Генри Райдер Хаггард
   Клеопатра


                         Повесть о крушении надежд
                         и мести потомка египетских
                            фараонов Гармахиса,
                      написанная его собственной рукой


     -----------------------------------------------------------------------
     Хаггард Г.Р. Собрание сочинений: в 12 т. Т. 1.
     Калуга: изд. Библио, 656 стр. Перевод с английского Ю.Жуковой
     OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 19 ноября 2003 года
     -----------------------------------------------------------------------

     Творчество известного  английского  романиста  Генри  Райдера  Хаггарда
(1856-1925)  хорошо  известно  советскому  читателю  по  его  романам  "Дочь
Монтесумы",  "Перстень  царицы  Савской",  "Копи  царя  Соломона".   Впервые
публикуемые  романы  "Клеопатра"  и  "Владычица  Зари"   посвящены   истории
Древнего Египта.
     В романе "Клеопатра" Хаггард создает  еще  одну  легенду  о  знаменитой
царице Клеопатре VII, повелительнице независимого Египта.  Роман  повествует
о заговоре верховных жрецов, решивших сбросить с  трона  ненавистную  царицу
Клеопатру, которая отдала Египет во власть Риму.
     Роман "Владычица Зари" повествует о судьбе  царевны  Нефрет,  связанной
родственными узами  с  династией  вавилонских  царей.  После  многочисленных
приключений ей суждено  было  стать  Объединительницей  Верхнего  и  Нижнего
Египта.


СОДЕРЖАНИЕ

                         От автора
                         Вступление
                         Книга первая. ИСКУС ГАРМАХИСА
                         Книга вторая. ПАДЕНИЕ ГАРМАХИСА
                         Книга третья. МЕСТЬ ГАРМАХИСА

                         А.Темчин. Комментарии


                                 Посвящение

     Дорогая мама,  я  давно  мечтал  посвятить  Вам  какой-нибудь  из  моих
романов и наконец остановил  свой  выбор  на  этом  опусе  в  надежде,  что,
несмотря на все его несовершенства и  самую  суровую  критику,  которую  он,
возможно, вызовет у Вас и у всей публики, Вы его примете.
     Желаю, чтобы мой роман "Клеопатра"  доставил  Вам  хотя  бы  часть  той
радости, которую испытывал я, когда трудился над ним, и  чтобы,  читая  его,
Вы увидели  конечно  же  неполную,  но  все  же  достоверную  картину  жизни
таинственного  Древнего  Египта,  чьей  славной  историей  Вы   так   горячо
интересуетесь.

                                                 Ваш любящий и преданный сын
                                                            Г.Райдер Хаггард
                                                           21 января 1889 г.


                                 От автора

     Многие историки,  изучающие  этот  период  античности,  считают  гибель
Антония и Клеопатры одним из самых  загадочных  среди  трагических  эпизодов
прошлого. Какие злые силы,  чья  тайная  ненависть  постоянно  отравляли  их
благоденствие и ослепляли разум? Почему Клеопатра бежала во время битвы  при
мысе Акциум и почему Антоний кинулся за ней,  бросив  свой  флот  и  войско,
которое Октавиан разбил и уничтожил? Сколько вопросов,  сколько  загадок,  -
кто знает, быть может, в этом романе мне удалось хоть часть их разгадать.
     Однако я прошу читатель  не  забывать,  что  повествование  ведется  не
устами нашего с вами современника, а как бы  от  лица  древнего  египтянина,
потомка фараонов, который пламенно любил свою  отчизну  и  пережил  крушение
всех своих надежд; не  простодушного  невежды,  который  наивно  обожествлял
животных, но образованнейшего  жреца,  посвященного  в  сокровенные  глубины
тайных знаний, свято верившего, что боги  Кемета  воистину  существуют,  что
человек может вступать с ними в общение, и что мы живем  вечно,  переходя  в
загробное царство, где нас осуждают за содеянное зло или  оправдывают,  если
мы его не совершали; ученым,  для  которого  туманная  и  порой  примитивная
символика, связанная с культом Осириса, была всего лишь пеленой,  специально
сотканной, чтобы скрыть тайны Священной Сущности. Мы не  знаем,  какую  долю
истины постигали в своих духовных  исканиях  жаждующие  ее,  -  быть  может,
истина и вовсе не давалась  им,  но  о  стремящихся  к  ней,  как  стремился
царевич Гармахис, рассказывается в истории  всех  крупных  религий,  и,  как
свидетельствуют священные  тексты  на  стенах  древних  гробниц,  дворцов  и
храмов, их было немало и среди  тех,  кто  поклонялся  египетским  богам,  в
особенности Исиде.
     Как ни досадно, но чтобы написать роман о той эпохе, пришлось  хотя  бы
бегло набросать фон происходящих в нем  событий,  ибо  лишь  с  его  помощью
оживет перед глазами читателя давно умершее прошлое, явится во всем  блеске,
прорвавшись сквозь мрак тысячелетий, и даст ему возможность  прикоснуться  к
забытым тайнам. Тем же, кого  не  интересуют  верования,  символы  и  обряды
религии  Древнего  Египта,  этой  праматери  многих  современных  религий  и
европейской цивилизации, а увлекает  лишь  сюжет,  я  в  должным  пониманием
рекомендую воспользоваться испытанным  приемом  -  пропустить  первую  часть
романа и начать сразу со второй.
     Что касается смерти Клеопатры, мне  кажется  наиболее  убедительной  та
версия,  согласно  которой  она  принимает  яд.  Плутарх   пишет,   что   не
сохранилось достоверных сведений о том, каким  именно  способом  она  лишила
себя жизни, хотя молва приписывала ее смерть  укусу  гадюки.  Но  ведь  она,
насколько нам известно, покинула  этот  мир,  доверившись  искусству  своего
врача Олимпия, этой таинственнейшей личности,  а  чтобы  врач  избрал  столь
экзотическое и ненадежное средство для человека, который  решил  умереть,  -
нет, это более чем сомнительно.
     Вероятно, следует упомянуть, что даже во времена царствования  Птолемея
Эпифана на египетский трон посягали потомки египетских фараонов,  одного  из
которых  звали  Гармахис.  Более  того,  у  многих  жрецов   имелась   книга
пророчеств, где утверждалось,  что  после  владычества  греков  бог  Харсефи
сотворит "царя, который  придет  и  будет  править".  Поэтому  вы,  надеюсь,
согласитесь, что  описанная  мною  повесть  о  великом  заговоре,  участники
которого хотели уничтожить династию Македонских Лагидов и посадить  на  трон
Гармахиса, не так уж невероятна, хотя исторических подтверждений у нее  нет.
Зато есть все основания  предполагать,  что  за  долгие  века,  пока  Египет
угнетали  чужеземные  властители,  его  патриоты  не  раз  составляли  такие
заговоры. Но история древнего мира рассказывает нам очень мало  о  борьбе  и
поражениях порабощенного народа.
     Песнопения Исиды и песнь Клеопатры, которые вы встретите  на  страницах
этого романа, автор записал прозой, а стихами переложил мистер  Эндрю  Ланг,
он же перевел с греческого плач по умершим сирийца  Мелеагра,  который  поет
Хармиана.


                                 Вступление

     Недавно в  одной  из  расщелин  голого  скалистого  плато  в  Ливийской
пустыне, за абидосским храмом, где, по преданию, похоронен бог Осирис,  была
обнаружена гробница, и среди прочей утвари в ней оказались свитки  папируса,
на которых  изложены  эти  события.  Гробница  огромная,  но  больше  ничего
примечательного в ней нет, если  не  считать  глубокой  вертикальной  шахты,
которая ведет из вырубленной в толще  скалы  молельни  для  родственников  и
друзей усопших в погребальную камеру. Глубина этой  шахты  футов  девяносто,
не меньше. Внизу, в погребальной камере, было найдено всего  три  саркофага,
хотя там могло бы поместиться еще  несколько.  Два  из  этих  саркофагов,  в
которых, вероятно, покоились  останки  верховного  жреца  Аменемхета  и  его
жены  -  отца   и   матери   героя   этого   повествования,   Гармахиса,   -
мародеры-арабы, нашедшие гробницу, взломали.
     Они не только взломали саркофаги - варвары  растерзали  и  сами  мумии.
Руки  этих  осквернителей  праха  разорвали   на   части   земную   оболочку
божественного Амснемхета и той, чьими устами,  как  свидетельствуют  надписи
на стенах,  вещала  богиня  Хатхор,  -  разобрали  по  костям  скелеты,  ища
сокровища, быть может спрятанные в  них,  -  и,  кто  знает,  наверно,  даже
продали эти кости, по распространенному у них обычаю, за несколько  пиастров
какому-нибудь  дикарю-туристу,   который   обязательно   должен   чем-нибудь
поживиться, пусть даже ради этого совершится  святотатство.  Ведь  в  Египте
несчастные живые находят себе пропитание, разоряя гробницы  великих,  живших
прежде них.
     Так случилось, что немного времени спустя  в  Абидос  приплыл  один  из
добрых друзей автора, врач по профессии, и встретил там  арабов,  ограбивших
гробницу. Они открыли ему по секрету, где она находится, и  рассказали,  что
один саркофаг так и стоит нераспечатанным. Судя по всему,  в  нем  похоронен
какой-то бедняк, объяснили они, вот они ни  не  стали  вскрывать  гроб,  тем
более что и времени было в обрез.  Мой  друг  загорелся  желанием  осмотреть
внутренние  помещения  усыпальницы,  в  которую  еще  не  хлынули   праздные
бездельники туристы, он дал арабам денег, и  они  согласились  провести  его
туда. Что было дальше, расскажет он сам, в своем письме ко  мне,  которое  я
привожу слово в слово:

     "Ту ночь мы провели возле храма Сети и  еще  до  рассвета  тронулись  в
путь. Меня сопровождал косоглазый разбойник по имени Али  -  я  прозвал  его
Али-Баба (это у него я купил перстень, который посылаю Вам)  -  и  несколько
его коллег-воров, - весьма избранное  общество.  Примерно  через  час  после
того, как поднялось солнце, мы достигли долины, где находится гробница.  Это
пустынное, заброшенное место, здесь целый день  палит  безжалостное  солнце,
раскаляя разбросанные по  долине  огромные  рыжие  скалы,  так  что  до  них
невозможно дотронуться, а песок так просто  обжигает  ноги.  Идти  по  такой
жаре стало невозможно, поэтому мы сели на ослов и  двинулись  дальше  верхом
по пустыне, где единственным  живым  существом  кроме  нас  был  стервятник,
парящий высоко в синеве.
     Наконец  мы  приблизились   к   гигантскому   утесу,   стены   которого
тысячелетие за тысячелетием раскаляло солнце и  шлифовал  песок.  Здесь  Али
остановился и объявил, что гробница находится под утесом.  Мы  спешились  и,
поручив ослов  попечению  паренька-феллаха,  подошли  к  подножию  утеса.  У
самого его основания чернела небольшая нора, в которую человек  мог  лишь  с
трудом протиснуться, да и то ползком. Оно  и  неудивительно  -  лаз  прорыли
шакалы, потому что не только  вход  в  гробницу,  но  и  значительная  часть
вырубленного в скале помещения были занесены песком, и этот-то  шакалий  лаз
и помог арабам обнаружить усыпальницу. Али опустился на четвереньки и  вполз
в нору, я за ним и вскоре оказался в  помещении,  где  после  путешествия  в
удушающей жаре под слепящим солнцем было темно хоть глаз выколи  и  холодно.
Мы зажгли свечи, и, дожидаясь, пока внутрь вползет все  изысканное  общество
грабителей могил, я стал  осматривать  подземелье.  Оно  было  просторное  и
напоминало зал, вырубленный внутри скалы, причем в дальнем его  конце  почти
не было песка. На стенах - рисунки, изображающие культовые церемонии и  явно
относящиеся к временам Птолемеев, среди действующих лиц сразу  привлекает  к
себе внимание величественный старец с длинной  седой  бородой,  он  сидит  в
резном кресле, сжимая в руке жезл*. Перед ним проходит процессия  жрецов  со
священными  предметами.  В  правом  дальнем  углу  зала  шахта,  ведущая   в
погребальную камеру, - квадратный колодец,  пробитый  в  черной  базальтовой
скале. Мы привезли с собой крепкое бревно  и  теперь  положили  его  поперек
устья колодца и привязали к нему  веревку.  После  чего  Али  -  он  хоть  и
мошенник, но смелости ему не занимать, нужно отдать ему должное, -  сунул  в
карман на груди несколько свечей,  взялся  за  веревку  и,  упираясь  босыми
ногами в гладкую стенку колодца, стал с  удивительной  скоростью  спускаться
вниз.  Несколько  мгновений  -  и  он  канул  в  черноту,   только   веревка
подрагивала, удостоверяя, что  он  благополучно  движется.  Наконец  веревка
перестала дергаться, и  из  глубины  шахты  до  нас  еле  слышным  всплеском
долетел голос Али, возвестившего, что все в  порядке,  он  спустился.  Потом
далеко внизу засветилась крошечная звездочка. Это он  зажег  свечу,  и  свет
вспугнул сотни летучих мышей, они взметнулись  вверх  и  нескончаемой  стаей
понеслись мимо нас, бесшумные, как духи.  Веревку  вытянули  наверх,  настал
мой черед, но я не рискнул спускаться по  ней  на  руках,  я  обвязал  конец
веревки вокруг пояса, и меня начали медленно погружать в священные  глубины.
Надо признаться, чувствовал я себя во время путешествия не слишком  приятно,
ибо жизнь моя была  в  буквальном  смысле  в  руках  грабителей,  оставшихся
наверху: одно их неверное движение - и от меня костей не  соберешь.  К  тому
же в лицо мне то и дело тыкались летучие мыши,  вцеплялись  в  волосы,  а  я
летучих мышей терпеть не могу. Я вздрагивал и дергался, но  через  несколько
минут ноги мои все-таки коснулись пола, и я оказался в узком  проходе  рядом
с героическим Али, мокрый от пота, сплошь  облепленный  летучими  мышами,  с
ободранными коленками и руками. Потом к нам ловко, как матрос, спустился  по
веревке еще один из наших спутников; остальные, как  мы  условились,  должны
были ждать наверху.
     ______________
     * Насколько я могу судить, это и есть сам Аменемхет. -  Здесь  и  далее
примеч. автора.

     Теперь можно было трогаться в путь. Али со свечой - конечно, у  всех  у
нас были свечи - повел нас по длинному, высотой футов пять, проходу. Но  вот
проход расширился, и мы вступили в погребальную камеру  -  жара  здесь  была
как в преисподней, нас обняла глухая, зловещая  тишина,  я  в  жизни  ничего
подобного  не  испытывал.  Дышать  было  нечем.  Камера  представляет  собой
квадратную комнату, вырубленную в скале, без  росписей,  без  рельефов,  без
единой статуи.
     Я поднял свечу и стал рассматривать комнату. На  полу  валялись  крышки
гробов, взломанных арабами, и то, что осталось от двух  растерзанных  мумий.
Рисунки на этих крышках саркофагов были удивительной красоты, мне это  сразу
бросилось в глаза, но я  не  знаю  иероглифов  и  потому  не  смог  прочесть
надписей. Вокруг останков мужчины и женщины - я догадался,  что  это  именно
мужчина и женщина*, - были  разбросаны  бусины  и  пропитанные  благовонными
маслами полосы полотняных пелен, в которые когда-то завернули мумии.  Голова
мужчины была оторвана от туловища. Я поднял ее и  стал  рассматривать.  Лицо
было тщательно выбрито - насколько  я  могу  судить,  его  брили  уже  после
смерти, - золотая маска изуродовала черты, плоть ссохлась, и все равно  лицо
поражало величественной красотой. Это было лицо старика с таким спокойным  и
торжественным выражением смерти, вселяющее  такой  благоговейный  ужас,  что
мне стало не по себе, хотя, как Вы знаете, я давно привык к покойникам, и  я
поспешил положить голову на пол. С головы  другой  мумии  бинты  сорвали  не
полностью, но я не стал ее освобождать от обрывков,  мне  и  без  того  было
ясно, что когда-то это была статная красивая женщина.
     ______________
     * Несомненно, это были Аменемхет и его жена.

     - А вот третий мумия, -  сказал  Али,  указывая  на  большой  массивный
саркофаг в углу, который, казалось,  туда  просто  бросили,  потому  что  он
лежал на боку.
     Я  подошел  к  саркофагу  и  стал  его  рассматривать.  Сделан  он  был
добротно, но из простого кедра, и  ни  единой  подписи  на  нем,  ни  одного
изображения божества.
     - Никогда такой не видал, - заметил Али.  -  Скорей,  скорей  хоронить.
Нет мафиш*, нет финиш**. Барасать сюда и оставлять на бок.
     ______________
     * Искаж. арабск.: Конец -  делу  венец,  здесь:  обработан,  убран  как
положено.
     ** Искаж. арабск. Примерно то же что мафиш.

     Я глядел на простой, без украшений саркофаг и чувствовал,  как  во  мне
разгорается неудержимый интерес. Меня так потряс  вид  поруганных  останков,
что я решил не трогать третий  гроб,  но  сейчас  желание  узнать,  что  тут
произошло, взяло верх, и мы принялись за дело.
     Али прихватил с  собой  молоток  и  долото  и,  поставив  саркофаг  как
положено, принялся вскрывать его  с  ловкостью  опытного  грабителя  древних
гробниц.  Через  несколько  минут  он  обратил  мое  внимание  на  еще  одну
неожиданную особенность. Обычно в крышке саркофага делают четыре  деревянных
шипа, по  два  с  каждой  стороны:  когда  крышку  опускают,  они  входят  в
специальные отверстия, высверленные в нижней  части,  и  там  их  закрепляют
намертво шпеньками из дерева  твердых  пород.  Но  у  этого  саркофага  было
восемь таких шипов. Видимо, кто-то решил, что этот  саркофаг  надо  запереть
особенно надежно.
     Наконец мы с великим трудом сняли массивную крышку, толщиной не  меньше
трех дюймов, и увидели мумию,  залитую  чуть  не  до  половины  благовонными
маслами, - довольно странная деталь.
     Али уставился на мумию, выпучив глаза, да и  неудивительно.  Я  тоже  в
жизни не видел ничего подобного. Обычно мумии покоятся на  спине,  прямые  и
вытянутые, точно деревянные скульптуры, а эта лежала на  боку,  и,  несмотря
на пелены, в которые она была завернута, ее колени были слегка  согнуты.  Но
это еще не все: золотая маска, которую, по обычаю тех  времен,  положили  на
ее лицо, была сброшена и буквально придавлена традиционным головным убором.
     Сам собой напрашивался  неумолимый  вывод:  лежащая  перед  нами  мумия
отчаянно билась в саркофаге после того, как ее туда положили.
     - Чуданой мумуия. Когда покойника хоронили,  он  был  живой,  -  сказал
Али.
     - Что за чепуха! - возразил я. - Как это мумия может быть живой?
     Мы извлекли тело из саркофага,  чуть  не  задохнувшись  от  поднявшейся
тысячелетней  пыли,  и  увидели   какой-то   предмет,   наполовину   залитый
благовониями, - нашу первую находку. Это оказался свиток папируса,  небрежно
свернутый и обмотанный полотняным бинтом, в какие была запеленута  мумия,  -
судя по всему, свиток сунули в саркофаг в последнюю  минуту  пред  тем,  как
закрыть его крышкой*.
     ______________
     * В этом свитке содержалась третья,  незаконченная  часть  романа.  Все
три папируса написаны одним почерком, демотическим шрифтом.

     При виде папируса глаза  Али  алчно  сверкнули,  но  я  схватил  его  и
положил в карман, потому что мы заранее договорили: все,  что  мы  найдем  в
гробнице, принадлежит мне. Потом мы  принялись  распеленывать  мумию.  Бинты
обматывали ее толстым слоем, -  необычно  широкие  полосы  прочного  грубого
полотна, кое-как сшитые одна с другой, иногда даже просто  связанные  узлом,
и складывалось впечатление, что трудились над мумией в страшной спешке  и  с
большим напряжением сил.
     Над лицом выступал высокий  бугор.  Но  вот  мы  освободили  голову  от
бинтов и увидели второй свиток папируса. Я хотел взять  его,  но  не  тут-то
было. Видимо, папирус приклеился к  плотному,  без  единого  шва  савану,  в
который покойного сунули с головой, точно в мешок, и  под  ногами  завязали,
как  крестьяне  завязывают  мешки.  Саван  этот,  тоже   густо   пропитанный
благовонными маслами, по сути и был мешок, только сотканный в  виде  платья.
Я поднес свечу поближе к папирусу и понял, почему он не отстает  от  савана.
Благовонные масла загустели и намертво схватили свиток.
     Вынуть  его  из  гроба  было  невозможно,  пришлось  оторвать  наружные
листы*.
     ______________
     * Этим и объясняются пропуски в последних страницах второй части.

     Наконец мне удалось извлечь свиток, и я положил его в карман, туда  же,
где был первый.
     Мы молча продолжали  нашу  зловещую  работу.  С  великой  осторожностью
разрезали саван-мешок, и нам открылась мумия ле