ая птица. Она  прилетела
на, остров откуда-то с  моря, очень устала и ослабела и, опустившись на холм
неподалеку от озера, принялась поедать красные ягоды, похожие на виноградные
гроздья, которые росли  на громадных -  величиной со столетний  дуб - ветвях
дерева. При этом сок  струями стекал в озеро, туда же падали  и клочья ягод,
окрасив воду в нем в ярко-красный цвет.
     Опасаясь,  как бы эта  гигантская птица  не  схватила их в  когти и  не
унесла за море,  спутники  Мэл  Дуина  поспешно спрятались за деревьями и  в
страхе следили за чудищем. Однако затем Мэл Дуин спустился к подножию холма,
но  птица  не   причинила  ему  никакого  вреда,  и  его  спутники  поспешно
последовали за ним,  прикрываясь  щитами, а один из них даже дерзнул сорвать
ягоды с той самой ветки, которую птица держала в когтях, но та и тогда никак
не  отреагировала  на  это  и  даже  не  заметила  их.  И  тогда  скитальцы,
приглядевшись,  увидели,  что она  - старая-престарая,  а оперение ее  давно
выцвело и поистрепалось.
     В  полдень с юго-запада прилетели два орла и,  усевшись прямо  напротив
громадной птицы  и немного отдохнув, принялись  за дело,  склевывая огромных
насекомых, кишмя кишевших на  ее клюве  и возле глаз.  Орлы  продолжали свое
дело   до  самого  заката,   а  когда  он   наступил,  принялись  вместе   с
птицей-великаном клевать  красные  ягоды. Наконец, на следующий  день, когда
престарелое  чудище полностью очистилось от всяких насекомых, оно вспорхнуло
и опустилось прямо в озеро, и те же два орла продолжали чистить ее оперение.
На третий день  странная птица все  так же  чистилась и  плескалась в озере,
хлопая крыльями по воде, а затем,  внезапно взмыв в  воздух, трижды облетела
вокруг острова и унеслась в том же направлении, откуда прилетела. Теперь она
держалась в воздухе гораздо  крепче и Увереннее, словно показывая всем своим
видом,  что  она   совершила  мистический  переход  от  дряхлой  старости  к
молодости,  ибо,  по  словам  пророка:  "Юность твоя обновилась,  как крылья
орла".
     Увидев это, Диуран предложил:
     - Давайте и мы тоже искупаемся в озере и обновимся в тех  же водах, что
и она- Нет уж лучше не надо, -  возразили другие, - Она ведь оставила в этой
воде весь свой яд.
     Но Диуран не стал их  слушать; он нырнул  в озеро и даже отпил воды  из
него. С тех пор до самой  его смерти глаза его сохраняли остроту и зоркость,
он не потерял ни одного зуба и ни одного волоса с головы, ни, более того, не
знал ни хворей, ни болезней.
     После того путники попрощались  с гостеприимным отшельником  и покинули
остров.
     ОСТРОВ СМЕЮЩИХСЯ  Здесь спутники Мэл Дуина увидели большую толпу людей,
хохотавших и резвившихся  беззаботно,  словно дети.  Решили  бросить жребий,
кому  из них  отразиться на  разведку  на  берег, и выпал  жребий последнего
сводного брата Мэл  Дуина.  И  едва тот ступил  на землю  острова,  как тоже
принялся  хохотать  и  веселиться  вместе  со  всеми,  и  никак  не  мог  ни
остановиться, ни  возвратиться  к своим  друзьям  в  лодку.  И тем  пришлось
оставить его и, подняв парус, выйти в море [1].

     [1] Так погиб последний  из сводных братьев Мэл Дуина; он так и не смог
вернуться к своим.

ОСТРОВ ОГНЕННОГО ВАЛА

     Вскоре   после   этого   путешественники  заметили  небольшой   остров,
окруженный  со  всех  сторон  огненным  валом. С  одной  стороны  этою  вала
виднелось  отверстие,  и, когда  путники  оказались прямо напротив него  они
увидели сквозь него  весь остров  и даже  его обитателей, мужчин  и  женщин,
многие  из  которых  были  удивительно красивы и  носили массу  всевозможных
украшений и бус, а  в руках держали  странные золотые сосуды. Затем до слуха
путешественников донеслись  звуки дивной  музыки. Долго  Дуин и его спутники
стояли как завороженные, созерцая  сказочное зрелище, а затем,  "насытившись
им, постарались сохранить в сердце приятную память о нем".

ОСТРОВ СТАРОГО МОНАХА С О. ТОРИ

     Носясь  по морю,  путешественники  вдруг  увидели  нечто, что  поначалу
приняли было за белую птицу, сидевшую на воде. Подплыв поближе, они увидели,
что перед ними  - седой  старец, единственной  одеждой  которому служили его
собственные  белоснежные  волосы. Старец  то вставал,  то  вновь  в отчаянии
повергался  на камни.- Я  монах  с Тораха  [1], -  заговорил старец, - и вот
теперь вынужден влачить свои дни на  этом  проклятом  острове. В монастыре я
был поваром и нередко крал пищу, предназначенную для братии,  продавал ее, а
деньги припрятывал. Со временем я накопил  немало дорогих облачений,  медных
сосудов и  книг в золотых переплетах  -  словом,  всего,  чего только  может
пожелать человек. Нечего и говорить, что сердце мое переполняла гордость.

     [1] Остров Тори у берегов Донегала. На нем в старину были  монастырь  и
церковь, посвященные св. Колумбе.

     Однажды,  копая  могилу,  чтобы  похоронить в  ней  какого-то  мужлана,
выброшенного волнами  на остров,  я  услышал  голос,  доносившийся откуда-то
снизу, где, видимо, покоился некий святой Голос произнес:
     - Не смей  класть труп этого грешника на меня, святого и благочестивого
мужа!
     После этих  слов монах решил  похоронить  труп грешника  в каком-нибудь
другом месте, и за это  ему  было обещано  воздаяние в  жизни вечной. Вскоре
после  этого  он  погрузил в  лодку  все свои  неправедно нажитые сокровища,
собираясь покинуть остров. Попутный ветер подхватил его суденышко и унес его
далеко  в море, но, как только  берег скрылся  из  виду, ветер утих  и лодка
застыла на месте. Прямо перед собой  он увидел некоего  мужа,  сидевшего  на
воде. Разумеется, это был ангел.
     - Куда путь держишь? - спросил его муж.
     - Плыву куда глаза глядят, ищу приятного пути, - отвечал монах.
     - Ну, если бы ты знал, кто и что вокруг тебя, путь этот не показался бы
тебе приятным, - возразил муж. -  Всюду вокруг, насколько  хватает взгляд, -
тучи  мрачных  демонов,  привлеченных  сюда   твоей  жадностью  и  гордыней,
воровством и  прочими  грешными деяниями.  Лодка твоя застыла  на месте и не
двинется  с него, пока ты не  исполнишь  моих повелений, а тебя самого будет
терзать адское пламя.
     С этими словами муж приблизился к лодке и положил руку на плечо монаха,
который покорно обещал исполнить его волю.
     -  Поскорее брось в  пучину, -  произнес ангел, - те богатства, которые
лежат в лодке.
     - Очень жаль, - вздохнул монах, - что все они падут прахом.
     - Знай,  что  они не  пропадут.  Есть некий  муж, которому они принесут
пользу.
     Услышав эти слова, монах без  возражений побросал все  свои сокровища в
море, оставив лишь простенькую деревянную чашу, и взялся за весла. Ангел дал
ему немного сыворотки и семь хлебцев, завещав на прощание  претерпевать  все
невзгоды  до  тех пор, пока его лодка не  остановится. Ветер и волны уносили
его все дальше и дальше, и в конце концов его утлая лодка остановилась возле
скалы,  на которой путешественники и нашли его. Вокруг него не  было ничего,
кроме голой скалы, но,  вспомнив слова ангела, монах  тотчас шагнул на самый
край скалы, омываемый накатывающимися волнами. Лодку мгновенно унесли волны,
а скала стала  чуть  попросторнее,  так что он смог  даже сесть на ней.  Там
монах провел целых семь лет, питаясь выдрами, которых  приносил ему прямо из
моря волшебный лосось. Тот же лосось приносил ему пылающие поленья и уголья,
чтобы  монаху было на чем приготовить  себе пищу. Его деревянная чаша каждый
день  сама собой наполнялась отменным вином.  "И  за  все  эти годы  меня не
мучили ни стужа, ни зной".В полдень на скале само собой появилось  волшебное
угощение для всех гостей, и тогда престарелый отшельник сказал им:
     -  Вы непременно вернетесь на  родину, а ты, о Мэл Дуин, скоро  найдешь
убийцу  твоего  отца,  ибо он  встретится тебе в крепости.  Но  ты не должен
убивать его; прости ему  его грех, ибо всеблагой господь спас тебя самого от
множества  бед, да и  все  твои спутники таковы, что вполне заслуживают злой
смерти.
     Услышав это, путники попрощались с монахом и продолжили свой путь.

СОКОЛИНЫЙ ОСТРОВ

     Остров этот оказался  необитаемом,  если не  считать  того, что  на нем
паслись  стада  быков  и овец.  Путешественники высадились  на нем и  досыта
наелись  баранины. Затем один из  них заметил сокола. - Видите! - воскликнул
он. - Этот сокол - совсем такой же, как те, что водятся у нас в Ирландии.
     - Не спускай  с него глаз, -  велел Мэл Дуин,- Запомни, в какую сторону
он полетит отсюда.
     Вскоре сокол направился на юг, и весь  день до самой  ночи изо всех сил
стараясь поспеть за ним.

ВОЗВРАЩЕНИЕ ДОМОЙ

     И в  сумерках они заметили вдали  землю, похожую  на берега Ирландии, и
вскоре увидели маленький  островок, к которому поспешно пристали. Оказалось,
что это - тот самый остров, на котором жил злодей, некогда убивший Эйлилла.
     Они  поспешили в дун [1], возвышавшийся на  острове, и  услышали голоса
мужчин, разговаривавших о чем-то за ужином. Наконец, один из них произнес:
     - Да, если бы нас нашел теперь Мэл Дуин, нам пришлось бы худо.
     - Ну, Мэл Дуин давным-давно утонул, - возразил другой.
     -  А может, именно он-то и разбудит нас  сегодняшней ночью,  -  заметил
третий.
     - Но если он впрямь явится нынче ночью, - протянул четвертый, - что нам
тогда делать?
     - Ну, на этот вопрос нетрудно ответить,  - отозвался их предводитель. -
Если он  пожалует сюда,  его  надо принять с подобающим  почетом;  ему  ведь
довелось испытать  немало бед и  страданий. Услышав это, Мэл Дуин постучал в
дверь деревянным молотком.
     -  Мэл Дуин  явился,  - громким  голосом  проговорил он. Затем он и его
спутники мирно вошли в крепость, и хозяева встретили их с почестями и подали
гостам  новые  одежды.  Затем  гости  принялись рассказывать о  чудесах, кои
господь бог явил над ними. По словам "священного поэта" древности, Наес olim
meminisse juvabit [1].

     [1] "Настанет  день, когда  нам сладко будет вспоминать об этом" (лат.)
Эта  строка -  цитата из "Энеиды" Вергилия. "Священный поэт" - перевод фразы
vates sacer Горация.

     Затем  Мэл  Дуин вернулся домой,  к своим  родичам,  а  Диуран  Рифмач,
сумевший-таки довезти до дома обрывок серебряной сети, оторванный им от того
самого  столба,  торжеcтвенно  возложил  его  на  алтарь  в  Армаге  в  знак
воспоминания  о  чудесах, явленных богом во  время их скитаний.  А потом они
вместе  поведали  всей Ирландии обо всем, что с  ними было, об  удивительных
чудесах, которые  им довелось узреть на суше и на  морс, и  о бедах,  кои им
пришлось претерпеть в пути.
     Сага завершается  такими словами: "И тогда  Прекрасный  аэд  [аэд  Финн
[2]],  верховный  аэд  Ирландии,  сложил  эту  сагу  в  том  виде,  как  она
представлена  здесь.  Сделал  он  это  ради  услаждения  живых  и  поколений
ирландцев, которые жили и живут после него".

     [2]  сведений  об  этом  сказителе  и  поэте  в  других  источниках  не
сохранилось. Слава и хвала ему, кем бы он ни был.


 * ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ *
     БОГИ БРИТТОВ И ЛЕГЕНДЫ О НИХ

Глава 18.
     БОГИ КЕЛЬТОВ БРИТАНИИ

     Мифы и  легенды  о  богах древних  бриттов  дошли до  нас  в  столь  же
компактном или,  наоборот, развернутом  изложении,  что и  мифы  о  гэльских
божествах, сохранившиеся в  стариных ирландских и  шотландских манускриптах.
Они тоже немало пострадали от  упорных попыток эвгемеристов провозгласить их
простыми  людьми,  со  временем  превращенными в  богов.  Лишь  в  знаментих
"Четырех  ветвях Мабиноги" боги бриттов предстают в своем подлинном облике -
как существа сверхъестественные, обладающие необъятными познаниями в магии и
колдовстве,  существа,  для  окторых  нет  никаких  ограничений  и  преград,
сковывающих  простых  смертных.  Помимо  этих  четырех   фрагментов  древней
мифологической  системы,  а также  весьма  и  весьма  скудных  упоминаний  в
наиболее ранних  валлийских  поэмах и стихах,  богов  древних бриттов  можно
встретить  разве  что под  чужими  масками и  именами.  Некоторые  из них со
временем превратились  в  королей в "Истории бриттов" Гальфрида Монмутского,
носящей   более  чем   апокрифический  характер.  Другие  удостоились   даже
незаслуженной канонизации [1], и, для того чтобы увидеть их подлинный облик,
с  них  необходимо совлечь поверхностный флер  церковного  почитания. Третьи
пришлись  особенно по  душе  франко-норманнским  авторам  авантюрно-любовных
романов, став прославенныи рыцарями  и  героями, известными в наши  дни  под
именем рыцарей короля Артура  и Круглого стола. Но  какие  бы личины  они ни
надевали,  под   ними   все  равно   просвечивает  подлинная  сущность  этих
персонажей. Дело в том, что гэлы и  бритты - это  две ветви одного и того же
древнего  народа, кельтов.  Во многих  и  многих богах  бриттов, сохранивших
весьма близкие имена и атрибуты, мы без особого труда узнаем хорошо знакомые
черты гэльских божеств знаменитого клана Туатха Де Данаан.

     [1]  Канонизация  (церк.  ист.) - официальное  церковное  прославление,
возведение  того  или иного  лица  в  ранг  святого,  преподобного  и пр.  В
католической   церкви   существуют   два  уровня  прославления:   первый   -
беатификация (провозглашение блаженным) и второй, более высокий - собственно
канонизация (прим. перев.)

     Иногда в мифах боги бриттов предстают разделенными на  три семейства  -
"дети Дон", "дети Нудда" и "дети Ллира". Однако на самом деле таких семей не
три,  а две,  ибо  Нудд, или Ллудд,  как его еще  называют, тогда как он сам
именовал себя сыном Бели, был  не кем иным,  как  супругом  богини  Дон. Нет
никаких сомнений, что сама Дон - то же самое божество, что и Дану, праматерь
богов  клана  Туатха  Де Данаан, а Бели  - британский аналог гэльского Биле,
великого отца Диса или Плутона, который изгнал первых гэлов из Гадеса (Аида)
и отдал им во  владение Ирландию. Что же  касается другого семейства, "детей
Ллира", то мы с ним уже  знакомы, ибо  Ллир бриттов  - это  не кто иной, как
хорошо известный гэльский бог моря Лир. Эти два семейства, или клана, обычно
находятся в оппозиции друг  к  другу, а военные  столкновения между ними, по
всей  видимости,  символизируют в мифах  бриттов тот же самый конфликт между
силами неба, света и жизни, с одной стороны, и силами моря,  тьмы и смерти -
с другой, который нам уже знаком по гэльской  мифологии,  где он описывается
как постоянные битвы богов Туатха Де Данаан со злобными фоморами.
     Дети  Дон - это, вне  всякого сомнения, боги неба. Имена их записаны на
небесах  в виде  созвездий. Сияющее W,  которое  мы сегодня называем  Волосы
Кассиопеи,  было для наших далеких предков-бриттов так  называемым Ллис Дон,
то  есть  "Двором Дон", наш  Северный Венец - Каэр  Аранрод, то есть "Замком
Аранрод",  дочери  богини Дон, а Млечный Путь -  "Замком Гвидиона", сына все
той  же  Дон.  Более  того,  самый  великий из ее  детей,  Нудд, или  Ллудд,
положивший  со  временем  начало  своей  собственной  династии,  выполнял  у
бриттов, как, впрочем, и у гэлов,  функцию  кельтского Зевса. Его титулярный
эпитет, Ллав  Эрейнт, то  есть "Серебряная Рука", позволяет отождествить его
со знаменитым  Нуадой  Серебряная Рука.  Легенда, объясняющая  происхождение
этого яркого прозвища, на землях Британии со  временем была утрачена, но нет
никаких  сомнений,  что  перед  нами  -  тот же самый  персонаж,  о  котором
говорится  в ирландских легендах. Вместе с этой, а  также со многими другими
легендами навсегда ушли в прошлое непосредственные упоминания о битвах между
небесными  богами  и их врагами,  напоминающими фоморов. Однако одно древнее
валлийское  предание повествует, как он, на  этот раз под  роскошной личиной
короля  Британии,   положил   конец  трем  колдовским  "моровым  поветриям",
уничтожавших жителей его страны (см. главу 26 "Упадок и низвержение богов").
Помимо этого, мы  встречаем его под его собственными именем, Нудд, в  широко
известной  валлийской триаде, где  он  выступает в качестве одного  из "трех
славных  героев острова Британия"; другая легенда  объявляет  его владельцем
двадцати  одной  тысячи молочных  коров -  формула, которая для примитивного
сознания  служила  символом  несметного  богатства. Обе они  в  равной  мере
работают на имидж небесного бога, победоносного в битвах, несметно богатого,
щедрого  и  доброго.  Что  же  касается   материальных  памятников  широкого
распространения  культа  этого  бога, то  в  них нет недостатка. Во  времена
римского  владычества в  Лидии,  на  берегах  Северна,  был  воздвигнут храм
Ноденса,  или  Нуденса.  На  бронзовой  плите,  сохранившейся  в  нем,  Нудд
изображен в виде  юного божества,  сияющего  как солнце и правящего, стоя  в
колеснице,  упряжкой  из  четырех  коней.  Его сопровождают  крылатые  духи,
олицетворяющие ветры;  а его власть обитателями моря символизируют  тритоны,
следующие за богом. Таковы  были  атрибуты культа Нудда на  западе Британии;
что  же касается востока,  то есть все  основания полагать, что здесь у него
имелось целое святилище, находившееся на берегах Темзы. Как гласит предание,
собор Св.  Павла в Лондоне воздвигнут на месте древнего  языческого  капища;
место, на  котором он стоял, как сообщает тот же Гальфрид Монмутский, бритты
называли  "Парт  Ллудд",  а саксы  -  "Лудес Гет" (см.  главу  26 "Упадок  и
низвержение богов").
     Однако Нудд, или Лудд, считавшийся, по всей видимости, верховным богом,
занимает в мифической  истории валлийцев куда более скромное место, чем  его
собственный сын. Гвин ап  Нудд  пережил в  мифах и легендах едва  ли не всех
своих  родичей-небожителей. Исследователи не раз  пытались обнаружить в  нем
черты британского аналога знаменитого  гэльского героя - Финна Мак Кумала. В
самом деле, имена обоих  персонажей означают "белый"; оба являются сыновьями
небесного бога, оба прославились как великие охотники. Однако  Гвин обладает
более высоким сакральным статусом, ибо он неизменно  повелевает людьми. Так,
в  одной ранней валлийской  поэме он предстает богом войны и смерти и в этом
качестве выполняет роль этакого судии душ, бога, который провожает убитых  в
Гадес (Аид) и  там безраздельно правит  ими. В  более позднем,  уже частично
христианизированном, предании он описывается как "Гвин ап Нудд, которого бог
поставил повелевать демонским племенем  в Аннвне, чтобы они не  погубили род
людской". Еще позднее, когда влияние  языческих культов совсем ослабло, Гвин
стал выступать в  роли короля Тилвит  Тег, этих валлийских фей, а его имя до
сих пор не изгладилось из названия места его  последнего приюта, романтичной
и живописной долины Нит. Он считайся  королем  охотников  Уэльса  и Западной
Англии, и это его  спутников иной  раз можно услышать  по ночам,  охотятся в
пустынных и глухих местах. В  своей древней ипостаси - ипостаси бога войны и
смерти  -  он  представлен в старинной поэме  в  диалогах,  сохранившейся  в
составе Черной Кармартенской книги. Поэма эта, туманная  и загадочная, как и
большинство  памятников  ранневаллийской поэзии,  тем не  менее являет собой
произведение,  проникнутое  своеобразной  духовностью,  и по праву считается
замечательным образом поэзии древних кимров [1]. В этом персонаже нашел свое
отражение,   пожалуй,  самый  прозрачный  образ  пантеона  древних  бриттов,
"великий  охотник",  охотящийся не  за  оленями, а  за человеческими душами,
носясь  на своем демонском скакуне вместе с демоном-псом и преследуя добычу,
которой нет от  него  спасения. Так,  он заранее знал,  где и  когда суждено
погибнуть великим воинам, и рыскал  по полю боя, забирая их души и повелевая
ими  в  Аиде  или  на  "туманной  вершине  горы"  (по  преданию, излюбленным
пристанищем Гвина  были  вершины  холмов).  Поэма  рассказывает о мифическом
принце  Гвиднее Гаранире,  известном в валлийских  эпических  преданиях  как
повелитель затерянной страны, земли которой теперь скрыты под волнами