ь,  переезжая   из  шалаша  в  шалаш,   от  огня  к  огню.  В
окрестностях  Дорогобужа  ехали  мы  некоторое время  с  конницей
генерала  Корфа.  Старший брат  мой,  знающий  там все  тропинки,
служил  ей лучшим  путеуказателем. Теперь  пристаем чаще  всего в
дежурстве  генерала Дохтурова.  Нередко хожу  я и  с гренадерами,
которых ведет граф Строганов. Смотря на сего вождя, не подумал ли
какой-либо  себялюбец: имея  неисчислимые  способы к  жизни, имея
чины,  заслуги,  почести  и  дома  у  себя имея  рай,  зачем  ему
бросаться в бури, которыми  дышит сам ад в дни наши; зачем наряду
с  простым  солдатом, терпя  потому  труд и  голод, стремиться  в
опасности,  на  раны  в  смерть?  Но  вот  что значит   любовь  к
Отечеству!.. Потомки не уступают предкам. О, чувство благородное,
чувство      священное!   Обладай   вечно   сердцами   россиян!..

Помнишь,  как мы  вместе читали Шиллерову  трагедию "Разбойники"?
Помнишь, как пугала нас  страшная картина сновидения Франца Мора,
картина,  которую   Шиллер  с  искусством  Микеланджело  начертал
пламенным  пером  своим? Там,  среди  ужасного пожара  вселенной,
леса,  села и города  тают как  воск, и бури  огненные превращают
землю в обнаженную пустыню! Такие-то картины видим мы всякий раз,
ложась спать! Каковы же должны быть сновидения? - спросишь ты. Их
нет:  усталость лишает  способности  мечтать. Уже  и Дорогобуж  и
Вязьма в руках  неприятеля: Смоленская губерния исчезает! Прощай!

                                                       Августа 16

Я часто  хожу смотреть, когда он  проезжает мимо полков, и смотрю
всегда  с   новым  вниманием,  с  новым   любопытством  на  этого
необыкновенного  человека.  Пылают ли  окрестности, достаются  ли
села,  города  и  округи  в  руки неприятеля;  вопиет  ли  народ,
наполняющий  леса  или великими  толпами  идущий  в далекие  края
России:  его  ничто  не  возмущает, ничто  не  сильно  поколебать
твердости  духа его.  Часто бываю волнуем  невольными сомнениями:
куда идут войска? для  чего уступают области? и чем, наконец, все
это решится?  Но лишь только взглядываю  на лицо это-то вождя сил
российских и вижу его спокойным, светлым, безмятежным, то в ту же
минуту  стыжусь сам  своих  сомнений. Нет!  думаю я,  человек, не
имеющий обдуманного  плана и  верной цели, не  может иметь такого
присутствия,  такой  твердости  духа!  Он,  конечно,  уже  сделал
заранее смелое предначертание свое; и цель, для нас непостижимая,
для него  очень ясна!  Он действует как  провидение, не внемлющее
пустым  воплям  смертных  и   тернистыми  путями  влекущее  их  к
собственному  их   благу.  Когда   Колумб,  посредством  глубоких
соображений,  впервые предузнал  о  существовании  нового мира  и
поплыл  к нему  через неизмеримые  пространства вод,  то спутники
его,  видя  новые звезды,  незнакомое  небо  и неизвестные  моря,
предались  было  малодушному отчаянию  и  громко  возроптали. Но
великий  духом, не  колеблясь,  ни грозным  волнением стихии,  ни
бурею страстей  человеческих, видел  ясно перед собой  отдаленную
цель  свою и вел  к ней  вверенный ему провидением  корабль. Так,
главнокомандующий армиями,  генерал Барклай-де-Толли, проведший с
такой осторожностью  войска паши  от Немана и доселе,  что не дал
отрезать у  себя ни малейшего отряда,  не потеряв почти ни одного
орудия  и ни  одного  обоза, этот  благоразумный вождь,  конечно,
увенчает  предначатия  свои  желанным  успехом. Потерянное  может
возвратиться;  обращенное в  пепел возродиться в  лучшей красоте.
Щедроты Александра обновят края, опустошенные Наполеоном... Всего
удивительнее для меня  необычайная твердость ведущего армии наши.
Смотря  на  него,  я  воображаю  Катона  и  прекрасное  место  из
Лукановой поэмы [6],  где автор представляет  этого великого мужа
под пламенным небом Африки,  среди раскаленных песков Ливии <...>
Тут  же и  прекрасный  Горациев стих  сам собой  приходит  на ум:

"И на развалинах попранныя вселенной,
Катон, под бурями, неколебим, стоит!.."

                                                       17 августа

С какой грустью оставляют они дома, в которых родились, выросли и
были счастливы! Бедные жители злополучных стран!

В одном  прекрасном доме, близ дороги,  написаны на стене женскою
рукою    простые,    но   для    всякого   трогательные    слова:

                    Прости, моя милая Родина!

Друг мой! Настают времена, когда и богатые, оставляя великолепные
чертоги, равняются  с бедными  и умножают толпы  бегущих... Война
народная  час  от  часу является  в  новом  блеске. Кажется,  что
сгорающие села возжигают огонь  мщения в жителях. Тысячи поселян,
укрываясь в леса и превратив серп и косу в оборонительные оружия,
без  искусства, одним  мужеством  отражают злодеев.  Даже женщины
сражаются!..  Сегодня крестьяне  Гжатского уезда,  деревень князя
Голицына,  вытесненные  из  одних  засек,   переходили в  другие,
соседние леса  через то  селение, где была  главная квартира. Тут
перевязывали  многих  раненых.  Один  14-летний мальчик,  имевший
насквозь простреленную ногу, шел пешком и не жаловался. Перевязку
вытерпел он  с большим мужеством. Две  молодые крестьянские девки
ранены  были в  руки.  Одна бросилась  на помощь  к  деду своему,
другая  убила  древесным  суком  француза, поранившего  ее  мать.
Многие  имели простреленные  шапки, полы  и лапти.  Вот почтенные
поселяне    войны!    Они   горько    жаловались,   что    бывший
управитель-поляк  отобрал  у них  всякое  оружие при  приближении
французов. Долго ли русские будут поручать детей своих французам,
а крестьян - полякам и прочим пришельцам?..

                                                    Того же числа

Теперь  начальствует  арьергардом  и  почти  ежедневно  сражается
генерал-лейтенант Коновницын, воин, почтенный летами, заслугами и
подвигами.  У  него  адъютантом  и  правителем  канцелярии  общий
совоспитанник и  друг наш Ахшарумов, с  которым я иногда видаюсь.
Быть бою  кровавому, быть  великому сражению! Всякий  раз, когда,
идя с солдатами во время ночных переходов, завожу с ними разговор
или слушаю  их, разговаривающих, то во  всех поступках их замечаю
ревностное  и  пламенное  желание  стать   и  сражаться!  Горящие
окрестности, разоряемые церкви, поруганная святыня и стон жителей
с  неизъяснимой  силой  действуют  на души  их.  О!  Как добры  и
благочестивы солдаты  русские! Чего нельзя с  ними сделать? Никто
не умеет  так оценить и помнить  храбрости офицера, как они. Один
усатый гренадер, когда я  с ним вчера разговаривал и объявил свое
имя, сказал  мне: "Да не  родня ли вам Глинка,  в Либавском полку
что был под Смоленском  в стрелках?" "Это брат мой", - отвечал я.
"Он  прехрабрый, сударь,  человек!  - говорил  гренадер, -  с ним
весело  ходить   вперед!" Вот  нечаянное  приветствие  - и  самое
лестное! От часу более  распространяется слух о скором прибытии к
армии Светлейшего  Князя Голенищева-Кутузова.  Говорят, что народ
встречает  его  повсюду  с  неизъяснимым  восторгом.  Все  жители
городов  выходят  навстречу,  отпрягают  лошадей, везут  на  себе
карету;  древние  старцы заставляют  внуков  лобызать стопы  его,
матери выносят грудных младенцев,  падают на колени и подымают их
к небу! Весь народ  называет его спасителем. Государь сказал ему:
"Иди  спасать Россию!"  Россия,  указывая на  раны свои,  вопиет:
"Спаси меня!"  Бессмертие уже  готовит место на  скрижалях своих,
чтоб  передать имя  его в  бесконечность времен. Помнишь,  как мы
восхищались  неподражаемым местом  в Мармонтелевом Велисарии [7],
где он представляет сего  великого мужа проходящим через те самые
области, которые  спас от гибели, и  повсюду собирающим бесценные
дани  нелестного усердия  народа. О,  как различна слава  бичей и
спасителей народов!

                                                       18 августа

Наконец прибыл сей лаврами и сединами увенчанный вождь! Некоторые
из  почтенных гжатских  купцов  привезли его  сами па  прекрасных
своих лошадях  в село Царево-Займище. Я  сейчас видел Светлейшего
Голенищева-Кутузова, сидящего на простой скамье подле одной избы,
множество  генералов окружили  его.  Радость войск  неописанна. У
всех  лица  сделались  светлее,  и военные  беседы  вокруг  огней
радостнее.  Дымные  поля  биваков  начинают  оглашаться  песнями.

                                                       20 августа

Как нетрудно понравиться солдату! Должно показать только ему, что
заботишься  о  судьбе  его, что  вникаешь  в  его состояние,  что
требуешь  от него  необходимо нужного  и ничего  излишнего. Когда
Светлейший Князь объезжал в первый раз полки, солдаты засуетились
было, начали  чиститься, тянуться  и строиться. "Не  надо! Ничего
этого не  надо! -  говорил князь. - Я  приехал только посмотреть,
здоровы ли вы, дети мои! Солдату в походе не о щегольстве думать:
ему  надобно  отдыхать после  трудов  и готовиться  к победе".  В
другой  раз,  увидев, что  обоз  какого-то  генерала мешает  идти
полкам,  он  тотчас велел  освободить  дорогу  и громко  говорил:
"Солдату  в  походе  каждый шаг  дорог,  скорей  придет -  больше
отдыхать  будет!"   Такие  слова  главнокомандующего  все  войско
наполнили к нему доверенностью  и любовью. "Вот то-то приехал наш
"батюшка"! - говорили солдаты,  - он все наши нужды знает: как не
подраться  с  ним";  в  глазах его  "все  до  одного рады  головы
положить". Быть великому сражению!

Все  обстоятельства  предвещают  сражение, долженствующее  решить
судьбу отечества. Говорят, что  в последний раз, когда Светлейший
осматривал полки,  орел явился  в воздухе и парил  над ним. Князь
обнажил сединами украшенную  голову; все войско закричало "ypa!".
В сей  же день главнокомандующий приказал  служить во всех полках
молебны смоленской божьей матери и для иконы ее, находившейся при
армии, сделать новый приличный  кивот. Все это восхищает солдат и
всякого!

На  этих   днях  смоленский  помещик  Реад   привез  двух  сынов,
прекрасных молодых  людей, и  просил определить их в  службу[8*].
Другой  смолянин,  ротмистр  Клочков,  оставя прекрасную  жену  и
пятерых  детей,  приехал   служить  и  определился  к  почтенному
генералу Лихачеву, который, от тяжкой боли едва передвигая ноги и
почти совсем не владея руками, ездит на дрожках при своей дивизии
и бывает в сражениях.

Вот что значит война отечественная!..

                                                       21 августа

Мне  кажется,  я  переселился  совсем  в  другой  свет!  Куда  ни
взглянешь, все  пылает и  курится. Мы живем  под тучами дыма  и в
области  огней.  Смерть все ходит  между и  около нас! Она  так и
трется промеж рядов. Нет  человека, который бы не видел ее каждый
день, и  каждый день  целые тысячи достаются ей  на жертву! Здесь
люди исчезают как тени.  Сегодня на земле, а завтра под землей!..
Сегодня смеемся  с другом;  завтра плачем над его  могилой!.. Тут
целыми обществами  переходят из этого на  тот свет так легко, как
будто из дома в  дом! Удивительно, как привыкли здесь к смерти, в
каких бы видах ни являлась: свистит ли в пулях, сеется ль в граде
картечи или  шумит в полете ядер и  вылетает из лопающихся бомб -
ее никто не пугается. Всякий делает свое дело и ложится в могилу,
как в  постель. Так умирают сии  благородные защитники отечества!
Сии достойные  офицеры русские. Солдаты видят  их всегда впереди.
Опасность    окружает    всех,   и    пуля   редкого    минует!..

                                                       22 августа

Поутру полки расположились около  Колоцкого монастыря[9]. Там еще
оставались два или три  поседелых монаха. Я был у вечерни. Унылый
стон   колокола,    тихое   пение,   синеватый   сумрак,   слегка
просветляемый темной лампадою.

Вид  пылающего  отечества,  бегущего  народа  и  неизвестность  о
собственной судьбе  сильно стеснили сердце. Я  вышел и смотрел на
заходящее  солнце,  которое усиливалось  сохранить  блеск свой  в
мутных  облаках,  гонимых  холодным  ветром. Ужели,  думал  я,  и
древняя слава России угаснет в бурях, как оно!.. Нет! Восстал дух
русской  земли!    Он  спал  богатырским   сном  и  пробудился  в
величественном  могуществе своем.  Уже повсюду  наносит  он удары
злодеям.  Нигде не сдается,  не хочет  быть рабом. Он  заседает в
лесах, сражается  на пепле  сел и  просит поля у  врага, готовясь
стать и биться с ним целые дни.

Все  признаки  великого сражения  час  от  часу более  становятся
видимы. Неприятель,  совокупляя силы свои, каждый  день с большею
дерзостью надвигает.  Силы его  несметны!.. Они ширятся  вправо и
влево  и темнеют,  как  дремучие леса,  или ходят,  как  тучи, из
которых, по временам, стреляет гром!..

                                                       23 августа

"Тут остановимся  мы и  будем сражаться!" -  думал каждый, завидя
высоты Бородинские,  на которых устроили  батареи. Войска перешли
Колочу, впадавшую, здесь же,  в селе Богородице, в Москву-реку, и
установились на  протяжении холмов, омываемых  слиянием этих двух
речек. Стало  войско -  и не стало  ни жатв, ни  деревень: первые
притоптаны, другие  снесены. "Война идет и  метет!" Так говорится
издавна  в  народе.  Может  ли быть  бедствие  лютейшее  войны?..

Наступает  вечер.  Наши окапываются  неутомимо. Засеками  городят
леса. Пальбы  нигде не  слыхать. Там, вдали,  неприятель разводит
огни; ветер  раздувает пожары,  и зарево выше и  выше восходит на
небеса!  По последнему  расположению войск  у нас на  правой руке
Милорадович; на левой князь Багратион; в середине Дохтуров. Глава
всех войск  Князь Кутузов,  под ним Барклай-де-Толли.  Ожидает ют
неприятеля и сражения. Прощай!

                                                       24 августа

Отдаленный  гром пушек  приветствовал восходящее  солнце. Генерал
Коновницын,  с передовыми  полками,  схватился с  неприятелем под
стенами   Колоцкого  монастыря.   Вот  идут  они:   один  искусно
уклоняется,  другой нагло  влечет гремящие  тысячи свои  прямо на
нас. Толпы его, тянувшиеся по дороге, вдруг распахнулись вправо и
влево. Смотрите,  какая необозримость их  движущихся стен!.. Поля
дрожат,  кажется,  гнутся под  множеством  конных; леса  насыпаны
стрелками, пушки вытягиваются из  долин и кустарников и, в разных
местах, разными тропами пробираясь, на холмы и пригорки въезжают.
Многочисленное  неприятельское   войско  колеблется:  кажется,  в
нерешимости. Вот пошатнулось было влево и вдруг повалило направо.
Огромные полчища  двинутся на левое наше  крыло. Русские спокойно
смотрят  на все  с укрепляемых  своих высот. Пыль,  взвившаяся до
небес,  уседается. Даль  яснеет. Неприятель к  чему-то готовится.
Посмотрим к чему...

                                       24 августа. Поздно ввечеру

Неприятель, как туча,  засипел, сгустившись, против левого нашего
крыла  и с  быстротой молнии  ударил на  него, желая все  сбить и
уничтожить.  Но  князь Багратион,  генерал  Тучков, храбрый  граф
Воронцов  и  прочие,  призвав  на  помощь  бога,  укрепясь  своим
мужеством и  оградясь русскими штыками,  отбросили далеко пехоту,
дерзко приступавшую  к батареям. Пушки  наши действовали чудесно.
Кирасиры   врубались  с  неимоверной   отважностью.  Раздраженный
неприятель несколько раз повторял свои нападения и каждый раз был
отражен.  Поле покрылось  грудами  тел. Во  все время  как мелкий
огонь  гремел неумолчно  и  небо дымилось  на левом  крыле. Князь
Михаила Ларионович  сидел на своей деревянной  скамеечке, которую
за ним всегда возили, у огня, на середине линий. Он казался очень
спокоен. Все  смотрели на него и, так  сказать, черпали от него в
сердца свои спокойствие. В  руках его была нагайка, которою он то
помахивал,  то  чертил что-то  на  песке. Казалось,  что весь  он
превратился в  слух и зрение, то  вслушиваясь в гремящие переходы
сражения,   то  внимательно   обозревая  положение   мест.  Часто
пересылался  с ним  Багратион.  Ночь прекратила  бой и  засветила
новые пожары. Прощай до завтра!

                                                         25. Утро

Все  тихо,  неприятель отдыхает;  перевязывает  вчерашние раны  и
окапывает  левое  крыло  свое. И  наши  не  дремлют -  готовятся.

                                                      25. Сумерки

Я почти целый день просидел на колокольне в селе Бородине. Оттуда
в зрительную трубку - все как на ладони! Они роются, как кроты, в
земле;  строят  преогромные  редуты,  а пушек,  пушек, и  сказать
страшно! На  одном только  окопе насчитал я  - сто! Но  не один я
задержан был любопытством на колокольне: многие генералы всходили
туда же.  Общее мнение было, что  неприятель для того огораживает
левое крыло  свое, чтобы свести все войска  на правое и с сугубым
усилием  ударить  на   левов  наше.  На  середину  также  ожидали
нападения. Но  вот уже сумерки! Ветер  поднимается с воем и гудит
по  шалашам.  Французы  оговорились  и  засветили  огни. Я  забыл
сказать,  что  почти  целый день  шайки  их  стрелялись с  нашими
егерями: наши  не давали им  пить из Колочи. Прощай  - темно! Иду
доставать свечи.

                                        С 25 на 26. Глубокая ночь

Все  безмолвствует!..  Русские, с  чистой, безупречной  совестью,
тихо дремлют, облегши  дымящиеся огни. Сторожевые цепи пересылают
одна другой протяжные отголоски.  Эхо чуть вторит им. На облачном
небе изредка искрятся звезды.  Так все спокойно на нашей стороне.

Напротив  того:  ярко  блещут  устроенные  огни в   таборах [10*]
неприятельских; музыка, пение, трубные голоса в крики по всему их
стану разносятся. Вот слышны  восклицания! Вот еще другие!.. Они,
верно, приветствуют разъезжающего  по строям Наполеона. Точно так
было перед Аустерлицким сражением.  Что будет завтра? Ветер гасит
свечу, а сон смыкает глаза. Прощай!

                                   29 августа. Окрестности Москвы

Застонала земля и пробудила спавших на ней воинов. Дрогнули поля,
но  сердца спокойны  были. Так началось  беспримерное Бородинское
сражение 26  августа. Туча  ядер, с визгом  пролетавших над нашим
шалашом, пробудила меня и товарищей. Вскакиваем, смотрим - густой
туман  лежит  между  нами   и   ими.  Заря  только  что  начинала
зажигаться. Неприятель подвез несколько сот орудий и открыл целый
ад.  Бомбы и  ядра сыплются  градом. Треск и  взрывы повсеместны.
Одни шалаши валятся, другие пылают! Войска бегут к ружью в огонь.
Все это происходило в  середине, а на левом нашем крыле давно уже
свирепела гроза  в беспрерывных  перекатах грома пушек  и мелкого
оружия. Мы простились с  братом. Он побежал со стрелками защищать
мост. Большую  часть этого ужасного дня  проводил я то на главной
батарее, где находился Светлейший, то на дороге, где перевязывали
раненых.  Мой друг!  Я видел  это неимоверно жестокое  сражение и
ничего  подобного в  жизнь  мою не  видал, ни  о чем  подобном не
слыхал и едва ли читывал.

Я  был под  Аустерлицом,  но то  сражение  в сравнении  с этим  -
сшибка! Те, которые были под Прейсиш-Эйлау, делают почти такое же
сравнение.   Надобно  иметь   кисть   Микеланджело,  изобразившую
страшный  суд, чтоб  осмелиться представить это  ужасное побоище.
Подумай только, что до  400 тысяч лучших воинов, на самом тесном,
по  их   многочисленности,  пространстве,   почти,  так  сказать,
толкаясь  головами, дрались  с неслыханным отчаянием:  2000 пушек
гремели  беспрерывно.  Тяжко  вздыхали  окрестности  -  и  земля,
казалось, шаталась под  бременем сражающихся. Французы метались с
диким остервенением;  русские стояли  с неподвижностью твердейших
стен. Одни стремились дорваться до вожделенного конца всем трудам
и   дальним  походам,   загрести   сокровища,  им   обещанные,  и
насладиться  всеми  утехами жизни  в  древней знаменитой  столице
России; другие  помнили, что заслоняют собой  эту самую столицу -
сердце  России  и  мать  городов. Оскорбленная  вера,  разоренные
обл