супруги и вполне мог быть автором  хотя
бы  одной  из  частей  "Возвращения  с  Парнаса".  Впрочем,  пока  это  лишь
предположение, требующее дальнейших  изысканий. Но,  независимо от  проблемы
авторства "парнасских" пьес, проведенное мною  исследование показывает,  что
они  являются  одним  из   важнейших  и   перспективных  ключей  к   решению
"шекспировского вопроса".

     Фаворит на эшафоте. Крушение

     Эссекс   и  его  сторонники  строили  разные  планы,  как  вернуть  ему
расположение королевы, устранить  ненавистных Роберта Сесила и Уолтера Рэли.
Происходили  тайные  совещания,   прощупывалось   отношение  к  этим  планам
шотландского короля и нового лорда-наместника в Ирландии; их  ответы были не
слишком обнадеживающими - ввязываться в опасную авантюру  они не собирались.
Сильный удар не  только по самолюбию, но и  по финансовому положению Эссекса
нанес отказ  Елизаветы  продлить истекший срок пожалованного  ему десять лет
назад  права на  откуп ввозимых  в  страну  сладких  вин - это  был основной
источник  его  доходов,  без которого  ему грозило  почти  разорение. Эссекс
метался, не знал, на что решиться, позволял себе непочтительные замечания не
только о  политике  королевы,  но и о ее внешности  - конечно же, находились
люди, не упускавшие случая довести эти замечания до высочайшего слуха.
     От  правительства   не  укрылось,   что  в  Лондоне  слоняются   группы
подозрительных личностей, что  в городе  распускаются возмутительные слухи о
том, что Сесил якобы обещал английскую  корону испанской  инфанте,  что Рэли
замыслил убить любимого народом  Эссекса... Нетрудно было догадаться, откуда
идут эти слухи, нетрудно было  получить некоторую  информацию  о  том, какие
разговоры велись на тайных  совещаниях  у Эссекса и  Саутгемптона. Возможно,
Сесил,  оценив ситуацию,  решил  ускорить события, спровоцировать Эссекса на
неподготовленное выступление, но возможно, что все произошло спонтанно.
     В  субботу  7 февраля 1601 года к Эссексу  явился  посланец  королевы с
повелением явиться в Тайный  совет. Заговорщики подумали, что это ловушка, и
решили  действовать немедленно,  хотя  их  действия  носили  характер  плохо
продуманной  театральной импровизации. Посланцу королевы Эссекс ответил, что
он болен, не встает с постели. Выступление было назначено на следующий день,
а  вечером в ту же субботу ближайший соратник Эссекса, Меррик, с несколькими
друзьями отправился в театр  "Глобус" и попросил актеров  срочно представить
"Ричарда II" (как он  объяснял потом - "чтобы показать народу,  что и монарх
может быть низложен").  Актеры отказывались: пьеса старая  и сборов не даст,
но Меррик выложил сорок шиллингов, и  пьесу сыграли.  Вряд  ли идея  поднять
народ на восстание с помощью театральной постановки принадлежала  сэру Гилли
Меррику, человеку  от муз весьма далекому; скорее, она  могла осенить  таких
приближенных  Эссекса, как Саутгемптон и Рэтленд. Однако, посмотрев пьесу  о
событиях двухсотлетней давности, основная масса лондонцев не воспламенилась.
     Утром в  воскресенье  8  февраля  во дворе  дома Эссекса  собрались его
вооруженные сторонники - человек триста,  - весьма  воинственно настроенные.
Но правительство уже приняло меры: стражу королевского дворца удвоили, в дом
Эссекса  были направлены четыре высших сановника -  получить объяснения, что
означает это  скопление  людей. Их не  стали слушать,  заперли в доме, толпа
хлынула на улицу,  громко призывая народ  следовать за ними.  Сначала хотели
идти  к  королевскому  дворцу,  но Эссекс  решил  направиться  в  Сити,  где
рассчитывал получить поддержку. Впереди, рядом с  Эссексом шли с обнаженными
шпагами Саутгемптон и Рэтленд. Поддержки в Сити эссексовцы не получили: пока
они туда добирались, с амвонов было оглашено королевское повеление населению
вооружиться и оставаться по  домам в ожидании дальнейших  приказов; граф был
объявлен  изменником.  Часть  сторонников  Эссекса  рассеялась,   оставшимся
преградили дорогу правительственные войска. Попытка  прорваться была отбита,
появились убитые и  раненые.  С трудом Эссекс и  самые верные  из  его людей
смогли  вернуться  туда,  откуда  несколько  часов  назад  они  начали  свое
сумбурное шествие. Они стали готовиться к обороне, но вскоре дом был окружен
правительственными   войсками;   подвезли   пушки.   Осознав   безнадежность
сопротивления,  осажденные  сдались  на   милость  победителей,  по-рыцарски
выговорив  только  одно  условие  -  беспрепятственный  пропуск   из  здания
нескольких находившихся там женщин.
     Суд был скорым и суровым. Специально назначенная коллегия  в  составе 9
судей и 25 видных лордов  рассмотрела дело заговорщиков. Эссекс отрицал, что
злоумышлял против самой королевы;  он утверждал,  что хотел только устранить
ее  дурных  советчиков,  но  обвинителю  - Фрэнсису Бэкону -  не представило
большого труда  доказать, что его действия являлись мятежом, государственной
изменой.
     Рэтленд   во  время   следствия   и  на   суде  выглядел   растерянным,
возбужденным.  Он  объяснял   свои   действия  лояльностью,  благодарностью,
родственными чувствами к  Эссексу.  Судя  по  всему,  заговорщики  не  очень
полагались  на  него  или хотели  уменьшить  его  ответственность  в  случае
провала, -  они не посвящали его в свои сокровенные  замыслы, и он  искренне
полагал, что идет защищать Эссекса от его недругов при дворе. Но то, что ему
было известно, он  рассказал  судьям, -  его откровенные показания оказались
крайне неблагоприятными для  Эссекса  и Саутгемптона, и  это не было  забыто
потом их уцелевшими сторонниками.
     Пять главных заговорщиков -  сам Эссекс, Кристофер Блант, Чарлз Дэверс,
Гилли Меррик и Генри Каф были приговорены к смерти.
     25 февраля 1601 года тридцатитрехлетний Роберт Девере, 2-й граф Эссекс,
фаворит  и  родственник королевы,  взошел  на эшафот,  сопровождаемый  тремя
священниками.  Покаявшись в  своих грехах и препоручив  себя милости Божией,
простив ставшего  перед  ним на колени  палача, он лег  на эшафот  и положил
голову на плаху. Первый  удар топора пришелся по голове, второй - в плечо, и
только  третьим ударом палач отрубил  голову, упавшую на помост. Театральный
мятеж закончился для главного героя кровавой расправой.
     Саутгемптон, сначала тоже  приговоренный к смертной  казни, был  спасен
после ходатайства его близких перед Робертом  Сесилом.  Смерть  ему заменили
пожизненным заключением.
     После казни Эссекса Рэтленд продолжал находиться в заключении в Тауэре.
Оба его младших брата - Фрэнсис и Джордж, принимавшие вместе с ним участие в
февральских событиях, также находились в тюрьме. Подавленное состояние графа
Рэтленда   было   настолько  заметным,  что  Тайный  совет  особо  предписал
коменданту Тауэра не оставлять этого заключенного  без постоянного присмотра
и выделить специального  человека для ухода за ним. На  стене помещения, где
он  содержался, еще  недавно  можно  было прочитать  надпись  на итальянском
языке: "О, я  несчастнейший человек!" Записи Тауэра  показывают, что в  этой
камере  никогда  не содержался  итальянец,  и  вполне возможно, что  надпись
сделана именно Рэтлендом, свободно владевшим этим языком...
     Ходатайства влиятельных родственников и друзей, а  также самого Роберта
Сесила, после  казни Эссекса старавшегося  расположить к себе тех его бывших
сподвижников, кто представлялся не очень опасными,  помогли смягчить  участь
Рэтленда. Но все-таки  он был приговорен к уплате колоссального  штрафа в 30
000  фунтов стерлингов и  сослан  под надзор  своего двоюродного деда в  его
поместье Аффингтон.
     Это было  падение.  Разоренный, опозоренный,  морально  раздавленный  и
униженный, Рэтленд  провел  в  Тауэре  и Аффингтоне  более года.  Чудовищное
видение окровавленной головы его друга,  родственника и покровителя, зверски
зарубленного на эшафоте, неотступно преследовало его. Вероятно, его мучило и
сознание  тех  несчастий,  в которые он вовлек своих  младших братьев  и всю
семью, а также  роль, которую  сыграли  его  откровенные показания в  судьбе
Эссекса и других участников мятежа.
     Наконец  в  начале 1602 года  Роберт  Сесил  выхлопотал  для  ссыльного
разрешение перебраться в  Бельвуар,  штраф  был скошен на  треть.  Рождество
Рэтленды смогли провести с друзьями - поэтом Джоном Харрингтоном и Уильямом,
графом Пембруком. Но положение продолжало оставаться отчаянным...
     Именно это время - годы поражения, тюрьмы и ссылки Рэтленда - совпадают
с резким переломом в творчестве Шекспира, уходом Барда от беззаботного смеха
его ранних  комедий  к  трагическому  восприятию  мира в  великих  трагедиях
первого  десятилетия XVII века. Эти настроения аффингтонского пленника нашли
свое выражение в знаменитом сонете 66:

     "Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
     Достоинство, что просит подаянья,
     Над простотой глумящуюся ложь,
     Ничтожество в роскошном одеянье,
     И совершенству ложный приговор,
     И девственность, поруганную грубо,
     И неуместной почести позор,
     И мощь в плену у немощи беззубой,
     И прямоту, что глупостью слывет,
     И глупость в маске мудреца, пророка,
     И вдохновения зажатый рот,
     И праведность на службе у порока.

     Все мерзостно, что вижу я вокруг,
     Но жаль тебя покинуть, милый друг!"*.
     _____________
     *В этом прекрасном  переводе  С.Маршака, однако, как и во многих других
переводах  сонета  на  русский  язык,  тот,  кого  поэт  боится  покинуть  в
отвратительном,  лживом мире, назван  "другом".  Но  у Шекспира  здесь - "my
love" - "моя любовь"!

     В пьесе  "Тимон Афинский", написанной через несколько лет,  но начатой,
вероятно,  раньше и  не  оконченной,  на первом  плане  - отчаяние и  ярость
разоренного  Тимона,  от которого отвернулись его  бывшие друзья и  клиенты.
Только  из  глубины  своего падения  смог  он увидеть и  постигнуть всю меру
человеческой низости, подлую натуру тех, кого раньше  беспечно считал своими
друзьями. Отсюда его отвращение к людям, его мизантропия.
     Отзвуки  трагической  истории  Эссекса  слышатся  в   "Юлии  Цезаре"  и
"Кориолане". К 1601-1602 годам относится создание такой непростой пьесы, как
"Троил и Крессида".  Зарегистрированная  в начале  1603-го, она  была издана
лишь в 1609  году с указанием на  титульном листе,  что исполнялась "слугами
Его Величества"  в  "Глобусе"  и написана Уильямом  Шекспиром. Однако  часть
тиража имела другой  титульный лист, без упоминания об  исполнении пьесы  на
сцене, зато здесь есть анонимное  предисловие - "от того, кто никогда не был
писателем,  -  тем, кто всегда  будут  читателями".  Это  - очень  важное  -
предисловие написано чрезвычайно  изощренным эвфуистическим  языком;  дважды
подчеркивается,  что пьеса  не  исполнялась  на  сцене  (вопреки  тому,  что
сообщается  на  альтернативном  титульном  листе),  что  она  "не  замызгана
хлопками  ладоней черни",  "ее не  замарало нечистое дыхание  толпы".  Здесь
сквозит не совсем обычное  даже для чистопородных аристократов высокомерие и
презрение  к  простой   публике,   но  при   этом  автор   предисловия  дает
исключительно  высокую оценку уму  автора  пьесы. Этот ум  настолько острый,
"что у тяжелодумов и тупиц,  приходивших  на его пьесы, не хватило бы мозгов
притупить  его".  Автор  предисловия  считает  "Троила  и   Крессиду"  самой
остроумной из комедий Шекспира. "Поверьте мне, когда автора не станет, а его
комедий  не  останется  в  продаже, вы начнете  рыскать, чтобы найти  их,  и
учредите  для  этого  инквизицию в  Англии". Высокомерное презрение к толпе,
эвфуистически усложненная,  не очень понятная рядовому читателю речь  автора
предисловия не  позволяют мне согласиться с расхожим утверждением  некоторых
западных шекспироведов, что это послание к читателям имело целью  убедить их
купить книгу и было написано кем-то по  заказу издателя. Случай явно не тот,
и об этом же свидетельствует указание на неких "Великих Владетелей" пьес, от
которых зависит их появление.
     Сама комедия  (помещенная, однако, в Первом фолио  1623 года  в разделе
трагедий)  содержит  резко  сатирическое  изображение   классических  героев
Троянской  войны, безрассудных и упрямых, готовых по  любому нелепому поводу
лить кровь и убивать  друг друга.  Женщины  -  Крессида  и  Елена - неверны,
легкомысленны, лживы. Можно  согласиться с  А.А. Аникстом,  что в "Троиле  и
Крессиде"  много мыслей, сходных  с  теми, которые звучат в  "Гамлете": "Это
драма о крахе идеалов... Видно, что автором владеет  то же настроение, какое
нашло выражение в словах Гамлета:  "Из  людей  меня не радует ни один,  нет,
также и ни одна"9. Горечь, разочарование,  презрение к  суете и  ничтожности
человеческих помыслов сближают "Троила  и  Крессиду" с "Тимоном  Афинским" и
"Гамлетом". Можно  заметить  также, что  большинство западных  шекспироведов
согласны  с тем, что к  некоторым частям "Троила  и Крессиды" явно приложили
руку Деккер, Марстон, Чапмен.
     Примерно  этим же  периодом  датируются и  другие пьесы,  относящиеся к
группе "мрачных" (или "цинических") комедий, - "Конец - делу венец"  и "Мера
за  меру".   Несправедливость,  насилие,   обман,   господство   порока  над
добродетелью,   суд  и  тюрьма,  куда  попадают  невинные  люди,  составляют
атмосферу этих пьес.

     Корабль плывет в Эльсинор.
     Два кварто "Гамлета"

     26 июля 1602 года  в Регистр Компании  печатников и книгоиздателей была
занесена  запись: "Месть Гамлета,  Принца  Датского,  как она  была  недавно
представлена слугами  лорда-камергера". В 1603  году пьеса  вышла из печати.
Титульный лист  книги гласил: "Трагическая история Гамлета, Принца Датского;
Уильяма Шекспира* (*William Shake-speare - И.Г.); как она была несколько раз
играна  слугами  Его   Величества  в   городе   Лондоне,  а  также   в  двух
университетах: Кембриджском и Оксфордском и в других местах".
     Это  было уже  после смерти королевы Елизаветы, последовавшей 24  марта
1603  года,  и  воцарения  Иакова,  восшедшего  на  английский  престол  при
содействии  Роберта  Сесила и  других  царедворцев.  Ну  что стоило  Эссексу
подождать, потерпеть каких-то два года...
     В  "Гамлете"   великий  драматург  предстает  перед   нами   трагически
перерожденным  в  купели страданий. Но несомненная  связь  этого  перелома с
крушением Эссекса  всегда  являлась для  стратфордианских  биографов  весьма
трудным  пунктом. Ибо чем  был  для  Шакспера  граф Эссекс  и что он был для
Эссекса? Почему  его  так  больно  - на  всю жизнь -  могла  ударить  гибель
бесконечно далекого от него королевского фаворита? Биографам остается только
ссылаться на то, что граф Саутгемптон, которому посвящены две  шекспировские
поэмы,  тоже  серьезно пострадал за свое участие в мятеже, - это могло, мол,
отразиться и на актере-драматурге. Но факты  говорят, что Уильям  Шакспер  в
это время -  после крушения Эссекса -  занимается  своими обычными делами: в
1602 году он  приобрел большой  участок земли возле Стратфорда и  строение в
самом  городе.  Не  могли  особенно  переживать  крушение  Эссекса  и  такие
нестратфордианские   "кандидаты   в   Шекспиры",  как  Бэкон  или   Оксфорд,
принимавшие  активное  участие в  процессе  по  делу мятежного  графа  и его
сообщников и  приложившие  руку  к  его  осуждению.  Трагический  перелом  в
мироощущении Великого Барда после  1601 года  полностью соответствует фактам
биографии Рэтленда  -  испытаниям и страданиям,  выпавшим на  долю недавнего
падуанского   студента,   активного  участника  мятежа,  друга  и   близкого
родственника Эссекса.
     Мы видели, что название  актерской труппы, которая играла "Гамлета", на
титульном листе  издания 1603 года  отличается от  того,  как она  названа в
Регистре в 1602 году, где актеры, выступавшие в театре "Глобус", именовались
"слугами лорда-камергера". Теперь они превратились в  "слуг Его Величества".
Дело  в  том,  что  одним из  первых актов нового  короля было  упорядочение
протежирования   актерских  трупп.  Отныне  это  считалось  привилегией  лиц
королевской  крови. Труппа лорда-адмирала стала именоваться  "слугами Принца
Уэльского",  труппа,  игравшая  в театре  "Куртина",  - "слугами  Королевы".
Наивысшее  королевское  расположение  снискала,  однако,  труппа  "Глобуса",
пайщиком которой был Уильям  Шакспер и  где  за  год-полтора  до трагических
событий февраля 1601 года немало времени провели молодые графы Саутгемптон и
Рэтленд.
     Уже через десять дней после своего вступления  в столицу  новый  монарх
приказал  лорду-хранителю  печати  приготовить  для  этой  труппы,   ставшей
"слугами  Его  Величества",  специальный  патент   и  скрепить  его  большой
королевской  печатью;  королевский  приказ, датированный  17 мая  1603 года,
содержал даже полный текст этого патента  - ничего  подобного история Англии
не  знала!   Не  приходится  удивляться,  что,  получив  такое  предписание,
королевские  чиновники  в рекордно короткий  - два дня!  -  срок  изготовили
уникальный   патент   и   скрепили   его    большой   королевской   печатью,
предназначенной  для  важнейших государственных  актов. Пришедший от  самого
монарха текст  патента  был  написан слогом Полония (в  сцене  представления
принцу Гамлету прибывших актеров),  он  давал право  "нашим  слугам Лоуренсу
Флетчеру,  Уильяму  Шекспиру,  Ричарду  Бербеджу,  Огастину Филиппсу,  Генри
Конделу, Уильяму Слаю, Роберту Армину, Ричарду Каули и их партнерам свободно
заниматься  своим искусством, применяя  свое  умение  представлять  комедии,
трагедии,  хроники, интерлюдии, моралите,  пасторали, драмы и  прочее в этом
роде из уже  разученного ими или из того, что  они разучат  впоследствии как
для  развлечения  наших  верных подданных,  так  и для  нашего увеселения  и
удовольствия, когда мы почтем  за благо видеть их в часы нашего  досуга...".
Было  указано также, что когда "слуги Его Величества" будут  показывать свое
умение "в их нынешнем доме, именуемом "Глобус"", или в любом университетском
или ином  городе  королевства, то все судьи, мэры и  другие чиновники и  все
прочие  подданные  короля обязаны  "принимать  их с  обходительностью, какая
раньше была принята по отношению к людям их положения и ремесла, и со всяким
благорасположением к слугам нашим ради нас..."10.
     Чем  объяснить такой необычайный  интерес нового короля  к  театральным
делам  вообще  и  к  этой  труппе  в особенности через  несколько дней после
вступления в свою столицу,  когда у него было более чем достаточно срочных и
важных для его царствования государственных дел? Ясно, что это не могло быть
случайностью  -  кто-то  в  ближайшем  окружении  нового   монарха  принимал
театральные дела весьма и весьма близко к сердцу! И это, конечно, были те же
нобльмены -  или  кто-то  из них,  - которые  пытались воздействовать на ход
английской истории постановкой  пьесы "Ричард  II", а  до этого  проводили в
"Глобусе" уйму времени. Они не забыли о своих подопечных актерах несмотря на
то, что всякие скопления  народа, включая  театральные  представления,  были
запрещены  в  это время  из-за эпидемии  чумы; даже  торжественную процессию
через  Лондон  по  случаю коронации отложили  почти  на год. С  прекращением
эпидемии "слуги Его Величества" стали вызываться во дворец для представлений
в среднем  не реже одного  раза в  месяц. Так, с ноября 1604 по октябрь 1605
года королю было показано труппой 11  пьес, в том числе 7 - шекспировских, 2
- Бена Джонсона и по одной  - Чапмена и Хейвуда. Такой репертуар говорит сам
за себя, но напрасно историки искали какие-то другие следы внимания короля к
драматургу, чьи пьесы он так любил смотреть - иногда по нескольку раз одни и
те же. Таких следов не обнаружено, хотя уже в следующем  столетии был  пущен
слух о  якобы существовавшем  собственноручном  одобрительном  письме короля
Великому Барду...
     Зато при своем следовании из Ш