Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
15 -
16 -
17 -
18 -
19 -
20 -
21 -
22 -
А.НЕМИРОВСКИЙ
СЛОНЫ ГАННИБАЛА
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ЛЕВ ПОКАЗЫВАЕТ КОГТИ
Льва узнают по когтям.
Древняя пословица
СЫНОВЬЯ
Они возились на ковре, как маленькие смешные зверьки. Мелькали
спутанные вихры, слышался визг и прерывистое дыхание. Ганнибал повалил
Газдрубала. Магон уцепился за шею Ганнибала и тянул вниз. Это у них
называлось войной. Сегодня Ганнибал - римлянин, а его братья -
карфагеняне. Силы были равны. Ганнибалу девять лет, братьям столько же
двоим.
- Сдавайтесь! - кричал старший, вращая белками глаз. - Сдавайтесь,
вы, щенки!
Но малыши и не думали отступать. Магон вцепился в волосы Ганнибалу,
тот потянулся, чтобы наказать "вероломного врага". Этим воспользовался
Газдрубал и опрокинул старшего брата.
Приоткрыв полог, Гамилькар незаметно наблюдал за сыновьями. Его
толстые губы шевелились, как всегда, когда он испытывал волнение. Давно ли
в этой же комнате, на этом же самом ковре он боролся с братьями. Тогда они
играли в карфагенян и греков, но воевать ему пришлось с римлянами.
Двадцать три года длилась эта война. Она отняла у него все - и братьев и
славу. Позорный мир, невыносимо тяжелая дань. А потом, воспользовавшись
слабостью Карфагена, восстали рабы и наемники. Гамилькару пришлось
сражаться с людьми, которые служили под его водительством в Сицилии. Он
давил их слонами, распинал на крестах. А ведь это были в прошлом неплохие
воины. И где найти им замену?
Ганнибал снова подмял под себя Газдрубала. Размахивая кулаком, он не
давал приблизиться Магону, который опасливо держался в стороне.
- Рим победил! - крикнул Ганнибал тонким, срывающимся от возбуждения
голосом.
Гамилькар вздрогнул. Его полное лицо побагровело. Даже у себя дома он
не может избавиться от этого слова, ноющего, как застарелая рана, жгущего,
как пощечина, давящего сердце, как камень.
Подбежав к оцепеневшим детям, он закричал:
- Замолчите! Чтоб я не слышал этого!
Дети растерянно поднялись с ковра. Смущенно смотрели они себе под
ноги. Они всегда стеснялись отца, потому что редко его видели и так много
слышали о нем от окружающих. С именем Гамилькара в их воображении
связывались страны и города со звучными и диковинными названиями, битвы с
далекими, неведомыми народами. Им казалось, что отец занят какой-то
удивительно интересной игрой. И теперь, когда они ему подражают, он так
незаслуженно суров с ними!
Магон поднес кулачки к глазам и залился слезами. Газдрубал
нахохлился, как молодой петушок. Ганнибал пристально смотрел на отца. В
его зрачках застыло тревожное, беспокойное недоумение.
Гамилькару сделалось не по себе от этого укоряющего взгляда. Каждый
день он может уйти в ту страну, откуда нет возврата. Таков удел воина. И
всегда, когда вокруг свистят стрелы и льется кровь, он думает о них, о
своих сыновьях. Страстно хочется верить, что дети унаследуют не только его
толстые губы, курчавые черные волосы и выпуклый лоб, но и то, что владеет
душой. Или это обман, которым себя тешат смертные? Сын будет жить своей
жизнью, у него появятся свои заботы, свои привязанности и своя вражда.
Выросшие в логове львята разбредутся по свету. И вспомнят ли они о льве,
приносившем им теплую добычу?
С неожиданной нежностью Гамилькар привлек к себе детей, потных и
раскрасневшихся. От них исходил запах свежести. Так пахнут на рассвете
луговые травы, еще не высушенные солнцем. Да, это его сыновья, его
маленькие львята. В прошлом году они потеряли мать, еще раньше - сестру. А
он покинул свое логово и стал чужим для сыновей. У них нет никого, кто бы
их приласкал, кто бы разделил с ними их детские радости и огорчения.
Маленькие заброшенные львята!
- Перестаньте хныкать, вы, воины! - порывисто шептал Гамилькар. -
Собирайтесь, я покажу вам слонов!
В КАРФАГЕНЕ
Карфаген встречал слонов. Все улицы от Торговой гавани, где животных
вывели с кораблей, до возвышающейся над городом крепости Бирсы были
заполнены крикливой толпой. Казалось, во всем огромном городе не осталось
ни одного человека, равнодушного к этому зрелищу. Те, кому не хватило
места на тротуарах и мостовых, устроились на плоских черепичных крышах.
Мальчишки облепили деревья и подножия статуй, унизали, как воробьи,
каменные ограды храмов.
- Идут! - послышался громовой крик.
- Слава Гамилькару! - последовал другой возглас и тотчас же потонул в
рукоплесканиях.
Из-за поворота узкой, застроенной высокими домами улицы показался
первый слон. Его спину и крутые бока покрывала пестрая попона. Над попоной
возвышалась обитая кожами башенка. Башенка была пуста, но перед нею, на
шее слона, восседал человек с остроконечной железной палкой в руках. Его
просторный плащ был подпоясан черным матерчатым поясом. Белая повязка,
замотанная вокруг головы, напоминала трубочку с кремом, какие выпекают на
праздники. Из-под повязки блестели живые черные глаза. Человек важно
помахивал своей палкой, словно приветствия относились не к слонам и не к
Гамилькару, который подарил их республике, а к нему одному.
Слон осторожно шагал, обнюхивая хоботом мостовую. Так слепец
ощупывает землю палкой, прежде чем сделать шаг. Впервые за много дней под
Суром [Сур - имя карфагенского слона, участвовавшего в войне с римлянами]
была не зыбкая, колеблющаяся палуба, а нагретые солнцем каменные плиты. Но
у этих камней был какой-то странный и незнакомый запах, запах чужбины.
Карфагеняне считали слонов вслух: "Три... пять... девять...
двенадцать". Всего двенадцать индийских гигантов. Ни разу, ни одно
слоновье стадо в Карфагене не встречали с таким восторгом и
воодушевлением.
Загоны в городской стене могли вместить триста слонов, но со времени
войны с восставшими рабами и наемниками опустевшие помещения были заняты
бездомными бродягами и нищими. Их стали называть в насмешку "слонами". И
даже появилось выражение "протянуть хобот", означавшее: "просить
милостыню". Теперь же огромные ниши в городской стене займут настоящие
боевые слоны.
Восхищенная толпа провожала слонов до самых загонов, украшенных
пальмовыми листьями и цветами. Люди терпеливо стояли на жаре, наблюдая,
как индийцы заводили слонов в их жилища, как они смазывали коровьим маслом
морщинистую кожу живота и ног гигантов.
Народное поверье считало встречу со слоном счастливым
предзнаменованием. "Слоны приносят счастье", - говорили в народе, и
каждому хотелось иметь его частицу. Предприимчивые торговцы в белых
передниках поверх туник [туника - нижняя одежда в виде рубашки; шилась из
цельного куска материи] сновали в толпе. На головах у них поблескивали
медные подносы с фигурками слонов из эбенового дерева, камня, обожженной
глины и даже хлебного мякиша, обмазанного финиковым медом. "Кому счастья?"
Отыскались и ценители боевых слонов. Их окружили кучки любопытных,
смотревших прямо в рот этим знатокам. Стоит послушать, с каким
воодушевлением они описывают мощь слонов, каким умом и сообразительностью
их наделяют!
- Во время войны в Сицилии, - рассказывал человек в войлочной шляпе,
- наш лагерь находился от римского в двадцати стадиях [стадий - мера
длины: около двухсот метров; слоны обладают лучшим из всех животных
чутьем; по ветру они чувствуют приближение врага за пять километров]. Ночь
была темная. Утомленные воины спали. Вдруг заревели слоны. Наш полководец
догадался, что идут враги. Ведь слоны не выносят запаха жареного лука,
который исходит от римлян.
В толпе послышался смех.
- На земле нет животного сильнее слона, - продолжал человек в шляпе.
- Я сам видел слона, свернувшего шею льву и поднявшего его своим хоботом,
как котенка. А в римскую войну вся вражеская конница была уничтожена тремя
"индийцами" [слоны в III веке до н.э. водились в Индии и Африке, которую
обычно называли Ливией; отсюда названия слонов - "индийцы" и "ливийцы"].
Шумное одобрение слушателей было наградой за эту патриотическую
небылицу.
Успех воодушевил рассказчика:
- Однажды в Мавритании [Мавритания - область в Северо-западной
Африке, принадлежавшая Карфагену (современное Марокко); здесь в древности
жили слоны, которых местные племена называли "цези"] мы отправились на
ночную охоту. Впереди виднелось что-то темное, подобно холмам. Подошли
поближе. Да это слоны! Сидят себе, задрав к небу хобот, и смотрят на луну
и ревут так жалобно, что без слез слышать нельзя. Тут-то мы и поняли:
слоны молились богине Танит! [богиня любви и плодородия, почиталась в
образе луны]
Раздался оглушительный хохот. Кто-то надвинул рассказчику на глаза
его войлочную шляпу.
- За кого ты нас принимаешь! - послышался чей-то возмущенный возглас.
- Смотри, как бы тебе самому не свернули шею!
Опешивший знаток слонов поспешил затеряться в толпе.
К полудню площадь перед загонами опустела. Толпа растаяла, оставив
после себя скорлупу от орехов и шелуху сушеных тыквенных семечек. Рабы с
метлами и лейками наводили чистоту. Индийцы, накормив животных, прилегли в
тени смоковницы. Они устали от непривычного для них шума чужого города.
Уже вечерело, когда к загону подошли двое карфагенян с мальчиком лет
девяти. Длинный черный плащ скрадывал грузность Гамилькара. Рядом с
полководцем был юноша лет двадцати пяти - племянник Гамилькара Газдрубал,
"Старик", как его называли в семье за седую прядь волос на левом виске.
Его плечи покрывала короткая красная накидка, какую обычно носят всадники.
- Отец, а отец! - Ганнибал теребил за рукав Гамилькара. - Смотри,
какой у слона смешной длинный нос.
Гамилькар грустно улыбнулся.
- Видишь, Старик, - сказал он, обращаясь к своему спутнику, - в какую
пропасть скатилась республика. Мои сыновья не видели живых слонов! А ведь
всего лишь пять лет назад на улицах города слона можно было встретить
чаще, чем теперь мула... А разве одних слонов мы потеряли? - продолжал он,
зажмурив глаза и слегка покачивая головой. - Мы лишились флота, римляне
опустошили нашу казну, отняли принадлежавшие нам острова. Они скоро
заставят нас платить за воздух, которым мы дышим, за воду, которую пьем,
за вино, которым совершаем возлияния богам и предкам.
- Ты прав, Гамилькар, - согласился Газдрубал. - Мы живем в тяжелое
время. Но пусть меня поразит Мелькарт [бог солнца], если твои дети не
увидят лучшие дни! Я верю в возрождение республики. Сегодня весь наш город
встречал слонов. Народу известно, кто их купил. Многие выкрикивали твое
имя.
- И эти выкрики черни - награда за мои раны, за мои труды! -
Гамилькар горько улыбнулся. - Если бы ты побывал в Большом Совете, то
сказал бы другое. Ты услышал бы, как рабби [советники] рукоплескали
Ганнону [Ганнон - глава враждебной Гамилькару партии], когда он заявил,
что я добиваюсь царской власти. Ганнон требовал, чтобы я распустил армию и
отчитался перед Советом. - Лицо Гамилькара побагровело. Сжав кулаки, он
закричал прерывающимся голосом: - Распустить армию, которая спасла
республику?! А кто мне вернет серебро, заплаченное наемникам? Кто
возвратит деньги за этих слонов, доставленных с другого края земли? Не
Ганнон ли, который предан нашей республике лишь на словах?
- Отец, а отец! - Мальчик тормошил Гамилькара.
- Чего тебе надо, Ганнибал? - спросил полководец раздраженно.
- Отец, что это за люди? Почему они так странно одеты? Что у них на
голове?
- Это индийцы, - отвечал Гамилькар. - Есть в том краю, где встает из
океана Мелькарт, страна Индия. В ее девственных лесах водится много
слонов, похожих на наших ливийских. Индийцы приручили своих слонов,
сделали их послушными. Я приобрел слонов у индийцев.
- А погонщиков ты тоже купил? - допытывался мальчик.
- Нет, это свободные люди, они служат мне за серебро.
- Тогда скажи им, чтобы они заставили вот этого большого слона
поклониться.
- Ты много захотел, сын мой. - Гамилькар улыбнулся. - Это боевые
слоны. Им не пристало кланяться. Они обучены поражать врагов своими
клыками, схватывать их хоботом, бросать наземь и затаптывать ногами.
- Отец, а отец! - не отставал мальчик. - Зачем везти слонов с края
света, когда они живут у нас под боком, в Ливии?
Газдрубал, до этого не вмешивавшийся в разговор отца с сыном, весело
рассмеялся:
- От наших длинноухих лишь один прок - слоновая кость. Скорее лев
подружится с овцой, чем человек оседлает дикого и бестолкового "ливийца".
- Ты так думаешь? - промолвил Гамилькар, загадочно улыбаясь. - Видишь
того пожилого погонщика, что сидит под смоковницей? Этот человек стоит
целой армии. Зовут его Рихадом. Потолкуй с ним. Он недурно говорит на
нашем языке. Рихад тебе объяснит, что нет таких диких слонов, которых
нельзя приручить.
Гамилькар замолчал, о чем-то задумавшись.
- Будет время, - начал он после долгой паузы, - и ты убедишься, что я
прав. Нет, не один Карфаген вступит в схватку с Римом. На нашей стороне
будет Ливия с могучими слонами, сейчас пасущимися в бескрайних степях,
Ливия с ее тонконогими, быстрыми, как ветер, скакунами, Ливия с ее
смуглокожими наездниками и меткими стрелками из лука. Будет время. Но пока
мне нужна Иберия [Иберия - древнее название Испании; Иберия была отделена
от Ливии узким проливом, который карфагеняне называли Столбами Мелькарта
(ныне Гибралтарский пролив); из Иберии можно было сушей достигнуть Рима].
Слоны и кони не умеют ходить по воде.
КЛЯТВА
Эти дни были заполнены тревогой ожидания. С утра Ганнибал выбегал на
дорогу, соединяющую поместье с Карфагеном. Мимо мальчика проезжали
повозки, запряженные сытыми, откормленными мулами. Сквозь щели в бортах
повозок просвечивало золотое зерно, виднелись амфоры с вином и оливковым
маслом, фрукты - все, что требуется ненасытному городу. Из города парами и
по четыре шли закованные в цепи невольники - чернокожие и светлокожие. Их
купили на рынке у гавани владельцы окрестных поместий. Поднимая белую
известковую пыль, скакали стражники в коротких синих плащах и черных
войлочных шляпах.
Отец не появлялся. Может быть, он забыл о своем обещании взять его с
собой? А мальчик только и думал об Иберии. В самом звучании этого слова
было для него что-то сказочное и волнующее. В нем слышался звон серебра,
которым, как говорили, была полна эта страна, удары океанских волн о ее
скалистые берега. Иберия! Воображение мальчика рисовало страшных чудовищ и
свирепых великанов, о которых рассказывается в сказках.
Предстоящий поход в Иберию волновал не одного Ганнибала. Невидимыми,
но прочными нитями имя и судьба Гамилькара были связаны с Сицилией. В те
дни, когда карфагенский флот терпел одно поражение за другим, одно
позорнее другого, как молния на небе, покрытом черными тучами, вспыхнула
яркая слава Гамилькара Барки. С высот Эрикса [Эрикс - гора в Сицилии, в
окрестностях которой во время первой Пунической войны (264-241 годы до
н.э.) происходили сильные бои] он совершал смелые нападения на вражеские
отряды, громил непобедимые римские легионы. И если для Карфагена Сицилия
была потеряна, то виноват в этом был не Гамилькар, а карфагенский флот,
разгромленный в битве при Эгатских островах [Эгатские острова - близ них в
241 году до н.э. произошло морское сражение, решившее исход первой
Пунической войны]. Как не верить, как не надеяться, что Гамилькар вернет
Карфагену этот благословенный остров!
Но вместо этого Гамилькар отправляется в Иберию. Некоторым это
казалось трусостью, почти предательством.
Однажды, когда Ганнибал уже потерял всякую надежду на возвращение
отца, приехал Гамилькар. Короткие мгновения прощания с братьями, и вот
мальчик уже в колеснице. Гулко стучат копыта: "В по-ход, в по-ход".
Шарахаются в стороны пешеходы, уступая дорогу бешено мчащейся колеснице.
Радостное возбуждение Ганнибала рассеивалось при взгляде на отца.
Гамилькар был хмур и сосредоточен. Как и тогда, во время игры с братьями,
мальчик не понимал отца. Опять отец чем-то недоволен, словно его не радует
поход в Иберию.
У храма Ваал Аммона Гамилькар дал знак рабу, чтобы тот остановил
коней. По гранитным ступеням, стертым тысячами ног, отец и сын прошли в
святилище. Массивные черные колонны поддерживали потолок, испещренный
витиеватыми узорами. Светильники на колоннах и на стенах освещали каменные
плиты пола, кожаные мешки и металлические сосуды с приношениями верующих.
Заколебалась и отползла в сторону пурпурная завеса. В глубине открылся
высокий алтарь, а за ним - огромная медная статуя обнаженного юноши. Не ей
ли в дни праздников приносят в жертву детей?
Ганнибал, следуя за отцом, робко приблизился к алтарю. Ему стало
зябко, словно холод каменных плит проник в его тело, леденя в жилах кровь.
- Положи сюда руку, сын мой. - Гамилькар показал мальчику на край
алтаря.
Ганнибал послушно протянул руку на алтарь.
- Теперь повторяй за мной слово в слово: "Пусть меня покарают
боги..."
- Пусть меня покарают боги...
- "...если я когда-нибудь буду другом вероломных римлян..."
- ...если я когда-нибудь буду другом вероломных римлян...
- "если я им не отомщу за позор моего отца..."
- ...за позор моего отца...
- "...и за унижение моей родины".
- ...и за унижение моей родины.
Каким только испытаниям не подвергала судьба Ганнибала! Она возносила
его на вершину славы, бросала из страны в страну, из города в город, но
всюду и всегда Ганнибал помнил этот храм, освещенный прыгающим пламенем
светильников, этот алтарь за пурпурной завесой, в его ушах, как призыв
трубы перед началом боя, звенел голос отца. Он не запомнил слов этой
клятвы, но сохранил ей верность на всю жизнь.
ИБЕРИЯ
Целый месяц войско находилось в пути. Пустыни, травянистые степи, и
снова пустыни. И каждый переход отдалял Ганнибала не только от Карфагена,
но и от Рима. Этот город, как хорошо знал мальчик, находился к северу от
его родины, за морем, а войско двигалось сушей на запад. Дать клятву в
вечной вражде Риму - и сразу же отправиться куда-то на край света!
Ганнибала утешала лишь мысль о предстоящих схватках с великанами и
чудовищами Иберии. Но и тут его ждало разочарование.
В Иберии не оказалось никаких чудовищ. В ней как будто не водились
даже львы, рык которых он слышал почти каждую ночь на всем пути до Столбов
Мелькарта. Испуганно ржали кони, возницы что-то кричали и размахивали
факелами, словно выводили на черном небе огненные письмена. А за Столбами
Мелькарта, узким проливом, отделяющим Ливию от Иберии, ночи были полны
дремотной тишины. Спали освещенные луной скалы, и море баюкало их мерным
напевом прибоя.
Не было в Иберии и диких слонов, целые стада которых встречались
войску на всем пути от Утики [Утика - крупный портовый город к востоку от
Карфагена] до Столбов Мелькарта. Еще в Ливии Ганнибал спросил у
иберийского наемника, какой самый страшный зверь на его родине. Ибер
ответил, не задумываяс