Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Наука. Техника. Медицина
   История
      Радзинский Эдвард. Сансон -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -
Эдвард Радзинский. Сансон --------------------------------------------------------------- © Эдвард Радзинский © Москва, "Вагриус", 1999 Ў http://www.vagrius.ru --------------------------------------------------------------- Зимой 1996 года я приехал в Париж. И все представлял, как ровно сто лет назад были в Париже - Они... Шел 1896 год. Это был первый визит русского царя во Францию - после того, злополучного, когда поляк Березовский выстрелил в его деда. Поляк мстил за поруганную Польшу. К счастью, Александр II тогда остался жив (его убьют потом - бомбой). Теперь никто не стрелял. Толпы восторженных парижан заполнили улицы. В открытой коляске ехали: красавица императрица, Государь - милый молодой человек в военной форме - и очаровательная дочка. Он записал в дневнике: "25 сентября произошла закладка моста, названного именем папа. Отправились втроем в Версаль. По всему пути от Парижа до Версаля стояли толпы народу, у меня почти отсохла рука, прикладываясь. (Он отдавал честь, прикладываясь к козырьку фуражки. - Э.Р.) Прибыли туда в четыре с половиной и прокатились по красивейшему парку, осматривая фонтаны... Залы и комнаты интересны в историческом отношении". Это "историческое отношение"... Оно уже тогда должно было Их поразить. С площади Согласия (бывшей площади Революции) хорошо видны колонны церкви Маделен. Здесь, на кладбище у храма, когда-то были похоронены жертвы фейерверка. Он случился в знаменательные дни для той, французской королевской четы - во время бракосочетания Людовика XVI и Марии Антуанетты. И окончился страшными жертвами - сгорело много людей. Тогда в Париже говорили: это предзнаменование! Не к добру такое начало совместной жизни! И у Них тоже произошло страшное и тоже в знаменательные дни. Случилось это незадолго до поездки в Париж, во время коронации... Они приехали на Ходынское поле - сверкало солнце, гремел оркестр. В павильоне - вся знать Европы. Но Они знали - все утро отсюда вывозили трупы: во время раздачи бесплатных подарков в ужасающей давке погибли почти две тысячи несчастных... И тот же страшный шепот: не к добру это! С кровавой приметы начинается царствование! "Интересны в историческом отношении"... Только потом царь узнает, как связан был с Ними Париж в этом самом "историческом отношении". Какой пророческой оказалась безликая фраза! Все, что узнали Они тогда в Версале, повторится в Их жизни. Был мягкий, безвольный Людовик - и Николая будут называть мягким и безвольным. И две Елизаветы - сестра Аликс, набожная основательница Марфо-Мариинской обители. И другая, столь же набожная, с той же неземной улыбкой - сестра Людовика XVI. Мария Антуанетта была властной и надменной красавицей. И его жена - властная и надменная красавица. И та же ненависть народа к королеве - Марию Антуанетту называли "австриячкой" и обвиняли в измене и разврате. И его жену будут называть "немкой" и обвинять в прелюбодеянии с мужиком. И ненавидеть! Так же ненавидеть! И как те в любимом Версале, Они в любимом Царском Селе увидят те же страшные, яростные толпы восставших и станут их пленниками. На кладбище у церкви Маделен Революция похоронит обезглавленных короля и королеву. Они будут лежать в безымянной могиле, в грязной яме, облитые негашеной известью. И Их впереди ждала такая же участь - безымянная могила, грязная яма. Их, которые ехали тогда такие счастливые по Парижу! Оскверненный собор Парижской Богоматери, храмы, превращенные в склады провианта, убитые священники, свергнутые с пьедесталов статуи королей... Поруганные мощи святых (святую Женевьеву, покровительницу Парижа, к мощам которой за помощью столько раз обращался народ в дни великих бедствий, разрубили топором на позорном эшафоте и бросили в Сену)... Страшное кладбище у парка Монсо (оно было совсем недалеко от православного собора, который посетил Николай)... На этом кладбище они лежали вместе - блестящие аристократы и убившие их революционеры. И убившие этих революционеров другие революционеры... Все эти воспоминания времен Французской Революции станут Их будущим. Возвращаясь из Версаля, Они не знали: перед ними было зеркало. Царица до конца поймет это лишь в страшном 1917 году. И поэтому, узнав о его отречении, она в ужасе и странном безумии будет шептать по-французски - "abdiqua" (отрекся). И должно быть, вспоминать, как Они стояли в той зеркальной зале. Зеркала Версаля... Последний русский царь был мистиком. Рожденный по церковному календарю в день Иова Многострадального, он был уверен в своем трагическом предназначении. И конечно, он не мог не заинтересоваться тем мистическим рассказом, о котором тогда, в дни столетия Революции, много говорили и спорили в Париже. Речь идет о пугающем пророчестве, сделанном за два десятка лет до Революции другим мистиком, неким Казотом. Казот был масоном и сочинителем. Мистические взгляды придавали его изящным творениям несколько тяжеловесный характер пророчеств. Но однажды случилось невероятное. В тот вечер в салоне маркиза де Водрейля собрался один из тех очаровательных кружков, которые исчезнут вместе с Галантным веком: несколько умных и весьма вольно мыслящих аристократов, несколько очень красивых и пугающе умных дам (в век господства философов красивым женщинам приходилось быть еще и умными, коли они хотели быть модными). Приглашен был и Казот - философ, литератор и блестящий рассказчик. Но утонченной беседы не получилось - Казот весь вечер пребывал в тоскливом молчании, причем долгое время угрюмо отказывался объяснить свое непонятное поведение. Однако настойчивые дамы победили. И он рассказал, как внезапно перед ним предстало некое видение - тюрьма, позорная телега, потом эшафот со странным сооружением... Он описал его. Впоследствии оказалось: он описал гильотину... за двадцать лет до ее изобретения! Но не диковинное сооружение напугало Казота. Он увидел нечто более страшное - очередь людей, поднимавшихся на эшафот к гильотине, длиннейшую очередь, в ней были все самые блестящие фамилии Франции. И что самое ужасное - в ней были все присутствовавшие в тот вечер. И первым стоял он сам - Казот! Сверкал падающий топор гильотины, но очередь не уменьшалась, ибо все время к эшафоту подъезжала позорная телега и оттуда высаживались очередные жертвы... После такого рассказа, естественно, воцарилось тягостное молчание. И тогда одна из дам попыталась пошутить: - В вашем рассказе меня более всего пугает не эшафот, но позорная телега, любезнейший Казот. Оставьте мне, по крайней мере, право подъехать к вашему загадочному сооружению в собственном экипаже. - Нет, - вдруг сказал Казот каким-то странным, чужим голосом. - Право ехать на казнь в экипаже получит только король. А мы с вами отправимся туда в позорной телеге. Поразительно: пророчество Казота приводит в своей книге внук того, кто был в то время хозяином этой самой позорной телеги. Когда 26 сентября 1792 года Казота повезли на гильотину, этот человек был рядом с ним, и у него было время поговорить с Казотом о его пророчестве. И внук услышал от него рассказ о господине Казоте и его последних минутах: как спокойно, но "без наглой самоуверенности" взошел он на эшафот... Что ж, двадцать лет назад Казот все это уже пережил - так что он приготовился! И хозяин телеги оценил это по достоинству, как знаток смерти. Это был он - Месье де Пари, палач города Парижа Шарль Анри Сансон. Ради него я и приехал в Париж в те зимние дни 1996 года. Я приехал на свидание с ним, следуя уморительной привычке литераторов, - решил подышать, так сказать, "теми же воздусями" и насладиться лицезрением мест, где жил мой герой. И все представлял себе, как ровно сто лет назад на обратном пути из Версаля царская семья проехалась по Парижу - по древнему кварталу Маре с его старинными сонными отелями, где в Тампле в дни Революции томилась несчастная королевская семья. Затем на площади Республики их коляска сделала круг... От площади Республики и идет та самая улица Шато д'О. Александра Федоровна была нервной женщиной, и она наверняка вздрогнула, когда проезжала мимо этой улицы! Ибо здесь, в глубине сада, возделанного его женой, стоял дом моего героя. Дом Сансона. Палача Сансона. Сансона Великого. Каждый вечер я шел к тому месту, где когда-то стоял его дом. Я хорошо изучил все его жизнеописания - и подлинные, и ложные. Лучшая книга о нем принадлежит перу его внука. Но он писал ее, когда короли снова вернулись во Францию. Он жил в дни правления внуков тех, кого обезглавил его дед. И пришлось ему сочинять жизнеописание, в котором Сансон Великий выглядел добрым роялистом, нежно любившим короля, королеву и всех бесчисленных аристократов, которых он почему-то отправил к Господу с головами под мышкой... Но мы-то хорошо понимаем этих вчерашних революционеров, которым пришлось менять свои убеждения. В Париже я часами стоял у его дома. Я старался увидеть, как выходил он на свою вечернюю прогулку, как редкие прохожие (это была тогда окраина Парижа), завидев его, торопливо переходили на другую сторону улицы... А он шел. Один. Он тогда был молод, высок, красив. Он привык разговаривать сам с собой. Ибо тогда он был презираем, и не было у него собеседников. Сансон - палач города Парижа... Именно в те молодые годы он и начал вести Журнал, куда аккуратно записывал свой кровавый отчет. И я все представлял, как уже потом - старый, разбитый болезнью и страхом - пытался описать он свою жизнь. Жизнь, столь необыкновенную именно "в историческом отношении"... И однажды, придя в гостиницу, я услышал голос. Слов не было - одно далекое, невнятное бормотание... Я бросился к крохотному гостиничному столу и начал торопливо писать. Голос тотчас пропал, но я не останавливался... Только впоследствии я понял: я переносил на бумагу чужие мысли. Его мысли. Я обнаружил их потом в "Записках палача", написанных его внуком. Это были те же мысли, но... одновременно и другие! И тогда мне стало казаться - он сам говорил со мной. "РАССКАЗ САНСОНА, ИСПОЛНИТЕЛЯ ВЫСШИХ" ПРИГОВОРОВ УГОЛОВНОГО СУДА ГОРОДА ПАРИЖА "ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ "ЗАПИСОК ПАЛАЧА"" "Я привык быть один. Я гуляю вместе с самим собой. Я и Я - мы шествуем вдвоем. Я иду и думаю - как всегда, об одном и том же. С тех пор как существует человечество - существует казнь. Сколько наказаний придумал зловредный человеческий род - и поручил Исполнителю. И все - с изощренными, изобретательными муками! Возьмем самое легкое - бичевание. Вы думаете, просто секут? Нет, поусердствовали, выдумали - и поручили палачу волочить по городу несчастного, привязанного к телеге, а на каждой площади останавливаться и сечь! Сечь! Но бичевание - это детские шалости по сравнению с клеймом, навсегда отлучающим человека от общества, с дыбой, ошейником и прочими пытками. Но разве палач их придумал? Люди придумали - и поручили палачу! И презирали его за это. Венец нашей работы - смертная казнь. И опять: людям мало убить - им надо еще мучить, мучить, мучить! Смерть на кресте - самое древнее из мучений казни. Но распятие было отменено римским императором Константином, ибо стало предметом поклонения христиан. Ничего, сколько новых казней придумали - и куда страшнее! Колесование! После каждого колесования я, привыкший к ужасам палач, не в себе - мне все мерещится, все снится, как я раскладываю человеческое тело на колесе, ломаю суставы, залезаю в рот, отрезаю язык... Нет ни одной частички тела, которую при колесовании не "ласкает" палач! Но и это еще не самый худший вид смерти. Люди придумали сдирать кожу с живых, варить их в кипятке, сажать на кол... О, изобретательное человечество! А эти тысячные толпы, приходящие глазеть на мучения... Им интересно! Складывается костер из дров и соломы, на него возводят осужденного, привязывают к столбу... Он будет долго мучиться, сгорая живьем, а толпа - смотреть, как корчится в огне несчастная жертва. Иногда мне кажется, что самые гуманные люди - это палачи. Во всяком случае, мы, палачи, придумали милосердную хитрость: при сожжении на костре мы ставим багор с острым концом для перемешивания соломы точнехонько против сердца осужденного, чтобы он мог лишиться жизни до мучений от огня... Кого мы только не сжигали на кострах: еврея - потому что он не христианин; христианина - потому что он протестант; католика - потому что он стал атеистом... Люди приказывали - и мы сжигали! И они же нас за это презирают. Почему же люди так презирают того, кого они же выбрали быть Исполнителем? Точнее - презирают и боятся... Боятся? Еще бы! При встрече со мной каждый невольно представляет себя в объятьях палача. В заключение назову две самых простеньких казни - на виселице (для простолюдинов) и от меча (для дворян). Даже здесь, на последнем пути, - нет равенства. Впрочем, Великая Революция отменила все эти многообразные ужасы и всех уравняла в смерти. Был принят закон: с 1790 года казнь для всех граждан стала единой - гильотина. О том, что вышло из этого "облегчения", вы вскоре узнаете из моего рассказа. Во Франции должность палачей - наследственная, передается от отца к сыну. Неважно, сколько тебе лет, когда умирает твой отец. С этого мгновенья ты - палач! В нашем доме была комната, где висели мечи (каждый имел свою историю). Как справедливо заметил один из нас, свою профессию и свои мечи палачей - как скипетр королей - передавали мы, Сансоны, из рук в руки, от отца к сыну. А если после тебя не осталось сына, пусть приготовится муж твоей дочери - быть ему палачом! Именно так стал палачом мой прадед Шарль Сансон - Сансон Первый. Его предки были дворянами и участвовали в крестовых походах. Шарль Сансон родился в 1635 году. Вот он-то и женился на дочери палача города Руана. То ли это была безумная страсть, то ли попросту выгода: поговаривали, что Шарль впал тогда в большую бедность, а палачи очень неплохо зарабатывали... Но уже вскоре тесть стал требовать от Шарля помощи на эшафоте. В судебных актах города записана такая история: "Когда руанский палач потребовал от своего зятя нанести железным шестом удар преступнику, зять упал в обморок, и это сопровождалось хохотом толпы". Но уже вскоре Шарль Сансон не только привык к казням - он преуспел в них. О его ударах мечом гремела такая слава, что после Смерти жены ему тотчас предложили уехать из Руана и стать палачом Парижа. Он переехал туда и поселился в месте, которое народ звал "Дворцом палача". Это было мрачное восьмиугольное строение с башенкой, около которой привязывали приговоренных к позорному столбу. Рядом шумел парижский рынок - там прадед брал припасы и товары. Таков был закон: палач мог взять с рынка столько, сколько мог унести в руках. Но он уносил слишком много, и однажды толпа торговцев подожгла его дом. Тогда мой предок и решил переехать в пустынный квартал, называвшийся Новой Францией, - теперь это часть Пуассоньерского предместья. Ему было за шестьдесят, когда он женился на молодой женщине - разумеется, тоже родственнице палача. И в 1703 году, в самом начале века, который сделает наше имя воистину знаменитым, Шарль Сансон передал свою кровавую должность моему деду, ибо "душа почтенного старца осветилась нежными утехами любви". Он захотел отдохнуть от крови. Я не смогу перечислить всех, кого покарал меч моего деда - Сансона Второго, ибо он, к сожалению, весьма неаккуратно вел Журнал казней. Отмечу, пожалуй, только Картуша. Это был великий грабитель, о подвигах которого народ до сих пор слагает легенды. (Дед колесовал его в 1721 году на Гревской площади.) Тогда было много грабежей, целые банды нищих разбойничали на дорогах Франции... Людовик XIV умер, оставив страну в состоянии печали и крайнего разорения. Правил пятилетний король, вернее, его регент - герцог Орлеанский, провозгласивший очаровательный закон: "Запрещено все, что мешает наслаждению". И действительно, после мрачного аскетизма последних дней Людовика XIV двором овладело безумие удовольствий. Сам бедный регент попросту сгнил от дурных болезней - этими "дорогими наградами, полученными от самых разнообразных прелестниц", "доблестными ранами, заработанными на поле самого восхитительного из сражений" герцог поистине гордился. В то время топор палача часто бездействовал, и жертвы были малопримечательны - в основном все те же грабители, доведенные нищетой до преступлений. Сансон Второй умер в 1726 году, сорока пяти лет отроду. Он оставил двух сыновей - Жана и Николя. И несмотря на возраст, старший из них, семилетний Жан, был тотчас посвящен в звание палача. А на время его малолетства обязанности палача были возложены на некоего месье Гаррисона. Он-то и заставлял несчастного ребенка присутствовать при казнях на Гревской площади, ибо без Исполнителя казнь незаконна и является попросту убийством. И маленькая кукла - мой будущий отец - стояла на кровавом эшафоте и смотрела, как рубили головы... Я думаю, именно тогда нестерпимый ужас поселился в детском сердце - оттого Жан Сансон так недолго орудовал на эшафоте. Отца разбил паралич, когда мне было только семнадцать лет. Я уже упоминал о комнатке в нашем доме, где в полумраке на стенах висели мечи - наши родовые мечи палачей - выбирай любой! С детства я любил приходить туда. В колеблющемся пламени свечи сверкали лезвия... На всех этих великолепных широких клинках с удобными рукоятками кованого железа было вырезано одно слово - ПРАВОСУДИЕ. Я много слышал от матери о своих предках - как они страдали от человеческого презрения, как таились от людей, как редко выходили из дому, стесняясь взглядов прохожих... Ничего этого во мне не было - я с детства ощущал себя палачом и с гордостью готовился к этой роли. Я презирал людское презрение. Когда я взошел на эшафот в первый раз, отец рубил голову знатному дворянину. Помню, как тот ослаб и как отец ободрял его - когда-то гордого вельможу. Мне понравилось... И когда отец, побежденный болезнью, более не мог действовать мечом - меч оказался в надежных руках. Может быть, впервые в нашем роду за него взялся тот, кто хотел быть палачом. Однако больной отец прожил еще два десятилетия. Все это время я без него орудовал на эшафоте, но... отец был жив, и потому он по-прежнему считался палачом города Парижа. С трудом шевеля ногами, тяжело дыша, он поднимался на эшафот и стоял в стороне - наблюдал за моей работой... Исполнителем я был утвержден только после смерти отца в августе 1778 года. Между тем работы становилось больше - король старел, характер у него портился... И все чаще мне приходилось встречаться на эшафоте со знаменитостями. Вся Франция следила за моим топором, когда четвертовали беднягу Дамьена, покусившегося на жизнь самого короля. Это случилось холодной ночью: король направлялся к карете, дрожа в своем модном рединготе (он был великий модник, наш Луи XV). Он уже

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору