погуляй, - не отрываясь от доски, советовал мне Дима.

"Сам пойди погуляй!" - про себя огрызался я. И продолжал вслух:

- А вот сейчас Пђтр Ефимович пришђл. Говорит, скворцы уже прилетели и все
почки за одну ночь полопались. Два часа, говорит, по улицам бродил,
невзирая на ревматизм.

- Делать нечего твоему Петру Ефимовичу.

Но я не сдавался:

- Я вот сейчас Лидии Кондратьевне дверь открывал. Пошла, говорит, за
ботиночками для Борьки, три часа по городу проходила - и забыла купить:
такой воздух на улице. Прямо опьяняющий!

На самом деле Лидия Кондратьевна просто не нашла для своего трђхлетнего
Борьки подходящего номера и вовсе не восторгалась погодой, а на чђм свет
стоит ругала "торговую сеть". Но вот Дима радостно смахнул фигуры с доски
на диван, схватил подушку и подбросил еђ под самый потолок (видела бы это
мама!).

- Эврика! Эврика!.. Упорство горы сокрушает! Он побежал в коридор, к
телефону, чтобы сообщить своему другу Кольке об очередной "сокрушђнной
горе". И как раз в эту минуту раздался длиннющий звонок в парадную дверь.
Никто из наших соседей так не звонил. Я бросился открывать. Ну, ясно! Всђ!
Конец! Попался! На площадке стоял пожилой небритый почтальон-мужчина с той
особенно толстой сумкой на боку, в которой разносят не письма и не газеты,
а деньги, разные важные квитанции и повестки. Дима был совсем рядом, у
телефона, а почтальон держал в руке повестку - небольшую, жђлтенькую и
очень ехидную.

- Это мне, это мне, - зашептал я, прямо вырывая повестку у него из рук. -
Давайте я распишусь.

И быстро-быстро расписался в каком-то разлинованном журнальчике на глазах у
растерявшегося почтальона.

Но тут вмешалась наша соседка - жена знаменитого шутника с высшим
агрономическим образованием по имени Виктория Владимировна.

- Кому здесь почта? - поинтересовалась она, вытирая руки о фартук.

Я замахал повесткой:

- Мне, мне... Не беспокойтесь, пожалуйста.

- Да, гражданину Клячину, - охотно подтвердил почтальон.

- Не Клячину, а КлячинУ, - поправила соседка: она очень не хотела
сознаваться, что еђ фамилия произошла от такого некрасивого слова -
"кляча". И вдруг, сообразив, в чђм дело, она закричала: - Так это же нам!
Посылка!.. Мандарины из Самарканда! Я жду эти мандарины, как свежего
воздуха, а он схватил их и держит в руке. - Она выхватила у меня повестку,
чуть не разорвав еђ при этом на мелкие клочки. - Теперь мне всђ ясно!
Теперь я понимаю, почему письмо от дяди из Архангельска идђт уже вторые
сутки. И куда девалась позавчерашняя вечђрка!..

- Она по воскресеньям не выходит! - только и мог я крикнуть в ответ. И
скрылся в комнате.

Я слышал, как Дима долго извинялся за меня перед соседкой, а она отвечала
ему:

- Нет, Дима, к вам я ничего не имею. Никаких претензий. Вы вполне
интеллигентный молодой человек.

Вслед за этим "молодой интеллигент" появился в комнате и поплотней прикрыл
дверь, что значило: "Жди серьђзного разговора!"

- Зачем ты схватил повестку?.. - начал Дима.

- Я думал, что это нам...

- Как же ты мог "думать", когда там по-русски написано: "Клячину"?

- А что я, обязан все слова от начала до конца читать, что ли? Я посмотрел
на первую букву и на последнюю, вижу - "К" и "У". Я и подумал, что
"Котлову".

- Оригинальный метод чтения, - съехидничал Дима. - Ты, может, скоро будешь
в каждом слове только одну первую букву читать! Замечательная получится
рационализация: скоростное чтение!

Я отбивался очень вяло, потому что, честно говоря, мне за эти два дня
смертельно надоело врать. Я старался выпутаться из всего этого вранья, но
одна ложь незаметно цеплялась за другую, одна выдумка тянула за собой ещђ
десять. И я ничего не мог поделать.

- Ты безнадђжный человек, - сообщил мне в конце нашей беседы Дима. -
Надоело с тобой разговаривать. Пойду в читальню.

Час от часу не легче! Шутка сказать: пойдђт в читальню! Да кто его туда
пустит?!

Я схватил Диму за руку.

- Зачем тебе идти в читальню? Что там интересного? И потом, ты же устал...
Вон каков бледный! Пойди лучше в Сокольники, на выставку собак. Там знаешь
какая выставка! Говорят, есть такие страшные псы, что собака Баскервилей по
сравнению с ними просто жалкий щенок.

Дима только плечами пожал.

- А вот в парке культуры, между прочим, открыли выставку женского платья, -
сообщил я. - Сам по радио слышал...

Брат посмотрел на меня, как на сумасшедшего.

Что было делать? Как задержать Диму хоть на пятнадцать минут? А потом, я
знал, придђт с работы папа, начнђтся разговор о международных событиях - и
Дима сам забудет про читальню.

Я взглянул на наши стенные часы с пожелтевшим от старости циферблатом и
снова схватил Диму за рукав.

- Ой, сейчас ведь будут "Последние известия"! И сводка погоды на завтра. А
вы завтра как раз на массовку собираетесь. Значит, надо послушать!

- Сам послушай, а потом мне расскажешь.

- Я могу чего-нибудь не расслышать... или забыть! Ведь ты же сам говорил,
что я безнадђжный человек. Вот!

- Да, на тебя надежда плохая, - согласился Дима и присел на диван.

Замысловатая старинная стрелка с резными тоненькими прожилками и
заржавленными бугорками приближалась к семи. Вот уж и голос диктора, словно
напоминая мне о чђм-то важном, предупредил: "Товарищи, проверьте ваши
часы!" Радио на миг замолчало, потом из репродуктора стали падать такие
знакомые глухие удары...

И тут я вскочил со стула. Семь часов!.. Без одной минуты семь! Меня ждђт
Елена Кирилловна. Вот сейчас она тоже проворит по радио часы и уйдђт из
маленькой комнаты, которая так солидно именуется "кабинетом директора". Я
пулей помчался в коридор. Слава богу, телефон был свободен. Возле него на
жђлтом ботиночном шнурке косо висела телефонная книга. Я отыскал букву "Ш",
потом слово "Школа", потом среди сотен школьных номеров - номер своей школы
и набрал его дрожащей рукой.

- Елена Кирилловна? Это я, Сева Котлов...

- Почему же не пришђл твой товарищ? Этот таинственный мальчик...

- Он приходил! Приходил, Елена Кирилловна. И вы видели его... Утром,
помните? И он уже всђ понял. Честное слово!

Елена Кирилловна строго сказала, чтобы этот мальчик, то есть я сам, завтра
ещђ раз зашђл к ней для очень серьђзного разговора. Она так сказала... Но я
не испугался! Я даже обрадовался. Да, да, обрадовался! Мне вдруг
показалось, будто с плеч у меня свалилось что-то очень тяжђлое, такое
тяжђлое, что даже пол под ногами слегка покачнулся.

- Ладно, Елена Кирилловна. Конечно! Он... то есть я... Обязательно зайду!..

Соседка с кухни крикнула, что "если с таким остервенением вешать трубку,
так рычаг скоро отлетит и окажется на полу". Но я ничего не ответил
соседке. Я легко и весело зашагал в комнату, хотя разговор мне там
предстоял совсем не лђгкий и, уж конечно, не весђлый...

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
"ТАЙНЫЙ СИГНАЛ БАРАБАНЩИКА", ИЛИ КАК Я ВиЛ ДНЕВНИК

10 ноября 1957 года

Вчера вечером, когда я слонялся без дела по коридору, мама сказала:

- Займись-ка лучше дневником. Это очень хорошее дело! Каждый день записывай
в тетрадку всђ самое важное. А когда-нибудь, через много-много лет, тебе
будет очень интересно прочитать еђ своим детям или даже внукам и вспомнить,
как ты был маленьким.

- Не маленьким, а школьником среднего возраста! - поправил я маму. - Так
ведь и в книгах пишут: "Для среднего школьного возраста".

- Ну, пусть так, - согласилась мама. - Только пиши о себе всю правду,
ничего не сочиняй. А то тебе же самому будет неинтересно читать свой
дневник, если в нђм будет неправда.

- Через много-много лет я уж забуду, правда это была или неправда...

- Ничего ты не забудешь: детство никогда не забывается.

Ну, маме это, конечно, виднее!

Доставая из ящика чистую тетрадку, я думал: "А может быть, я стану не
просто взрослым, а каким-нибудь знаменитым человеком? Все люди сразу
захотят узнать разные подробности о мођм детстве. И вот эта самая тетрадка
в клеточку им поможет. Тогда уж она будет храниться не в мођм сломанном
ящике, который можно открывать только щипцами да плоскогубцами (голыми
руками его не возьмђшь!), а где-нибудь в музее, под стеклом".

Для начала я изрисовал всю обложку и края первой страницы человеческими
головками, фигурками животных, хвостатыми росписями. Первую фразу я начинал
три раза и три раза нарочно зачђркивал: я знал, что так именно поступают со
своими рукописями всякие знаменитые писатели и поэты.

Но что делать дальше, я не знал. Тогда я пошђл в библиотеку и набрал много
толстых и тонких книг. Это были дневники известных людей: путешественников,
учђных, писателей... Они все очень подробно описывали в дневниках свою
жизнь и жизнь ближайших родственников. Прямо изо дня в день: и кто что
сделал, и кто что подумал, и кто что кому сказал. Они и природу описывали,
и все свои мысли, и настроения. И я так буду делать.

Потом я почитал Димин дневник, который лежит в нашем книжном шкафу. Ну,
Дима пишет главным образом о книгах, которые он прочитал, и о международных
событиях, и о своей общественной работе. Мне кажется, это не очень
интересно записывать. О международных делах можно будет потом, через
много-много лет узнать из газет или журналов. А в дневнике уж лучше писать
о собственной жизни.

Я попросил всех наших домашних - и маму, и папу, и брата Диму - помогать
мне, проверять иногда мой дневник. И сразу приступил к делу: сделал в
тетрадке эту самую первую запись.

11 ноября

Сегодня, ровно в 10 часов 20 минут утра, мне в голову пришла гениальная
идея: посадить Лђльке Мухиной в парту живого ежа! То есть я не сразу дошђл
до этого. Сперва я хотел сунуть ей живого ужа.

Это случилось опять на уроке немецкого языка, у той же самой Анны
Рудольфовны. Лђлька зачем-то полезла в парту. А там лежала мокрая тряпка,
которой доску вытирают. Лђлька со страху так заорала, что из соседнего
класса прибежали две девчонки узнать, не случился ли с кем-нибудь приступ
аппендицита?

Потом Анна Рудольфовна целых пол-урока объясняла нам, что трусость - это
очень плохое человеческое качество. И что Бетховен в свођм музыкальном
произведении "Эгмонт" как раз воспевал смелость, а трусость никогда и никто
на свете не воспевал. Всђ это Анна Рудольфовна объясняла нам на немецком
языке, чтобы "приучить нас к разговорной речи". Но так как мы к разговорной
речи ещђ не приучились, она почти каждую фразу со вздохом переводила на
русский язык.

Так прошло пол-урока - и меня не спросили!

Тогда я и подумал: как же завизжит Лђлька, если сунуть ей в парту не
какую-то мокрую тряпку, а самого настоящего живого ужа! "Надо, - решил я, -
сперва вынуть чернильницу".

Сидит-сидит Лђлька на уроке - и вдруг через кругленькое отверстие в парте
появляется змея. То есть это Лђлька будет так думать, что змея, а на самом
деле это будет обыкновенный уж из нашего с Витиком-Нытиком живого уголка.
Тут уж Анне Рудольфовне придђтся читать лекцию о смелости не меньше урока.
А может, и переменку прихватит!

Но потом я подумал: если сунуть ужа в начале большой перемены, когда все
убегают из класса, он за двадцать минут может преспокойно уползти и не
появиться в круглом отверстии для чернильницы. Нет, лучше посадить в парту
живого ђжика: он заснђт себе в темноте, а иголки его и во сне колются.

Решено: не буду сегодня учить немецкого! Ведь завтра вместо урока будет
настоящий спектакль!

12 ноября

Сегодня, в самом начале большой перемены, я сделал всђ, как было задумано.
Положил Лђльке в парту своего ежа, которому мой брат Дима дал очень
странное имя - Нигилист. Я поинтересовался, кто это такие - нигилисты и за
что Дима так обозвал ђжика, которого я сам нашђл в лесу прошлым летом. "За
то, что он никого не признађт и всех подкалывает!" - ответил Дима. Мама
называла ђжика "Севкой номер два", потому что я, по еђ мнению, тоже иногда
бываю колючим. А мы с Витиком-Нытиком называли его просто Борькой. В общем,
у ежа было целых три имени, и он ни на одно из них не откликался.

Значит, положил я своего колючего Борьку в парту. И не просто в парту. Я
засунул его прямо в мухинский портфель, оказавшийся довольно-таки
вместительным, и запер на блестящий серебристый замочек.

ижик не уж: он не выползет из Лђлькиного портфеля! Счастливый как никогда,
побежал я на большую перемену. Целых двадцать минут я носился по этажам и
даже спустился вниз, где занимались первоклассники. Я даже изучил всю их
стенгазету, в которой было всего две маленькие заметочки, написанные
огромными печатными буквами, и много разных картинок, нарисованных цветными
карандашами: дома, похожие на сундуки с широкими трубами и толстыми
хвостами дыма; пароходы с такими же трубами и хвостами; паровозы - тоже с
трубами и тоже с хвостами. Я уж давно заметил, что малыши очень любят
рисовать трубы и дым. И почему бы это? Тут ракеты летают, атомные
электростанции строятся, а у них дым столбом!

В общем, я старался сделать так, чтобы поскорей промчалась большая
перемена: уж очень мне не терпелось узнать, что произойдђт на уроке.

А случилось совсем неожиданное.

Я ничего не слышал и ничего не видел, кроме рук Лђльки Мухиной. А они, эти
маленькие, беленькие ручки, полежали немного на крышке парты, словно
отдохнули после перемены, потом поправили волосы, а потом... Потом полезли
в парту за учебником. Я затаил дыхание: "Что сейчас будет?!" Вот Лђлькины
руки скрылись внутри. Вот сейчас... Сейчас Лђлька вскочит и завопит на весь
класс, на всю школу, на всю улицу! И все ребята тоже вскочат и побегут на
помощь Лђльке. А потом увидят нашего мирного Борьку и будут долго-долго
хохотать. Вот сейчас, сейчас... Но ничего такого не произошло. Лђлька
преспокойно достала учебник, по-девчачьи аккуратненько завђрнутый в белую
бумагу. Открыла нужную страницу и стала водить пальцем по строчкам.

Я не верил своим глазам! Как же так?! Ведь Борька лежал в портфеле поверх
всех учебников и тетрадок. Она не могла, просто не могла не наткнуться на
его колючки! И всђ-таки, словно желая ещђ больше удивить меня, Лђлька снова
полезла в портфель и достала оттуда тетрадь с аккуратной розовой ленточкой
и такой же аккуратной розовой промокашкой.

Это было какое-то чудо!

Чтобы я но так уж сильно удивлялся, Анна Рудольфовна сказала:

- Котлов, раскройте учебник и работайте вместе с нами! Я сунул руку в свой
портфель... И вот тут действительно раздался крик! Но вовсе не Лђлькин, а
мой собственный. Я вскочил на ноги и стал дуть на руки. И все ребята
повернулись ко мне. А Анна Рудольфовна даже поднялась со своего стула.

- Что у вас такое, Котлов?

- Тут эти... Ну, как их?.. Которые колются... Гвозди! - сказал я, посасывая
уколотые пальцы.

Лђлька Мухина жалостливо покачивала головой. Чтобы ребята перестали,
наконец, вертеть головой, Анна Рудольфовна решила вызвать меня к доске: там
уж меня все сразу увидят.

- Но ведь у меня... Эти самые... пальцы... - промямлил я.

- Вы, надеюсь, будете отвечать не пальцами, - строго сказала Анна
Рудольфовна. - Разве голова и язык у вас тоже повреждены?

Я поплђлся к доске. Но это даже не очень огорчало меня - одна мысль сидела
в голове: "Каким образом Борька попал обратно ко мне в парту? Или он тоже,
как и собака, верный друг человека и всегда находит своего хозяина?"

Да-а... хорош друг! Всђ, всђ испортил! Прав был наш Дима, когда назвал его
Нигилистом! Типичнейший нигилист.

13 ноября

С Витькой невозможно стало ходить по улице - он то и дело вскрикивает: "Ой,
спутник летит! Спутник летит!.." Иногда даже ему кажется, что он видит
сразу два спутника, один из которых прямо у него на глазах обгоняет
другого. Вокруг нас сразу собираются прохожие. Витька тычет пальцем в небо,
и все задирают голову вверх. Но всегда кто-нибудь догадывается раскрыть
газету, где чђрным по белому написано, что в это самое время спутник должен
пролетать над Порт-Саидом или где-нибудь над Аддис-Абебой.

- А мне показалось... - разводит руками Нытик. - Вон там, вон там! Видите?..

И каждый раз оказывается, что это была какая-нибудь самая обыкновенная
падающая звезда или разноцветные огоньки на крыльях и хвосте самолђта.

Я решил провести наблюдения за искусственными спутниками серьђзно и вполне
научно. И хотя некоторые видели спутник, как говорится, невооружђнным
глазом, я всђ-таки решил вооружить наши с Витькой глаза.

Но чем вооружить?

Мы перерыли все старые сундуки и чемоданы, пропахшие нафталином, но
никаких, даже самых старых, подзорных труб и телескопов у наших родителей
не оказалось. А между тем в "Последних известиях" по радио передали, что
завтра, ровно в 6 часов 10 минут утра, спутник пролетит над Москвой. Что
было делать? Я уж совсем приуныл.

Но вот вечером раздался телефонный звонок, и Витька, захлђбываясь,
торжествующим шђпотом сообщил мне со своего нижнего этажа:

- Ура! Нашђл старый бабушкин бинокль. Театральный!.. Левая трубка не
работает... То есть она работает, но только в одну сторону.

- Как в одну?

- Уменьшает!..

- Это нам совсем не нужно: спутник и так маленький.

- Зато другая и увеличивает тоже! Знаешь, как увеличивает!

- Ну, тащи его сюда!

Ровно через три минуты мы с Витькой уже заперлись в нашей ванной комнате и
стали разглядывать бинокль его бабушки. Это был очень старинный бинокль. И
красивый: сам весь белый, из камня какого-то (Витька сказал, что из
перламутра), а ручка и ободки золотые.

Я посмотрел в один глазок - и наша ванна показалась мне
маленькой-маленькой, как крышка от белой мыльницы. А посмотрел в другую
трубку - и ванна стала огромной: хоть втрођм туда залезай! Посмотрел на
рыжую кошку Мурку, прикорнувшую на табуретке, - и она показалась мне
настоящим рыжим тигром, усатым и страшным.

- Бабушка с этим биноклем в театр ходила!.. - как-то мечтательно произнђс
Нытик.

- Подумаешь, в театр! Всякую там ерунду смотрела!.. А мы вот увидим
спутник. Понимаешь: искусственный спутник Земли! Твоя бабушка должна быть
просто счастлива за свой бинокль, что ему на старости лет выпала такая
честь! Понял?

Решено: завтра, в половине шестого утра, мы уходим из дому для научных
наблюдений!

14 ноября

Мне казалось, что я всю ночь не спал. Но это было, наверно, не совсем так,
потому что мне снились сны. А раз они снились, значит, я всђ-таки немножко
спал. Мне снились спутники и космические корабли, в одном из которых были
мы с Витькой. Какая-то планета хитро улыбалась вверху, словно дразнила
нас... И мы с Витькой стали добираться до неђ. Мы совсем уже почти
добрались, но нам помешал будильник.

Я протянул руку, чтобы остановить звонкий дребезжащий голосок, но
будильника на стуле не было. Вот удивительно: ведь вчера я поставил его
именно сюда! А теперь он трезвонил откуда-то с книжного шкафа. Опять чудеса!

Зато рука моя наткнулась на что-то большое, твђрдое и продолговатое. Я
быстро зажђг настольную лампу - и Дима сразу заворочался и заворчал на
свођм диване:

- Эгоизм! Не может в темноте одеться!

Одеться в темноте я, конечно, мог. Но я никак бы не мог разглядеть предмет,
лежавший на стуле возле моей кровати. А это был настоящий полевой бинокль!
Да, да, бинокль! Такой же точно, как те, с которыми ходят и в которые
разглядывают поля сражений разные знаменитые полководцы на картинах и в
кинофильмах. Честное слово, я подумал, что ещђ сплю, Я подбежал к дивану и
тряхнул брата за плечо.

- Дима, я сплю, а?

- Завтра ночью ты будешь спать в коридоре! Совсем распустился!..

Нет, это было не во сне! Такую фразу мог произнести только мой старший
братец Димочка и только наяву.

Но откуда же полевой бинокль? Откуда?! Я осторожно погладил его, прижал к
груди, а потом взглянул сквозь его стђкла на Диму. И брат сразу уехал на
свођм диване куда-то далеко-далеко, чуть ли не на край света. Я перевернул
бинокль - и вдруг увидел прямо перед своим носом огромное, свирепое и
малознакомое (потому что без очков!) Димино лицо.

- Сейчас же потуши свет!

Одевался я в коридоре. Наша соседка-старушка уже зажигала газовую плиту.

- И что ты так рано поднялся, Сева? Это нам, старикам, не спится. А