менами,  и у нас есть ордер на арест.  Слышал?  Ты, наверно, и есть
Джордж Гаррис, невольник мистера Гарриса из округа Шелби, штат Кентукки?
     - Да,  я  Джордж  Гаррис,  и  некий  мистер  Гаррис из  штата  Кентукки
действительно считал  меня  своей  собственностью.  Но  теперь  я  свободный
человек,  стою на свободной земле,  и  со мной здесь моя жена и мой ребенок.
Джим  с  матерью  тоже  здесь.  При  нас  оружие,  и  мы  будем  защищаться.
Поднимитесь сюда, если сможете, но предупреждаю вас: первый, кто приблизится
к  нам на расстояние выстрела,  получит пулю,  и мы перестреляем вас всех до
одного.
     - Брось,  брось,  голубчик!  -  сказал толстый,  коротконогий полисмен,
выступая вперед и  громко сморкаясь.  -  Не  годится так  разговаривать.  Мы
блюстители порядка.  На нашей стороне закон, власть и тому подобное, так что
советую тебе не тянуть и сдаваться сразу.
     - Я прекрасно понимаю, что закон и власть на вашей стороне, - с горечью
воскликнул Джордж.  -  Вы  намереваетесь продать мою жену на  новоорлеанском
невольничьем рынке,  моего сына посадить, как теленка, в загон, а мать Джима
отошлете хозяину, который бил ее, издевался над ней, вымещая на старухе свою
злобу,  потому что не мог добраться до ее сына. Вы хотите, чтобы мы с Джимом
покорились тем,  кого вы  называете нашими господами,  и  претерпели от  них
муки.  Что ж,  таков закон! Но попробуйте возьмите нас! Мы не признаем ваших
законов,  мы  отказываемся от  вашей  страны.  Мы  свободные  люди  и  будем
отстаивать свою свободу до последней капли крови!
     Провозглашая эту декларацию независимости, Джордж стоял у всех на виду.
Заря  бросала розовые отблески на  смуглое лицо молодого мулата,  отчаяние и
горечь зажгли огнем его темные глаза.
     Горделивая  осанка,   взгляд  и   голос  Джорджа,   видимо,   произвели
впечатление на  стоявших внизу,  ибо они замолчали.  Отвага и  решительность
действуют даже на самые грубые натуры. Один только Мэркс остался верен себе.
Он не спеша взвел курок и выстрелил в Джорджа.
     - В  Кентукки за  него заплатят одинаково -  что  за  мертвого,  что за
живого, - хладнокровно сказал он, вытирая пистолет о рукав.
     Джордж отпрянул назад,  Элиза вскрикнула.  Пуля пролетела на волосок от
них обоих и угодила в ствол дерева.
     - Ничего, Элиза, - быстро проговорил Джордж.
     - Уж  если  ты  хочешь разглагольствовать,  стань  так,  чтобы тебя  не
видели! - проворчал Финеас. - С кем ты имеешь дело? С подлецами.
     - Ну,  Джим,  - сказал Джордж, - проверь пистолеты и держи тропинку под
прицелом. В первого, кто на ней покажется, стреляю я, во второго - ты, и так
далее. По два выстрела на одного тратить нельзя.
     - А если ты промахнешься?
     - Не промахнусь, - спокойно сказал Джордж.
     - Вот это я понимаю - характер! - пробормотал Финеас.
     После   того   как   Мэркс   выстрелил,   внизу   наступило   некоторое
замешательство.
     - Кажется,   попал,  -  проговорил  кто-то  из  его  подручных.  -  Мне
послышалось, будто крикнули.
     - Ну,  я полезу,  -  сказал Том Локкер.  - Негров я никогда не боялся и
сейчас не испугаюсь. Кто за мной? - И он стал карабкаться вверх по камням.
     Джордж  ясно  слышал  эти  слова.  Он  вынул  из-за  пояса  пистолет  и
прицелился в ожидании первой мишени.
     Какой-то  смельчак полез на  скалу следом за Локкером и  показал пример
остальным.  Прошла минута,  и на самом краю расселины выросла грузная фигура
Тома.
     Джордж выстрелил. Пуля попала Тому в бедро, но он не хотел отступать и,
взревев, словно бешеный бык, перепрыгнул через расселину.
     - Тебя  сюда не  звали,  приятель,  -  сказал Финеас,  быстро подавшись
вперед и толкая его своими длинными руками.
     И  Локкер полетел в пропасть сквозь кусты,  деревья,  по острым камням.
Падение с высоты тридцати футов кончилось бы для него плохо, но он зацепился
одеждой за ветку большого дерева и только благодаря этому и уцелел.
     - Помилуй нас бог,  да это сущие дьяволы! - крикнул Мэркс и со всех ног
бросился вниз,  проявляя при  спуске  гораздо  большую  прыткость,  чем  при
подъеме.
     Остальные,  в  том числе и  окончательно запыхавшийся толстяк полисмен,
гурьбой устремились за ним.
     - Знаете что,  ребята, - сказал Мэркс, - вы обойдите кругом и подберите
Тома, а я поеду за подмогой.
     И,  не  обращая внимания на  крики  и  улюлюканье своих  товарищей,  он
вскочил в седло и был таков.
     - Вот прохвост бесстыжий! - возмутился один из полисменов. - Мы сюда по
его же милости приехали, а он дал тягу и бросил нас!
     - Все-таки того подобрать надо,  -  сказал другой.  -  Хотя,  по правде
говоря, мне все равно, жив он или подох.
     Прислушиваясь к  стонам и ругани Локкера,  они добрались до него сквозь
густые заросли кустарника, поваленные деревья и обломки скал.
     - Ты что так кричишь, Том? Сильно тебя ранило? - спросил один из них.
     - Ох,  не  знаю...  Будь он  проклят,  этот квакер!  Что же  вы  стали!
Поднимите меня!
     Поверженного героя  подняли  с  большим трудом  и  повели  под  руки  к
лошадям.
     - Помогите мне  добраться до  гостиницы.  Кровь так и  хлещет...  дайте
платок, что ли... перевязать рану.
     Выглянув из-за скалы,  Джордж увидел,  что полисмены стараются посадить
Локкера в  седло.  После двух-трех неудачных попыток тот зашатался и  тяжело
рухнул на землю.
     - Неужели умер?  - воскликнула Элиза, которая вместе со всеми наблюдала
за тем, что делалось внизу.
     - Ну  что ж,  и  поделом ему,  -  сказал Финеас.  -  Смотрите!  Да они,
кажется, решили его бросить!
     И   в   самом  деле,   постояв  несколько  минут  в  нерешительности  и
посовещавшись между собой,  подручные Локкера и Мэркса вскочили на лошадей и
ускакали. Как только они скрылись из виду, Финеас заторопился.
     - Я послал Майкла за подмогой, - сказал он. - Надо выйти ему навстречу.
В такой ранний час его никто не задержит.  Поскорее бы он вернулся! Ведь нам
остались сущие пустяки - каких-нибудь две мили. Будь дорога немного получше,
они бы нас ни за что не догнали.
     Спустившись вниз,  к  изгороди,  беглецы увидели вдали  свой  фургон  и
несколько верховых.
     - Ну,  вот и  Майкл,  а  с ним Амария и Стивен!  -  радостно воскликнул
Финеас. - Теперь наше дело в шляпе!
     - Подождите, - сказала Элиза. - Надо помочь этому несчастному. Слышите,
как он стонет?
     - Давайте донесем его до фургона, - предложил Джордж.
     - А потом что же -  прикажете выхаживать его?  Недурно!  Впрочем,  дело
ваше.  Только давайте сначала посмотрим,  что с ним.  -  Финеас опустился на
колени рядом с раненым и стал внимательно осматривать его.
     - Мэркс! - еле внятно проговорил Том. - Это ты, Мэркс?
     - Нет,  приятель,  это не Мэркс,  -  сказал Финеас.  - Станет он о тебе
заботиться! Ему лишь бы свою шкуру спасти. Твой Мэркс давно улепетнул.
     - Ну,  теперь мне конец,  - пробормотал Том. - Собака... Бросил меня на
верную смерть. Мать всегда мне пророчила, что так оно и будет.
     - Ах  ты,  господи!  У  него,  у  горемыки,  мать еще жива!  -  жалобно
проговорила старуха негритянка. - Ну, как ему не посочувствовать!
     - Тихо,  тихо,  приятель,  не рычи,  не лязгай зубами, - сказал Финеас,
когда Локкер сморщился и  оттолкнул его руку.  -  Если кровь не  остановить,
плохо будет твое дело.  -  И  он  принялся мастерить ему повязку из  носовых
платков, собранных у всех по карманам.
     - Это ты меня столкнул вниз? - слабым голосом проговорил Том.
     - Я.  А спросишь зачем?  Затем, чтобы ты сам нас не столкнул, - ответил
Финеас.  -  Стой!  Дай наложить повязку.  Мы  народ не  злопамятный,  ничего
плохого тебе не сделаем.  Отвезем к добрым людям,  они за тобой ходить будут
лучше родной матери.
     Том охнул и закрыл глаза.
     Тем временем подоспел фургон.  Сиденья из него вынули, буйволовые шкуры
сложили к одному краю,  и четверо мужчин с трудом подняли грузного Тома.  Он
был уже без сознания.  Сердобольная старушка села рядом с ним.  Джим и Элиза
примостились тут же.
     - Тяжелая у него рана?  -  спросил Джордж, вскакивая на передок рядом с
Финеасом.
     - Слов нет,  глубокая,  и растрясло его порядком, пока он валился вниз.
Обессилел совсем от потери крови.  Да ничего,  поправится. Может, это ему на
пользу пойдет. Научится уму-разуму.
     - Куда же мы с ним денемся?
     - Отвезем к  Амарии.  Там  у  него есть старушка,  по  имени Доркас,  -
великая мастерица за больными ходить.
     Примерно  через  час  усталые  путешественники подъехали  к  чистенькой
ферме,  где их ожидал сытный завтрак.  Тома Локкера бережно уложили в  такую
опрятную и  мягкую постель,  какой  ему,  вероятно,  за  всю  свою  жизнь не
приходилось видеть.  Рану промыли,  перевязали,  и  он  лежал,  глядя сквозь
полузакрытые веки на белые занавески и на людей,  которые бесшумно двигались
около его кровати.


        "ГЛАВА XVIII"

                      Наблюдения и взгляды мисс Офелии

     Бережливость не принадлежала к числу добродетелей Сен-Клера. До сих пор
все   закупки  для  дома  делал  Адольф,   который  не   уступал  хозяину  в
расточительности,   и  деньги  текли  у  них  между  пальцев  с  необычайной
быстротой.  Том,  привыкший беречь хозяйское добро,  как  свое  собственное,
огорчался,  видя такое мотовство, и иной раз осторожно высказывал то, что он
думает по этому поводу.
     На  первых  порах  к  Тому  лишь  изредка  обращались  с  какими-нибудь
поручениями,  но, выполняя их, новый слуга проявил столько здравого смысла и
деловитости, что Сен-Клер вскоре переложил на него все хозяйственные заботы.
     - Нет,  нет,  Адольф, - сказал он однажды своему лакею, когда тот начал
жаловаться,  что власть ускользает из его рук, - оставь Тома в покое. У тебя
на  уме только твои прихоти,  а  Том человек бережливый.  Мы с  тобой должны
поручить кому-то свои денежные дела, иначе нас ждет разорение.
     Пользуясь неограниченным доверием хозяина,  который давал ему деньги не
глядя и  совал сдачу в  карман не  считая,  Том вполне мог бы  плутовать,  и
только душевная чистота удерживала его от такого искушения.
     Но  разве  можно  сравнить  заботы,  выпавшие  на  долю  Тома,  с  теми
бесчисленными огорчениями,  которые испытывала мисс  Офелия,  взявшись вести
хозяйство  джентльмена-южанина!   У   ленивой,   ребячливо-беззаботной  Мари
Сен-Клер слуги были точно такие же. В разговоре с кузиной она дала правдивое
описание царившего в доме беспорядка, хоть и неверно указала его виновников.
     Приступая впервые к своим обязанностям,  мисс Офелия поднялась в четыре
часа утра,  сама убрала комнату,  как это было у  нее заведено,  к  немалому
удивлению  здешних  горничных,  и  приготовилась к  сокрушительной атаке  на
буфеты и чуланы, ключи от которых были вручены ей.
     Кладовая,  бельевые шкафы,  горки с фарфором,  кухня,  погреб - все это
подверглось самому тщательному осмотру.  Сколько сокровенных тайн  выплыло в
тот  день  на  свет  божий,  к  немалой  тревоге  некоторых обитателей дома,
захвативших власть на кухне и  в  комнатах,  и как там перемывались косточки
"этим дамам-северянкам"!
     Главная повариха Дина,  до  сих  пор безраздельно повелевавшая в  своих
владениях, выходила из себя, видя во всем этом нарушение ее прав.
     Справедливость требует,  чтобы мы  возможно полнее описали читателю эту
яркую личность.  Она была прирожденная кулинарка, так же как и тетушка Хлоя,
но деятельность последней протекала в весьма хозяйственном доме,  где знали,
что такое порядок,  а  Дина руководствовалась во всех своих поступках только
вдохновением  и,   подобно  всем  гениальным  натурам,   отличалась  крайней
самоуверенностью, упрямством, а следовательно, и способностью заблуждаться.
     Логика  и  здравый  смысл  не  существовали для  Дины.  Она  никого  не
признавала, полагаясь исключительно на собственное чутье. Никакими доводами,
никакими уговорами нельзя было сбить эту  женщину с  раз избранного ею  пути
или хотя бы добиться от нее малейшей уступки. Так было и при старой хозяйке,
матери Мари,  а сама "мисс Мари",  как называла Дина свою теперешнюю госпожу
даже после ее замужества,  предпочитала подчиняться поварихе и не оспаривать
ее власти.
     По  части  измышления всяческих  отговорок  Дина  была  непревзойденной
мастерицей.  Она твердо верила,  что. Повариха ошибаться не может, и хранила
свою репутацию незапятнанной,  ибо на кухне у  южан всегда найдутся головы и
плечи,   на  которые  удобно  свалить  любую  вину,  любой  проступок.  Если
какое-нибудь блюдо в  обеденном меню не  удавалось,  она находила по меньшей
мере  пятьдесят причин  для  этого  и  соответствующее количество виноватых,
которым и воздавала по заслугам.
     Но такие неудачи случались у Дины редко. Хотя сплошь и рядом она делала
все шиворот-навыворот, не сообразуясь ни с временем, ни с местом, хотя кухня
у нее обычно выглядела так,  словно по ней только что пронесся ураган,  хотя
для каждой кастрюли,  каждой ложки тут имелось столько мест,  сколько дней в
году,  все  же,  если у  вас  хватало терпения выждать,  когда Дина разрешит
подавать на  стол,  вы  вознаграждались такой  трапезой,  которая  могла  бы
усладить самый изощренный вкус.
     Вот  вам,   дорогой  читатель,   предварительные  сведения  о  поварихе
Сен-Клера, а сейчас вы увидите ее воочию.
     Пришла  пора  начинать  неспешные приготовления к  обеду  Дина,  всегда
уделявшая немало  времени размышлениям и  отдыху  и  любившая устраиваться с
удобством,  сидела  в  кухне  на  полу,  попыхивая коротенькой трубочкой,  в
которой она находила и усладу и неисчерпаемый источник вдохновения.
     Вокруг  нее  разместились кружком  негритята,  коими  изобилует  каждый
богатый дом на Юге.  Они лущили горох,  чистили картофель,  щипали птицу,  а
Дина,   отрываясь  время  от  времени  от  своих  размышлений,   угощала  их
затрещинами или  стукала  по  голове  мешалкой,  которая  лежала  около  нее
наготове.
     Закончив ревизию всего дома,  мисс Офелия появилась наконец и на кухне.
До Дины уже дошли слухи о предстоящих переменах в хозяйстве, и, решив занять
оборонительную позицию,  она  готовилась противодействовать всем  новшествам
твердо, но втихомолку, не вступая в открытую борьбу.
     Просторная кухня была вымощена кирпичом;  одну ее стену занимал большой
старинный очаг,  который Дина,  несмотря на  все  уговоры Сен-Клера,  упорно
отказывалась сменить на более современную плиту.
     Приехав в Новый Орлеан с севера,  Сен-Клер хотел оборудовать свою кухню
по образцу дядиной, которая пленила его идеальным порядком и чистотой. Льстя
себя  надеждой,  что  Дина наладит такой же  порядок в  своих владениях,  он
накупил посудных шкафов,  ларей и всяких других предметов кухонного обихода.
Увы!  С  тем же успехом он мог бы предоставить все это в  распоряжение белки
или сороки. Чем больше шкафов и ларей было у Дины, тем больше находила она в
них места для тряпок, гребенок, стоптанной обуви, лент, отслуживших свой век
искусственных цветов и тому подобного хлама, который был для нее дороже всех
сокровищ мира.
     Когда  мисс  Офелия  вошла  на  кухню,  Дина  не  тронулась с  места  и
продолжала курить,  делая вид,  что наблюдает за  своими помощниками,  а  на
самом деле украдкой поглядывая на новую домоправительницу.
     Мисс Офелия выдвинула нижний ящик кухонного шкафа.
     - Что ты здесь держишь, Дина? - спросила она.
     - Да все, что придется, миссис, - последовал ответ.
     Так  оно  и  было  в  действительности.  Мисс Офелия извлекла из  ящика
тончайшую камчатную скатерть, всю в кровяных пятнах.
     - Дина,  что  это!  Неужели  ты  заворачиваешь мясо  в  такую  красивую
скатерть?
     - Господь с вами,  миссис,  разве это можно?  Просто не было под руками
полотенца, вот я и завернула в скатерть, а потом отложила ее в стирку.
     "Бестолковщина какая!"  -  мысленно проговорила мисс Офелия,  продолжая
рыться в  ящике  и  постепенно извлекая оттуда терку  с  мускатными орехами,
молитвенник,  два грязных носовых платка, моток пряжи, вязанье, пачку табаку
и трубку, несколько печений, два позолоченных фарфоровых блюдечка с помадой,
пару  старых  башмаков,  узелок  с  мелкими  луковицами,  полдюжины салфеток
камчатого полотна,  суровое посудное полотенце,  штопальные иголки  и  груду
разорванных пакетов, из которых посыпались сушеные ароматические травы.
     - Дина,  где ты держишь мускатные орехи?  - спросила мисс Офелия, всеми
силами стараясь сдержать негодование.
     - Да где придется, миссис: в комоде, а еще вон в той разбитой чашке.
     - И в терке? - сказала мисс Офелия, высыпая орехи на ладонь.
     - Ох,  верно!  Это я их сегодня утром туда положила.  Люблю,  чтобы все
было под руками.  Эй,  Джек!  Опять бездельничаешь?  Смотри у  меня!  И Дина
стукнула Джека мешалкой.
     - А это что? - мисс Офелия показала ей блюдечко с помадой.
     - Как "что"? Мазь для волос. Это тоже всегда должно быть под руками.
     - И ты выложила ее в такое блюдечко?
     - Второпях куда только не  выложишь!  Я  как раз сегодня думала -  надо
найти какую-нибудь другую посуду.
     - А зачем здесь камчатые салфетки?
     - Я их собрала в стирку.
     - Неужели у тебя нет другого места для грязного белья?
     - Как  же,  есть!  Мистер Сен-Клер купил для белья вот этот ларь,  а  я
приспособилась месить на нем тесто и кое-какие вещи на него ставлю.  Ну, как
же тут крышку открывать? Ведь неудобно!
     - Тесто можно месить на столе.
     - Ох,  что вы,  миссис!  Да разве на нем мало грязной посуды? Туда и не
приткнешься.
     - Посуду надо мыть и убирать на место.
     - Мыть? - возопила Дина, забыв о почтительности. - А что вы понимаете в
нашем деле! Когда же у меня господа за стол сядут, если я буду все утро мыть
посуду? Мисс Мари никогда от меня не требовала, чтобы я с посудой возилась.
     - Ну хорошо, а лук как сюда попал?
     - Ох,  боже,  ты мой,  вот он где!  А я-то его ищу! У нас сегодня будет
тушеная баранина, это у меня к ней припасено. Завернула его в тряпочку, да и
запамятовала.
     Мисс Офелия приподняла дырявые пакетики с ароматическими травами.
     - Сделайте мне такое одолжение,  миссис, не трогайте их. У меня так все
положено, чтобы сразу можно было найти, - твердо сказала Дина.
     - А почему они рваные?
     - Так удобнее, разворачивать не надо - само сыплется.
     - Но ведь ящик полон мусора!
     - Да вы,  миссис, так все переворошили, что ничего в этом удивительного
нет.  Вон сколько просыпали!  - проворчала Дина, подходя к шкафу. - Пошли бы
вы,  миссис,  к себе наверх,  подождали бы,  пока у меня будет уборка.  Я не
могу,  когда  господа во  все  вмешиваются.  Сэм!  Ты  зачем  сунул  ребенку
сахарницу? Вот я тебе задам сейчас!
     - Я  наведу порядок в  кухне раз и  навсегда,  Дина,  и  будь добра его
поддерживать.
     - Бог  с  вами,  мисс Фели!  Да  разве это  господское дело!  Я  еще не
видывала,  чтобы леди возились на кухне.  Наша старая госпожа и мисс Мари ко
мне и не заглядывали.
     Дина  возмущенно  заходила  по  кухне,   а  мисс  Офелия  тем  временем
пересмотрела посуду,  ссыпала сахар из  десяти сахарниц в  одну,  отобрала в
стирку скатерти,  полотенца,  салфетки,  собственноручно перемыла и  вытерла
грязную посуду -  и  все  это с  такой ловкостью и  быстротой,  что повариха
только диву давалась, на нее глядя.
     - Господи боже! Да если у них на севере все леди такие, грош им цена! -
объявила   Дина    кое-кому   из    своих   приближенных,    удостоверившись
предварительно,  что никто другой ее  не услышит.  -  Придет время,  я  сама
уберусь,  а  господам сюда  соваться нечего,  после  них  ни  одной вещи  не
найдешь.
     Надо отдать Дине справедливость: время от времени на нее вдруг нападала
такая любовь к чистоте,  что она выворачивала содержимое всех ящиков и ларей
прямо  на  пол,  только усугубляя этим  общий  беспорядок,  потом закуривала
трубо