том подумал, что,
если написать все,  как  было,  получится как  бы  еще один невыдуманный
рассказ. И я написал.
   А Тимошка стал, кажется, немного сомневаться, могу ли я отгадывать на
расстоянии.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Дорогой Коля!
   Моя   мама   говорит,   что   к   каждому  больному  нужно  подходить
индивидуально,  учитывая  особенности его  организма и  характера.  И  к
здоровому человеку,  я думаю,  надо подходить так же. Ты это учел, Коля,
при  первом разговоре с  Тимошкой:  он  ведь  обожает все  необычайное и
таинственное.  И ты,  мне кажется,  любишь все это тоже. Но только очень
прошу тебя:  не  увлекайся чересчур!  А  то  вы  все время так и  будете
говорить друг с другом шепотом да птичьими голосами.
   И не нужно пугать Тимошку совиным уханьем из-за угла и прочими такими
вещами.  Он ведь очень впечатлительный мальчишка. А нервничать ему, мама
сказала, вредно.
   Писать длинные письма мне  теперь уже просто некогда:  девчонки так и
рвутся в рукавичную мастерскую.  Рукавицы,  оказывается,  не только руки
согревают:  из-за них все ребята в классе стали относиться ко мне как-то
теплее.   И  даже  Артамонов  чуть-чуть  изменился.   Раньше  он  угрюмо
подтрунивал надо мной:  "Рукавиц,  что ли,  в городе не хватает?  По две
пары на  руку не натянешь!"  Девчонки отвечали ему,  что наши рукавицы -
домашней вязки:  они мягче,  нежнее и вообще,  как подарок, приятнее для
рыбаков.  Он только ухмылялся.  А теперь помалкивает,  словно над чем-то
призадумался...
   И, наконец, Коля, самое главное: о Тимошкиных "личных тайнах". Есть у
него тайны,  но я не могу о них рассказать, потому что он доверил их мне
по  секрету.  А  чужие  секреты выдавать нельзя.  Это  будет  нечестно и
несправедливо.
   Я раскрою  тебе  что-нибудь самое незначительное,  чего Тимошка и сам
не таит.
   Ну вот,  например,  у  Тимошки есть такая особенность:  он обедает по
своей собственной системе - сперва ест второе, а потом уже первое.  Так,
по-моему,  на всем белом свете никто,  кроме него, не обедает. И если ты
это сам "угадаешь на расстоянии", будет очень здорово.
   Тимошка записывает в  тетрадке,  сколько раз он прочитал какую-нибудь
особенно  интересную  книжку  или   посмотрел  увлекательный  фильм.   Я
запомнила,  что  "Гиперболоид инженера Гарина"  он  читал  семь  раз,  а
картину  "Подвиг  разведчика" смотрел  раз  одиннадцать или  двенадцать.
По-моему, все же двенадцать! Угадай это "на расстоянии", - Тимошка очень
удивится. Настольная его книжка - "Швамбрания".  Или,  вернее сказать, -
"встольная":  она всегда лежит у  него в столе,  слева.  Он ее никому не
показывает, чтобы не попросили почитать (это, кажется, единственное, чем
он не хочет делиться!). А  ты возьмешь и отгадаешь - опять, конечно, "на
расстоянии":  раскрой,  мол,  левый ящик стола,  там у тебя "Швамбрания"
спрятана! Он будет просто поражен.
   Раз уж сказал,  что умеешь отгадывать, так отгадывай, а то он тебе ни
в чем верить не будет.
   Сейчас,  Коля,  снова спешу в мастерскую:  сегодня все девочки должны
изъять дома у  своих бабушек шерсть и  принести ее в школу.  А остальной
материал нам в порту дадут.  И вообще все,  что нужно для работы...  Ну,
бегу!
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   Сегодня, Оля, я опять попал в очень тяжелое положение... Потренькал я
синицей  из-за  угла  дома,   Тимошка  тоже  ответил  мне  через  окошко
по-птичьи,  а как только я спрыгнул с подоконника в комнату,  он прямо с
ходу потребовал:
   - Отгадай,   где  сейчас  находится  Оля.   Если  ты   правда  умеешь
отгадывать.
   - Понимаешь,  Тимошка,  я  не  могу сосредоточиться на  том человеке,
которого здесь нет.
   - Но ты же говорил, что отгадываешь на расстоянии!
   - На  расстоянии,  -  стал  выкручиваться я,  -  находятся предметы и
события, которые  я отгадываю - ну,  например,  твой  день  рождения или
какие-нибудь неожиданные находки,  -  но  сам  человек должен находиться
здесь, рядом со мной. Я даже за руку должен взять этого человека!
   - А раньше ты меня за руку не брал.
   - Просто забыл.  А сегодня обязательно возьму.  И потом... Я не могу,
видишь ли, отгадывать по чужому заказу, а только по своему собственному.
   - Почему?  -  удивился Тимошка.  - А вот у нас в клубе один известный
артист выступал, так ему прямо из зала разные вопросы задавали. И он тут
же отгадывал.  Только весь краснел и покрывался потом.  Мне мама с папой
рассказывали.
   - Ну,  видишь ли,  дорогой мой,  это же настоящий артист.  А я, можно
сказать, из самодеятельности... Зато я не краснею и не потею!
   - А как же "Операция МИО"? - спросил Тимошка.
   - Начнется!  Потерпи немного. Всему свое  время.  Я помогу тебе найти
Олю, но, как бы это сказать... через тебя самого.
   - Через меня?
   - Ну да!  Потому что ты-то здесь,  со мной рядом,  тебя-то я вижу и в
любой момент могу схватить за руку. Понял?
   - Нет.
   - Потерпи немного: поймешь!
   - А ты дай сам себе какой-нибудь заказ, - попросил Тимошка.
   - Руку!..  -  скомандовал я,  закатывая глаза  и  одновременно шевеля
ушами.  Потом  схватил  Тимошкину  руку,  всю  измазанную  чернилами,  и
прошептал: - Ты, Тимофей, записываешь  в  особой  тетрадке, какие  книги
прочитал и какие фильмы посмотрел.
   Тимошка от  восторга протянул мне  вторую руку.  Я  схватил ее  тоже.
Сеанс продолжался.
   - Ты, Тимофей, прочитал "Гиперболоид" целых семь раз! А фильм "Подвиг
разведчика" смотрел одиннадцать...  Нет,  нет,  погоди...  Скажу точнее!
Двенадцать раз!
   - Можно,  я  позову ребят со двора?  -  тихо попросил Тимошка. - А?..
Пусть они тоже услышат!
   - Нет,  не  надо.  Это  будет  отвлекать меня.  Я  должен максимально
сосредоточиться на главном объекте отгадывания,  то есть в данном случае
- на тебе.
   - Еще что-нибудь...  -  прошептал Тимошка.  Я  огляделся по сторонам,
словно размышляя, что бы такое мне еще отгадать.
   - Только не подглядывай, - предупредил Тимошка.
   - Ты мне не доверяешь?! - громко обиделся я. - Хорошо. Тогда я сейчас
разгляжу что-нибудь такое,  чего не  может быть видно,  потому что  этот
предмет лежит  в  шкафу.  Или,  например,  в  письменном столе.  Руку!..
Другую!..
   Я снова схватил перепачканные чернилами Тимошкины руки, снова закатил
глаза, подвигал ушами - и сделал очередное открытие.
   - В левом ящике письменного стола у тебя лежит "Швамбрания"!
   - Нет,  -  к моему величайшему удивлению, произнес Тимошка. - Она там
все время лежала, но вчера вечером я ее читал и оставил под подушкой.
   - Запоздалая реакция!  Вот видишь: это уже усталость. Я перенапрягся.
На каждом  сеансе надо  отгадывать что-нибудь одно, - сказал я. И устало
бухнулся на диван.
   Странную Тимошкину манеру обедать,  начиная со второго блюда, я решил
оставить на следующий сеанс. А то просто нечего будет отгадывать!
   - Не  волнуйся,   пожалуйста,   -   стал  утешать  меня  Тимошка.   -
"Швамбрания" у меня всегда лежала в левом ящике.  Так что можно считать,
что ты отгадал. Не волнуйся!
   Мой сеанс, несмотря на последнюю осечку, покорил Тимофея. Я видел это
и сделал еще одно предположение:
   - Не  надо было хватать тебя сразу за  обе руки.  Это не по правилам.
Полагается брать только одну руку.
   - Но  ведь  ты  все  равно отгадал,  -  продолжал утешать меня добрый
Тимошка.  И  тихо попросил:  -  А какую-нибудь неожиданную находку ты не
можешь найти? На улице или на пустыре...
   - Нет,   сейчас  не  могу.  Слишком  большое  переутомление!  Ослабла
чувствительность.  Понимаешь? А в следующий раз я что-нибудь обязательно
отыщу!
   Мы попрощались.  И я выбрался через окно на улицу. То, что я входил и
выходил  через окно,  очень  нравилось  Тимошке.  И  я  решил  вообще не
пользоваться дверьми в его квартире.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Дорогой Коля!
   Очень хорошо,  что ты так энергично завоевываешь Тимошкино доверие. Я
ведь и  хочу,  чтобы он сильно к  тебе привязался и совсем не огорчился,
когда потом узнает, что я уехала далеко, в Заполярье, и больше, наверно,
не вернусь...  Ты очень хорошо взялся за дело.  Но остается ли у Тимошки
время на уроки? Вот что меня волнует.
   Артамонов  видит,   что  я   получаю  письма,   и   почему-то   очень
интересуется, от кого именно. Раз пять уже спрашивал...
                                                                     Оля

   Коля пишет Оле

   Ты,  Оля,  напрасно волнуешься о Тимошкиных уроках:  я даже несколько
раз проверял, как он выполняет домашние задания, и даже смог сделать ему
кое-какие замечания.  В этом, конечно, нет ничего удивительного: ведь он
во  втором классе,  а  я  уже  как-никак в  шестом.  И  все-таки приятно
чувствовать себя учителем... Я теперь все время буду его проверять.
   Тимошка  сказал,  что  Феликс  тоже  частенько заглядывает к  нему  в
тетрадки,  а  в  дневник  никогда  не  заглядывает (говорит,  что  хочет
доверять младшему брату!).  И  еще он  беседует с  Тимошкой о  том,  что
проходят в  школе.  И  Тимошка  уверяет,  что  слушать  Феликса  гораздо
интереснее, чем читать учебники...
   Я, Оля, ни на один день не могу забыть о твоем втором задании, потому
что  часто перечитываю твои письма.  Сперва я  стал их  перечитывать для
того,  чтобы научиться отвечать тебе:  ведь  я  раньше никогда не  писал
писем и ни от кого их не получал.
   Иногда даже мне кажется,  что я немного подражаю тебе:  тоже стараюсь
рассуждать,  что-то вспоминать...  Сначала я хотел исправлять эти места,
чтобы писать по-своему,  а потом решил ничего не исправлять:  так писать
интереснее.   Вот  видишь,   опять  занялся  рассуждениями,  когда  надо
рассказывать о самом главном.
   Чтобы Тимошка меня уважал,  я не должен срываться. Это я понимаю. А с
цветочным горшком у  меня получился провал.  И  вот я  решил преподнести
Тимошке какую-нибудь другую неожиданную находку.  Ведь он  и  сам просил
меня об этом.
   Я надумал подарить ему свою деревянную клетку. Свою птичью лечебницу.
Так называла ее мама... Я все равно ведь не могу пользоваться ею дома. У
меня  на  столе стоят теперь два  аквариума с  водорослями,  ракушками и
речным песком на дне: рыбы молчат и не мешают Нельке играть на пианино.
   Перед  тем  как  подсунуть  Тимошке  клетку,   я   решил  ее  немного
отремонтировать, начал стучать молотком, скрести напильником.
   - Делать тебе нечего,  что ли?  -  сказала Нелька:  испугалась, что я
снова открою свою птичью лечебницу,
   Елена Станиславовна стала на мою сторону и сделала Нельке замечание:
   - Надо уважать не только свои дела,  Неля!  Не только свои увлечения.
Каждый делает то,  что умеет:  один играет на  пианино,  другой сочиняет
стихи, а третий ремонтирует клетку... И все это для чего-нибудь нужно!
   Елена Станиславовна часто любит подчеркивать, что люди, у которых нет
никаких  особенных  способностей (например,  я),  тоже  имеют  право  на
уважение и тоже могут приносить не вред,  а даже кое-какую пользу. И тут
она снова все поставила на свои места:  одному -  то есть Нельке -  быть
пианисткой, а другому - то есть мне - возиться с молотком и напильником.
   "Но на самом деле,  -  думал я, - от Нелькиной игры никому еще пользы
не было, а моя клетка принесет Тимошке радость!"
   Ты,  Оля,  скажешь, что все нехорошо и нескромно с моей стороны. Но я
зачеркивать эти строки все равно не буду:  как написал,  так и  написал!
Потому что нельзя же думать, что если человек не умеет играть на пианино
и писать стихи, так он уж совсем ни на что не годится.
   Я решил, что мы с Тимошкой будем лечить птиц вместе у него дома.
   Но  теперь уж  я  знал,  что  "находку" на  пустыре должен кто-нибудь
стеречь.  А  то  пока я  сбегаю за  Тимошкой,  ее могут унести,  как тот
цветочный горшок. Но кто же будет стеречь?
   И  тут,  Оля,  мне  пришлось немного  нарушить твое  предупреждение и
рассказать про твою тайную просьбу Белке. У меня не было другого выхода,
потому что нужна была Белкина помощь.  Я думаю,  Оля, ничего страшного в
этом нет,  потому что Белка была твоей лучшей подругой,  и она поклялась
мне, что никому ничего не скажет. А то ведь и правда Феликс, может быть,
вовсе не хочет, чтобы все знали, как мы воспитываем его младшего брата.
   Сперва Белка, конечно, стала возмущаться:
   - Почему это  Оля поручила такое дело тебе,  а  не  мне лично?!  Ведь
воспитывать маленьких -  это женское дело,  а не мужское!  И потом, тебя
самого  еще  надо  воспитывать  и  перевоспитывать!  Почему  она,  такая
справедливая, и вдруг так потрясающе несправедливо поступила?
   Мне  пришлось  немного  приврать,  чтобы  как-то  успокоить Белку.  Я
сказал:
   - Оля как раз и поручила тебе выполнить несколько самых ответственных
дел,  от  которых  на  девяносто девять  процентов зависит выполнение ее
просьбы! Сегодня для начала ты должна посторожить клетку...
   Белка вздрогнула:
   - Клетку?!
   - Птичью, птичью!.. - успокоил я.
   - А зачем это нужно?
   - Пока не скажу.  Но Оля очень тебя просила...  Ты должна забраться в
комнату одного недостроенного дома и тайно,  не выдавая себя,  последить
оттуда за  клеткой,  которая будет стоять на  окне.  Пока я  не  приведу
Тимошку.
   Вот,  оказывается,  Оля, какое дело ты поручила Белке! А ты и сама об
этом не знала, да? Прости, пожалуйста.
                                                                    Коля

   Коля пишет Оле

   После школы мы с  Белкой волокли мою клетку по улице,  потом с трудом
втиснулись в  автобус:  нести ее  по  улице было неудобно,  она же очень
большая. Все пассажиры ругали нас, потому что клетка мешала им входить и
выходить на остановках.
   Мы  пробрались на  тот  же  пустырь,  к  дому,  который вырос еще  на
пол-этажа,  но  все равно казался мне в  сумерках полуразрушенной старой
крепостью.
   Мы поставили клетку на то же самое место,  откуда исчез мой цветочный
горшок.  Потом я  подсадил Белку,  и она влезла в комнату,  в которой не
было еще ни пола,  ни дверей, ни оштукатуренных стен. А главное, не было
света.
   - Ты  должна закалять волю для выполнения следующих Олиных поручений,
- сказал я.  -  Поэтому не бойся! Спрячься в углу и наблюдай за клеткой.
Никому не позволяй ее унести...
   - А кто может ее унести? - перепуганным голосом спросила Белка.
   - Эх,  ты! А еще член "Отряда Справедливых"! Сиди тихо и следи. Скоро
мы с Тимошкой придем... А ты все равно не подавай голоса!
   Голос у  Белки от страха вообще пропал,  потому что она мне ничего не
ответила.
   Вскоре мы  с  Тимошкой появились на  пустыре.  Я  снова держал его за
руку,  снова принюхивался,  чтобы найти путь  к  неожиданной находке.  А
вблизи от недостроенного дома опять зажмурился и сказал:
   - Не смотрю, но вижу! Как это загадочно: в доме еще никто не живет, а
в окне уже стоит птичья клетка!
   Тимошка  подбежал  поближе.  И  присел  на  корточки  от  восторга  и
удивления.
   - Откуда она здесь?
   - Чего не бывает на свете!..  - ответил я. Чтобы Белка знала, что это
мы стаскиваем клетку вниз, я громко произнес:
   - Вот мы с тобой, Тимошка, и нашли наконец неожиданную находку!
   Но в темном углу комнаты все равно что-то зашуршало.
   - Там кто-то прячется! - вскрикнул Тимошка. В эту минуту я должен был
показать себя смельчаком.  Поэтому я,  не задумываясь, забрался на окно,
спрыгнул в комнату и крикнул:
   - А ну,  кто здесь есть?  Выходи!  Никто не вышел. Белка притаилась в
углу. Я даже не почувствовал ее дыхания.
   - Показалось!.. - сообщил я Тимошке, спрыгивая на землю.
   - Какая клетка!  -  восторгался он,  открывая дверку.  - Целый птичий
домик! Я таких не видал...
   - Она самодельная, - объяснил я. - Таких в магазинах не продают.
   - Хоро-ошая! Мой Феликс тоже умеет разные вещи из дерева делать.
   Послушать его,  так Феликс вообще умеет все на свете: и отгадывать на
расстоянии, и по-птичьи разговаривать, и клетки делать. И всегда Тимошка
говорит не просто "Феликс", а "мой Феликс"...
   - Мы найдем с  тобой какую-нибудь больную птицу и будем ее лечить,  -
сказал я. - Прямо у тебя дома.
   - Нет, лучше  у нас в школе, - неожиданно  возразил  Тимошка. - У нас
там есть живой уголок. Принеси клетку прямо туда. Сейчас забери, а потом
принеси.
   - Мне самому принести?
   - Да, самому, - тихо сказал Тимошка. - Если тебе нетрудно... Там ведь
у нас живой уголок.
   Я удивился его просьбе. Но делать было нечего: пришлось тащить клетку
обратно домой.  А  завтра я понесу ее к Тимошке в школу уже без Белкиной
помощи, сам понесу. Раз уж он так просил.
                                                                    Коля

   Оля пишет Коле

   Я,  Коля,  столько раз перечитываю каждое твое письмо,  что Артамонов
сказал: "Наизусть, что ли, учишь?"
   Хочу  и  я  сообщить  тебе  об  одной  неожиданной новости.  О  самой
неожиданной!  Артамонов  стал  чуть  ли  не  моим  закадычным другом.  И
объясняет это знаешь чем? Тем, что я организовала рукавичную мастерскую.
Он меня,  дескать,  за это стал очень уважать.  Мы, между прочим, решили
вязать для рыбаков и теплые фуфайки тоже. Это нелегко, но мы научимся. К
нам в мастерскую приходили моряки из порта, чтобы "одобрить инициативу".
И Артамонов трубит об этом на всю школу.
   Он стал совсем не похож на себя и даже причесывается на пробор, чего,
говорят,  раньше никогда не делал. Он уступил мне свое место возле окна,
потому что оттуда видно море.  Я  теперь на  уроке поглядываю в  сторону
порта и  вижу корабли под разными флагами,  и  рыболовецкие траулеры.  А
когда весною окно раскроют,  тогда, наверно, и запах моря будет долетать
до меня...
   Когда  Артамонов  узнал,  что  я  по  вечерам  буду  задерживаться  в
мастерской,  он сказал,  что будет заходить за мной,  дескать, я живу на
окраине города и  одна обязательно заблужусь...  Хотя живу я вовсе не на
окраине и  вполне могу дойти сама.  Но  я  не  хочу его  обижать:  пусть
провожает.
   Мой  портфель  в   его  руках  кажется  совсем  маленьким,   каким-то
игрушечным.  Сам-то он ходит в школу с такой толстой брезентовой сумкой,
что в ней помещаются даже его футбольные бутсы.
   Когда мы шли в  первый вечер,  он очень смущался и никак не мог найти
тему  для  разговора.  Тогда  я  попросила его:  "Расскажи что-нибудь  о
футболе!" Он очень обрадовался,  что я помогла ему, и не закрывал рот до
самого дома.
   Представь себе,  он  знает  наизусть  фамилии  вратарей всех  команд,
которые играют по классу "А" и даже по классу "Б".  И помнит, кто из них
сколько пропустил мячей в прошедшем сезоне.
   Я ему сказала:
   - А  если бы  ты свою память на что-нибудь серьезное употребил...  А?
Был бы замечательный результат!
   Он не обиделся.
   Артамонов пригласил меня в  будущее воскресенье покататься по морю на
катере.  Я пока еще не согласилась.  Но,  честно говоря,  он не такой уж
плохой парень.  Мне  сперва показалось,  что он  похож на  нашего Рудика
Горлова. А теперь я вижу, что совсем не похож...
                                                                     Оля

   Коля пишет не Оле

   Школа э 3. Шестой класс "В". Владимиру Артамонову (лично).
   Молодец,  Артамонов!  Мы продолжаем следить за каждым твоим шагом. Ты
правильно сделал,  что пересадил Олю Воронец поближе к  морю.  И  хорошо
делаешь, что хвалишь ее на всю школу.
   Но провожать ее до дому тебе никто не поручал! И менять прическу тоже
не обязательно.  Учти это!  Продолжаем наблюдение. И не вздумай показать
ей это письмо. А то, как ты сам говоришь, "хуже будет"!
                           Главный Штаб Наблюдения "Отряда Справедливых"

   Коле пишет не Оля

   Школа э 1. Шестой класс "А". Коле Незлобину (лично).
   Слушай,  ты,  "Главный Штаб Наблюдения"!  Не подумай, что я испугался
твоих угроз. Получи свои письма обратно.
   А  с  Анной Ильиничной и  Тимо