место  IV-го  корпуса заступил  VI-й  корпус генерала  Раевского.
Часть кавалерии  авангарда вступила в дело,  неприятель скрылся в
лес.  Взяты   пленные  и  в  обозе   богатая  из  Москвы  добыча.

В этот день наша  пехота мало была употреблена, и авангард отошел
на ночлег в ближайшее, разоренное, селение, оставленное жителями.
Передовые извещательные посты наблюдали дорогу.

Ноября  4-го   числа  вице-король   италиянский,  следовавший  из
Смоленска с  остатками своей  армии, к которой  присоединено было
несколько  частей  других  войск,  миновавши  правую  оконечность
нашего авангарда,  сошел с  большой дороги и  решительно атаковал
VI-й  пехотный  корпус.  Генерал  Раевский  со  свойственною  ему
твердостию  встретил неприятеля,  которому картечный  огонь нашей
артиллерии,  в количестве  гораздо превосходном,  наносил ужасный
вред,  но  корпус Раевского  потерпел  значительный урон.  Прежде
прошедшая в Красный  неприятельская колонна возвратилась на звуки
выстрелов в тыл слабой части 4-й пехотной дивизии храброго принца
Евгения  Виртембергского, угрожая  отличному  Белозерскому полку.
Горяча  была  схватка,  но  приспели  полки  I-го  кавалерийского
корпуса генерал-адъютанта  барона Меллер-Закомельского, и колонна
опрокинута в расстройстве.

В то время, когда  атака вице-короля италиянского была отражена и
он  принужден  был  удалиться.  Московский  драгунский  полк  под
командою     неустрашимого    полковника     Давыдова    (Николая
Владимировича)  врубился в  отдалившуюся  колонну пехоты  из двух
тысяч человек;  но до того  изнурены были лошади в  полку, что из
средины колонны  не могли  проникнуть до ее хвоста.  В таковой же
степени истощения и усталости  была неприятельская пехота, что не
имела сил не только защищаться, но даже двигаться, бросила оружие
и сдалась в плен.  Взят орел, принадлежавший одному из знаменитых
полков. Успех  оружия нашего  в действии нынешнего  дня мог иметь
важные  последствия,  но  наступившая  темнота  заставила  войска
отойти на отдохновение, для  всех необходимое, на прежний ночлег.
Расположенные сторожевые казачьи посты известили, что вице-король
прошел ночью в Красный.

Ноября  5-го числа  на  рассвете авангард,  возвратясь к  большой
дороге, стал параллельно ей, но к Красному ближе прежнего. Войска
наши  в этот  день  были очень  умножены: присоединились  дивизии
гренадерская и 3-я пехотная, полки гвардейской легкой кавалерии и
кирасирские.

Главной  квартире  фельдмаршала  служила  прикрытием гвардия.  Из
полков ее два пешие с артиллериею, два полка кирасирские и казаки
составляли   отряд   генерал-майора   барона  Розена   (командира
лейб-гвардии   Преображенского   полка).   Под  начальством   его
находились   отряды   генерал-адъютанта   графа   Ожаровского   и
генерал-майора   Бороздина.   Состав   этого  войска   наименован
авангардом, и ему назначено  быть у селения Доброе, весьма близко
от Красного.

Усмотренный  вдали  неприятель в  продолжение  большей части  дня
проходил отдельными  толпами, из  которых редкие были  свыше двух
тысяч  человек,  в совершенном  расстройстве.  Под огнем  батарей
наших  оставляли  они  орудия,  бросали  обозы  и  рассеянные,  с
огромною  потерею,  спасались в  леса.  Некоторые отважно  прошли
далее, но пали под  штыками дивизии гренадерской графа Строганова
и  3-й  пехотной. Одну  из  колонн  атаковали полки  лейб-гвардии
драгунский,   гусарский   и   уланский,   и   хотя   нанесли   ей
чувствительный урон, но глубокий  снег во рвах по бокам дороги не
допустил  истребить   ее,  и,  прикрываясь   ружейным  огнем,  не
отклоняясь даже с дороги, она прошла в Красный.

Против генерала  барона Розена,  ближайшего к городу,  высланы из
него колонны. Недолго и  нетвердо противлялись они, бросили пушки
и  удалились  пораженные.  Упорно  дрались  части  наполеоновской
молодой  гвардии  и корпуса  маршала  Даву, но  не выдержали  они
стремительного удара и  лейб-гвардии егерского полка; когда барон
Розен ворвался в город,  он взял оставленные орудия, все тяжести,
экипажи маршалу  Даву, секретную его переписку  и его маршальский
жезл. Войскам досталась богатая добыча.

Подвигом  этим  заключилось  5-е  число.  Гвардия  наша  вошла  в
Красный.  Армия, сосредоточенная,  провела ночь у  самого города.
Барон  Розен, имея  подкрепление,  мог следовать  за неприятелем,
наблюдая, по крайней мере, за его действиями, но ему приказано не
выходить из города.

Ноября 6-го  числа, с началом дня,  замечен неприятель, идущий из
Смоленска.  Долго густой  туман  мешал определить  его число,  но
схваченные  пленные показали,  что будет  проходить маршал  Ней с
арриергардом,  составленным   из  остальных   людей  всех  вообще
корпусов, довольно значительной  артиллерии и конницы с девятьсот
человек  соединенных одиннадцати  полков  разных наций,  всего до
пятнадцати  тысяч  человек,  из  которых корпус  самого  маршала,
весьма    уже   малолюдный,    отличался    примерным   порядком.

Генерал  Милорадович   с  VII-м  пехотным   и  I-м  кавалерийским
корпусами занял  позицию на самой дороге,  пред Красным в четырех
верстах.  Позади  его  были  резервы,  фронт  прикрывали  сильные
батареи,  недалеко  от  спуска  в долину,  в  которой  переправа.
Подходя   к  этому   месту,  маршал   Ней  поставил   батарею  на
противоположной  высоте,  но недолго  выдерживала действие  нашей
артиллерии.  Тогда,  выславши  большое  число стрелков,  заставил
наших   стрелков   отдалиться,   исправил   переправу   и   решил
пробиваться.  Долгое  время расстилался  густой  туман по  земле;
скрываемые им три колонны подвигались под картечным огнем нашим с
неимоверною твердостию  в глубоком  молчании, ни одного  не делая
выстрела.  Батареи наши  были  уже свезены,  и оставалось  пехоте
преградить путь  их. Храбрый  генерал-майор Паскевич, командующий
дивизиею   VII-го  пехотного   корпуса,  с  двумя   полками  оной
стремительно ударил на одну из колонн, нанес ей ужасное поражение
и  разметал  слабые  ее   остатки.  На  другую  колонну  бросался
Павловский гренадерский полк и с не меньшим уроном ее опрокинул и
рассеял. При  третьей колонне шли пять  орудий. Быстра была атака
лейб-гвардии  уланского  полка на  колонну.  Орудия остались,  не
сделав выстрела,  но согласно поддержанный  ружейный огонь пехоты
ограничил гораздо меньшим числом удары конницы, и колонна избегла
истребления. Маршал  Ней, сам предводивший войска[ми], убедившись
в  невозможности соединиться  с  своею армиею,  принужден был,  в
крайнем  положении  своем, укрываться  в  лесу. Еще  были у  него
войска,  е