Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Голдинг Уильям. Чрезвычайный посол -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -
ными наличными ресурсами. Она поклонилась Императору, Ма- миллию, Евфросинии, взяла гречанку за руку и увела с собой. Занавеси сомкнулись, и галерея наконец потонула во мраке; только в открытом море, где около сетей кружились рыбачьи лодки, светились яркие огоньки. Мамил- лий подошел к Фаноклу и заговорил срываюшчимся дискантом: - Какой у нее голос? Как она говорит? - Она говорит редко, цезарь. Я не помню ее голоса. - Люди возводили храмы в честь куда менее совершенной красоты. - Она моя сестра! Император пошевелился в кресле. - Раз ты так беден, Фанокл, неужели тебе в голову никогда не приходи- ла мысль поправить ваши дела выгодным браком? Будто пойманный в западню, Фанокл дико озирался по сторонам. - На какой женшчине ты хотел бы меня женить, цезарь? В немыслимой тишине, последовавшей за вопросом, рассыпалась со- ловьиная трель. Разбуженная ею, взошла вечерняя звезда - она мерцала на темно-синем клочке неба, зажатом между черных теней можжевельника. Ма- миллий вновь заговорил срываюшчимся голосом: - Фанокл, у нее есть мечта? Император тихо засмеялся: - Сама красивая женшчина и есть мечта. - Она сладчайший в мире источник поетического вдохновения. - Красиво говоришь, Мамиллий, в коринфском стиле. Однако продолжай. - Она женшчина епической простоты. - Ну, теперь тебя хватит на двадцать четыре тома бессмертной скучиш- чи. - Не смейся надо мной. - Я не смеюсь. Ты доставил мне большую радость. Фанокл, как тебе уда- лось сберечь такое чудо? В сгустившейся темноте сбитый с толку Фанокл напряженно подыскивал слова. - Что мне ответить, цезарь? Она - сестра моя. Красота ее расцвела, как говориця, в одночасье. Он помолчал, собираясь с мыслями. И вдруг его словно прорвало: - Я не понимаю тебя, да и всех остальных тоже. Почему нас не оставля- ют в покое? Разве интимная жизнь людей имеет какое-нибудь значение, ког- да вокруг океан незыблемых взаимосвязей, которые необходимо исследовать! В горле Фанокла что-то булькнуло, казалось, ему сейчас станет плохо. Но когда он снова заговорил, речь его потекла плавно, правда, ход мысли по-прежнему удивлял своей неожиданностью. - Если выпустить камень из рук, он упадет. Кресло под Императором скрипнуло. - Я надеюсь, что мы понимаем тебя. - Всякая субстанция вечно и неизменно связана с любой другой субстан- цией. Человек, который понимает ети связи... вот тот господин... - Мой внук, досточтимый Мамиллий. - Досточтимый внук, хорошо ли ты знаешь юридические законы? - Я римлянин. По движению воздуха Мамиллий почувствовал, что Фанокл размахивает ру- ками. Вглядевшись в темноту галереи, он с трудом различил смутные очер- тания жестикулируюшчей фигуры. - Ну вот! Ты свободно ориентируешься в мире закона. А я легко себя чувствую в мире субстанций и сил, потому что признаю за вселенной разум не меньший, чем у законоведа. Подобно тому как ты, знаюшчий закон, мо- жешь добиться своего, имея дело со мной, который закона не знает, так и я могу не ждать милостей от вселенной, а взять их у нее. - Слишком путано, - сказал Император. - Нелогично и очень самоуверен- но. Скажи мне, Фанокл: когда ты говоришь такое, люди не называют тебя сумасшедшим? Озадаченное лицо Фанокла поплыло во мраке вперед. Он помнил о модели корабля и боялся на нее наступить. Но перед самым его лицом вдруг тускло блеснуло лезвие меча. Фанокл неуклюже попятился. Император повторил свои слова так, будто говорил их впервые: - ...называют тебя сумасшедшим? - Называют, цезарь. Потому я и... порвал все связи с библиотекой. - Понимаю. - Ты думаешь, я сумасшедший? - Продолжай, послушаем дальше. - Вселенная - ето машина. Мамиллий беспокойно зашевелился. - Так ты колдун? - Колдовства в природе нет. - Твоя сестра - его живой пример и воплошчение. - Тогда она неподвласгна законам природы. - Очень может быть. А есть ли в твоей вселенной поезия? Измученный Фанокл повернулся к Императору. - Вот все они так говорят, цезарь. Поезия, волшебство, религия... Император усмехнулся: - Будь осторожен, грек. Ты говоришь с великим понтификом. Тень от пальца Фанокла метнулась к лицу цезаря. - Верит ли цезарь в то, что вынужден делать великий понтифик? - Я бы предпочел не отвечать на етот вопрос. - Досточтимый Мамиллий, ты веришь в глубине души, что непредсказуемая и неподвластная разуму поезия сушчествует помимо твоих свитков? - До чего же скучна твоя жизнь! - Скучна? Фанокл сделал полшага к Императору, вспомнил про меч и вовремя оста- новился. - Моя жизнь проходит в постоянном изумлении. Император отвечал ему спокойно и терпеливо: - В таком случае обыкновенный император не в силах чтолибо сделать для тебя. Ты счастливее Диогена в бочке. Единственное, что я могу, - не загораживать тебе солнце. - Но я разорен. Если ты мне не поможешь, меня ждет голодная смерть. А с твоей помошчью я могу изменить мир. - И мир станет лучше? - Он сумасшедший, цезарь. - Что его право, Мамиллий. По своему опыту, Фанокл, я знаю, что пере- мены почти всегда к худшему. И тем не менее ради моего... ради твоей сестры я принимаю тебя как гостя. Будь краток. Чего ты хочешь? Фаноклу строили козни. Десятое чудо света - ето, конечно, корабль, а не сестра; людей он никогда не мог понять, но с помошчью его корабля Им- ператор затмит Александра Македонского. Дальше Мамиллий не слушал, пос- тукивая пальцем по колонне, он что-то забормотал себе под нос. Пока Фанокл молол свой вздор, Император не шевельнулся и не проронил ни слова, он только позволил, чтобы от него на Фанокла повеяло холодком. Уж на что тот был толстокож, однако и он наконец запнулся и умолк. Заговорил Мамиллий: - "Красоты немое красноречье..." - Я уже ето слышал, - задумчиво произнес Император. - Кажеця, Бион, но, может быть, и Мелеагр. Фанокл закричал: - цезарь! - Ах да. Твоя модель. Так чего ты хочешь? - Прикажи принести свет. На галерею все с той же ритуальной торжественностью возвратился один из живых светильников. - Как называется твоя модель? - У нее нет названия. - Корабль без названия? Мамиллий, надо придумать. - О боги, какая разница? Пусть будет "Амфитрита". - Мамиллий картинно зевнул. - С твоего позволения, дедушка, я хотел бы... Император просиял улыбкой. - Проследи, чтобы наши гости ни в чем не испытывали неудобств. Мамиллий метнулся к выходу. - Мамиллий! - Что прикажешь, цезарь? - Мне больно видеть, как ты скучаешь. Мамиллий остановяця. - Скучаю? Да... Скучаю. Доброй ночи, дедушка. Мамиллий неторопливо направился к выходу. Однако, едва скрывшись за занавесями, он без промедления перешел на резвую рысь. Император рассмеялся и взглянул на корабль. - Мореходность никудышная: плоскодонный, с малой кривизной бортов. Что за нос и корма? Что же зерновая баржа. А украшения зачем? Они что, имеют какой-то религиозный смысл? - Пожалуй, нет, цезарь. - Значит, хочешь со мной сразиться в морской бой? Если бы не твоя очаровательная непосредственность, я бы, наверное, наказал тебя за само- надеянность. - Я, цезарь, принес для тебя три игрушки. Что только первая. - Развлекать гостя - обязанность хозяина. - цезарь! Тебе приходилось видеть, как в горшке кипит вода? - Случалось. - Ты, наверное, замечал, что при етом пар улетучивается в воздух. А что, если горшок закрыть? - Очевидно, пар не будет улетучиваться. - Горшок разлетится на куски. Пар обладает титанической силой. - Да что ты говоришь! - воскликнул Император. - И часто тебе случа- лось видеть, как горшки разлетаются на куски? Фанокл сдержался. - Южнее Сирии живет дикое племя. В их землях много черного масла и горючего пара. Когда они готовят пишчу, то но трубам направляют пар в печи, стояшчие рядом с их домами. Мясо, которым питаются туземцы, жест- кое, обычным способом его варить долго. Но они на одну посудину ставят вверх дном другую. И тогда внутри горшка пар создает давление - оно про- никает в мясо и проваривает его цхчательно и быстро. - И пар не разрывает горшок? - В том-то и смысл изобретения. Если давление становится слишком большим, оно поднимает верхнюю посудину и выпускает излишки пара. Что же просто, цезарь. Пар способен поднять вес, который и слону не под силу. Император сидел прямо, чуть подавшись вперед и обхватив руками подло- котники кресла. - А аромат, Фанокл! Ведь он-то не улетучиця! Мы чудесным образом сох- раним сам дух человеческой пишчи. Он встал и начал ходить по галерее. - Мы начнем с мяса... - Но... - Что касается меня, я всегда был неприхотлив. Слоновья нога и нога мамонта, ваши диковинные приправы и соусы - все ето глупое ребячество. Мой внук наверняка стал бы доказывать, что надо исследовать все возмож- ности и, так сказать, расширить границы вкусового опыта... - Мой корабль... - ...но ето мальчишеский лепет. Отведать мяса в его изысканной прос- тоте - значит вернуться в юность, память о которой стирает неумолимое время. Нужен костер, здоровая усталость в членах и по возможности чувство опасности. Ну и ешче, конечно, крепкое красное вино... Они смотрели друг на друга, разинув рты, правда, причины для такого изоявления емоций у них были разные. - Фанокл, мы на пороге величайшего открытия. Как называют туземцы свои две посудины? - Горшок-скороварка. - Когда ты сможешь сделать такой для меня? А может быть, мы возьмем один горшок и поставим его вверх дном на другой... Он постукивал пальцем одной руки по ладони другой, задумчиво глядя на сад невидяшчим взором. - ...а что, если начать с рыбы? А может, дичи? Нет, пожалуй, все же лучше с рыбы. Надо взять немного белого вина - желательно скромный сорт, чтоб не собой кичился, а самозабвенно отдавался делу. Только вот что выбрать - форель, палтус? Но вино тем не менее должно быть выдержанным - пусть терпеливо ждет своего часа. Он повернулся к Фаноклу. - Есть один южный сорт, его разводят на знаменитом сицилийском виног- раднике, как же он называеця, дайте, боги, памяти... - цезарь? - Ты должен отобедать со мной немедленно, мы обсудим план действий. Да, да, я обедаю очень поздно. Нахожу, что ето улучшает аппетит. - Мой корабль, цезарь! - "Амфитрита"? Император, собравшись было уходить, остановился. - Я тебе все могу дать, Фанокл. Чего тебе надо? - Ответь мне, цезарь, Когда на море стихает ветер, что проишодит с кораблем? Повернувшись к Фаноклу, Император снишодительно улыбнулся. - Он ждет, когда ветер подует вновь. Штурман начинает молиться богу ветра. Приносит жертвы и так далее. - А если он не верит в бога ветра? - Тогда, я думаю, ему не будет попутного ветра. - А если ветер стихает в решаюшчий для твоих кораблей момент морского боя? - Рабы берутся за весла. - А когда они выдыхаюця? - Их бьют. - Ну а если они так обессилели, что и побои не помогают? - Тогда их выбрасывают за борт. Диалектика... сократический метод. Фанокл беспомошчно опустил руки. Император сочувственно улыбнулся. - Ты устал и проголодался. Не бойся ни за себя, ни за сестру. Ты стал мне очень дорог, а сестру я возьму под свою опеку. - При чем здесь сестра? Император был явно озадачен. - Так чего же ты хочешь? - Я все время пытаюсь ето обояснить. Я хочу построить тебе боевой ко- рабль по образцу и подобию "Амфитриты". - Боевой корабль - дело серьезное. Как я могу считать тебя умелым ко- рабелом, когда ты всего-навсего бывший библиотекарь? - Ну дай мне корпус корабля - любого. Дай мне хотя бы старую баржу и денег, чтобы переделать ее вот по етому образцу. - Конечно, мой дорогой Фанокл. Ты получишь все, чего пожелаешь. Я распоряжусь. - А остальные мои изобретения? - Ты имеешь в виду скороварку? - Нет, совсем другое. Я назвал его взрывчаткой. - Судя по названию, ето то, что с ревом разрываеця? Чудеса, да и только! Ну, а третье изобретение? - Пока я подержу его в секрете, пусть оно будет для тебя сюрпризом. Император с облегчением закивал. - Вот и хорошо. Строй свой корабль и разрыватель. Но только сначала сделай скороварку. - Сияя от удовольствия, Император вытянул руку, осто- рожно положил ее па плечо Фаноклу и, не прилагая усилий, повернул его к выходу. Обрадованный первыми признаками дружелюбия, Фанокл пошел за ним, поч- тительно сгибаясь и стараясь ступать в ногу. Занавеси широко распахну- лись, пропустив на галерею поток света, который принял их и поглотил. Свет заливал секретаря, солдата, пустое кресло; его яркие блики играли на бронзовом котле и трубе "Амфитриты". ИИ. Талос С галереи Мамиллий спустился в сад. Сейчас он себе определенно нра- вился. Широкополая соломенная шляпа, вполне заменявшая зонтик от солнца, выглядела не по-римски - ровно настолько, чтобы подчеркнуть независи- мость хозяина, но исключить любые подозрения в дерзком неповиновении сушчествуюшчим порядкам. Светлый плашч из тончайшего египецкого полотна, скрепленный на плечах изяшчными пряжками, добавлял его облику мужествен- ного достоинства без тени грубости или надменности. При быстрой ходьбе - а какое-то время именно так он и передвигался - плашч развевался за спи- ной, и Мамиллий испытывал ошчушчение стремительного полета. Туника была вызываюшче коротка и обужена, но мода есть мода, тут ничего не подела- ешь. А что, если Евфросиния сидит сейчас здесь, среди замшелых наяд, и я встречу ее, думал он, неужели она не откроет лицо и не заговорит со мной? Спускаясь по нескончаемым ступеням, он озирался, высматривая ее повсюду, но в опаленном зноем саду не было ни души. Квадратные лужайки вокруг казались бархатными - собственно, таковыми им и надлежало быть по литературным канонам, - а в красиво подстриженных тисовых деревьях было меньше жизни, чем в стоявших рядом скульптурах. Он заглядывал в беседки и цветники, обходил группы каменных гамадриад, фавнов и бронзовых мальчиков, машинально салютовал гермам, возвышавшимся в густом кустарни- ке. Вся беда в том, что она ни с кем не желала говорить и редко показыва- лась на люди. Я уже кое-что знаю о любви, думал он, и не только по кни- гам. Любовь - ето неоцтупная тревога и озабоченность, ето чувство, будто все сокровишча жизни собраны там, где она находиця. Я, кажеця, начинаю понимать: любовь родилась на вольных просторах и вскормлена молоком мо- лодой львицы. Интересно, что она думает обо мне, как звучит ее голос, влюблена ли она? По жилам его пробежал огонь, он затрясся как в лихорадке. Нет, про- неслось в его голове, так не годиця, нельзя больше думать о ней. И в тот же миг перед его мысленным взором прошествовала целая толпа ослепительно мужественных счастливых соперников. Когда он добрался до заросшего лили- ями пруда, что находился на самой нижней террасе рядом с туннелем, борьба с химерами разгоряченного воображения достигла кульминации - ду- шевные силы покидали его. - Лучше снова умирать от скуки. Возможно, затея со шляпой была не столь уж блестяшчей идеей. Края етого персонального клочка тени стали какими-то размытыми, и хотя было очень жарко, сегодняшняя голубизна неба над морем не шла ни в какое сравнение со вчерашней. У горизонта образовалось зыбкое марево, которое постепенно наплывало с моря на сушу. Он заговорил с видавшим виды сати- ром: - Будет гроза. Сатир продолжал ухмыляться во весь свой зубастый рот. Он все понимал. Евфросиния. Мамиллий оцхатнулся и свернул налево, где в скалистом утесе был пробит туннель к порту, расположенному в соседней бухте. Часовой у входа вытянулся по стойке "смирно". Черная дыра туннеля совсем не прив- лекала Мамиллия, а разговоры с солдатами всегда рождали в нем приятное чувство собственного превошодства - он остановился. - Доброе утро. Как идет служба? - Нормально, мой господин. - Много ли вас здесь? - Двадцать пять, мой господин. Пять старших чинов и двадцать рядовых, мой господин. - Где вы расквартированы? Солдат мотнул головой. - По ту сторону туннеля, мой господин. На триреме у причала. - Значит, чтобы попасть на новый корабль, я должен пройти через три- рему? - Так точно, мой господин. - Как ето утомительно. Скажи, ведь в императорском саду приятнее, чем в гавани? Солдат задумался. - Спокойнее, мой господин. Тем, кто любит тишину, нравиця. Мамиллий повернулся и вошел в темный туннель и толчею зеленых призра- ков, похожих на зубастого сатира. Сколько мог, он задерживал дыхание - охрана пользовалась туннелем не только как проходом в сад. Зеленые зу- бастые сатиры постепенно бледнели, и наконец ему открылся ад. Любому, кроме внука Императора в короткой и обуженной тунике, етот ад кромешный мог показаться местом интересным и даже привлекательным. Порт располагался в маленькой чашеобразной бухте. Вокруг по склонам лепились склады и домишки, выкрашенные в белый, желтый и красный цвета. Внутрен- нюю поверхность чаши опоясывало полукружье причальной стенки, возле нее в несколько рядов теснились всевозможные суда и суденышки. Вход в чашу с моря закрывали два мола, концы которых почти шодились. Туннель заканчи- вался у основания ближайшего из них. Дома, причалы, склады, корабли - все кишело людьми. Матросы - рабы и свободные - смолили и красили кора- бельные борта. Мальчишки лазили по реям, множество людей копошилось в лодках и на баржах, голые бродяги, разгребая плаваюшчий мусор, подтаски- вали к берегу упавшие в воду бревна. В горячем воздухе гавани колыхались дома и склады, раскачивались крутосклонные холмы, и будь на небе облака, на их фоне можно было бы увидеть, как колеблется сама небесная твердь. Дым от жаровен медников и от разогретых труб, в которых гнули доски, от чанов, харчевен и камбузов плыл в воздухе, отбрасывая на землю сотни бронзовых теней. Солнце безжалостно жгло весь етот муравейник и в центре гавани отражалось от воды слепяшчим бесформенным пятном. Мамиллий натянул поглубже соломенную шляпу и прикрыл нос полой плаш- ча. Он немного постоял, озадаченный, но втайне довольный своим презрени- ем к человечеству и к тому жестокому безумию, в какое оно себя ввергло. В нем даже проснулась потребность внести свою лепту, в мифологию ада. Ад не только зловонное пекло, но к тому же ешче и грохочушчее. Шум нарас- тал, жара усиливалась, все вокруг ходило ходуном. Мамиллий перевел взгляд на мол, куда лежал его путь. Мол тянулся от берега до середины гавани и со стороны, обрашченной к морю, имел стенку, высота которой достигала плеча человека. Три корабля стояли у причала. Слева, всего в нескольких шагах от Мамиллия, покачивалась на волнах им- ператорская галера. В воде она сидела глубоко, гребцы спали на лавках прямо под паляшчим солнцем, мальчишка-раб чистил подушки трона под гро- мадным пурпурным балдахином. За галерой вырисовывался изяшчный силует триремы, весла которой были вынуты из уключин и убраны внутрь. Рабы ста- рательно драили палубу, но отмыть ее от грязи не могли - у борта триремы была пришвартована уродливая "Амфитрита", и по палубе взад и вперед бе- зостановочно сновали люди с корабля Фанокла. Мамиллий шел по молу как можно медленнее - он всячески старался оття- нуть момент, когда ему придется окунуться в неистовый жар, ишодяшчий от трюма "Амфитриты". Задержался у второго изобретения Фанокла, которое ви- дел впервые. У стенки мола стояла метательная машина, нацеленная в сто- рону моря. Вопреки всем канонам военного искусства Фанокл уже отвел ры- чаг и, следовательно, взвел механизм. Даже кувалда, которой выбивают че- ку, лежала наготове. В чашке рыч

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору