какого
подтверждения  этому   не  существует,  и  я  не  прошу  читателя  верить  в
подлинность портрета и  не хочу даже убеждать в  этом.  Единственное,  что я
полагаю, - он помогает забыть стратфордский бюст".
     В   этом   интересном  высказывании   маститого  ученого  отметим   его
недовольство   существующими   реалиями.   Он   (как   и   некоторые  другие
стратфордианские авторитеты) не удовлетворен  ни стратфордским бюстом (о его
первоначальном варианте он даже не упоминает), ни  дройсхутовской  гравюрой,
так как  они  не соответствуют  его представлению  о Шекспире, и поэтому  он
хотел бы верить в подлинность других  портретов, более соответствующих этому
представлению,  несмотря  на  отсутствие  каких-либо  серьезных   оснований.
Впрочем,  Уилсон  пытался  какие-то  основания  все  же найти.  Он  произвел
измерения, вычислил пропорции частей  лица на графтонском  портрете и нашел,
что эти пропорции совпадают  с соответствующими пропорциями у стратфордского
бюста (в его  настоящем виде!) и  на  дройсхутовской гравюре. Таким образом,
несмотря на бросающееся в глаза несходство этих трех изображений, у них, как
утверждал Уилсон, совпадают "пропорции частей лица".
     В  отличие  от  Уилсона,  некоторые  другие шекспироведы  не  критикуют
дройсхутовскую  гравюру  и  даже  пытаются  "оживить"  изображенную  на  ней
"фигуру",  воспроизводя   увеличенные  репродукции  отдельных  ее  частей  -
например,  одно лицо, но без  волос,  без  воротника и пресловутого кафтана,
придающих, как писал А.А. Аникст, "облику Шекспира скованный и  одеревенелый
вид".  Я не говорю  уже  о  всевозможных  стилизованных  преображениях этого
портрета современными художниками-иллюстраторами.
     Не   обошли   своим  вниманием  дройсхутовскую   гравюру   и   любители
"преображений" другого  сорта - фальсификаторы реликвий. Давно высказывалось
предположение, что  Дройсхут делал  свою гравюру  с  какого-то прижизненного
портрета   Шекспира.  И  вот,  во   второй   половине  прошлого  века  такой
"первопортрет"  действительно  появился  Некто  миссис  Флауэр  приобрела  и
подарила  Шекспировскому  мемориалу,  а  сотрудник  Мемориала  Эдгар  Флауэр
представил  экспертам  живописный  портрет  (масло,  на  деревянной  доске),
чрезвычайно похожий  на  дройсхутовскую гравюру, с  надписью в левом верхнем
углу "Уилм Шекспир". Авторитетные эксперты Британского  музея и Национальной
картинной галереи признали картину подлинной, написанной при жизни Шекспира.
Это была сенсация - наконец-то найден портрет Шекспира, да еще с его именем,
а   заодно   развеиваются    зловредные   подозрения   насчет    странностей
дройсхутовского творения! Картина с  соответствующей разъясняющей  табличкой
была   экспонирована   в  Национальной  картинной   галерее,  а   знаменитый
шекспировед  Сидни Ли поместил ее репродукцию на фронтисписе своего главного
труда "Жизнь Шекспира" (1898); долгое время потом такие репродукции украшали
различные переиздания  Шекспира  и  труды  о  нем на разных  языках.  Однако
существовали и  обосновывались сомнения в аутентичности  этого портрета;  но
только  в   1966  году  было  произведено  его  исследование  с  применением
рентгеновских  лучей, показавшее, что под портретом находится другая картина
-  Мадонна  с  младенцем, вероятно,  работы какого-то рядового  итальянского
мастера XVI  века. Предположение, что какой-то художник  при жизни  Шекспира
(или Шакспера) вздумал писать его портрет поверх старой итальянской картины,
достаточно фантастично - гораздо проще  и  дешевле  писать портрет на  новом
холсте  или  доске.  По  ряду  других  признаков специалисты заключили,  что
"портрет" создан гораздо позже гравюры  -  вероятней всего, уже в  следующем
столетии,   то   есть   сфабрикован  специально.  За   основу   была   взята
дройсхутовская гравюра, в  старой  же итальянской  картине  фальсификаторов,
очевидно,  интересовала  лишь  потемневшая  от  времени  деревянная  панель.
Впрочем,  защитники  флауэровского  портрета  не  перевелись  и после этого:
теперь  они  надеются,   что  анализ  пигмента  или  какое-то   другое  чудо
восстановят  репутацию  "ценнейшего и  достовернейшего  из  всех изображений
Великого Барда"...
     Итак, стратфордский памятник и Великое фолио - две важнейшие посмертные
реалии,  лежащие  на  пересечении  творческой биографии  Уильяма Шекспира  и
документальной биографии Уильяма Шакспера, - свидетельствуют, что,  несмотря
на  очевидную  несовместимость  этих  личностей,  между  ними  действительно
существует  какая-то  интригующая  связь.  Стратфордский  культ  возник   не
случайно. Через несколько  лет после  смерти Шакспера, когда о  нем уже мало
кто  помнил, некие влиятельные  люди  специально позаботились  о том,  чтобы
потомки принимали  его за Великого Барда (к  тому времени тоже  ушедшего  из
жизни). И своей цели они, как мы знаем, достигли. Надолго.

     Великий Бард обретает биографию

     Первые  сомнения относительно истинности  традиционных  представлений о
личности автора "Гамлета", "Лира", "Бури" и сонетов стали появляться по мере
накопления фактов. Сегодняшние  биографии  Шекспира  - это книги века, когда
научный подход к  явлениям (или имитация  такого  подхода) является  нормой.
Научный - значит, прежде всего, основанный на  фактах. Поэтому эти биографии
изобилуют  фактами. Документально  подтвержденные  факты о  жизни и занятиях
Уильяма  Шакспера из Стратфорда и его семьи, описание исторических событий и
различных  сторон  жизни  елизаветинской  Англии,  ее  культуры  и  культуры
европейского Ренессанса  вообще, факты  из  биографий  выдающихся  личностей
эпохи - писателей, поэтов, артистов, государственных деятелей; параллельно -
анализ  (в   той   или  иной  степени)   шекспировского   драматургического,
поэтического  мастерства.  Поскольку предполагаемые даты  создания  пьес уже
давно по возможности  синхронизированы  с  фактами  жизни  Шакспера (который
везде, без каких-то  оговорок, "просто" именуется Шекспиром), все это обилие
фактов позволяет  создавать видимость цельного жизнеописания Великого Барда.
Но, с другой стороны, внимательный анализ и сопоставление фактов  об Уильяме
Шакспере  с  тем,  что говорят  о  своем  авторе шекспировские произведения,
обнаруживают их непримиримое противоречие, непреодолимую несовместимость, их
принадлежность к биографиям совершенно разных людей. Так рождаются  сомнения
в истинности традиционной идентификации личности  Великого Барда,  сомнения,
получающие в дальнейшем все новые и новые подтверждения.
     Но  свой  сегодняшний вид шекспировские биографии приобрели не сразу, а
постепенно,  в  результате  длительной,  продолжавшейся  более  трех   веков
эволюции,  связанной с накоплением  и селекцией  этих  самых фактов, с общим
прогрессом  исторической  науки  и  применяемых  ею методов проникновения  в
прошлое человечества.
     Вначале же, в первые десятилетия после смерти Шекспира,  в целой Англии
никто  не  пытается  создать  его  биографию, рассказать  о его  жизни  хоть
что-нибудь. Мы  уже убедились, как  велика была его  прижизненная слава, как
чрезвычайно  высоко  оценивали образованные  современники  его  драматургию,
поэзию. Однако  ничего  определенного  о  самом  авторе,  о его личности эти
современники  (не говоря уже о других) упорно не сообщали. Можно думать, что
эти  люди, воспитанные  на  греко-римской  культурной  традиции, не  знали о
существовании биографического жанра, не  читали  Плутарха  и  Светония и  не
интересовались личностями  выдающихся  людей  своего  времени,  которых  они
ставили не  ниже  героев, мудрецов и  писателей античности. Жизнь  и  смерть
Уильяма   Шекспира  окружены  чрезвычайно  странным  полным  молчанием   его
современников -  не  раздается  ни звука,  ни  слова, которые  мы  могли  бы
признать конкретно биографическими. Существует  только имя -  одно  имя, без
плоти и крови.
     Если  бы так все и осталось,  то проблема личности Шекспира, знаменитый
"шекспировский  вопрос",  вероятно,  и  не  обрел  бы столь  беспрецедентной
остроты и  масштабов,  не  вовлек  бы  в  свою  орбиту  такую массу  умов  и
темпераментов  во  всем  мире,  принял бы  более  спокойную  и  знакомую  по
нескольким другим именам  и  эпохам форму.  Когда от  автора дошли лишь  его
произведения, а  о  нем  самом  вообще ничего определенного не известно, нет
никаких достоверных  внешних следов, то и база для спора предельно  сужается
рамками  сугубо литературоведческих исследований.  Не ведется же  ныне особо
горячих дискуссий о личности Гомера...
     Но вот в 1623  году  выходит шекспировское Великое  фолио с  намеками и
указаниями  в сторону  Стратфорда и  недавно сооруженного на стене  тамошней
церкви небольшого памятника; в 1632 году издание повторяется. Зерно брошено,
ориентиры для еще не  появившихся искателей и биографов обозначены, но время
для всходов еще не  пришло. Слава великого  драматурга  растет, тысячи людей
прочитали  его творения, но о нем самом по-прежнему никто ничего не сообщает
и никто специально в Стратфорд не едет. В 1634 году случайно оказавшийся там
лейтенант  Хаммонд  отмечает в  дневнике,  что  обнаружил  в  местной церкви
аккуратный  памятник   "знаменитому   английскому   поэту  мистеру   Уильяму
Шекспиру",  а также его  земляку и другу  Комбу, для которого,  как  сказали
Хаммонду, Шекспир однажды сочинил шутливую эпитафию.
     Совсем молодой  еще Милтон в своем посвященном Шекспиру  стихотворении,
опубликованном  в  1632 году  во Втором фолио,  как бы пытается  ответить на
естественный  вопрос  об  отсутствии  хотя бы самого скромного жизнеописания
великого поэта: "Какая нужда  моему Шекспиру,  чтобы целая эпоха  трудилась,
нагромождая камни над  его почитаемыми  священными останками, или чтобы  они
были скрыты под устремленной к звездам пирамидой?  Великий наследник  Славы,
разве  ты нуждаешься  в  столь слабом  свидетельстве  для  твоего имени?  Ты
воздвиг себе нетленный монумент в  нашем удивлении и в нашем преклонении..."
Здесь Милтон повторяет и развивает взятый у Бена Джонсона  образ  "памятника
без надгробия".  Опять дается высочайшая оценка шекспировским произведениям,
и  опять мы  видим,  что  вечная  слава, которая суждена  великим  творениям
Шекспира,  противопоставляется,  отделяется  от  места,  где захоронены  его
бренные  останки,  которое  тоже,   казалось  бы,  должно  быть   священным.
Считается, что эти строки писались Милтоном в 1630 году, когда стратфордский
памятник  уже  восемь  лет  украшал  стену церкви  св.  Троицы.  Участвуя  в
переиздании   Великого  фолио   (неясно,  кто  рекомендовал  молодого  поэта
издателям),  Милтон не  мог  не  прочитать предпосланные  ему  стихотворения
Джонсона и Диггза и, казалось бы,  должен был знать  о стратфордском  бюсте.
Однако он полностью игнорирует его  существование, и это не может не вызвать
удивления.
     Но время идет,  посеянные  создателями  Великого фолио и стратфордского
"монумента"  зерна начинают  приносить  плоды:  ищущие сведений  о  Шекспире
энтузиасты обращают свои взоры к Стратфорду; происходит - от случая к случаю
-  обмен небогатой информацией. В Стратфорд просачивается молва о знаменитом
поэте  и  драматурге Шекспире,  из Стратфорда - разной степени достоверности
сведения  о бывшем члене актерской труппы  Шакспере; поскольку все участники
вяло текущего процесса  считают, что речь идет об  одном и  том же человеке,
происходит   медленная   диффузия,   постепенное   смешение   информации   и
"взаимообогащение" ее  источников элементами  двух биографий*.  Хотя, как мы
теперь  знаем,  окончательного органического  слияния этих  двух биографий в
одну все-таки  не произошло в силу их  неустранимой несовместимости, которая
станет  заметной  лишь  позже,  когда  масса фактов-элементов  и степень  их
разнородности начнут подходить к критическому уровню.
     _______________
     *К тому же в 30-40-х гг. XVII в. еще были живы некоторые из инициаторов
Великого фолио и установки стратфордского памятника, которые без труда могли
подпитывать этот процесс целенаправленно.

     Наверное,  первым  биографом  Шекспира  можно  считать  Томаса  Фуллера
(1608-1661),  который  в  своей  книге  "История  знаменитых  людей  Англии"
(опубликована  посмертно  в  1662 году),  в  разделе "Уорикшир" повторяет за
Джонсоном,  Диггзом, Милтоном самую высокую оценку творчества Шекспира и при
этом    мельком   сообщает,    что   Шекспир    родился    и   похоронен   в
Стратфорде-на-Эйвоне.  Год смерти Шекспира  Фуллер  не назвал,  очевидно  не
знал, так как  в книге напечатано с его рукописи: "Умер в 16...". Если бы он
сам  побывал в Стратфорде, то узнать год  смерти Шакспера не  представило бы
большого труда.
     В  коротких  заметках  Фуллера  -  всего  несколько  десятков  строк  -
чувствуется знакомство  с отзывом Ф. Мереза и словами Бена Джонсона о слабом
владении Шекспира латынью и греческим. Фуллер отмечает, что Шекспир  обладал
очень  малой  ученостью, и сравнивает  его  с  самородком, который,  подобно
корнуэллским алмазам,  всем  обязан  природе, а не полировке.  Далее  Фуллер
пишет (не сообщая, от кого он это услышал), что между  Шекспиром и Джонсоном
часто происходили словесные поединки,  причем более образованный Джонсон был
подобен  тяжеловооруженному,  но  неповоротливому испанскому  галеону,  в то
время  как  Шекспир,  подобно  более  легкому,  но   и  более  поворотливому
английскому  военному кораблю,  имел  преимущество благодаря  своему  уму  и
изобретательности. Конкретно же биографические сведения, которые смог добыть
и  сообщить  своим  читателям Фуллер (считается, что он писал этот раздел  в
40-х годах), сводятся, таким образом, к минимуму: Шекспир  родился  и умер в
Стратфорде-на-Эйвоне и был человеком малообразованным. Однако характеристика
великого поэта и драматурга как человека малообразованного свидетельствует о
весьма   поверхностном   знакомстве   самого  Фуллера   с   поэтическими   и
драматургическими произведениями  Шекспира,  в  которых  впоследствии  более
внимательные   и   эрудированные   исследователи  обнаружили  несомненные  и
многочисленные следы уникальной образованности, глубокой культуры их автора.
     Несмотря на  это, строки, написанные скромным  английским священником с
чьих-то слов через тридцать лет после смерти Шакспера и через двадцать после
выхода Великого фолио, послужили отправной точкой для последующих биографов.
Именно эти несколько строк впервые определенно (а не намеками, как в Фолио и
в   надписи  на   памятнике)  связали  творчество  Потрясающего  Копьем   со
стратфордскими  реликвиями,  вернее  - с  реликвией, ибо, кроме  памятника в
церкви св.  Троицы, все другие, ныне удивляющие нас подлинные реалии Уильяма
Шакспера, покоились еще в безвестности на чердаках и архивных полках.
     Интересно,  что  в  своих  заметках о  Бене Джонсоне, по объему тоже не
очень  обширных  (но  все  же   вдвое  больших,  чем  о   Шекспире),  Фуллер
рассказывает  кое-что о семье Джонсона, о его детстве, образовании, сообщает
дату  его смерти (неточно: 1638 вместо 1637). Несмотря  на поверхностный, по
сегодняшним критериям, характер фуллеровских заметок о Джонсоне,  написанных
тоже по  сведениям, полученным из вторых или даже третьих  рук, фигура этого
поэта  обрисована  гораздо  отчетливей, чем Шекспира,  благодаря  нескольким
конкретным биографическим фактам.
     Первые (насколько известно)  попытки  изучения  в  Стратфорде фактов  о
личности Шекспира  (то  есть  Шакспера)  были сделаны в  то же время,  когда
появилась книга Фуллера. Этим занялся священник Уорд, получивший в 1662 году
приход в Стратфорде. В то время  в  городке, наверное,  оставалось несколько
старожилов, помнивших о Шакспере или слышавших о нем. Недалеко от Стратфорда
жила еще госпожа Барнард, внучка Шакспера (она умерла  только в 1670 году на
61-м году  жизни). Однако за 19  лет своей  службы в  Стратфорде Уорд  узнал
немногое,  судя  по его  сохранившимся  дневниковым записям.  Он  пишет:  "Я
слышал, что мистер Шекспир (в  его транскрипции  - Shakespear) был человеком
простого (врожденного) ума без какого  бы то ни  было образования. В молодые
годы он  постоянно  бывал в театре, потом жил в  Стратфорде и  снабжал сцену
двумя  пьесами ежегодно, и  это приносило ему такой  большой доход,  что  он
тратил, как я слышал, около  тысячи фунтов  в год". Уорд узнал также,  что у
Шакспера было две дочери, знает он  и  где живет его внучка леди (по второму
мужу)  Барнард - неизвестно, виделся ли он с ней. Как сказали Уорду, Шакспер
умер  от  "лихорадки",  которая началась  у  него  после крепкой  выпивки  с
Дрейтоном и Беном Джонсоном.
     Многие  шекспироведы  склонны  сегодня  критически  относиться  к  этим
записям Уорда, ибо  они рисуют неприемлемый для них образ великого человека.
Можно  согласиться, что  Уорд вряд  ли проверял все эти  полученные от своих
прихожан  сведения,  но  нельзя  отрицать,  что  некоторые  из  них   хорошо
согласуются  с известными теперь  (но наверняка  неизвестными Уорду) другими
реалиями существования Уильяма Шакспера, с его занятиями, с  его завещанием.
Следы  и отголоски реального  существования Уильяма  Шакспера довольно легко
отслаиваются в  записях Уорда  от наивных  домыслов  и  анекдотов о какой-то
связи  стратфордца  с  творчеством  и  о  его  огромных  от  этого  доходах.
Действительно, память о том, что один  из самых  состоятельных людей города,
красивый настенный  памятник  которому есть  в местном храме, подолгу жил  в
Лондоне, был  там связан с  театрами  и таким путем  заложил  основы  своего
благосостояния,  вполне  могла сохраняться  среди стратфордских обывателей в
течение десятилетий, тем более, что дочь Шакспера Джудит умерла только в том
же,  1662  году, когда  в Стратфорде  появился Уорд, а в доме на Хенли-стрит
жили Харты  -  потомки сестры Шакспера Джоан. Несложно было  узнать  и через
40-50 лет о составе семьи Шакспера и об отсутствии у него  образования - это
помнилось, обсуждалось. А вот  чем именно  он при жизни занимался в Лондоне,
его  соседи  вряд  ли  могли  знать, и  никто из  его земляков (и не  только
земляков)  при жизни не называл его  драматургом,  поэтом - на  это  нет  ни
малейших намеков.
     Когда же  в  городке стали  циркулировать занесенные извне  слухи,  что
покойный стратфордец не просто что-то там делал в лондонских театрах, а был,
оказывается,  знаменитым  сочинителем  пьес,  подробностями  жизни  которого
интересуются  почтенные приезжие господа  -  а  потом и  священник  Уорд,  -
требуемые  "подробности"   стали  возникать  и  раскрашиваться  сообразно  с
представлениями  жителей Стратфорда  о таких  материях,  как  драматургия  и
поэзия.  И вот  возникла  та  смесь  правды и  наивных  домыслов, называемая
"преданиями", которая через несколько десятилетий после  Уорда станет важным
источником  для  шекспировских  биографов;  об этих "преданиях"  сегодняшние
шекспироведы  обычно  отзываются  со  сдержанным  скептицизмом,  порождаемым
трудностями  отделения зерен  истины  от плевел  домыслов. Однако в случае с
Уордом  - одном из первых по  времени  - это проще, чем в  более поздних,  -
следы  и  отзвуки  реального существования  Шакспера еще не  стерлись  и  не
деформировались окончательно в памяти его земляков.
     Викарий Уорд был  человеком добросовестным. Он  сделал в своем дневнике
пометку: "Запомнить, что надо  почитать пьесы Шекспира и знать их так, чтобы
не оказаться  неосведомленным по этой части". Возможно (но  не  обязательно)
это означает, что он до этого их не читал, хотя упоминание им - между прочим
-  имен  Джонсона  и  Дрейтона   свидетельствует  о   некотором   знакомстве
образованного священника с литературой его времени. Записав себе для  памяти
задание  почитать  пьесы  Шекспира,  Уорд,  очевидно,  предвидел  дальнейшие
разговоры  о нем  со своими прихожанами, хотел продол