Эдвард Радзинский
   Нерон и Сенека

   [издательство ВАГРИУС, www.vagrius.com]

	Несколько слов об авторе:

   Во всех  книгах  Эдварда  Радзинского - две главных героини. Первая -
История, величественная  и безжалостная,  порождающая  героев и злодеев,
палачей и их жертв. И вторая - Любовь,  которая на всех крутых поворотах
Истории помогает человеку оставаться человеком...
   Граф Алексей  Орлов  и княжна Тараканова, Лжедмитрий и Марина Мнишек,
Николай II и Александра, Моцарт и Констанция - все они остались в памяти
людской не  только как исторические персонажи, но и как люди,  чья жизнь
была осенена знаком Любви. И даже мрачным тиранам Нерону, Ивану Грозному
и Сталину  не  было  чуждо это возвышающее чувство, которое (кто знает!)
помогло им спасти в себе остатки человечности.
   Произведениям Эдварда  Радзинского присущи глубокий психологизм и не-
повторимый авторский слог. А его умение представлять читателю самые нео-
жиданные трактовки  казалось бы всем известных событий вызывает восхище-
ние сотен тысяч поклонников его творчества.

   Несколько слов о книге:

   В книге  Эдварда  Радзинского - смелые авторские версии, оригинальные
трактовки исторических событий. Занавес над тайнами приподнят.


   НЕРОН И СЕНЕКА


   Над цирком заходило жаркое солнце. Сквозь  розовый  шелк,  натянутый  над
гигантским амфитеатром, тяжелые  лучи  падали  на  арену.  Плавилась  арена,
усыпанная медными опилками, в розовом свете плыли статуи богов...
   Посреди арены высился золотой крест. Под крестом горела золотом громадная
бочка.
   И в этом пылающем розово-золотом свете возник на арене прекрасный  юноша.
В золотом венце, в золотой тоге  -  совершеннейший  Аполлон.  Только  вместо
сладкозвучной кифары в руках Аполлона был бич...
   И, бурно приветствуя этого странного Аполлона с  бичом,  понеслись  крики
толпы:
   - Да здравствует цезарь Нерон!
   - Ты наш отец, друг и брат, ты хороший сенатор, ты истинный цезарь!
   Это были загадочные крики, ибо гигантский цирк был совершенно пуст...
   Пустые мраморные скамьи амфитеатра сверкали в догорающем солнце.

   Заходило солнце. В тени мраморного портика сидел старик. С тихой  улыбкой
старик  смотрел  вдаль  -  как  тонул  в  сияющем  озере   солнечный   диск.
Безжизненная, морщинистая, похожая на срез дерева  рука  старика  машинально
мяла свиток.

   Отряд преторианских гвардейцев спешился у виллы.
   Сверкая доспехами, трибун Флавий Сильван ступил на мраморный пол.
   Была ночь, когда носилки со  стариком,  окруженные  эскортом  гвардейцев,
приблизились к Риму. Рим  не  спал  в  эту  ночь.  Толпы  людей  с  факелами
заполнили ночные улицы, грохотали колымаги, запряженные волами.
   В колымагах над головами толпы раскачивались  в  огромных  клетках  львы,
слоны,  тигры,  носороги...  Грохот  повозок,  крики  животных,   улюлюканье
людей...
   Толпа преградила дорогу носилкам. Не открывая  занавесей,  старик  слышал
близкие голоса толпы:
   - Тигр-то какой...  у,  тигрюга!  Ишь,  закрутился,  как  мышь  в  ночном
горшке!..
   - Льва приручил сам Эпиан. Говорят, он подарил такого льва Поппее  Сабине
и лев разглаживал ей морщинки  языком...  Чего  хохочешь?  Лев  даже  обедал
вместе с нею за одним столом!
   - Указальщик мест сгоняет меня и орет: "Эти места  для  сенаторов...  для
сенаторов!.. Так тебя разэтак!.." Тогда я сажусь  на  крайнее  место  -  три
четверти зада у меня висит, то есть я как бы стою...  Но  четвертью  задницы
сижу - сижу на сенаторских местах!..
   Старик слушал все эти крики и хохот толпы. Отвращение и  грусть  были  на
его лице.
   - С дороги! Прочь! - гремел  где-то  рядом  голос  трибуна.  Потом  глухо
ударили палки  по  человеческой  плоти.  Вопли  избиваемых  людей...  И  уже
побежали рабы, и понеслись в римской ночи носилки. Туда, туда - где  нависла
над вечным городом громада нового цирка.
   Сквозь орущую, гогочущую вокруг цирка толпу,  сквозь  когорты  гвардейцев
носилки со стариком проследовали внутрь цирка. Трибун помог старику сойти  с
носилок. Прямой,  величественный  и  гордый,  старик  неторопливо  вышел  на
арену...

   В свете факелов, горящих на пустой арене, ждал его Аполлон с бичом.
   Увидев старика, Аполлон бросился  ему  на  грудь,  обнял  его.  Это  были
какие-то  яростные  объятия.  Он  будто  душил  старика  -   и   лихорадочно
приговаривал, почти кричал:
   - Сенека! Учитель! Сенека!..
   - Нерон...  Великий  цезарь...  -  пытаясь  вырваться  из  этих  жестоких
объятий, бормотал старик.
   Но Нерон сжимал его еще яростнее:
   - Ну что ты... это для других я  цезарь.  А  для  тебя  всего  лишь  твой
послушный ученик Нерон.
   Наконец Нерон выпустил  Сенеку  из  объятий,  будто  оттолкнул.  Потом  с
удивлением посмотрел на него. И, бесцеремонно приподняв край тоги, обнаружил
тунику и шерстяной нагрудник.
   - Такая теплая ночь. А ты так укутался, учитель?
   - Старость, Цезарь. Охладела кровь. И  вечерами  я  надеваю  две  туники,
обмотки на бедра. И все равно...
   Но Сенека не закончил. Из тьмы на арену вышел могучий немолодой мужчина в
тоге римского сенатора. За сенатором с серебряной лоханью в руках  следовало
некое прекрасное существо: грива спутанных волос, огромные глаза  и  нежное,
тщедушное тело мальчика. Этакий Амур.
   -  Рад  тебя  видеть,  сенатор  Антоний  Флав,  -  обратился   Сенека   к
гиганту-сенатору.
   Но сенатор  смотрел  на  Сенеку  невидящими  глазами.  Нерон  с  каким-то
любопытством следил за сценой.
   Возникла неловкая тишина, и Сенека неторопливо, величественно продолжал:
   - Позволь мне приветствовать  тебя,  друг  мой  Антоний  Флав,  старинным
приветом, которым наши деды начинали свои наивные добрые  письма:  "Если  ты
здоров - это хорошо, а я - здоров..."
   И тогда Нерон поднял бич - и сенатор отчетливо заржал.
   Ужас - на лице Сенеки. Но только на мгновение... И вновь лицо  его  стало
бесстрастным и спокойным.
   - Ах, как повеяло нашей величавой римской древностью!  -  как-то  светски
заговорил Нерон. - Как они умели ухватить главное: "Если  ты  здоров  -  это
хорошо". Именно - здоров, - Нерон усмехнулся, - то есть живой. Но одного  не
пойму, учитель. Почему ты все время обращаешься к  сенатору  Антонию  Флаву?
Где ты увидел здесь мудрого сенатора?
   Сенека молчал.
   - Может, ты видишь сенатора? - обратился Нерон к Амуру.
   Амур, молча улыбаясь,  удивленно  пожал  плечами  и  протянул  серебряную
лохань сенатору. Сенатор начал торопливо, неумело поедать овес из лохани.
   - Ты ошибся, учитель, - продолжал благодушно  болтать  Нерон.  -  Антоний
Флав - видный мужчина, его трудно не заметить. Да и что здесь делать  твоему
другу и солнцу  мудрости  -  сенатору  Антонию  Флаву?  Сейчас  ночь,  и  он
преспокойно храпит в своей постели. А здесь только я - твой ученик  Нерон...
- И, улыбаясь, он кивнул на Амура: - Да вот еще - прелестная девушка. И вот,
- Нерон нежно улыбнулся и указал бичом на сенатора, - старый мерин.
   И Нерон ударил бичом - сенатор торопливо заржал.
   - Какой ужас, Цезарь, - воскликнул Амур, - ему на круп сел овод!
   Нерон поднял бич, и сенатор показал, как он отгоняет хвостом овода.
   - Отогнал, но очень неумело.
   Нерон ударил сенатора бичом, и тот, будто винясь, опять покорно заржал.
   - Как я рад тебя видеть, - продолжал как  ни  в  чем  не  бывало  светски
беседовать Нерон. - А как она рада тебя видеть...
   И тотчас перед Сенекой дьяволенком запрыгал Амур.
   - Ты, конечно, узнаешь это прелестное лицо? - добро улыбался Нерон.
   - Конечно, я узнал его, Цезарь, -  ответил  Сенека.  -  Это  твой  раб  -
мальчик Спор. За время моего отсутствия в Риме он подрос - и  оттого  пороки
на его лице стали откровеннее.
   - Да что ж ты такое несешь, Сенека! - всплеснул руками Нерон.  -  Где  ты
увидел мальчика Спора?! Подойди сюда, крошка.
   Амур с ужимками подошел вплотную к Сенеке.
   - Неужто так ослабело твое зрение, - продолжал сокрушаться  Нерон.  -  Да
это же прелестная девушка! Вот -  крохотная  грудь...  Вот  -  юные  крепкие
бедра... Ну?.. Ты видишь девушку? Я спрашиваю!
   Сенека молчал.
   Нерон поднял бич - и тотчас заржал сенатор.
   Нерон темно усмехнулся:
   - В последний раз, Сенека... Перед тобою старый  конь  и  юная  девица...
Гляди внимательнее. Ты их видишь?
   Глаза Нерона неподвижно смотрели на Сенеку. Но Сенека молчал по-прежнему.
И тут Нерон добродушнейше расхохотался и обнял Сенеку.
   - А все потому, что ты давно не бывал в столице.  Заперся,  понимаешь,  в
своих усадьбах. У, брюзгливый провинциал!.. Ну и в результате ты не в  курсе
последних римских  событий.  Но  я  все  прощаю  своему  учителю.  Объясняю.
Помнишь,  ты  рассказывал  мне  в  детстве...  у  горящего  камелька...  про
превращения... про  все  эти  метаморфозы,  которые  так  любили  устраивать
великие боги. Ну, к примеру, для великого  Юпитера  превратить  какую-нибудь
нимфу в козу, в кипарис - что мне плюнуть! И знаешь, я задумался. Все-таки я
Великий цезарь, земной бог... А почему бы мне не  заняться  тем  же,  следуя
богам небесным? К примеру, у меня  умерла  жена  Октавия.  А  хочется  жену.
Спрашивается: где взять?
   - В женщинах так легко ошибиться, - вздохнул Амур.
   - Именно, - подтвердил Нерон. - И  тогда  я...  совершаю  метаморфозу.  Я
превращаю хорошо тебе знакомого мальчика Спора в девицу! Грандиозно, да? Как
я это сделал? Я собрал наш великий законодательный орган - нашу  гордость  и
славу - римский сенат. И сенат единогласно постановил... - Он  вопросительно
посмотрел на Амура.
   - Считать меня девушкой, - восторженно закончил Амур.
   - На днях я женюсь на нем, - скромно сказал Нерон, - то есть прости... на
ней! Гениально? Да здравствует сенат! Речь! - завопил Нерон.
   И он ударил бичом.  И  сенатор  величаво  выступил  вперед.  Стараясь  не
встречаться глазами с Сенекой, он патетически начал:
   - Можно сжечь Рим, можно разрушить его дома. И все-таки Рим  устоит!  Ибо
не камнями домов славен наш город! А свободой и законами, олицетворенными  в
нашем древнем сенате. Жив римский народ - пока жив сенат!
   - Каков жеребец! - восторженно захлопал Нерон.
   Амур подхватил аплодисменты. И вслед  откуда-то  из-под  земли  раздались
приветственные крики.
   - Это тоже моя  метаморфоза:  я  превратил  солнце  мудрости  -  сенатора
Антония Флава в коня! Теперь у меня в стойле  сразу  жеребец  и  сенатор.  Я
улучшил породу. И потому я прозвал этого мерина Цицерон, в память  о  другом
твоем любимце.
   Усмехаясь, Нерон неотрывно глядел в глаза Сенеки. Но ничто не дрогнуло  в
лице старика.
   - Но я продолжил метаморфозы. Заметь, ты не отгадал уже две! А ведь я все
считаю, учитель... Так что постарайся угадать мою третью.
   И Нерон ударил бичом. И тотчас в  середине  арены,  там,  где  находилась
пегма -  квадрат,  покрытый  досками,  -  произошло  движение.  Доски  вдруг
поднялись, как лепестки распустившегося цветка. И  среди  них  из-под  земли
медленно вырастала прекрасная нагая девушка.  В  золотой  раковине  в  свете
факелов она возникла на мерцающей арене - как та богиня  из  пены  вод...  И
вослед этой явившейся  Венере  страшно  неслись  из-под  земли  озлобленные,
угрожающие крики и гогот.
   Нерон воздел руки в немом восторге. Амур схватил невидимый лук и выпустил
невидимую стрелу в грудь Нерона. Как бы пораженный стрелой, Нерон  схватился
за сердце. А Венера, будто обессиленная своим  рождением,  лениво  покачивая
бедрами, шла-плыла по арене...
   - Непроворна? - зашептал Нерон Сенеке. - Она побывала в трудном  сражении
- там... - И Нерон указал вниз, откуда неслись крики.
   Амур захохотал.
   - Ах да, прости, учитель, ты ведь не знаешь, что у нас там.
   И, обняв Сенеку, Нерон поволок его к центру арены...
   В  глубине  под  досками  оказалась  решетка.  Под  решеткой  открывалась
подземная галерея. Она шла вправо и влево. В  левой  ее  части  был  сад.  К
деревьям, увешанным фруктами, привязано было множество щебечущих птиц...
   - Под садом - машины, - шептал Нерон. - Завтра они в  мгновение  поднимут
этот сад на арену. И наше быдло... прости, великий римский народ, набросится
на даровые плоды,  давя  друг  друга.  Но  это  будет  в  перерыве...  Когда
проголодаются... А сначала... Смотри, смотри туда, праведник!..
   С другой стороны галереи открывалась длинная полость - большая  подземная
цирковая зала, куда обычно крючьями стаскивают трупы с арены. Сейчас большая
зала была великолепно убрана. Курились благовония,  горели  масляные  лампы.
Бесконечный пиршественный стол, уставленный фантастическими яствами,  уходил
во тьму. Вокруг стола на ложах, церемонно опершись о левую  руку,  возлежали
молодые мужчины и женщины. Рабы торопливо сновали между ложами, наливая вино
в кубки.
   - Это убойные люди, - зашептал Нерон, прижимая голову Сенеки к решетке. -
Ты хоть знаешь, что будет завтра?.. Почему не спит Рим?
   - Я не знаю, Цезарь, что будет завтра, - равнодушно ответил Сенека.
   - Да... да, конечно, ты выше суеты, и все мирское тебе чуждо... Завтра  в
Риме я открываю этот  цирк.  Не  хочу  хвастать,  ты  и  сам  видишь  -  это
величайший цирк...
   Нерон уже волок Сенеку по арене к мрачному зданию,  находившемуся  против
императорской ложи. Тринадцать  огромных  дверей  здания  были  обращены  на
арену.
   Нерон открыл маленькое окошечко в самой большой двери  и,  прижав  голову
Сенеки к решеточке, провозгласил:
   - Бег колесниц!
   Красавцы кони стояли в стойлах. Крайнее - мраморное -  стойло  оставалось
пустым...
   - Ты догадался, для кого этот  драгоценный  мрамор?  -  шептал  Нерон.  И
грозно обернулся на сенатора. Сенатор торопливо заржал. - Его дом!
   Рыканье львов,  трубные  крики  слонов  раздавались  в  ночи  за  другими
закрытыми дверями.
   - Слышишь, слышишь, как они голодны?..  Грандиозно?  -  Нерон  уже  волок
Сенеку обратно в центр арены. - Ну естественно, сенат постановил  назвать  в
мою честь завтрашние игры Нерониями. По-моему, удачное постановление.
   И он опять пригнул голову  старика  к  решетке.  И  опять  Сенека  увидел
чудовищное подземелье.
   - Эти ребята, - шептал Нерон, - завтра откроют мои  Неронии.  Эти  миляги
утром выйдут сюда, на  арену,  сразиться  с  теми  дикими  зверями  и  будут
разорваны в клочья, а уцелевшие убьют друг друга в бою...  Но  погляди,  как
они сейчас веселятся!
   Крики восторга, визги женщин неслись сквозь решетку.
   - Я велел им дать, - усмехнулся Нерон, - самые  тонкие  яства.  Они  пьют
вино вволю и жрут от пуза. Смотри, что они выделывают  со  шлюхами!  Заметь,
это самые дорогие римские девки... Ты погляди, какие  утонченности!  Кстати,
эти гладиаторы тоже одна из моих метаморфоз. Я превратил завтрашних  убойных
людей в царей на одну ночь. И видишь - хохочут. Счастливы. Забыли о  завтра.
А мы с тобой глядим на них сверху...
   - А в это время на нас, предающихся забавам, тоже глядят сверху...
   - Да, да, и тоже... смеются? - подмигнул Нерон.
   - Что делать, Цезарь, - равнодушно ответил Сенека, - у нас с  этими  одна
участь. Только у этих - утром, а у нас... чуть позже.
   - Как мудро! - Нерон улыбнулся. - Чуть позже. Ах, как ты  удачно  сказал!
Запомни эти свои слова, Сенека. Значит, чуть позже?
   И Нерон добавил, лаская Венеру:
   - Вот откуда ты  пришла...  Ну  расскажи  нам,  девка,  как  ты  достойно
сражалась там, внизу.
   И, раскачивая бедрами, Венера начала показывать свою битву.
   - Прости, - засмеялся Нерон, - она не умеет словами. Она  так  прекрасна,
что ее сразу заставляют действовать. И она попросту разучилась говорить!
   И Венера, смеясь, продолжала свою похотливую пантомиму.
   - Но вот я, земной бог, велю ей... - сумрачно сказал Нерон.
   И Венера остановилась как вкопанная. Застыла в немой величественной  позе
- теперь она вся была гордость и неприступность...
   - Метаморфоза! - вскричал Нерон. - Она превратилась!..  Кто  перед  тобою
сейчас, учитель? Ну? Узнал?
   - Передо мною шлюха, Цезарь, - ответил Сенека.
   - Да у тебя очень плохо со зрением, Сенека. Ну что ж, будем намекать. Кто
самые целомудренные женщины в Риме? Ты ответишь: жрицы богини Весты, ибо они
дали  обет  вечного  целомудрия.  А  кто   из   этих   целомудренниц   самая
целомудренная? Естественно, скажешь ты, Верховная жрица,  несравненная  дева
Рубирия: ей двадцать пять лет, она прекрасна и не познала ни одного мужчины.
Значит, перед тобою кто, Сенека? Ну?!
   - Я с рождения знаю непорочную деву Рубирию из великого рода  Сабинов.  А
передо мною - все та же шлюха.
   - Этот гадкий провинциал абсолютно не в  курсе  нашей  римской  жизни,  -
вздохнул Нерон, обращаясь к Амуру. И, обняв Сенеку  так,  что  старик  опять
задохнулся в его  объятиях,  Нерон  благожелательно  пояснил:  -  Эту  самую
непорочную деву Рубирию, которую ты знал с  рождения,  я,  попросту  говоря,
изнасиловал, прости за откровенность... Ну изнасиловал - и все дела!  Но  ты
учил меня: цезарь всегда должен радеть о нуждах своего народа! Не  могут  же
эти болваны римляне остаться без  символа  целомудрия!  А  слухи  ползут,  в
городе ропот. Как быть?
   Амур сделал сочувственное лицо:
   - Я собираю...
   Сенатор с готовностью заржал.
   - Да, собираю наш великий сенат, - подтвердил Нерон.  -  И  сенат  издает
постановление - считать  изнасилованную  Рубирию...  девушкой!  Все  тут  же
успокоились? Довольны? Ни черта  подобного!  Беда  римлян  -  они  абсолютно
лишены чувства юмора. Эта самая Рубирия... которую  уже  опять  все  считали
целомудренной, удавилась! Что делаю я? Метаморфозу! Я тотчас вспоминаю  твое
учение о единстве противоположностей в природе. И начинаю думать: кто  же  в
Риме может стать самой целомудренной женщиной?..
   Амур хохочет - и выталкивает вперед Венеру.
   - Да... да, - вздохнул Нерон, - на днях соберется сенат и  примет  закон:
считать эту  тварь  Верховной  жрицей  богини  Весты!  Символом  целомудрия!
Фантастика, да?
   - Зачем ты позвал меня в Рим, Великий цезарь? - спросил Сенека.
   - Все-таки не выдержал, спросил, - усмехнулся Нерон. Он  приник  лицом  к
лицу Сенеки и зашептал: - Когда тебя поволок в Рим мой трибун - била  дрожь?
Вон сколько на себя напялил - а все равно знобило?.. - И, оттолкнув  Сенеку,
добавил совсем добродушно: - А ты сам не догадываешься? Я тоскую по  тебе...
а ты нас не любишь! Не хочешь даже поиграть с нами в метаморфозы... - И  тут
Нерон остановился, воздел руки  к  небу  и  закричал  патетически:  -  Какие
метаморфозы?! Как  я  мог  забыть?!  О  боги,  я,  хозяин,  до  сих  пор  не
позаботился накормить дорогого гостя!
   Амур тотчас выхватил у сенатора серебряную лохань с овсом  и  бросился  к
Сенеке.
   - Идиот! - закричал Нерон. -  Что  такое  еда  для  философа?  Это  умная
беседа! - И Нерон величественно приказал Амуру: - Немедленно  привести  сюда
четырех самых мудрых собеседников Сенеки!
   Амур выхватил из темноты свиток и приготовился записывать.
   - Прежде всего, конечно, сенатора Антония Флава... Ой,  прости,  сенатора
Флава нельзя: он превратился в лошадь...
   Раздался нежный смех Венеры.
   - Да, да... Но зато трое других - они  остались!  -  продолжал  Нерон.  -
Немедля послать за тремя неразлучными друзьями мудрейшего Сенеки - сенатором
Пизоном...  сладкоречивым  консулом  Латераном...  Ну  и,  естественно,   за
Луканом, нашим величайшим римским поэтом Луканом. Ах, любимец Рима...
   - Душка Лукан, - в восторге щебетал Амур.
   - Не следует их тревожить, - прервал Сенека. - Эти почтенные и  немолодые
люди давно спят.
   Нерон залился добрым смехом:
   - Как ты сказал: давно спят? Опять удачная фраза! Что ты,  Сенека,  какой
сегодня сон? Ты же сам  видел  -  толпа...  грохот  повозок...  Где  уж  тут
заснуть! Любимые сограждане с вечера толкутся у цирка. Чтобы первыми с  утра
занять лучшие даровые места. Они так орут,  что  я  трижды  посылал  когорту
разгонять эту сволочь... прости, великий римский народ.  Сколько  их  завтра
здесь соб