,  думал о  том,  что его любимую Черную Спинку никто,
конечно,   не   похоронил,   что  ее   просто  выбросили  куда-нибудь  в
мусоропровод или в урну,  стоявшую во дворе.  "На пианино играет!  -  со
злостью думал он о Неле, виня почему-то во всем ее одну. - Музыку любит!
А  больную птицу - на кухню: в духоту, в темень...  Верно я сказал,  что
девчонки - предательницы. Все до одной!.."
   Словно  вызванный  этими  Колькиными мыслями,  сзади  вдруг  раздался
певучий голос:
   - Послушай-ка, Свистун...
   Колька узнал  Олю  Воронец и,  не  повернув головы,  продолжал угрюмо
глядеть  на  зеленый холмик  за  деревянной изгородью.  Тогда  Оля  сама
подошла к изгороди,  чтобы Колька мог ее увидеть, не меняя своей позы. В
руках у нее был карандаш и маленький изящный блокнотик.
   - Я  вот тут последние дела записываю на дорогу...  Адреса и телефоны
тоже. Мне номер твоей квартиры нужен: ведь нам с тобой переписываться...
придется. В одном доме живем, а квартиры твоей не знаю.
   - Сорок третья...  -  ответил Колька,  не  отводя глаз от  маленького
холмика и по-прежнему опершись щекой о пустую клетку.
   Оля записала с таким видом, будто ей это было совершенно не нужно, но
она просто обязана была записать: задание - ничего не поделаешь!
   Она захлопнула свой изящный блокнотик и уже сделала шаг в сторону, но
вдруг задержалась и спросила:
   - Ты что на газон уставился?
   Колька промолчал. Она не уходила.
   - Откуда у тебя такая громадная клетка?
   - Сам сделал.
   - Зачем такую большую?
   - Ты на одном месте долго сидеть можешь? - вопросом ответил Колька.
   - Нет.
   - И птица тоже.
   - А где же она у тебя? Выпустил, что ли?
   - Нет, умерла...
   - И ты из-за этого такой... грустный? Из-за птицы?
   - Скажи еще: "Из-за какой-то птицы!.." Все так говорят.
   - Нет... зачем же?..
   Оля присела на корточки и снизу заглянула Кольке в глаза.
   - Ну,  чего тебе?  -  отмахнулся Колька. И с ужасом почувствовал, что
глаза его сами собой наполняются слезами.  Он изо всех сил напрягся,  но
ничего не мог поделать - слезы стояли в глазах.
   - Что ты? - дрогнувшим голосом сказала Оля. - Что ты? Из-за птицы?..
   Он  мог  бы  объяснить ей,  что  ему  тяжело  не  только  из-за  этой
опустевшей  клетки...   А  потому,   что,   приехав  из  лагеря,  он  не
почувствовал,  что  вернулся домой,  хоть  на  столе  красовался пирог и
встретили его торжественным маршем.  Он мог бы объяснить,  что в прошлом
году  летом переписал чужие стихи из  "Пионерской правды",  выдал их  за
свои и  попросил Олю  прочитать в  родительский день потому,  что  очень
хотел доказать Елене Станиславовне и  отцу,  что  тоже  чего-то  стоит и
чем-то на свете увлекается,  кроме своих птиц. Оля, как всегда борясь за
справедливость,  отыскала тогда  эти  стихи в  газетной подшивке (и  как
только они запомнились ей!),  а  потом,  подойдя к Кольке,  тихо,  чтобы
никто не слышал,  но как-то очень отчетливо произнесла:  "Позор!  Это же
воровство...  Другой писал,  а  ты за свои хочешь выдать!"  И  разорвала
стихи на мелкие клочочки...  Всем в  лагере она сказала,  что стихи были
просто плохими.  "А обещал,  что напишешь хорошие...  - добавила она при
всех, обратясь к Кольке. - Эх ты, Свистун!.."
   В тот родительский день,  после концерта,  Колька слышал,  как многие
папы и мамы спрашивали у своих ребят:  "Почему ты не выступал?..  Почему
ты  не  пела?..  Почему ты  не участвовал в  пьесе?.."  А  отец и  Елена
Станиславовна ничего не  спросили у  Кольки.  Они  вручили ему большущий
пакет с фруктами (такого большого пакета не привезли, кажется, никому) -
и  все...  А  разве Кольке нужны были эти фрукты?  Он предпочитал кислую
лесную костянику и  терпкую ягоду рябины,  от  которой сводило челюсти и
которую научили его любить птицы.
   Все  это  он  мог  бы  объяснить Оле  Воронец,  когда  она,  сидя  на
корточках,   упрямо  заглядывала  ему  в  глаза.  Но  он  ничего  ей  не
рассказал...
   - У тебя две пуговицы на рубашке оторвались, - сказала Оля. - Пришей.
Или скажи маме.
   - У меня нет мамы.
   - Нету?.. А эта строгая женщина... в темном костюме?
   - Это не мама.
   - Прости, пожалуйста...
   Оля  продолжала рассматривать его  так,  будто до  этого дня  ей  был
известен какой-то совсем другой мальчишка, по прозвищу Колька Свистун, а
того,  который сейчас  оперся  щекой  о  пустую  клетку,  она  встретила
впервые.  Колька боялся,  что слезы, которые все еще предательски стояли
(он чувствовал это!) у него в глазах,  потекут по щекам, Оля увидит их и
уже не будет сомневаться в том, что он плачет. Ему очень хотелось, чтобы
она поскорее ушла,  но он не знал, как прогнать ее. И вдруг он вспомнил,
как Оля злилась,  когда в лагере кто-нибудь называл ее красивой, она тут
же  прекращала  разговор  и,  прямо  с  ненавистью  взглянув  на  своего
собеседника,  срывалась с места.  Колька вспомнил это и,  не поворачивая
головы в ее сторону, сказал:
   - А правду говорят, что ты красивая...
   - Ты это на газоне разглядел?
   - Нет, - смутился Колька. - У тебя... на лице.
   - Да?.. Правда? Тебе так кажется?
   Оля ничуть не рассердилась,  не взглянула на него с  ненавистью и  не
сорвалась со  своего  места.  Колькины  слова  были  ей,  кажется,  даже
приятны.  По  крайней  мере,  она  пригладила волосы  и  расправила свою
нарядную  плиссированную юбку,  которая  синим  полушарием расположилась
прямо на траве, - Оля продолжала сидеть на корточках.
   Что было делать?  Неожиданно Кольку выручил Рудик Горлов, появившийся
во дворе с фотоаппаратом в руках.
   - А-а...  Вот  я  вас  и  щелкну!  -  воскликнул он  своим неприятным
шепелявым голоском.  - Интересный получится снимочек: "Последняя встреча
перед разлукой!" А когда издадут книжицу, под названием "Переписка Оли и
Коли", мы эту фотографию на первую страничку тиснем...
   Рудик  любил  уменьшительные словечки,  и  оттого  его  фразы  всегда
казались приторными и  липкими.  В четвертом и пятом классах Рудик сидел
по два года и поэтому был старше своих одноклассников,  а ходил он летом
в  коротких штанах,  которые важно именовал "шортами".  Кольке казалось,
что в таких именно штанах разгуливали европейские колонизаторы,  которых
он видел в кино,  по своим африканским колониям.  На голове у Рудика был
маленький берет с  хвостиком на макушке,  франтовато сдвинутый чуть-чуть
набок.
   - Беретик идет,  -  зло  прошептала Оля.  Так она называла Рудика.  И
поднялась с травы. - Ну, я пойду...
   Рудик тут же подскочил к Кольке:
   - Что?  Помешал?..  Вам ведь только переписочку вести поручили,  а на
коленки на траву перед тобой становиться этого ей никто еще не поручал!
   Колька не обращал на него внимания.
   - А ты о деньжатах-то, между прочим, подумал? - не отставал Рудик.
   - О каких деньжатах?
   - Или ты,  может быть,  очень богатый?  Пионер-миллионер?.. Ха-ха-ха!
Три  раза  в  месяц  письма посылать -  это  же  целых пятнадцать копеек
выходит. Полтора рубля, значит, в старом масштабе цен.
   Чтобы сумма была с виду повнушительней, Рудик всегда считал "в старом
масштабе".
   - По  арифметике  из  двоек  не  вылезаешь,   а  тут,  словно  счеты,
защелкал... - усмехнулся Колька. - Какое тебе дело?
   - Ты  дурачком-то  не  будь!  А  если полтора рубля на десять месяцев
помножить,   это  же  пятнадцать  рублей  выходит!  В  старом,  конечно,
масштабе.  Что ж, ты из своего карманчика будешь выкладывать? Они давали
тебе заданьице, они пускай и платят!
   По-прежнему уставившись на  зеленый  газон  за  деревянной изгородью,
Колька угрюмо осведомился:
   - Ты знаешь, как тебя называют?
   Рудик навострил уши.
   - Беретиком...
   - Ну и что?
   - А я бы назвал по-другому.
   - Как?
   - Змееныш ты... вот!



Письма


   Коля пишет Оле

   Посылаю тебе первое письмо. В этом месяце останется написать еще два.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Здравствуй, Коля!
   Прежде всего хочу напомнить тебе,  что  у  меня есть имя.  Меня зовут
Олей, хотя из твоего письма этого узнать невозможно.
   И что за письмо такое - полторы корявых строчки?! Адрес на конверте и
то длиннее.  Мне-то от тебя вообще никаких писем не нужно: не хочешь - и
не пиши,  пожалуйста. Но раз тебе дали задание, да еще на бумаге, да еще
в дупло эту бумагу опустили - так уж пиши, будь добр, по-настоящему!
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   Оля!
   Мне от  тебя тоже никаких писем не нужно.  Но ребята хотят,  чтобы ты
рассказала  о  заполярном городе.  В  книжках  они,  что  ли,  не  могут
прочитать?  Да  о  нем,  об  этом  городе,  в  любом  учебнике географии
написано!
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Здравствуй, Коля!
   Я бы тебе ничего рассказывать не стала (читай в учебнике географии!),
но раз ребята просят, я кое-что расскажу.
   Знаешь,  как называют эти места? Северными воротами страны! Только за
обычными воротами бывает улица или переулок,  а за этими - море. Здесь я
увидела его первый раз...
   Раньше я,  когда думала о море, всегда представляла себе золотой пляж
и  отдыхающих.  Но тут никто не загорает и пляжа нет,  а море холодное и
суровое.  Тут в море работают: ловят рыбу. Весь порт пропах ею. И солью,
и ветром...
   И заводы я здесь увидела совсем не такие,  как у нас. Наш алюминиевый
- это корпуса и трубы. А рыбные заводы плавают и качаются на волнах. Там
прямо на палубах рыбу разделывают и солят.
   А сколько я видела в порту бочек, ты представить себе не можешь! Если
бы все они сразу покатились,  то грохот,  наверно, был бы слышен у вас в
городе.  Это, конечно, преувеличение, но, в общем, шум был бы ужасный. Я
даже сунулась носом в  одну пустую бочку,  -  она пахнет смолой,  свежим
деревом.  А там, где собрались все бочки вместе, воздух такой, как у нас
в "Сосновом бору".
   Я все говорю: "У нас на стройке. У нас на алюминиевом заводе... У нас
в "Сосновом бору".  Никак не могу отвыкнуть.  И скучаю я,  Колька, очень
сильно.  Даже ты  отсюда,  издалека,  выглядишь гораздо симпатичнее.  Но
скучаю я,  конечно, не по тебе, а по всем нашим ребятам. Передай им это.
Может быть,  и  они  обо  мне  вспоминают?  Папа говорит,  что  пора уже
привыкать к  новому месту и становиться патриоткой города,  в котором мы
теперь будем жить.  Я  понимаю,  что пора,  но  ведь по  заказу этого не
сделаешь - не привыкнешь и не отвыкнешь...
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   Оля!
   Ребята просят тебя не отвыкать... Это они просят. А я просто передаю.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Здравствуй, Коля!
   Не удивляйся,  пожалуйста,  но я хочу сделать тебе один очень большой
сюрприз.  Думала сразу же написать об этом,  в  самом первом письме,  но
как-то не решилась, а сейчас вот пишу.
   Ты ахнешь и перепутаешь все голоса своих любимых птиц, когда узнаешь,
что это за сюрприз!
   Как говорит моя Белка,  -  "потрясающий"!  Но чтобы его получить,  ты
должен будешь пройти одно трудное испытание.  Напиши мне: согласен ли ты
пройти?
   Только  учти:  это  настоящее испытание,  а  не  какие-нибудь детские
игрушки.  Хватит ли у тебя находчивости и смелости? Подумай, посоветуйся
со своими птицами (ты ведь, кажется, ни с кем больше не дружишь).
   Послушай, что они тебе там напоют, и ответь мне.
   Знаешь,  как в  сказке:  надо выполнить три желания,  чтобы случилось
чудо.  У  меня  трех  желаний нет,  есть только одно,  но,  если ты  его
выполнишь,  чудо обязательно произойдет! Так что советую тебе сделать за
меня это очень серьезное дело, которое я не успела закончить.
   Через  несколько  дней  ты  получишь  маленькую  посылку.  Там  будет
запаковано что-то очень важное! Но ты не имеешь права вскрывать посылку,
пока  не  пройдешь испытание.  Если  не  справишься с  ним,  вернешь мне
посылку обратно. Нераспакованной!
   А если вскроешь раньше времени,  все погибнет,  никакого сюрприза все
равно  не  получится.  Советую тебе  несколько раз  перечитать последние
строки  и  хорошенько запомнить  все,  что  я  написала.  Потому  что  я
представляю себе,  как  у  тебя будут чесаться руки,  как тебе захочется
хоть  одним глазком подсмотреть,  что  там,  в  посылке.  Лучше запри ее
куда-нибудь в ящик,  подальше,  а ключи до поры до времени потеряй.  Или
отдай на  хранение верному человеку.  И  не  пытайся подглядывать сквозь
материю и  бумагу -  ничего все равно не увидишь.  А если раньше времени
залезешь внутрь,  сразу  все  испортишь,  и  поправить ничего уже  будет
нельзя. Я предупредила, а дальше - пеняй на себя!
   Жду письма. Только не двух строчек, а именно - письма.
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   У старого дуба не говорили, сколько надо писать - две строчки или две
страницы. Сказали: три письма в месяц, и все.
   Ни в  каких твоих сюрпризах я не нуждаюсь.  В посылку твою лазить мне
неинтересно.  Но сейчас,  в  начале учебного года,  мне все равно нечего
делать, поэтому, если очень уж хочешь, присылай твое задание.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Коля!
   Если  тебе  в  начале учебного года  нечего делать,  советую побольше
гулять,  дышать  свежим воздухом.  Можно  еще  поваляться на  диване или
сходить лишний раз  в  кино.  А  с  моим заданием "от  нечего делать" не
справишься. Поверь, Коленька: ничего не выйдет!
   Ты,  наверно, думаешь: "Какое она имеет право давать мне какое-то там
задание?" Имею право!  А какое и почему, ты узнаешь, если все выполнишь.
Ну,  а если не выполнишь, ничего не узнаешь. Так что подумай хорошенько.
А  я  тебе пока расскажу еще  кое-что о  городе,  в  котором теперь буду
жить...
   Видел  ли  ты  когда-нибудь людей,  имена  которых можно  прочесть на
географической карте?  А я вчера видела такого человека. С виду он самый
обыкновенный,  немного  сутулый,  морщинистый и  весь  седой.  Я  всегда
думала,  что "морские волки" -  здоровяки,  такие геркулесы, что об них,
как о скалу,  любой шторм разбивается.  А этот старичок сказал мне: "Вот
перед чем бури должны отступать!"  И  похлопал себя сперва по голове,  а
потом по левому карману.  Рудик, конечно, сразу решил бы, что он имеет в
виду деньги. А он на самом деле имел в виду сердце, свою морскую душу. И
еще смекалку. Понимаешь?
   Помнишь,  учительница литературы советовала нам  записывать в  особую
тетрадку слова с двойным значением - ну,  например:  "ключ  от  двери" и
"горный ключ".  Помнишь,  тогда на уроке Лева Звонцов вскочил и выпалил:
"С одной стороны -  поэт Блок,  а  с другой -  блок,  на который веревку
наматывают!" Все смеялись...  А Левка просто хотел показать,  что читает
поэтов, которых мы еще не проходили.
   Сейчас ты, конечно, думаешь: к чему я пишу все это? А к тому, что ты,
конечно,  никаких слов с двойным значением в тетрадку не выписывал,  а я
выписывала и вчера еще дополнила свои записи новым словом.  Оказывается,
"банка", представь себе, тоже имеет два значения.
   Ну,  первое всем известно:  банка консервов,  банка варенья.  А есть,
оказывается,  у  этого  слова  и  очень  поэтичное значение:  возвышение
морского дна  тоже  называется "банкой".  И  возле  такой "банки" всегда
водится особенно много рыбы.  Отыскать ее  -  это  счастье для  моряков!
Сутулый, морщинистый старичок, которого я вчера видела, отыскал. Он море
знает все вдоль и  поперек,  как мы с  тобой наш "Сосновый бор" или нашу
Электролизную улицу, по которой три года бегали в школу. Видишь, я так и
продолжаю говорить:  "Наш "Сосновый бор",  "наша улица".  А  скажу ли  я
когда-нибудь "наш" о том городе, в который мы переехали?
   В  общем,  старик (тогда он  еще  не  был  старым) отыскал возвышение
морского дна.  И не так уж далеко от берега.  Никто ему сперва не верил,
что там самая настоящая "банка".  И он все выходил и выходил в море -  в
любой  шторм,   в  любую  непогоду,   пока  не  доказал,  что  рыбы  там
видимо-невидимо. Фамилия у него самая обыкновенная: Копытов. И теперь на
всех картах, которые рыбаки берут с собой в море, написано: "Копытовская
банка".
   Расскажи  об  этом  у  нас  в  классе.   Может  быть,  ребятам  будет
интересно...  Что-то я вспомнила сейчас о них обо всех,  о нашем Феликсе
вспомнила -  и  расстроилась немного.  Скучаю я,  Колька.  И письмо тебе
длинное пишу потому, что кажется, будто со всеми нашими разговариваю.
   О посылке и о моем испытании подумай как следует. Это очень важно!
   В последнем письме ты опять забыл, что у меня есть имя: Оля.

   Коля пишет Оле

   Здравствуй, Оля!
   Сегодня к  нам  в  класс  прибежал Феликс и  прямо  не  заговорил,  а
закричал:  "Ура!  Ура!"  Ребята еще не знали,  в  чем дело,  но все тоже
закричали на всякий случай: "Ур-ра!"
   Феликс говорит:  "Поздравляю вас!  Вы  не  напрасно летом придумывали
разные имена для  нашего города.  Я  их  все переписал и  послал прямо в
горсовет.  Оттуда еще  выше переслали.  И  вот  нашему городу дали новое
имя...  Знаете какое?  Крылатый!  Город Крылатый!  Завтра в газете будет
напечатано". Все стали орать от счастья, прыгать по партам. Лева Звонцов
крикнул: "Вот видите, как я хорошо это придумал!"
   И тут уж не помню, кто именно... кажется, я... сказал ему: "Это не ты
придумал,  это Оля придумала!" -  "Но дискуссию-то я организовал, - стал
спорить Лева.  - Если бы не было дискуссии, так и Оля бы ничего не стала
придумывать!"
   Да,  между прочим...  Совсем забыл. Если для тебя это так уж важно, я
могу выполнить твое задание.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Я  целый  день  перечитываю,   Коля,  твое  письмо.  Оно  очень-очень
хорошее...  С  самой первой строчки!  Наконец-то  ты  вспомнил мое имя и
написал: "Здравствуй, Оля!" Спасибо тебе за это.
   Но самое главное - это новое имя нашего города! Неужели так и назвали
- Крылатый?!  Как же теперь,  интересно,  будут называть всех нас? "Дети
Крылатого"?  Или "Крылатые дети"?  А может,  просто: "Крылатики"? Звучит
неплохо.
   Может быть,  и  тебе приятно узнавать о  моих новостях?  Давай так  и
будем: ты расскажешь мне, я - тебе...
   А о моем задании и о сюрпризе забудем.  Ты пишешь: "Если для тебя это
так уж важно..." Не надо,  Коля.  Вышли посылку обратно.  Будем считать,
что она не нашла адресата. А я завтра или послезавтра поручу свое важное
дело  кому-нибудь  другому.  Подумаю,  выберу  кого-нибудь  понадежней и
напишу ему письмо. Время не ждет!
                                                                     Оля

     ТЕЛЕГРАММА

   Никому не пиши. Все выполню.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Добрый день, Коля!
   У  нашего старого заветного дуба,  когда,  помнишь,  так  жарко горел
костер, никто не поручал нам посылать друг другу телеграммы. Так что ты,
можно сказать, даже перестарался.
   Но телеграмма твоя пришла вовремя -  в  тот самый день,  когда я  уже
собиралась поручить свое  важное  дело  кому-нибудь  другому.  Сидела на
уроке и  шептала себе под  нос имена всех наших ребят прямо по алфавиту,
как вызывала к доске наша учительница литературы.  Оказалось,  что я все
тридцать девять фамилий помню наизусть,  по порядку,  как они в классном
журнале записаны. И, называя шепотом фамилию, я сразу вспоминала и лицо,
и характер, и любимые словечки, и даже походку...
   И   почти  все   мне  кажутся  отсюда,   издалека,   очень  хорошими,
благородными,  а плохое куда-то улетучивается из памяти,  будто его и не
было.
   Даже ты,  Колька, представляешься мне отсюда просто ангелом. Особенно
по сравнению с Вовкой Артамоновым, с которым я сижу за партой. Он ра