ил удивительнейшую
книгу   путешественника  Томаса  Кориэта,  известного  шекспироведам  своими
связями  с  лондонской  таверной  "Русалка",  завсегдатаями которой были  не
только такие поэты и драматурги, как Бен Джонсон и Фрэнсис Бомонт,  но - как
полагают - и  сам Великий  Бард.  Эта огромная книга,  вышедшая под странным
названием  "Кориэтовы Нелепости", содержит  рассказ о  путешествии автора по
Европе, но  первую сотню страниц  в  ней занимают  стихотворные панегирики в
честь автора. Под  этими  беспрецедентными раблезианскими "восхвалениями" на
дюжине   языков  (в   том  числе   -  трех   фантастических:   "бермудском",
"макароническом",  "антиподском") стоят имена  56-ти  (то  есть подавляющего
большинства)  английских   поэтов  того  времени!  Среди  них  -  весь  цвет
поэтической Англии! С этой книгой и ее крестными отцами мы еще встретимся.
     Все  издания  Блаунта  значительны,  хотя  важность  некоторых  из  них
историкам литературы еще предстоит оценить;  пустяками, даже прибыльными, он
не занимался (раблезианские розыгрыши -  не пустяки). В некоторых случаях он
утверждал,  что имя автора издаваемой книги ему якобы неизвестно.  Ряд своих
изданий Блаунт посвятил таким чрезвычайно влиятельным  и  высокопоставленным
персонам,  как  графы  Саутгемптон,  Пембрук,  Монтгомери,  позже  -  самому
всесильному Бэкингему. Многое говорит за то,  что Блаунт  был связан с этими
вельможами через сестру Филипа Сидни - Мэри, графиню Пембрук; он пользовался
их  покровительством  и  значительной  финансовой  поддержкой  при   издании
определенных книг, в том числе  и шекспировского Первого фолио, посвященного
графам Пембруку  и  Монтгомери  -  сыновьям  Мэри  Сидни  - Пембрук.  В  его
распоряжение  для этих целей предоставлялись,  очевидно, весьма значительные
средства.
     От  такого  доверенного  лица  требовалось  не  только  хорошее  знание
типографского  ремесла  и  издательского дела, но  -  при необходимости  - и
сохранение в полной тайне обстоятельств, которые  его заказчики и доверители
по каким-либо  причинам не желали предавать гласности. И  в своем посвящении
одной из книг  графу  Саутгемптону Эдуард Блаунт говорит  об  этом  прямо  и
многозначительно: "Я прошу  Ваше Лордство  быть первым и  самым компетентным
цензором  этой книги,  но  хочу, чтобы, прежде чем  начать читать дальше, Вы
смогли прочитать здесь мое молчание". О том, как хорошо умели молчать Эдуард
Блаунт и его помощники, свидетельствует и честеровский сборник, остававшийся
на   протяжении   почти   четырех  столетий  неприступным   литературным   и
полиграфическим сфинксом.


     Мертвый Солсбэри приоткрывает завесу

     Многочисленные признаки мистификации и в  текстах, и в  полиграфических
реалиях  сборника,  так  же  как  находка  Ньюдигейтом   джонсоновской  "Оды
восторженной" с надписью в адрес графини Люси Бедфорд, и явно мизерный тираж
свидетельствуют  о  том,  что  изготовление  поэтического  сборника  Роберта
Честера было  для Блаунта  не  рутинной  издательско-коммерческой работой, а
деликатной  и ответственной  операцией,  за  которой  стоял  кто-то  из  его
постоянных высоких доверителей. Действия Блаунта и других участников издания
были направлены  прежде всего  на сохранение в тайне от "толпы",  то есть от
непосвященных,  смысла  произведений  сборника  и  прототипов  его   героев;
посвященным  же  можно  было  предложить не  только двусмысленные  намеки  в
текстах,  но   и   хитроумную  датировку  на  титульных  листах  и   соленые
раблезианские шутки в заглавии, дабы они могли по достоинству оценить тонкую
работу мистификаторов.
     Абсолютно  беспочвенны всякие разговоры о  каких-то  "остатках" тиража,
который, судя по отсутствию не только регистрации, но и малейшего упоминания
о книге  в современных ей документах, дневниках,  письмах, вообще исчислялся
считанными экземплярами, предназначенными для  немногих знавших тайну Голубя
и Феникс.  Тот,  кто  продолжает верить, что  на титульных  листах  сборника
отпечатаны  подлинные даты его издания  - 1601 и 1611 годы, должен закрывать
глаза  на   противоречащие   этим   датам  (особенно   первой)   факты,   на
многочисленные  следы  мистификации,  сочинять  далекие  от достоверности  и
логики версии и "обстоятельства".
     Но предположение о десятилетней "выдержке" части тиража  с  последующим
его "омоложением" ("переизданием"),  конечно  же, возникает  не  случайно  -
только так  можно пытаться  хоть как-то совместить странный  факт вклейки  в
лондонский экземпляр  курьезного  титульного  листа, без имени  автора  и  с
раблезианской "опечаткой", с сохранением доверия  к бездоказательным во всех
отношениях   издательским   датировкам.   И   явная  неудача   этих  попыток
свидетельствует  о  несостоятельности  привычного  представления  о том, что
лондонский экземпляр  -  это  якобы "второе издание" сборника.  Издательские
датировки  не просто сомнительны  и ничем не подтверждаются: анализ  реалий,
внутренних  и  внешних  свидетельств  показывает  -  эти датировки  являются
преднамеренной мистификацией.
     Остается  единственное  убедительное   объяснение  всех  странностей  и
загадок: лондонский  экземпляр не  лежал целое десятилетие в книжной лавке у
ворот собора св. Павла или  в типографии Филда или Оллда, дожидаясь, пока из
него выдерут титульный  лист  с привлекательным названием  и  вклеят другой,
гротескный, малопонятный и не имеющий внешне  ничего  общего с его героями и
даже с его автором.  Зачем бы (это особый  вопрос) ни напечатал издатель или
типограф  -  будь  то  Блаунт,  Лаунз, Филд  или  Оллд  -  этот удивительный
титульный  лист,  он  является  ровесником  остальных   страниц  лондонского
экземпляра, в который его вклеили. За это  говорит  и тот факт, что  водяная
сетка на  титульном  листе  идентична сетке на нескольких  других  страницах
книги.
     Сформулируем  важный вывод: лондонский  экземпляр ни  в  какой форме не
является  вторым  изданием  честеровского  сборника, все  экземпляры  книги,
несмотря на разные даты на  титульных  листах, напечатаны с одного набора на
уникальной партии бумаги, то  есть  -  в  условиях  тогдашней  полиграфии  -
одновременно.
     Выпуск  изданий  с  фальшивыми  датами  в те  времена  не  был  большой
редкостью.  Наиболее  известен  и  интересен  для  нас случай  с  раскрытием
мистификации издателя Томаса Пэвиера при датировке изданных им шекспировских
и псевдошекспировских (сомнительных по своей  принадлежности Шекспиру) пьес.
В  течение  многих  лет  ученых  смущали  эти  издания -  вызывали  сомнение
проставленные на них  даты  и  имена некоторых  печатников,  их эмблемы.  Но
только  уже в  нашем веке А.У. Поллард  обратил внимание  на то, что все эти
кварто отпечатаны на  бумаге с одним и тем же водяным знаком, хотя разница в
датах  на  титульных листах колебалась от  одного до девятнадцати лет (1600;
1608 - "Генрих  V"  и "Король Лир"; 1618; 1619). Но бумага  одной партии  не
могла храниться в типографии так долго, значит, вопреки указанным датам, эти
книги были напечатаны приблизительно в одно время.  Ясно также, что никто не
станет  ставить на выпускаемой в  продажу  книге  дату на 10-20  лет вперед,
следовательно,  какая-то  из  более   поздних   дат   близка   к  подлинной.
Проанализировав это  обстоятельство,  а также  эмблемы  типографий и  другие
полиграфические  реалии, Поллард, Грег и  другие ученые пришли к заключению,
что пэвиеровские  даты являются  преднамеренной мистификацией,  и датировали
все издания 1619 годом21.
     Можно  привести  и  другие   случаи,  например,  второй  том   собрания
произведений  Бена Джонсона  (фолио  1640  года).  Он  был зарегистрирован в
Регистре Компании  через полтора  года после смерти  Джонсона, 20 марта 1639
года (по  григорианскому календарю - 1640).  На  титульном листе в  качестве
издателя   указан  Р.  Мейен  и  год  -   1640.  Поскольку  печатание  могло
продолжаться  и  какое-то  время после регистрации, датировка  на  титульном
листе  вполне реальна. Однако на шмуцтитулах перед некоторыми из вошедших  в
этот том произведениями стоит дата "1631" и имя издателя Р. Аллота, умершего
в  1637   году.  Джонсоноведам   нашего  века  было  сравнительно   нетрудно
установить, что дата печатания - 1631 -  в этом фолио отстает  от  подлинной
приблизительно на десятилетие. Этот и предыдущий примеры говорят о  том, что
само по себе искусственное "постарение" отпечатанных книг было для тогдашних
издателей и типографов знакомой операцией, хотя их мотивы в каждом отдельном
случае могли быть различными - и эти мотивы  надо тщательно исследовать, ибо
далеко не всегда они были связаны только с коммерцией.
     ...Если  все экземпляры честеровского  сборника появились одновременно,
то какая же из дат на их титульных листах ближе к  этому событию - 1601  или
1611 год? Если предположить, что  это произошло в 1601 году, значит издатель
или печатник поставил на какой-то части  тиража дату на десять  лет  вперед,
что само по себе невероятно. Против 1601 года говорит также  вражда Джонсона
с молодым Марстоном, бывшая  как раз  в это  время в  самом  разгаре, зрелый
характер  марстоновских  стихотворений, книга Деккера "Четыре птицы из Ноева
ковчега" и верноподданническая аллюзия в адрес Иакова Стюарта, который тогда
еще не был английским королем.
     Итак,  1601  год  отпадает.  Остается  1611-й  -  лондонский  экземпляр
свидетельствует о том, что книга  о Голубе  и Феникс  увидела свет  не ранее
этой даты. Возможно, к такому выводу английские и американские ученые пришли
бы уже давно,  если бы этому  не мешала первая по времени гипотеза Гросарта,
для которой 1601 год - год казни Эссекса  -  является одним из  краеугольных
камней.  Привычную  датировку шекспировской  поэмы,  повторенную  в сотнях и
тысячах изданий произведений Барда, не ставили под вопрос и создатели других
гипотез, пытаясь привязать к ней  свои представления и  догадки.  Это  может
показаться удивительным,  но при наличии стольких оснований  для сомнений ни
один  ученый  за  прошедшие  столетия  не  исследовал  досконально  проблему
датировки  загадочного  сборника. Впрочем,  читатель будет меньше удивляться
этому,    когда   ближе   познакомится    с   историей   англо-американского
шекспироведения и местом, которое занимает в этой науке доверие к авторитету
устоявшихся представлений.
     Мы определили, что  сборник -  все его экземпляры  -  не  мог появиться
ранее 1611  года. Попытаемся эту  датировку  еще  уточнить, благо для такого
уточнения есть реальные возможности. Строка  из  Горация, следующая сразу же
за посвятительным упоминанием  об  "истинно  благородном рыцаре  сэре  Джоне
Солсбэри", обещает, что Муза не даст умереть памяти о муже, достойном хвалы.
Упоминание  о смерти  (mori) в  таком контексте  придает  обращению  к имени
Солсбэри посмертный характер. Интересно, что  в  превосходном старом русском
издании Шекспира  под редакцией  С.А.  Венгерова в комментарии  к "Фениксу и
Голубке"  указывалось, что это стихотворение посвящено  "памяти  сэра  Джона
Солсбэри"; неизвестно, знал ли автор комментария год смерти Солсбэри, был ли
знаком с вышедшей в 1878 году в Лондоне  работой Гросарта, но похоже, что он
попал (может быть, случайно) в самую точку.
     Американский  профессор  У. Мэтчет,  писавший  о честеровском  сборнике
менее  трех десятилетий назад, точно  знал, что и  в 1601-м, и  в  1611 году
владелец имения Ллевени  был еще жив. Поэтому он считает, что слова Горация,
обещающие от имени Музы бессмертную память, относятся не к  здравствовавшему
(и не слишком  значительному) Солсбэри, а к  "недавно  казненному герою", то
есть к  Эссексу.  Нельзя не  согласиться с Мэтчетом:  строка Горация вряд ли
могла   быть   адресована   живому   человеку.  Но  нельзя  игнорировать  то
обстоятельство, что  слова  Горация помещены  сразу после  имени  Солсбэри и
читатель мог связать их только с ним (я имею в виду читателя  - современника
книги, не посвященного в ее тайну, в чем бы она ни  заключалась). Для такого
читателя  строка  из  Горация  приобретала  характер   посмертной  эпитафии,
относящейся  к Солсбэри, и выглядела естественно только  после его смерти, -
что  издатель (или  тот, кто стоял  за  ним) безусловно учитывал. Это хорошо
согласуется  с  тем,  как бесцеремонно  в  лондонском  экземпляре  выброшено
прозаическое  обращение  Честера  к  Солсбэри;  для  живого  Солсбэри  такое
пренебрежительное обращение  с его именем само по себе было бы оскорблением,
причем странным и немотивированным  - ведь  шмуцтитул  остался  прежним. Вот
когда Солсбэри был мертв - и только тогда, - посмертная  эпитафия  выглядела
вполне  естественно   для  непосвященного,  случайно  заглянувшего  в  книгу
читателя. Для тех же немногих, кто знал, о ком на самом деле  идет речь, это
был дополнительный  мазок,  штрих в  картине хитроумной мистификации.  Очень
важный штрих - ибо  сегодня он позволяет нам приблизиться еще на  один шаг к
более точной  датировке сборника. Джон Солсбэри  умер, как мы  теперь знаем,
летом  1612 года, следовательно, именно этот год и  является самой ранней из
возможных дат появления загадочного сборника. При этом само обращение видных
поэтов  и издателей  к имени  человека,  память о котором ненадолго пережила
его,  говорит  за  то,  что  это  происходило  вскоре после его  кончины,  и
мистификаторы решили использовать совпадение во времени печальных событий  -
смерти Голубя  и  Феникс и  смерти  Солсбэри - в  своих целях, благо  Честер
хорошо знал сэра Джона при жизни и был знаком с  его стихотворными опусами и
двусмысленным посвящением ему части томика Роберта Парри.
     Основываясь на всей совокупности свидетельств, содержащихся в каждом из
сохранившихся экземпляров честеровского  сборника,  а также в историческом и
литературном  контексте  эпохи, я определил время издания сборника 1612-1613
годами.
     С   такой   датировкой   хорошо   согласуется  и  то   отмеченное  выше
обстоятельство,  что  Бен  Джонсон во  всех  своих  четырех  стихотворениях,
помещенных  в  честеровском сборнике, рисует  и Голубя и Феникс  живыми,  ни
словом не  упоминая об их  смерти, ставшей причиной и поводом для  появления
этой  книги.  Мэтчет  и  другие исследователи тщетно  пытались  найти  этому
какое-то убедительное объяснение.  Для  нас же этот факт является  еще одним
подтверждением  правильности даты 1612-1613. Дело  в  том, что именно в  это
время Бен Джонсон совершал - в новом для него качестве воспитателя - поездку
во  Францию  с  юным  отпрыском сидевшего  в  Тауэре  знаменитого флотоводца
Уолтера Рэли. Отпрыск оказался весьма  изобретательным по части всевозможных
проделок,  используя  известную  всем  слабость  своего  ментора  к  крепким
напиткам, о чем впоследствии Джонсон рассказывал поэту Драммонду. Так что во
время  создания  сборника Джонсона  просто не  было в Англии, и  составители
воспользовались предоставленными им кем-то стихотворениями Джонсона о тех же
людях (Голубе  и Феникс),  написанными поэтом  ранее, еще при  их жизни (это
подтверждается  найденными  рукописями и списками).  Исследователи  сборника
обратили  внимание  на  то, что  имя  Джонсона появляется в книге в качестве
подписи  дважды, и оба раза оно транскрибировано через  букву h (Johnson), а
известно,  что  он этого  написания  не  любил  (считал чересчур  заурядным,
распространенным), и в тех случаях, когда  издание  шло под его  наблюдением
(как,  например,  фолио  1616)  или  с  его ведома,  типографы  считались  с
орфографическими амбициями автора и печатали его имя без h - Jonson. В нашем
же  случае  поправить  наборщика  было  некому  -  Джонсон вместе  со  своим
подопечным находился за границей.
     Другое  подтверждение  того, что  стихотворения  Джонсона  оказались  в
честеровском сборнике  без ведома автора,  в  его  отсутствие, мы  получаем,
сравнивая  текст его  "Прелюдии"  в честеровском сборнике  с найденным более
ранним  рукописным  вариантом   и   с   более   поздним  (в   фолио   1616),
подготовленным, безусловно,  самим  Джонсоном.  В 1616  году он отказался от
большинства  сделанных  в его отсутствие  изменений,  восстановив  бывшие  в
ранней   рукописи  местоимения   единственного  числа   "я",   "мое"  вместо
множественного "мы", "наше".
     Только  исходя  из того,  что  книга  Честера  -  Блаунта создавалась в
1612-1613  годах, когда Джонсона не было в Англии,  можно сравнительно легко
объяснить  все  столь  удивляющие джонсоноведов  особенности  его  вклада  в
сборник.  Новая  датировка хорошо  согласуется и со многими другими фактами,
имеющими к нашему сборнику прямое или косвенное отношение; количество  таких
"совпадений"  по мере  продолжения исследования  неуклонно растет. Уже после
открытия  водяных  знаков,  исследуя  в  Фолджеровской   библиотеке   книги,
отпечатанные Филдом и Оллдом в  первые  десятилетия  XVII века, я обнаружил,
что именно в 1612-1613 годах эти два лондонских печатника, чьи эмблемы стоят
на честеровском сборнике (эмблема Филда - на всех шмуцтитулах, эмблема Оллда
- на  титульном  листе  лондонского экземпляра),  участвовали  еще  в  одной
мистификации.  Они   печатали   прокатолические  сочинения  некоего  Роджера
Уидрингтона  (псевдоним католического проповедника Томаса  Престона).  Здесь
Филд  именовался Теофилом Пратом,  а Оллд  -  Теофилом Фабри, места  издания
соответственно  названы  Космополисом и  Альбинополисом.  В этих изданиях* -
одно  и  то  же  предисловие,  одни  и  те  же декоративные элементы  набора
(использованные частично и в  честеровском сборнике!). Это  дополнительное и
очень веское свидетельство в пользу датировки книги Честера 1612-1613 годами
и объяснение, почему в лондонском экземпляре, полностью идентичном по набору
и бумаге фолджеровскому, на титульном листе вдруг оказалась эмблема Оллда: в
это самое время он и Филд выполняли еще один (и довольно опасный - связанный
с преследуемой католической пропагандой) заказ, работали вместе.
     ________________
     *Эти    книги    по    "Краткому    каталогу    титульных    листов..."
Полларда-Редгрейва (1948) имеют номера 25596, 25597, 25602.

     Тысяча  шестьсот двенадцатый  год... Именно тогда  и  в непосредственно
следующие   годы   в  Англии  появился  ряд  прозаических,   поэтических   и
драматических  произведений, об истинном  смысле  которых учеными  высказаны
противоречивые предположения и  догадки.  А из  шекспировских  биографий все
знают,  что  именно   1612-1613  годами  датируется  прекращение  творческой
активности  Уильяма Шекспира - Великий  Бард,  как нам сообщают,  не написал
больше ни одной строки,  хотя умер только в 1616 году... Существует ли связь
между  появлением  поэтического  сборника  Роберта  Честера  и  прекращением
творческой  деятельности  Уильяма Шекспира  или  это  простое совпадение  во
времени, чистая случайность? У  читателя  будет больше возможностей ответить
на этот и другие непростые вопросы, когда чтение книги подойдет к концу.

     Другой такой пары в Англии не было

     Долго  и безуспешно искали  английские ученые  в  исторических  архивах
следы  какой-то  занимавшей высокое положение  бездетной четы,  чьи странные
отношения,   а  также   другие  обстоятельства   жизни  и   особенно   почти
одновременной   смерти,  последовавшей   около  1600-1601   года,   хотя  бы
приблизительно соответствовали  тому, что рассказали о таинственных Голубе и
Феникс авторы честеровского  сборника.  Такой подходящей пары,  как  мы  уже
знаем,  никому обнаружить не удалось, что и породило пессимистический взгляд
на возможность  убедительной идентификации  прототипов  честеровских  героев
вообще, а  значит,  и  на  перспективы постижения  смысла самого загадочного
произведения Шекспира.
     Но теперь, когда исследование привело нас к  другой дате - к 1612 году,
я  могу  сразу назвать именно  такую  странную супружеск