ей видимости,  это было  прерогативой  друидов. Тем не
менее  такие  запреты  рассматривались как безусловно  обязательные, и самые
худшие беды и несчастья, которые только могли обрушиться на людей, считались
следствием  нарушения  гейсов.  Первоначально   эти  запреты,  вне   всякого
сомнения,  имели  своей  целью  установить   некую  магическую  связь  между
человеком и потусторонним миром.
     Дочь Этэйн,  Этэйн Ойг, вышла замуж  за Кормака,  короля Ольстера.  Она
родила мужу только  одну  дочь. Разгневанный бесплодием  жены и  озабоченный
отсутствием наследников, король отправил  Этэйн в ссылку  и приказал бросить
ее дочь в яму (темницу).  "И тогда двое его рабов бросили  девочку  в яму, а
она на прощанье улыбнулась им ласковой улыбкой". После  этого рабы просто не
смогли  оставить  девочку на верную смерть; они решили отнести  ее к пастуху
Этерскела, короля Тары, который удочерил  и воспитал ее, так что со временем
"она  стала искусной  вышивальщицей, и во  всей Ирландии  не было  королевны
прекрасней  ее".  Отсюда, кстати,  происходит и ее имя,  Месс Буахалла,  что
означает "приемное дитя пастуха".
     Опасаясь, чтобы девушку не узнали, пастух поселил ее в домике без окон,
в   котором  было  одно-единственное  отверстие  в  крыше.  Однако  один  из
любопытных  приближенных  короля Этерскела  набрался смелости,  взобрался на
крышу, заглянул в это  отверстие  и увидел самую прекрасную девушку во  всей
Ирландии. Он тотчас рассказал обо всем королю, который приказал проделать  в
стене проем, через который  можно было взглянуть на  красавицу.  Дело в том,
что король этот тоже был бездетным,  и к тому же один из друидов поведал ему
пророчество о  том, что некогда незнакомая дева неведомого племени родит ему
сына. Увидев ее, король воскликнул:
     - Это - та самая дева, о которой говорится в пророчестве!
     Перед самым  ее  освобождением к  Месс Буахалле наведался  Немглан, бог
птиц, проникший к ней сквозь то же отверстие в крыше. Спорхнув прямо на пол,
он  сбросил с  себя одеяние  из  перьев  и  предстал  перед девой прекрасным
юношей. И та, как и Даная, и Леда, и Этлин, дочь Балора, воспылала любовью к
богу. Перед тем как попрощаться, Немглан поведал деве,  что скоро она выйдет
замуж за короля, но родит своему возлюбленному из клана Туатха Де Данаан (то
есть, другими  словами, самому Немглану)  сына, наречет  ему  имя  Конэйр  и
строго запретит ему охотиться на птиц.
     Так появился  на свет Конэйр. Повзрослев, он стал  мудрым и благородным
юношей, и его усыновил  местный лорд по  имени Деса, трое правнуков которого
были в детстве любимыми друзьями Конэйра. Их звали Ферли, Фергар и Ферроган,
и Конэйр, гласит предание, очень любил их и охотно делился с ними мудростью.
     Тем  временем  король  Этерскел  скончался,  и  предстояло выбрать  его
преемника.  Его старший сын не унаследовал трона и  титула, на которые  имел
полное право; дело в том, что клан решил выбрать королем самого одаренного и
умного представителя королевского рода. В легенде рассказывается, что выборы
происходили  посредством гадания. Для  этого  был устроен  "бычий пир": клан
заклал  могучего  быка,  и гадатель  должен  был "съесть  его внутренности и
выпить мясной отвар", а затем отправиться спать, причем во время сна над ним
должны  быть  прочитаны магические заклинания. Тот, кого он увидит во сне, и
должен стать королем. Итак, гадатель заснул  и  громким  голосом воскликнул,
что  видит  обнаженного  мужчину, идущего  в  Тару, который держит камень  в
праще.
     Бычий  пир был устроен  в Таре, но  Конэйр в это время  вместе с  тремя
приемными  братьями играл на  равнине Плэин Лиффи. Затем  они  расстались, и
Конэйр направился в Дублин, но внезапно  увидел на дороге стаю огромных птиц
с  удивительно  красивым оперением, переливающимся  всеми цветами радуги  Он
помчался за  ними на своей колеснице, но птицы ускользали от наконечника его
копья и улетали все дальше и дальше, не позволяя ему приблизиться к ним  Так
продолжалось до тех пор, пока они  не оказались  на  берегу моря  Туг Конэйр
спрыгнул с колесницы, выхватил пращу и попытался  было поразить их, но птицы
неожиданно превратились в вооруженных воинов и двинулись на  него, угрожающе
поблескивая мечами и копьями. Однако один из них поспешил прикрыть его своим
щитом и заявил:
     - Я  - Немглан, король птиц твоего отца; тебе же было запрещено убивать
птиц, и все, кого ты здесь видишь, - твои родичи
     -  До  нынешнего дня я не  знал этого, - отвечал Конэйр.- Сегодня ночью
отправляйся  в Тару, -  продолжал Немглан. -  Там состоится  бычий  пир,  на
котором  тебя  выберут  королем. Запомни:  обнаженный мужчина, который перед
самым рассветом окажется на дороге,  ведущей  в Тару, и будет держать в руке
пращу с камнем - "именно он станет королем"
     Послушавшись  его, Конэйр сбросил с себя одежду и нагим побрел ночью по
дороге, ведущей  в Тару, в окрестностях  которой вожди  зорко вглядывались в
темноту,  пытаясь  заметить человека,  о  котором  говорилось в  пророчестве
гадателя.  Увидев Конэйра, они поспешно  бросились нему,  одели его в лучшие
одежды, привели в Тару в королевский дворец и провозгласили новым королем.
     Затем  Конэйру  вручили  длинный  список  гейсов,  который, как  гласит
предание,  составил   для  него   Немглан.  "Правление  птицы   должно  быть
благородным, - сказал тот, - а поэтому - вот твои гейсы:

     Ты не должен обходить Тару справа, а Бреджию [1] - слева,
     Ты не должен охотиться на злобных зверей из Керны.
     Ты не должен покидать Тару каждую девятую ночь.
     Ты не должен  спать в доме,  в котором после заката  горит огонь,  и  в
доме, огонь в котором виден со двора.
     Ты не  должен следовав за тремя  всадниками в красном,  в сторону  дома
Красного.
     Во  время  твоего  правления  не должно  случиться  никаких грабежей  и
похищений.
     Ни один мужчина и ни одна женщина не должны входить после заката в дом,
в котором ты будешь находиться. Ты не должен вмешиваться в спор, вспыхнувший
между двумя твоими рабами.

     [1]  Бреджия была  обширной равниной, находившейся  к востоку от  Тары,
между реками Бойн и Лиффи.

     Наконец Конэйр вступил на престол, и начало его правления было отмечено
прекрасной  погодой   и   богатым  урожаем,  что  всегда  ассоциировалось  с
правлением доброго короля. В порты Ирландии то и дело  прибывали иностранные
корабли. Каждую осень на дубах поспевало столько желудей, что свиньи бродили
по  колено в  них. В  реках кишмя  кишела  рыба.  "Во  время  его  [Конэйра]
правления в  Эрине  не было совершено ни одного преступления, и  для жителей
Эрина  голос короля звучал  слаще  звона  струн лютни. Начиная с  середины и
весны и вплоть до самой середины осени никакой ветерок  не тревожил коровьих
хвостов".
     Однако волнения  все же были,  причем - с  самой  неожиданной  стороны.
Конэйр быстро  покончил  с грабежами и разбоем, и  это очень не  понравилось
трем  его  сводным братьям,  которые  были прирожденными разбойниками. Творя
злые дела на путях гордыни и властолюбия, они в  конце концов были пойманы с
поличным, когда их руки  еще были  обагрены кровью  жертвы. Однако Конэйр не
стал приговаривать  их к смерти, как  того требовал простой народ, а  просто
решил обезопасить  от них свое королевство. Братья были  высланы из Эрина, и
им  было приказано  отправиться  за море и,  если  пожелают, продолжать свои
набеги  там. В изгнании они встретили  другого вождя,  Ингкела Кеха, то есть
Одноглазого, сына короля Британии присоединились к его отряду и вместе с ним
напали на крепость,  в которой а  это время гостили отец Ингкела а также его
мать и братья. В ту же ночь вся королевская семья была перебита. После этого
Ингкел,  в свою очередь,  предложил братьям  напасть на земли Эрина, и  они,
собрав  в свою дружину разбойников  и  всякий сброд, в том  числе и  семерых
Манов, сынов Эйлилла и Медб из Коннахта, а также Ферли, Фергара и Феррогана,
совершили набег на Ирландию, захватив земли у побережья Дублина возле Хоата.
     Тем  временем  Конэйр,  под влиянием  происков его  недоброжелателей из
клана  Туатха  Де Данаан, стал нарушать  один  за другим свои гейсы. Так, он
вмешался  в  ссору между двумя своими слугами  в Мунстере, а возвратившись в
Тару, увидел, что все ее окрестности объяты заревом и окутаны дымом пожаров.
Король и его приближенные  решили, что это грабит столицу войско, вторгшееся
с  севера,  и чтобы поскорее  освободить  ее от насильников, Конэйр со своим
отрядом поспешил обойти Тару  с  правой  стороны, а  затем  обогнуть равнину
Бреджия с  левой. Однако,  как оказалось, и зарево,  и дым пожарищ на  самом
деле были лишь  наваждением,  иллюзией,  вызванной  чарами  богов Tyaтхa  Де
Данаан,  которые   сосредоточили  все  свои  силы  на  том,  чтобы  погубить
неугодного короля. На пути к Бреджии Конэйр начал было преследовать "злобных
зверей из Керны", которых на самом деле не было, "но так  ничего и не увидел
до тех пор, пока не прекратил погоню".
     Затем  Конэйр   решил  где-нибудь  переночевать  и  обнаружил,  что  он
находится неподалеку  от  приюта  Да Дерги, лорда Лейнстера. Приют этот  дал
название одной из знаменитых песен бардов - "Разрушение приюта Да Дерги". Во
время  прибытия  Да  Дерги в Тару  Конэйр успел породниться  с ним и поэтому
посчитал себя вправе воспользоваться законом  гостеприимства и  обратиться к
новому  родственнику.  Да  Дерга  жил  в  огромном  доме  с  семью  дверьми,
находившейся   неподалеку  от   современного   Дублина,  скорее  всего  -  в
Доннибруке, на  большой дороге,  ведущей в  город  с юга. И  когда его отряд
направился  к этому приюту, произошел странный случай: Конэйр увидел впереди
себя  трех  всадников,  облаченных  в  красные одежды и скакавших  на  конях
красной масти. Король тотчас вспомнил свой гейс о "трех всадниках в красном"
и послал вдогонку за ними гонца с повелением вернуться и уступить дорогу. Но
хотя гонец  едва  не загнал  коня, ему  так и не удалось приблизиться к трем
красным  всадникам  ближе чем на бросок боевого копья. Тогда он крикнул, что
король повелевает им вернуться, но один из всадников, обернувшись  и  смерив
его насмешливым взглядом, с  издевкой посоветовал гонцу  поспешить в "приют,
где его ожидают важные новости". Узнав об этом, король вновь и вновь посылал
гонцов  за всадниками, обещая  им большую  награду, если те пропустят короля
вперед и не  будут  маячить  перед ним. Наконец один из  них пропел  грозное
магическое заклинание: "О сын мой! У нас важные вести... Измучились кони, на
коих  мы  скачем, - кони  из сказочных пещер. Хотя  мы  и живы, мы уж  давно
мертвы.   Сын   мой,  какие  грозные  знаки:  головы  сложить,  стервятников
накормить,  воронов угостить, смертельный удар получить, лезвия мечей кровью
живой обагрить... Видишь - щиты пробиты насквозь на закате. Горе, о сын мой,
горе!" После этого  всадники поскакали  вперед, соскочили  со  своих красных
коней,  привязали  их у  входа в приют Да  Дерги и, войдя  в  него,  уселись
напротив дверей. Кстати сказать, "Дерга" означает "Красный". Таким  образом,
оказалось, что Конэйр скакал по дороге  следом за тремя всадниками в красном
в сторону дома Красного. "Увы, - печально заметил Конэйр,  - получается, что
я в один вечер нарушил все свои гейсы.
     С этого момента история Конэйра приобретает характер сверхъестественной
и  мистической притчи,  что, согласно логике ее автора-барда,  указывает  на
приближение  развязки.  Наступила  ночь,  и  на  берегу  Дублинского  залива
высадился  разбойничий  отряд   Ингкела.  Грабители   еще  издали   услышали
приближение  королевской  кавалькады  и  послали  сотоварища,  отличавшегося
острым  зрением, взглянуть, что там  такое.  Вернувшись,  тот рассказал, что
вслед за  Конэйром  в приют  вошел  многочисленный  отряд хорошо вооруженных
воинов. Затем раздался громкий скрежет. Ингкел спросил Феррогана, что бы это
могло быть. Оказалось, что это воин-великан Мак Кехт бьет  кремнем о железо,
спеша  высечь искру  и  развести огонь,  чтобы  приготовить ужин для короля.
"Боже! И зачем  только король оказался здесь этой ночью! - воскликнули  сыны
Десы.  - Какая  досада, что он  попал в руки  врагов".  Однако Ингкел тотчас
напомнил  им, что он в свое время помог им расправиться со своим собственным
отцом  и  братьями  и что  теперь они не  вправе отказываться участвовать  в
нападении на  короля  в  приюте, которое он давно  задумал. Свет от  костра,
разведенного  Мак  Кехтом.  помог отряду  разбойников:  они  заметили  блеск
металлических спиц на  колесах колесниц, стоявших  у дверей приюта. Так  был
нарушен еще один гейс Конэйра.
     Ингкел со своими  подручными сложили большую пирамиду из камней. Каждый
из разбойников  положил  в нее  по камню, так что в итоге получился памятный
знак в честь будущей битвы и в  то же время  своего рода счеты, для подсчета
числа убитых.  Дело в том, что каждый ocтавшийся в живых после битвы забирал
свой камень обратно.
     Теперь  место  действия  опять   переносится  в   приют,  куда   прибыл
королевский  отряд,  намеревавшийся  переночевать  там.  К   дверям  подошла
незнакомая женщина и, постучав,  попросила  впустить  ее. "Голени у нее были
длинными, словно брусья ткацкого станка, и черными, как панцирь  жука-оленя.
На ней была серая шерстяная накидка. Ее волосы ниспадали до самых колен. Рот
ее был перекошен на один  бок, к самому уху". Это была сама Морриган, богиня
смерти  и разрушения клана  Туатха Де Данаан. Перегнувшись  через порог, она
злобно поглядела на короля и его воинов.
     -  Послушай, женщина, - заговорил Конэйр. - ты ведьма-пророчица, скажи,
что нас ждет.
     - Вас ждет беда,  -  отвечала та, - знайте, что  ни  одна крупица вашей
плоти не сможет  покинуть дома, в который  вы сами пришли,  кроме того,  что
унесут в когтях стервятники.
     Затем Морриган опять попросила впустить ее. Конэйр заявил, что его гейс
запрещает ему впускать в свой дом после заката одинокого мужчину  и одинокую
женщину.
     - Ну что ж, - вздохнула  та, -  раз в доме короля для бедной женщины не
найдется ни угла,  ни постели, ни куска  хлеба, значит, все эти  блага будут
отняты у него и переданы кому-нибудь более достойному и родовитому.
     - Раз так, впустите ее, - приказал Конэйр, - впустите, хоть это и будет
нарушением гейса.
     Далее  в  предании следует длинный, блестящий пассаж  с описанием того,
как  сам  Ингкел отправляется  разузнать, что происходит  в приюте. Заглянув
украдкой в дом сквозь колеса колесниц, он тотчас запомнил все и, вернувшись,
описал  сынам  Деса  облик  и  вооружение  каждого из  принцев  и  воинов из
ближайшего окружения Конэйра, а Ферроган и его  братья сразу же узнали их  и
сообщили  ему,  чем каждый из них может  быть  особенно опасен в предстоящем
сражении. Это - Кормак, король Ольстера, честный и доблестный правитель; эти
трое чернокожих мужчин  в черных одеждах - воины-пикты;  этот  грозный муж с
блестящими волосами -  управляющий  самого короля,  мигом прекращающий любые
раздоры: стоит ему только возвысить голос, как  наступает полная тишина, так
что слышно даже упавшую иголку; и помощники у  него под  стать  ему самому -
все как на подбор ростом с мельничный  жернов. Там - грозный воин Мак  Кехт;
когда он  лежит на спине, его полусогнутые  ноги напоминают два холма, глаза
похожи  на озера, нос  - на горный кряж, а его огромный меч сверкает, словно
река  на  солнце.  Рядом  с Конэйром - трое его  сыновей;  золотоволосые,  в
шелковых одеждах,  любимцы всего королевского  двора; им свойственны "манеры
девушки-невесты, сердца  любящих братьев и  свирепость Медведей". Услышав  о
них, Ферроган разрыдался и  не смог  справиться с собой,  пока не  кончилась
ночь.  Кроме них, в приюте были  и трое  фоморов  поистине ужасного  вида, и
Коналл Кирнах со своим кроваво-красным щитом, и Дуфтах Ольстерский  со своим
волшебным  копьем, которое  в паузах  между  битвами приходилось  держать  в
отваре из усыпляющих трав,  чтобы  оно не  вспыхнуло на древке и не  усвоило
вокруг настоящую резню. Тут же были и трое великанов с  острова Мэн, которым
взрослые  жеребцы едва  доставали  до лодыжек.  Странный,  неземной  колорит
проступает  и  в описании  трех обнаженных фигур, повисших  на веревках  под
самым потолком:  это - дочери Бадб  (второе  имя  старухи  Морриган,  богини
воины), "три  ужасных  создания",  которые, как  весьма загадочно  сказано в
повести, "получают раны и гибнут  в каждом бою".  По  всей вероятности,  они
представляют собой призрачные существа, этакие олицетворения войны и смерти,
видение которых дано только Ингкелу. Весь дом и все его многочисленные покои
переполнены воинами, виночерпиями,  музыкантами,  играющими  на всевозможных
инструментах, шутами и  фокусниками, показывающими  разные чудеса, а сам  Да
Дерга  со своими  слугами подает  гостям съестное  и  хмельные напитки.  Сам
Конэйр описан  так: "Он обладал решительностью и энергией истинного короля и
мудростью,  необходимой  для  совета,  одеяние,  которое  я  видел  на  нем,
клубилось, словно туман  в майский день,  и  было  прекрасней  и  четче всех
прочих  нарядов". Подле  короля красовался  его  меч с золотой  рукоятью, на
треть выдвинутый из ножен, так что  приоткрытое лезвие сверкало и искрилось,
словно луч света. "Это был  самый добрый, благородный и мудрый  правитель из
всех,  когда-либо  приходивших в сей мир;  это был Конэйр, сын  Этерскела...
поистине,  доброта и мягкость этого  спящего героя не знали границ, пока его
влекли  к себе подвиги чести и  доблести. Но если бы  его  мужество и отвага
успели  проснуться в  нем, как  в героях Эрина и Альбы, бывших с ним рядом в
доме, разрушение не стало бы столь  долгим и полным...  конец его  правления
был печальным".
     Тогда Ингкел и сыновья Десы бросились в атаку и обнаружили приют.
     - Тише вы там!-- воскликнул Конэйр. - Что это такое?
     - Герои в своих покоях, - проговорил Коналл Кирнах.
     - Для них здесь найдутся воины, - отозвался Конэир.
     - Видно, они понадобятся уже этой ночью, - подхватил Коналл.
     Тем временем один  из сыновей  Десы первым ворвался в приют. Голова его
тотчас слетела с плеч и выкатилась обратно за порог.  В приюте вспыхнул было
пожар, но воины Конэйра тотчас потушили его вином и прочими напитками, какие
только нашлись в доме.  Конэийр и  его воины тотчас бросились вперед,  мигом
сокрушив  добрую сотню  нападавших,  так  что  разбойники  на  какой-то  миг
заколебались.  Но  тут  Конэйр,  бывший  прекрасным  и  непобедимым  воином,
почувствовал страшную  жажду и  не  мог продолжать  битву, пока не напьется.
Дело в том,  что нападавшие, по совету своих волхвов, перекрыли реку Доддер,
npoтекавшую прямо под приютом, а все напитки, имевшиеся там, ушли на тушение
пожара.
     Король, буквально умиравший от жажды,  попросил Мак Кехта принести  ему
хоть  глоток воды, и великан бросился к Коналлу спросить - сбегает ли тот за
водой сам или останется прикрывать короля, пока он.  Мак Кехт, отправится за
водой
     - Предоставь нам самим защищать  короля, - отвечал Коналл, - и  поспеши
на поиски воды, ибо он попросил достать ее именно тебя
     Тогда Мак  Kexт, схватив  золотую  чашу  короля,  опрометью бросился из
дома, топча  уворачивавшихся врагов, и  помчался искать  воду. Тем  временем
Коналл,  Кормак  Ольстерский  и другие  герои  тоже ринулись вперед,  разя и
сокрушая врагов. Одни  из  них  были ранены  и  с  трудом  присоединились  к
маленькому  отряду,  оборонявшему  приют, а  другие  сумели пробиться сквозь
плошое кольцо нападавших. Коналл, Сенха и  Дуфтах бились рядом с Конэйром до
самого конца, но  Мак Кехт все никак не возвращался. Наконец Конэйр умер  от
жажды, и трое героев, бросившись на врагов, вырвались из кольца, израненные,
изнемогающие и истекающие кровью".
     Тем временем Мак Кехт громадными скачками носился по Ирландии в поисках
воды