доумении  перед   пропастью,
разделяющей   Творения   и  их  якобы-Творца.   И   Время  начало  размывать
стратфордский монумент...
     Но  культ, давно  отделившийся  от  породившей его эпохи, уже  исправно
функционировал сам  по  себе, обрастая все новыми - не только декоративными,
но и многостранично-научными - аксессуарами, став почти официальным символом
культурных  и  духовных ценностей  человечества. Какая  причудливая  обитель
великих душ...




Глава шестая. ПО КОМ ЖЕ ЗВОНИЛ КОЛОКОЛ

     Возвращение  к  Честеру.  -  Охота на  единорогов в центре Вашингтона и
Лондона.  Роберт Честер  бросает вызов американским  и английским  ученым. -
Колокол звонил по Шекспиру

     Возвращение к Честеру

     Теперь  нам  необходимо  вернуться  к  честеровскому  сборнику  "Жертва
Любви",  с  которого  началось  наше повествование  о  поисках  и  обретении
Шекспира. После того  как  читатель  ознакомился  с растянувшейся  на  много
поколений  и  исполненной   нешуточными  полемическими  страстями   историей
"шекспировского вопроса", с трагической историей жизни и смерти бельвуарской
четы,  ее тесными связями  с Беном Джонсоном и другими участниками закрытого
поэтического кружка, ему будет легче оценить значение книги Честера.
     Анализ целого  ряда полиграфических, литературных и исторических фактов
показал, что даты  на титульных  листах различных экземпляров книги являются
мистификацией, что  книга  появилась  не  в 1601 году,  а значительно позже.
Траурная аллюзия в адрес Джона Солсбэри, умершего летом 1612 года, позволила
мне определить  подлинную дату появления книги, а через нее идентифицировать
прототипов Голубя и Феникс  - необыкновенную чету Рэтлендов, покинувшую этот
мир в одно  время с Солсбэри. О том, что честеровские герои -  это Рэтленды,
свидетельствуют многочисленные "совпадения".  Здесь и  целомудренный,  чисто
духовный  характер  брака   хозяев  Бельвуара,  их  тайное  служение  музам,
обстоятельства их смерти  и обставленных  невиданной секретностью похорон, и
многое, многое другое, о чем мы говорили в предыдущих  главах. Даже болезни,
от  которых  страдает  честеровский  Голубь, - те же,  что мучили  Рэтленда;
узнаются в книге Честера и уникальные  топографические реалии Бельвуара.  Не
только Бен  Джонсон,  неоднократно  бывавший в  доме Рэтлендов  и оставивший
потрясающие свидетельства своего глубокого преклонения перед  дочерью Филипа
Сидни,  но и другие  участники сборника  были  членами  поэтического  кружка
"поэтов Бельвуарской долины".
     Впечатляющий список бесспорных  совпадений указывает все снова  и снова
на бельвуарскую чету, и даже небольшой их части хватило бы, чтобы отказаться
от старых гипотез, давно показавших свою беспомощность и привязанных к ничем
не подтвержденной,  фальшивой дате.  Честеровский  сборник  "Жертва  Любви",
"аллегорически затеняющий правду о любви и жестокой судьбе Феникс и Голубя",
действительно  был создан  под  свежим впечатлением  трагического события  -
смерти  четы  Рэтленд.  Отпечатанная всего  в  немногих  экземплярах,  книга
никогда  свободно  не  продавалась,  а  эти экземпляры  стали собственностью
нескольких посвященных.  Мы уже знаем, что в течение  ряда лет после  смерти
Рэтлендов  на упоминании их  имен  в печати было табу. Только  спустя многие
десятилетия,  уже  совсем  в  другую  эпоху,  сменив  не  одного  владельца,
диковинная  книга  с  разными титульными  листами  начнет время  от  времени
попадаться на  глаза и вызывать удивление библиофилов,  пока  наконец  ею не
заинтересуются  тогдашние  шекспироведы  из-за  напечатанного  в  ней  имени
Великого  Барда,  и в 1878 году Александр  Гросарт - возможно, вняв  призыву
Р.У.  Эмерсона,  - не  опубликует ее  полный текст со своими  комментариями.
Начался  длительный и сложный процесс научного  исследования  книги;  он  не
закончен  полностью  и сегодня, но главная загадка честеровского  сборника -
загадка его необыкновенных героев - решена.

     Охота на единорогов в центре Вашингтона
     и Лондона. Роберт Честер бросает вызов
     американским и английским ученым

     Результаты своего исследования книги Честера и поэмы о  Голубе и Феникс
я  впервые  изложил  в  статье,  опубликованной   в  академическом   издании
"Шекспировские чтения  1984".  Главную задачу на первом этапе я видел в том,
чтобы  сделать  новую  датировку и идентификацию  прототипов героев сборника
достоянием   гласности   и   предметом   научной   дискуссии.   Перспективы,
открывавшиеся  для  решения   великого  "шекспировского  вопроса"  благодаря
полученным конкретным  и достаточно очевидным результатам, обсуждать  в этой
статье  было  явно  нецелесообразно.   После  многолетнего   идеологического
давления отношение к нестратфордианским представлениям в наших академических
кругах  продолжало оставаться  весьма настороженным,  и  попытка  сказать  и
открыть сразу  слишком многое могла бы затянуть или даже сорвать публикацию.
Да и реакцию англо-американских шекспироведов нетрудно было спрогнозировать:
все "еретические" - нестратфордианские - работы они привычно "отбрасывают  с
порога",  даже  если   в  них  содержатся  открытия  по  конкретным  частным
проблемам.  Важно  было  не отталкивать  этих  ученых, в  чьем  распоряжении
находились  все  материалы  и первоисточники,  а  привлечь  их  к участию  в
исследовании честеровского  сборника, к  пересмотру старых, бесперспективных
гипотез, к проверке новых для них фактов и аргументов.
     Надеяться на какие-то формы научного  сотрудничества  можно было только
не  затрагивая (по крайней мере поначалу) столь болезненного для большинства
из них  вопроса  о личности  Великого  Барда.  Поэтому в первой публикации я
ограничился некоторыми - не слишком прозрачными - намеками в этом деликатном
направлении,   сосредоточив   все   внимание   на   проблеме   датировки   и
идентификации,  чрезвычайно  важной  и  самой по себе.  Аналогичным  образом
пришлось поступить  и при подготовке к публикации  статьи о Томасе Кориэте и
связанных с его именем книгах в "Шекспировских чтениях 1985".
     Однако  те  литературоведы,  историки,  филологи,  кто  давно  проявлял
активный  интерес к "шекспировскому вопросу", услышали эти  намеки и поняли,
какое значение  может  иметь прочтение честеровского сборника и "Кориэтовых"
трудов для решения двухвекового спора о личности Великого Барда. И я глубоко
благодарен  им за помощь и содействие, оказанные  мне  на дальнейших  этапах
исследования, особенно при поисках водяных знаков.
     Доказательства,   полученные   аналитическими   методами,   важно  было
подкрепить  другими  - эмпирическими.  И  такие эмпирические  доказательства
правильности  предложенной мною датировки были получены,  когда  в 1988 году
Марина Литвинова  в Вашингтоне, а  в 1989  году  Игорь  Кравченко  в Лондоне
обнаружили одинаковые, доселе неизвестные водяные знаки в хранящихся  в этих
мировых  столицах  экземплярах  книги Честера. Короткое  сообщение  об  этом
открытии было опубликовано на русском и английском языках в научной печати.
     Через   некоторое   время   Шекспировская   библиотека   Фолджера,  при
материальном участии  Фонда Сороса,  предоставила мне возможность  в течение
нескольких  месяцев  продолжить исследование с  использованием ее богатейших
собраний. Работа предстояла немалая:  надо было проверить, не встречаются ли
такие водяные  знаки в  других книгах  и документах того времени, изучить  в
оригиналах  все  хранящиеся  в  Вашингтоне издания  Блаунта, Лаунза,  Филда,
Оллда, ознакомиться с первоизданиями ряда произведений  Шекспира,  Джонсона,
Чапмена, с  материалами, обнаруженными исторической комиссией в  Бельвуаре в
конце прошлого  века, поискать дополнительные свидетельства об  играх вокруг
Томаса Кориэта...
     Библиотека   Фолджера  расположена   в   центре  Вашингтона,   рядом  с
Библиотекой Конгресса, недалеко от Капитолия. Она построена в  1932 году  на
средства крупного нефтепромышленника Генри Клея Фолджера и  его жены  Эмилии
для размещения собранной ими коллекции книг и рукописей шекспировской эпохи;
долгие годы их доверенные лица  скупали эти сокровища  на аукционах в доброй
старой  Англии.  Это здание  и  эти  бесценные  сокровища, а  также  большие
средства  на их содержание и пополнение чета Фолджер завещала  американскому
народу.  Интересно, что идея создания  такого  собрания и  такой  библиотеки
родилась у  Генри  Фолджера, когда  он,  еще  студентом,  слушал лекции Р.У.
Эмерсона  о  Шекспире.  Того  самого Эмерсона,  который  не  скрывал  своего
недоумения при чтении традиционных биографий Шекспира, будучи не в состоянии
совместить их с шекспировским  творчеством. Того самого  человека, кто одним
из первых - еще в прошлом веке - почувствовал, что поэма о Голубе  и  Феникс
связана со смертью какой-то загадочной, но вполне реальной поэтической пары,
кто  призвал  ученых  попытаться проникнуть  в  тайну  этой  поэмы  и  всего
честеровского сборника...
     Собрания и коллекции  Фолджеровской библиотеки  -  богатейшие  в  мире,
прежде всего по количеству  оригинальных изданий XVI  - XVII веков,  включая
шекспировские. Практически все  научные  справочные книги  на многих языках,
литература  по  всем  видам  искусства,  оригиналы  и  репродукции  картин*,
рисунков  и  гравюр,  старинных географических  карт. Библиотека  рукописей,
библиотека микрофильмов. В  общем - рай  для  ученого.  В  стенах Библиотеки
функционирует Институт, являющийся цетром научной деятельности, организующий
семинары,  симпозиумы,  конференции по различным  проблемам. Обычно  в залах
занимается одновременно не более нескольких  десятков ученых,  что позволяет
администрации  создавать им оптимальные условия для работы. Заявки  на книги
выполняются в считанные минуты, а книги, изданные после 1800 года, находятся
на стеллажах свободного доступа.
     ____________________
     *Немало  портретов  Шекспира, приобретенных в  разное время за  большие
деньги, украшают стены залов и фойе Библиотеки. Среди  них такие  известные,
как   эшборнский   и   янсеновский,  оказавшиеся   на   поверку  позднейшими
фальсификациями. Остальные - в лучшем случае можно назвать недостоверными.

     ... И  вот наконец я держу в  руках небольшой томик -  это честеровский
сборник, который  я до этого изучал так далеко отсюда по микрофильмокопиям и
переизданию Гросарта. У фолджеровского  экземпляра своя, непростая судьба  -
за океан он попал  в этом  столетии,  а до этого в течение трех веков сменил
нескольких  хозяев в  Англии.  Вот  только неизвестно,  кто  был  его первым
хозяином.  Просматриваю знакомые по микрофильмокопиям страницы, смотрю их на
свет, различаю контуры заветных водяных  знаков, среди  них - необыкновенный
единорог  с  искривленными задними  ногами.  Научные  сотрудники  Библиотеки
Летиция Йендл  и Елизавета Уэлш проявляют активный интерес  к  исследованию,
оказывают  всю  возможную помощь. Вместе с ними направляю факсимильные копии
водяных  знаков  в  Хантингтонскую  библиотеку  (Калифорния)*  и  Англию,  в
Национальную библиотеку Уэльса (где недавно "объявился" четвертый  экземпляр
-  без  начала и  окончания).  Вскоре приходят  ответы: водяные знаки  в  их
экземплярах те же самые.
     _________________
     *Библиотека была основана в городке Сан-Марино железнодорожным магнатом
Джоном Хантингтоном, достойным конкурентом Фолджера.

     В ответе из Калифорнии научный референт Библиотеки  Хантингтона  просил
Летицию Йендл передать  его поздравления инициаторам  исследования в связи с
получением столь успешного и убедительного результата. Была там и записка от
специалиста-книговеда   доктора   Ноэля   Киннамона,   который,   изучив   в
хантингтонском экземпляре водяные знаки, добавляет  такую интригующую фразу:
"Водяные  знаки на последних  страницах  этого  экземпляра  книги  содержат,
похоже,  весьма  интересную   информацию  о  том,  как  книга  набиралась  и
печаталась".  Что именно имел в виду  этот ученый, выяснить  не удалось, так
как  я  не смог  с ним связаться;  остается надеяться,  что  он  или  другой
американский специалист продолжит исследование хантингтонского экземпляра.
     Тем  временем в Вашингтоне я  изучаю водяные  знаки на бумаге,  которой
пользовались английские печатники в шекспировскую эпоху. Начал я эту работу,
конечно, с бумаги, на которой печатали свои книги Ричард Филд и Эдуард Оллд,
а также  печатники, выполнявшие заказы Блаунта  и Лаунза. Проверяю не только
водяные знаки, но  и полиграфические реалии -  шрифты, декоративные элементы
набора, а также обстоятельства появления, регистрацию и - в разной степени -
содержание.   Конечно,  основная   масса  этих  книг  -  не   художественная
литература,  а  богословская,   медицинская,  философская,  нравоучительная,
памфлеты  с  откликами на важные  события и т.п. Ориентироваться в этом море
старинных фолиантов и брошюр, не пропустить чего-либо важного было бы совсем
непросто,  но мне повезло - незадолго до моего приезда  вышел в свет  третий
том   библиографического  каталога  (итог  многолетней  работы  американских
библиографов),  в котором все издания той эпохи наконец-то  сгруппированы по
издателям и печатникам1; это ускорило мою работу в несколько  раз. Результат
исследования:   бумага,   на   которой   напечатан   честеровский   сборник,
действительно  является уникальной в  прямом  смысле  слова.  Никакая другая
английская  книга  (по  крайней  мере  из  тех,  что  хранятся в  Библиотеке
Фолджера) не напечатана на бумаге с такими водяными знаками! Правда, один из
знаков  честеровского сборника  (всего  их шесть) попался в рукописной копии
старинного  письма,  но этот знак  не является  уникальным  -  он есть  и  в
специальном справочнике. Однако странного единорога нет нигде.
     Похоже, что заказчик (скорее всего,  Эдуард Блаунт) принес в типографию
Филда или Оллда пачку бумаги, полученной от  кого-то  из инициаторов издания
(например, от Люси Бедфорд или Мэри Сидни - Пембрук), в том числе и бумагу с
водяным знаком единорога, входящего в  герб Рэтлендов (знатные семьи нередко
заказывали  для  себя специальную  бумагу). Во всех  иных случаях  на бумаге
одной  партии  типограф печатал  по крайней мере несколько книг. Это еще раз
свидетельствует, что создание честеровского сборника не было  для издателя и
печатника рядовой операцией,  и для сохранения в тайне обстоятельств  и даты
его появления они приняли экстраординарные меры.
     Через месяц - весьма ценная находка. Среди книг, отпечатанных  Филдом и
Оллдом в  1612-1613  годах,  нахожу экземпляры уже упоминавшегося  подпольно
изданного   ими  прокатолического  сочинения  Роджера  Уидрингтона   (Томаса
Престона). На  разных  экземплярах - разные  титульные  листы с вымышленными
именами  печатников  и   фантастическими  местами  издания  ("Космополис"  и
"Альбинополис"). Эта типографическая игра книговедами уже разгадана (каталог
Полларда - Рэдгрейва однозначно определяет  издание  Филдом и Оллдом  трудов
Престона как мистификацию2).  А вот о том, что в это самое время (1612-1613)
оба печатника трудились еще  над одной, гораздо более важной мистификацией -
над честеровским сборником (где многие элементы набора совпадают с теми, что
были использованы для "Уидрингтона"), ученый мир узнает только теперь...
     Кое-что новое - и,  возможно,  перспективное -  обнаружилось  там, где,
казалось бы, неожиданностей ждать не приходилось. Когда  Гросарт в 1878 году
впервые  переиздал честеровский сборник,  он  воспроизвел  доступными  тогда
методами все полиграфические  элементы оригинала,  включая декоративные. Это
воспроизведение  не   было  строго  факсимильным  в  сегодняшнем  понимании.
Страницы  оригинала,  в  том  числе  и  титульные  листы,   копировались  не
фотоспособом; заставки, эмблемы, орнаменты перерисовывались копировальщиком,
для текстов и заголовков подбирались  сходные шрифты.  Встречаются отдельные
неточности,   но   и  при   таком,   ручном  способе   копирования   больших
принципиальных   отклонений  быть  не   могло.  Изучая   еще   в  Москве  по
микрофильмокопиям  фолджеровский  и  лондонский экземпляры  и  гросартовское
переиздание, я обратил внимание  в последнем  на воспроизведение шмуцтитула,
предшествующего поэмам Марстона, Чапмена, Шекспира, Джонсона. Под заглавием,
там,  где  печатники  обычно  помещают  свои  эмблемы,  в  фолджеровском   и
лондонском экземплярах действительно  напечатана эмблема типографии Филда. А
в гросартовском переиздании  на  этом  месте изображена трагическая  маска с
кольцами и  под ней - девиз Филда -  "Anchora Spei" ("Якорь надежды"). Маска
непохожа ни на один из известных вариантов эмблем типографии Филда, попросту
не имеет  с  ними  ничего общего.  Она  встречается всего  несколько  раз  в
изданиях важных поэтических произведений, а также  на титульных листах  двух
изданных  в 1600 году  пьес  Шекспира, напечатанных другими типографами3. На
странную маску обращал внимание еще Х.Э. Роллинз,  но  было неясно, является
ли она чисто декоративным элементом или  же знаком принадлежности  автора  к
какому-то сообществу или кружку.
     Поскольку  на шмуцтитуле и  фолджеровского,  и  лондонского экземпляров
напечатана - крупно и очень четко - абсолютно непохожая на эту маску эмблема
Филда, я сначала предположил, что Гросартом воспроизведен шмуцтитул третьего
экземпляра (теперь это хантингтонский  экземпляр,  но в прошлом веке все три
находились еще  в Англии). Дело  в том, что  микрофильмокопии из  Библиотеки
Хантингтона у меня не было. Однако в Вашингтоне на полученных из  Калифорнии
ксерокопиях  я обнаружил, что и в хантингтонском экземпляре  на шмуцтитуле -
отнюдь не маска, а та же обычная эмблема Филда, что и в  двух других. Откуда
же  Гросарт взял  изображение  трагической маски,  как она  появилась в  его
переиздании?  Профессор  Питер  Блэйни,  крупный  специалист  -  книговед  и
библиограф,  которому  я  показал  этот  странный  шмуцтитул   в  Библиотеке
Фолджера, предположил, что это - небрежность рисовальщика, который копировал
оригинал для Гросарта. С этим трудно согласиться:  эмблемы абсолютно разные,
ни о какой небрежности не может быть и речи. Нелепая шутка? Чья, для чего? В
таком серьезном  издании?  И как  мог  не  заметить этого  добросовестный  и
скрупулезный Гросарт - ведь несоответствие сразу бросается в глаза! В общем,
если  исключить  предположение о  каком-то  временном  умственном  затмении,
приходится  сделать вывод:  в  руках Гросарта находился  еще один  экземпляр
честеровского сборника, о котором сегодня ничего не известно. Однако никаких
других  подтверждений такого  вывода нет,  и  появление трагической маски  в
переиздании Гросарта остается необъясненным. Ко всем загадкам и  странностям
честеровского сборника  добавилась новая  -  и весьма головоломная.  Следует
заметить, что никто из  исследователей честеровского сборника,  работавших с
переизданием  Гросарта,  на его  странную репродукцию шмуцтитула внимания не
обратил...
     А вот и отчеты Королевской исторической комиссии, исследовавшей в конце
прошлого века рукописные материалы и другие раритеты, сохранившиеся в  замке
Бельвуар.  Запись  о  найденном  стихотворении (десять  строф), вторая часть
которого  использована   в   шекспировской   "Двенадцатой  ночи".  Повторная
экспертиза почерка  (Пороховщиков определенно  считал,  что  строки написаны
самим  Рэтлендом)  до  сих пор не произведена - и это при полном  отсутствии
рукописных  материалов  того  времени,  имеющих  столь  прямое  отношение  к
шекспировским текстам! Факт удивительный на фоне бесчисленных диссертаций по
поводу едва  ли не каждой шекспировской строки.  Вот если бы нашлась хотя бы
фраза, написанная рукой Уильяма Шакспера, - что бы тут поднялось...
     В  списке бельвуарских  рукописей  -  редчайшая анонимная  сатирическая
поэма  "Философический пир" -  о  празднестве  в  лондо