Вальтер СКОТТ
    УЭВЕРЛИ, ИЛИ ШЕСТЬДЕСЯТ ЛЕТ НАЗАД


    ONLINE БИБЛИОТЕКА  http://www.bestlibrary.ru


Глава 1

Вводная

    Заглавие  этого  произведения  было  выбрано   не   без   серьезного   и
основательного обдумывания, которого важные дела требуют от  осмотрительного
человека. Даже его  первое  или  общее  название  явилось  плодом  необычных
изысканий и отбора, хотя, если бы я брал пример со  своих  предшественников,
мне стоило только взять самое звучное и приятное  на  слух  наименование  из
английской  истории  или  географии  и  сделать  его  как  заглавием   моего
произведения, так и именем его героя. Но увы!  Чего  могли  бы  ожидать  мои
читатели от рыцарственных прозвищ Гоуарда, Мордонта,  Мортимера  или  Стэнли
или от более нежных и чувствительных звуков  Белмура,  Белвила,  Белфилда  и
Белгрейва, как не страниц, полных пустой болтовни,  вроде  книг,  выходивших
под такими заглавиями за последние полвека?  Скромно  признаюсь:  я  слишком
недоверчив к собственным заслугам, чтобы без необходимости противопоставлять
их ранее сложившимся представлениям. Поэтому я, как рыцарь  с  белым  щитом,
впервые выступающий в поход, выбрал для своего героя  имя  Уэверли,  еще  не
тронутое и не вызывающее своим звучанием никаких мыслей  о  добре  или  зле,
кроме тех, которые читателю угодно будет  связать  с  ним  впоследствии.  Но
второе, дополнительное  название  моего  сочинения  представило  несравненно
более трудный выбор, поскольку подзаголовок,  несмотря  на  свою  краткость,
может считаться своего  рода  обязательством  для  автора  изображать  место
действия, обрисовывать  героев  и  располагать  события  таким,  а  не  иным
образом. Если бы, например, я  объявил  на  фронтисписе:  "Уэверли,  повесть
былых времен", - всякий читатель  романов,  конечно,  ожидал  бы  замка,  по
размерам не уступающего Удольфскому <...читатель романов, конечно, ожидал бы
замка, по размерам не уступающего Удольфскому. - Удольфский  замок  -  место
действия романа Анны Радклиф "Удольфские тайны"  (1794).>.  Восточное  крыло
его с давних пор оставалось бы необитаемым, а ключи от  него  были  бы  либо
потеряны, либо поручены заботам пожилого  дворецкого  или  кастелянши,  чьим
неверным шагам суждено было бы к середине второго тома  привести  героя  или
героиню в это разрушенное обиталище. Не кричала ли бы сова и  не  трещал  бы
сверчок с самого титульного листа? Разве мог бы я, соблюдая хотя бы в слабой
степени  приличия,  ввести  в  мою  повесть  сцену  более  оживленную,   чем
паясничанье грубоватого но верного  слуги  или  бесконечные  речи  горничной
героини, когда она пересказывает  своей  госпоже  все  кровавые  и  страшные
истории, которых она наслушалась в людской?  Опять  же,  если  бы  заголовок
гласил "Уэверли, перевод  с  немецкого",  неужели  нашлась  бы  такая  тупая
голова, которая не представила бы  себе  распутного  аббата,  деспотического
герцога, тайного  и  загадочного  сообщества  розенкрейцеров  и  иллюминатов
<Розенкрейцеры, иллюминаты - масонские общества.>  с  их  реквизитом  черных
капюшонов, пещер, кинжалов, электрических машин, люков и потайных фонарей? А
если бы я предпочел назвать свое произведение "Чувствительной повестью",  не
было бы это верным  признаком,  что  в  ней  появится  героиня  с  изобилием
каштановых волос и с арфой - усладой часов ее одиночества, которую ей всегда
как-то удается благополучно  переправить  из  замка  в  хижину,  хотя  нашей
героине приходится порой выскакивать из окна, расположенного на высоте  двух
маршей лестницы, и не раз плутать по дорогам, пешком и в полном одиночестве,
руководствуясь в своих странствиях лишь указаниями какой-нибудь  краснощекой
деревенской девки, чей говор она едва может понять? Или, скажем, если бы мой
"Уэверли" был озаглавлен "Современная повесть", не потребовал ли  бы  ты  от
меня, любезный читатель, блестящей картины светских нравов, нескольких  едва
завуалированных  анекдотов  из  жизни  частных  лиц,  -  притом  чем  сочнее
выписанных,  тем  лучше,  -  героини  с   Гровнор-сквер   <Гровнор-сквер   -
аристократический  район  Лондона.>,  героя  из  клубов,  посвятивших   себя
кучерскому  искусству  <...героя  из  клубов,  посвятивших  себя  кучерскому
искусству... - В Англии был популярен конный спорт,  в  частности  искусство
управлять четверкой лошадей.>, и толпы второстепенных персонажей,  набранных
среди модниц восточного конца улицы  королевы  Анны  и  отважных  героев  из
полицейского участка на Боу-стрит? Я мог бы умножить доказательства важности
титульного листа и показать в то же время, как глубоко осведомлен я во  всех
ингредиентах, необходимых для приготовления романов как героических,  так  и
бытовых, самого различного свойства, но довольно: я не позволю  себе  дольше
искушать терпение моего читателя, без сомнения уже горящего желанием узнать,
на чем остановился выбор автора, столь глубоко познавшего различные  отрасли
своего искусства.
   Итак, относя начало моего повествования на  шестьдесят  дет  назад,  если
считать от настоящего первого ноября 1805 года, я этим самым как бы объявляю
моим читателям, что в последующих страницах  они  не  найдут  ни  рыцарского
романа, ни хроники современных нравов; что железо не  будет  покрывать  плеч
моего героя, как во время  оно,  ни  красоваться  в  виде  подковок  на  его
каблуках, как это принято нынче на Бонд-стрит <Бонд-стрит -  место  прогулок
модников и модниц.>, что мои девицы не будут облачены  "в  пурпур  и  долгие
одежды", как леди Алиса из древней  баллады,  или  доведены  до  первобытной
обнаженности  современных  посетительниц  раутов.  Из  этого  выбора   эпохи
проницательный критик сможет далее заключить, что предметом  моего  рассказа
будут скорее люди, чем нравы. Бытописание становится интересным  либо  когда
оно относится к эпохе, заслуживающей уважения в силу своей  древности,  либо
когда является живым отражением событий, повседневно развертывающихся  перед
нашими глазами и занимательных своей новизной. Таким образом, кольчуга наших
предков и шуба с тройным воротником современных щеголей могут  в  одинаковой
степени, хотя и по  различным  причинам,  служить  подходящим  костюмом  для
вымышленного персонажа; но кто, желая произвести впечатление одеянием своего
героя, добровольно нарядит его в придворное платье времен Георга  II  <Георг
II (1683-1760)  -  английский  король;  в  период  его  правления  произошли
события, о которых идет речь в  романе  "Уэверли".>  -  без  воротничков,  с
широкими рукавами и низкими прорезями  для  карманов?  То  же  с  одинаковой
справедливостью  можно  сказать  и  о  готическом   зале,   который   своими
разноцветными и потемневшими стеклами, высокой и  мрачной  крышей,  наконец,
тяжелым  дубовым  столом,  украшенным  розмарином  и  уставленным  кабаньими
головами, фазанами и павлинами, журавлями и лебедями, производит  прекрасное
впечатление в литературных описаниях. Немалого эффекта можно добиться  и  от
оживленной  картины  современного  празднества   из   тех,   что   ежедневно
упоминаются в газетах под рубрикой "Зеркало моды", если  мы  противопоставим
их, вместе или в отдельности,  чопорному  великолепию  какого-нибудь  приема
шестьдесят лет тому назад; и, таким образом, легко будет увидеть,  насколько
художник, изображающий древность или модные нравы, выигрывает по сравнению с
тем, кто рисует быт последнего поколения.
   Читатель должен понять, что, учитывая невыгоды, присущие этой части  моей
темы, я, как это  вполне  понятно,  стремился  их  избежать,  сосредоточивая
интерес на характерах и страстях действующих лиц  -  тех  страстях,  которые
свойственны людям на всех ступенях общества и одинаково волнуют человеческое
сердце, бьется ли оно под стальными латами пятнадцатого века,  под  парчовым
кафтаном восемнадцатого или под голубым фраком и белым  канифасовым  жилетом
наших  дней  <Увы!  Этот  костюм,  считавшийся   щегольским   и   подобающим
джентльмену  восьмисотых  годов,  теперь  столь  же  устарел,  как  и  автор
"Уэверли". Элегантному читателю  предоставляется  возможность  заменить  его
жилетом с вышивкой по пурпурному атласу или бархату и фраком любого угодного
ему цвета. (Прим. автора.)>. Нет сомнения, что нравы и законы придают ту или
иную окраску этим страстям, но гербовые знаки,  употребляя  язык  геральдики
<Геральдика - наука, изучающая гербы. Основой каждого  герба  является  щит,
имеющий определенный цвет поля, который воспроизводится с  помощью  финифтей
(эмалей), металлов и мехов.>, остаются одними и теми же,  хотя  финифть  или
металл поля и самих знаков могут не только измениться, но и стать совершенно
другими. Гнев наших  предков  был,  например,  червленым,  он  проявлялся  в
открытом кровавом насилии над предметом своей ярости. Наши злобные  чувства,
ищущие своего удовлетворения более окольными путями и подводящие подкопы под
препятствия, которых они не могут  открыто  опрокинуть,  скорее  окрашены  в
черный цвет. Однако скрытая в глубине пружина остается неизменной как в том,
так и в другом случае, и гордый пэр,  имеющий  возможность  погубить  своего
соседа, не нарушая законности, лишь путем  долгих  тяжб,  -  прямой  потомок
барона, который сначала поджигал со всех углов  замок  своего  соперника,  а
затем оглушал его ударом по голове в тот момент,  когда  несчастный  пытался
выскочить из  огня.  Из  великой  книги  Природы,  неизменной  после  тысячи
изданий, печаталась ли она древним  готическим  шрифтом  или  издавалась  на
веленевой или атласной бумаге, я попытался прочесть публике всего лишь  одну
главу.
   Нравы общества в северной части острова ко времени описанных мною событий
дали мне возможность сделать несколько  любопытных  противопоставлений.  Они
смогли внести разнообразие в рассказ и оживить нравственные уроки, которые я
склонен считать самой важной частью своего плана. Впрочем, я сознаю, что  не
достигну цели,  если  не  смогу  придать  им  занимательности,  -  а  в  наш
критический век эта задача не такая легкая, как  это  было  "шестьдесят  лет
назад".

Глава 2

Уэверли-Онор
Взгляд в прошлое

   Итак, шестьдесят лет прошло с тех пор, как  герой  нашей  повести  Эдуард
Уэверли простился со своей семьей, уезжая в драгунский  полк,  куда  он  был
недавно назначен. Невеселым был день в замке Уэверли, когда  молодой  офицер
расставался со своим любящим старым дядей сэром Эверардом,  титул  и  имение
которого он должен был унаследовать.
   Несогласие в политических взглядах рано разлучило баронета с его  младшим
братом Ричардом Уэверли, отцом нашего героя. Сэр Эверард воспринял от  своих
предков все бремя консервативных пристрастий и предубеждений, политических и
церковных, которыми род Уэверли  отличался  со  времен  великой  гражданской
войны <...со времен великой гражданской войны... -  С  гражданской  войны  в
1642 г. началась английская буржуазная революция.>. Но Ричард был на  десять
лет моложе, осужден на  роль  второго  брата  <...осужден  на  роль  второго
брата... - то есть не имел права на наследство, которое доставалось старшему
брату.> и не видел ни чести, ни удовольствия в  том,  чтобы  разыгрывать  из
себя Уилла Уимбла  <Уилл  Уимбл  -  сельский  джентльмен,  персонаж  Джозефа
Аддисона в его журнале "Зритель"  (1711-1714).>.  Он  рано  понял,  что  для
успеха на жизненных скачках он не  должен  обременять  себя  лишним  грузом.
Художники толкуют о трудности изображения игры различных страстей  на  одном
лице. Не легче дается и моралисту анализ тех смешанных  побуждений,  которые
обусловливают наши поступки. Чтение истории и здравые доводы убедили Ричарда
Уэверли, что, выражаясь словами старой песни,

   Терпеть в бездействии смешно,
   И вздор - непротивленье.

   Однако  разум  его  был  бы,  вероятно,  бессилен  вступить   в   бой   с
наследственными предрассудками и искоренить их, если бы он  мог  предвидеть,
что  его  старший  брат  сэр  Эверард,  приняв  слишком  близко   к   сердцу
разочарование, которое постигло его  в  юности,  останется  холостяком  и  в
семьдесят два года. Ожидание наследства, даже отдаленного, примирило бы  его
с постылым прозвищем "мастера <Мастер - господин, сударь  (при  обращении  к
юношам). Старшего сына называют по фамилии: "мастер Уэверли", а  младшего  -
по имени: "мастер Ричард".> Ричарда из  замка,  брата  баронета  <Баронет  -
английский  дворянский  титул,  средняя  ступень  между  низшим  дворянством
(джентри) и высшей аристократией.>", которое ему предстояло  носить  большую
часть жизни в надежде, что до смерти он все же станет сэром Ричардом Уэверли
из  Уэверли-Онора,  наследником  великолепного   поместья   и   значительных
политических связей в качестве самого влиятельного  представителя  интересов
графства, где оно находилось. Но это была развязка, на которую Ричард не мог
рассчитывать, пока сэр Эверард был в  расцвете  сил  и  считался  приемлемым
женихом почти в любой семье, независимо от того, домогался ли  он  богатства
или красоты, и когда слухи о его предстоящей свадьбе занимали каждый год его
соседей.  Младший  брат  считал,  что  единственная   возможная   дорога   к
независимости - это положиться на собственные силы и перейти к  политическим
убеждениям, более согласным как с разумом, так и с его  личными  интересами,
чем наследственная приверженность сэра Эверарда к  Высокой  церкви  <Высокая
церковь (англиканская) - епископальная  государственная  церковь  в  Англии,
соединявшая черты протестантизма и католицизма.>  и  к  дому  Стюартов  <Дом
Стюартов - королевская династия в Англии в XVII в. В 1689 г. Иаков II Стюарт
был  изгнан  парламентом,  и  на  престол  вступил  Вильгельм  III  Оранский
(1650-1702).>. Поэтому он уже в начале карьеры отрекся от семейных  традиций
и вступил в жизнь как  откровенный  виг  <Виги.  -  Вначале  так  назывались
сторонники билля 1680 г., лишавшего Иакова II (тогда еще герцога  йоркского)
права на наследование  престола  после  Карла  II.  Противники  этого  билля
назывались тори. Эти названия закрепились за  партиями  и  в  дальнейшем.  В
описываемую эпоху виги были на  стороне  ганноверской  династии,  тогда  как
среди тори многие сочувствовали Стюартам.> и сторонник Ганноверской династии
<Ганноверская  династия  -  английские   короли   немецкого   происхождения,
протестанты по вероисповеданию, первым из  них  был  Георг  I,  правивший  в
1714-1727 гг.>.
   Министры  времен  Георга  Первого  осторожно  стремились  уменьшить  ряды
оппозиции. Консервативное титулованное дворянство, которому солнечное сияние
двора необходимо было  для  того,  чтобы  блистать  его  отраженным  светом,
постепенно примирялось с новой династией. Но, живши на своих землях, богатые
помещики  Англии,  сословие,  сохранившее  наряду  со  старыми   нравами   и
первобытной  честностью  еще  значительную  долю  упрямых  и   непреодолимых
предрассудков, держалось  в  стороне  от  двора  в  высокомерной  и  угрюмой
оппозиции, бросая нередко взгляды сожаления и надежды в сторону Буа ле Дюка,
Авиньона и Италии <Где шевалье  Сен-Жорж,  или,  как  он  назывался,  старый
претендент на престол,  держал  свой  двор  изгнанника,  по  мере  того  как
обстоятельства вынуждали  его  менять  свою  резиденцию.  (Прим.  автора.)>.
Переход в  ряды  вигов  близкого  родственника  одного  из  этих  стойких  и
неуступчивых  противников  сочли   прекрасным   средством   привлечь   новых
прозелитов, и поэтому Ричард Уэверли снискал большую  степень  министерского
расположения, нежели заслуживали его способности или политическое  значение.
Как бы то ни было, у него  открыли  недюжинные  способности  к  общественным
делам, и после первой же аудиенции у министра он быстро пошел  в  гору.  Сэр
Эверард узнал из газеты, во-первых, что Ричард Уэверли, эсквайр  <Эсквайр  -
обращение, присоединяемое к фамилии помещика в Англии.>, избран в  парламент
от покорного во всем министру местечка Бартерфейта <...избран в парламент от
покорного  во   всем   министру   местечка   Бартерфейта...   -   Бартерфейт
(Barterfaith) - то есть  Продажно-Послушное  (от  to  barter  -  выменивать,
продавать и faith - доверие, честность). По давнему закону небольшие селения
имели несоразмерно большое представительство в парламенте, чем  пользовались
аристократы, на землях которых  находились  эти  селения.>,  во-вторых,  что
Ричард Уэверли, эсквайр, сыграл важную роль в прениях по  биллю  об  акцизе,
поддерживая  правительство,  и,  в-третьих,  что  Ричард  Уэверли,  эсквайр,
удостоился места в одном министерстве, где удовольствие  служения  отечеству
сочеталось  с  другими,  не  меньшими  радостями  <...удовольствие  сложения
отечеству сочеталось с другими, не меньшими радостями... - то есть с крупным
жалованьем.>, выпадавшими для большей благовидности точно каждые три месяца.
   Хотя эти события следовали одно за другим так быстро, что  проницательный
издатель современной газеты, оповещая о первом, мог  бы  предсказать  и  два
последующих, дошли  они  до  сэра  Эверарда  постепенно,  как  если  бы  они
перегонялись  капля  за  каплей  из  прохладной   и   неторопливой   реторты
"Дайеровского еженедельного вестника" <Это был  в  течение  долгого  времени
оракул деревенских джентльменов из крайних тори. Первоначально "Еженедельный
вестник"  размножайся  от  руки  и  высылался  в  таком  виде   подписчикам.
Составитель  его  собирал  свои  сведения  по  кофейням  и  часто  домогался
дополнительного пособия,  ссылаясь  на  чрезвычайные  расходы,  связанные  с
посещением  этих  фешенебельных  заведений  (Прим.  автора.)>.  Здесь  стоит
заметить, что вместо почтовых карет, благодаря которым  любой  мастеровой  в
своем  шестипенсовом  клубе  может  теперь  каждый  вечер  узнать  вчерашние
столичные новости из двадцати противоречивых источников,  почта  в  эти  дни
привозила газету в Уэверли-Онор всего раз в неделю. "Еженедельный  вестник",
удовлетворив любопытство сэра Эверарда, его сестры  и  пожилого  дворецкого,
неизменно передавался из замка в пасторский дом, оттуда - сквайру Стаббсу  в
Грэйндж, от сквайра переходил к управляющему баронета в его чистенький белый
домик на пустоши, от управляющего к приказчику, а от  него  -  по  обширному
кругу почтенных старичков и старушек, в чьих заскорузлых и мозолистых  руках
он обычно превращался в  труху  примерно  через  месяц  после  получения  из
Лондона.
   Эта задержка в поступлении сведений оказалась очень  кстати  для  Ричарда
Уэверли, ибо, дойди все его чудовищные поступки до ушей баронета сразу, вряд
ли новоиспеченному чиновнику пришлось бы особенно  гордиться  успехом  своей
политики. Сэра Эверарда, человека вообще на редкость мягкого, некоторые вещи
способны были вывести из себя. Поведение брата глубоко его уязвило. Поместья
Уэверли не были закреплены каким-либо актом за определенным наследником (ибо
никому из прежних владельцев не приходило в голову, что какой-нибудь  из  их
потомков окажется повинным в низостях,  приписываемых  Ричарду  "Дайеровским
вестником"), но если бы такой акт и существовал,  женитьба  владельца  могла
иметь роковые последствия для наследника по боковой  линии.  Все  эти  Мысли
носились в  мозгу  сэра  Эверарда,  не  приводя  его,  однако,  ни  к  каким
определенным решениям.
   Взгляд его блуждал по  изукрашенному  многими  эмблемами  благородства  и
героических  подвигов  генеалогическому  древу  <Генеалогическое   древо   -
родословная знатного лица, изображавшаяся  в  виде  дерева.>,  висевшему  на
гладко отполированной панели зала в Уэверли-Оноре. Ближайшими потомками сэра
Гильдебранда Уэверли, если не считать  линии  его  старшего  сына  Уилфреда,
единственными представителями которой являлись сэр Эверард и его брат, были,
как явствовало из этого  древнего  документа  (что  он,  впрочем,  прекрасно
знал), Уэверли из Хайли-парка в графстве Гэмпшир, с которыми главная ветвь -
или, скорее, ствол - этого рода п