ех хозяев,  которые им  не по вкусу.  Что же касается персон более
важных (Адольфа,  Джейн и Розы), то, по их мнению, мисс Офелия была вовсе не
из благородных.  "Разве благородные столько работают?  Да и  вида у  нее нет
никакого.  Тоже нашлась родственница у  мистера Сен-Клера!" Мари жаловалась,
что   ей   даже   смотреть  утомительно  на   свою  хлопотливую  кузину.   И
действительно,  бурная  деятельность мисс  Офелии давала некоторые основания
для таких жалоб.  Она весь день,  с раннего утра, строчила, шила что-то, как
будто ее побуждала к  этому крайняя необходимость,  а чуть начинало темнеть,
шитье откладывалось в сторону, и в руках у мисс Офелии появлялось неизменное
вязанье.  Мари Сен-Клер была права: такая деловитость производила удручающее
впечатление.


        "ГЛАВА XX"

                                   Топси

     Как-то утром,  когда мисс Офелия была, по своему обыкновению, погружена
в хозяйственные заботы, у лестницы раздался голос Сен-Клера:
     - Кузина, сойдите, пожалуйста, сюда! Я хочу кое-что показать вам.
     - Что такое? - спросила мисс Офелия, спускаясь по ступенькам с шитьем в
руках.
     - Я сделал одну покупку,  специально для вас. Вот смотрите! - И с этими
словами  Сен-Клер   подтолкнул  к   мисс  Офелии  маленькую  негритянку  лет
восьми-девяти.
     Такие  чернушки  редко  встречаются  даже  среди  негров.  Она  стояла,
степенно сложив руки на животе,  а глазами, поблескивающими, словно бусинки,
так и стреляла из угла в угол, дивясь чудесам, которыми изобиловала гостиная
ее   нового  хозяина.   Полуоткрытый  рот   девочки  сверкал  двумя   рядами
ослепительно белых  зубов,  на  голове  во  все  стороны  торчало  множество
косичек.  Личико  выражало торжественно-печальную строгость,  а  сквозь  нее
проглядывали хитреца и  живой  ум.  Всю  одежду  девочки составляло грязное,
рваное  платье,   сшитое  из   дерюжки.   Она   производила  очень  странное
впечатление. "Настоящий чертенок", как выразилась потом мисс Офелия.
     - Огюстен!  Зачем вы ее привели ко мне?  - спросила эта почтенная леди,
не скрывая своего крайнего неудовольствия.
     - Как  зачем?  Воспитайте ее,  научите уму-разуму.  Она  очень забавная
Топси! - Сен-Клер свистнул девочке, словно собаке. - Ну-ка, спой нам песенку
и спляши.
     Глазки-бусинки   загорелись  озорным   огоньком,   и   чернушка  запела
пронзительным чистым  голосом негритянскую песенку,  отбивая такт  руками  и
ногами, приплясывая, кружась, хлопая в ладоши, приседая, гортанно вскрикивая
- и  все это в  том капризном ритме,  которым отличаются мелодии ее  народа.
Прыжок,   за   ним  другой,   заключительный  вопль,   не  уступающий  своей
протяжностью паровозному гудку,  и плясунья замерла на месте,  сложив руки и
изобразив  всем  своим  видом  необычайное  смирение,  притворность которого
изобличали только ее плутоватые взгляды.
     Мисс Офелия не могла выговорить ни слова от неожиданности.
     Сен-Клер, чрезвычайно довольный ее растерянным видом, снова обратился к
девочке:
     - Топси, вот твоя новая хозяйка. Слушайся ее во всем.
     - Да,  хозяин,  -  проговорила Топси все с тем же напускным смирением и
озорно сверкнула глазами.
     - Будь примерной девочкой, Топси, - продолжал Сен-Клер.
     - Да,  хозяин.  -  И Топси снова сверкнула глазами, не разнимая скромно
сложенных рук.
     - Огюстен,  что это за выдумки! - заговорила наконец мисс Офелия. - Ваш
дом  и  так  кишит этими сорванцами,  от  них  буквально проходу нет.  Утром
выйдешь из  комнаты -  один  спит за  дверью,  другой прикорнул на  циновке,
оглянешься -  из-под стола торчит еще чья-то черная голова.  Вечно виснут на
перилах,  кривляются,  скалят зубы, на кухне катаются клубком по полу. Зачем
же вы еще эту привели?
     - Повторяю: Топси будет вашей воспитанницей. Вы столько говорите о том,
как надлежит воспитывать негров,  что я решил подарить вам это дитя природы.
Испробуйте на ней свои силы, наставьте ее на путь истинный.
     - Нет, нет, боже избави! С меня их и так довольно!
     - Узнаю  истинную  христианку!  Вам  и  вам  подобным ничего  не  стоит
учредить  благотворительное общество  и  заслать  какого-нибудь  несчастного
миссионера на всю жизнь к язычникам, но чтобы принять к себе в дом вот такую
бедняжку -  нет,  на это вы неспособны! Ведь они грязные, противные и с ними
слишком много возни!
     - Да,  это  работа,  достойная миссионера,  -  проговорила мисс Офелия,
поглядывая на девочку несколько более благосклонно.
     Сен-Клер знал,  чем взять кузину:  мисс Офелия никогда не уклонялась от
выполнения своего долга.
     - Хорошо!  -  сказала она.  -  Хотя я  все-таки не  понимаю,  зачем вам
понадобилось покупать эту девочку.  У  вас в доме столько негритят,  что все
мои силы и уменье могли бы полностью уйти на них.
     - Кузина,  -  сказал Сен-Клер, отводя мисс Офелию в сторону, - простите
меня за глупую болтовню. Когда имеешь дело с таким добрым человеком, как вы,
она совершенно неуместна.  Слушайте,  как все было.  Это девочка жила у двух
пьянчуг,  хозяев одного низкопробного трактира, мимо которого я прохожу чуть
не  ежедневно.  Они избивали ее,  и  мне надоело слушать эти вопли.  Девочка
очень забавная и, по-видимому, смышленая, над ней стоит потрудиться. И вот я
решил  купить  ее  и  преподнести вам.  Пусть  пройдет  вашу  суровую школу.
Посмотрим, что из этого получится. Я, как воспитатель, - полная бездарность,
но мне хочется, чтобы вы занялись ею.
     - Что  могу,  сделаю,  -  сказала мисс Офелия и  подошла к  своей новой
подданной с величайшей осторожностью, словно это был паук, но такой, который
вполне  заслуживал доброго отношения к  себе.  -  Она  ужасно грязная...  и,
кажется, полуголая!
     - Пойдите с ней вниз, пусть ее там вымоют и переоденут.
     Мисс Офелия и Топси отправились на кухню.
     - Мало  мистеру  Сен-Клеру  своих  негритят!  -  сказала  Дина,  весьма
недружелюбно  разглядывая  новое  приобретение  хозяина.  -  Не  позволю  ей
вертеться тут у меня под ногами!
     - Фи!  -  брезгливо поморщились Роза и Джейн. - От такой надо держаться
подальше. И зачем она, черномазая, понадобилась мистеру Сен-Клеру!
     - Ну,  вы там,  потише!  - прикрикнула на них Дина, принявшая последние
слова на свой счет. - Сами черномазые!
     Мы  не будем оскорблять слух нашего читателя,  описывая ему,  до какого
состояния можно довести ребенка, если не следить за ним. Но мисс Офелия была
женщина  твердая,   решительная,   и  она  собственноручно,   с  героическим
самообладанием, приступила к мало приятной процедуре омовения Топси. Особого
удовольствия от  этого мисс  Офелия не  испытала,  но  когда она  увидела на
плечах  и  на  спине  у  девочки рубцы  и  шрамы  -  неизгладимые следы  той
воспитательной системы,  которая к ней применялась,  - сердце у нее дрогнуло
от жалости.
     Наконец туалет был закончен.  Топси одели в  хорошее платье,  волосы ей
коротко подстригли,  и мисс Офелия с удовлетворением сказала, что вот теперь
этот чертенок приобрел более или менее христианский облик.  А в голове у нее
уже зрели планы,  как приняться за  воспитание девочки.  Усевшись перед ней,
она приступила к расспросам:
     - Сколько тебе лет, Топси?
     - Не знаю, миссис, - ответила чернушка, сверкнув зубами.
     - Не  знаешь?  Разве тебе никогда этого не  говорили?  А  кто была твоя
мать?
     - Матери не было, - не переставая улыбаться, ответила девочка.
     - Не было? Как же это так? Где ты родилась?
     - А я не родилась,  -  упорствовала Топси и скорчила такую гримасу, что
всякая  другая  женщина  приняла  бы  это  странное существо за  дьявольское
отродье.
     Но мисс Офелию,  с ее крепкими нервами, здравым смыслом и деловитостью,
не так-то легко было сбить с толку.
     - Нельзя так отвечать,  дитя мое,  -  строго сказала она. - Я не шучу с
тобой. Ну, говори: где ты родилась, кто были твои отец и мать?
     - Я нигде не родилась, - еще более решительно повторила Топси. - Матери
не было,  отца не было...  никого не было.  Жила я у работорговца,  вместе с
другими ребятами. А тетушка Сью за нами присматривала.
     Девочка,   по-видимому,   говорила  искренне,  и  Джейн,  рассмеявшись,
подтвердила ее слова:
     - Да вы разве не знаете,  миссис? Торговцы скупают их по дешевке совсем
маленькими, а потом продают на рынке.
     - А у последних своих хозяев ты долго жила?
     - Не знаю, миссис.
     - Ну все-таки: год или больше?
     - Не знаю, миссис.
     - Топси, а тебе рассказывали о боге?
     Девочка бросила на нее недоуменный взгляд и улыбнулась.
     - Ты знаешь, кто тебя сотворил?
     - Меня никто не сотворил, - фыркнув, ответила Топси.
     Слова мисс  Офелии,  видимо,  показались ей  очень забавными,  ибо  она
добавила, озорно прищурив глаза:
     - Никто меня не сотворил. Я сама выросла.
     Мисс Офелия решила перевести разговор на более практическую тему:
     - А шить ты умеешь?
     - Нет, миссис.
     - А что ты умеешь? Чем ты занималась у своих хозяев?
     - Носила воду, мыла посуду, чистила ножи, прислуживала гостям.
     - А хозяева были добрые?
     - Ничего,  добрые,  -  сказала девочка и  с хитрецой посмотрела на мисс
Офелию.
     Та  встала,  решив прекратить эту  маловразумительную беседу.  Сен-Клер
стоял сзади, облокотившись на спинку ее кресла.
     - Как видите,  кузина,  почва совершенно девственная.  Вам есть к  чему
приложить силы.
     Воспитательные методы мисс Офелии,  как  и  вообще все ее  воззрения на
жизнь,  отличались четкостью и  были в  полном согласии с обычаями,  которые
господствовали в Новой Англии еще сто лет назад, а теперь сохранились только
в  самых захолустных,  не  тронутых цивилизацией местах,  где  нет  железных
дорог.  В сжатом виде они излагались так: учите детей прежде всего слушаться
старших; учите их молитвам, рукоделию и грамоте. За каждую ложь - розги.
     В  семье  так  и  решили,  что  новая  негритянка  поступила  в  полное
распоряжение   кузины,   и   поскольку   на   кухне   к   Топси   относились
пренебрежительно,   мисс  Офелия  ограничила  сферу  ее  деятельности  своей
комнатой.  До  сих  пор  она  сама  стелила  постель,  сама  подметала  пол,
отказываясь от услуг горничных, а теперь решила пожертвовать собой и обучить
этой премудрости Топси.
     На следующий же день мисс Офелия привела девочку в  свои покои и  стала
посвящать ее в сложные тайны нового для нее искусства.
     И вот Топси,  умытая,  без косичек, бывших некогда радостью ее жизни, в
чистом платьице,  туго  накрахмаленном переднике,  с  торжественно-печальной
физиономией,  точно  на  похоронах,  стоит перед мисс  Офелией,  почтительно
выслушивая ее наставления.
     - Итак,  Топси, сейчас я научу тебя стелить постель. Я люблю, чтобы она
была постлана аккуратно. Пожалуйста, запомни, как это делается.
     - Хорошо,  миссис,  -  сказала Топси с  глубоким вздохом и устремила на
мисс Офелию скорбный взгляд.
     - Смотри,  Топси. Вот это рубец простыни, вот это ее лицо, это изнанка.
Запомнишь?
     - Запомню, миссис. - И Топси снова испустила вздох.
     - Хорошо!  Простыню надо стлать поверх валика для подушки -  вот так, и
подтыкать ее  под матрац,  только ровно,  чтобы нигде не  было ни  морщинки.
Видишь, как я делаю?
     - Вижу, миссис, - ответила Топси, внимательно следя за ее движениями.
     - А  пододеяльник будешь стелить узким рубцом к ногам и тоже подоткнешь
с этого конца, - продолжала мисс Офелия. - Видишь?
     - Вижу, миссис, - повторила Топси.
     Увы!  Мисс  Офелия,  поглощенная своим  делом,  не  замечала того,  что
происходит у  нее  за  спиной!  А  между тем  юная ученица,  улучив минутку,
схватила со стола пару перчаток и  ленту,  ловко запихала все это в рукава и
как ни в чем не бывало опять смиренно сложила ручки.
     - Ну,  Топси,  теперь ты сама постели,  -  сказала мисс Офелия и,  сняв
простыни с кровати, села в кресло.
     Топси с  серьезнейшим видом проделала все,  что  от  нее  требовалось -
постелила простыню,  пододеяльник,  разгладила на них каждую морщинку,  -  и
проявила  при  этом  такую  сосредоточенность  и  ловкость,  что  наставница
осталась весьма довольна успехами своей ученицы. Дело уже подходило к концу,
как  вдруг  из  рукава Топси высунулся кончик ленты.  Мисс  Офелия тотчас же
углядела его и ринулась к преступнице.
     - Это что такое? Ах ты дрянная, испорченная девчонка! Ленту украла!
     Ленту  извлекли из  рукава,  но  Топси,  нисколько не  смутившись этим,
уставилась на нее с неподдельным изумлением.
     - Ох!  Да  ведь это ваша лента,  мисс Фели!  Как же она попала ко мне в
рукав?
     - Топси! Но смей лгать! Ты украла ее, дрянная девчонка!
     - Да что вы, миссис! Я эту ленту только сию минуточку увидела!
     - Топси, - сказала мисс Офелия, - ты разве не знаешь, что лгать грешно?
     - Я никогда не лгу,  мисс Фели,  -  с достоинством возразила Топси. - Я
вам чистую правду говорю.
     - Смотри, Топси, дождешься ты порки!
     - Порите меня хоть с  утра до  вечера,  мисс Фели,  я  все равно ничего
другого не могу сказать! - Топси захныкала. - Видом не видала вашей ленты! И
как только она ко мне попала?  Мисс Фели, наверно, забыла ее на кровати, она
завалилась между простынями, а оттуда прямо ко мне в рукав.
     Мисс Офелию так  возмутила эта  наглая ложь,  что она схватила Топси за
плечи и начала трясти ее что было сил.
     Из другого рукава выпали перчатки.
     - Ага! - крикнула мисс Офелия. - Будешь теперь отпираться!
     Топси  призналась,  что  стащила перчатки,  но  кражу  ленты продолжала
упорно отрицать.
     - Слушай,  дитя  мое,  -  сказала  мисс  Офелия,  -  если  ты  во  всем
чистосердечно покаешься, я не буду тебя сечь.
     Топси призналась в  краже ленты и  перчаток и  заверила хозяйку в своем
раскаянии.
     - Ну хорошо!  Теперь скажи:  ты,  наверно,  еще что-нибудь украла? Ведь
вчера я позволила тебе бегать по всему дому.  Признавайся,  да или нет? Сечь
тебя не будут.
     - Ох,  мисс Фели!  Я  стащила у  мисс Евы красные камешки,  которые она
носит на шее.
     - Вот гадкая девчонка! Еще что?
     - Еще сережки у Розы - красные.
     - Сию же минуту принеси все сюда!
     - Ох, мисс Фели, не могу... Я их сожгла.
     - Сожгла? Лжешь! Пойди принеси их, или я тебя высеку.
     Топси плакала,  стонала и каялась, что не может принести ни сережек, ни
ожерелья.
     - Я сожгла их, сожгла! - твердила она.
     - Почему же ты это сделала? - спросила мисс Офелия.
     - Я нехорошая... гадкая, вот почему! Я просто не могу удержаться.
     В эту минуту в комнате появилась ничего не подозревающая Ева.  На шее у
нее было коралловое ожерелье.
     - Ева! Где ты его взяла? - воскликнула мисс Офелия.
     - Как где? Я весь день в нем хожу, - ответила Ева.
     - А вчера?
     - И  вчера тоже.  И,  что забавнее всего,  тетушка,  я забыла его снять
вечером и так всю ночь в нем и проспала.
     Мисс  Офелия была совершенно сбита с  толку,  тем  более что  тут,  как
нарочно,   в   комнату  вошла   Роза,   неся   на   голове   полную  корзину
свежевыглаженного белья и потряхивая красными коралловыми сережками.
     - Просто не знаю,  что мне делать с этим ребенком!  -  воскликнула мисс
Офелия. - Топси, зачем же ты солгала?
     - Вы же сами велели мне покаяться,  мисс Фели,  а  мне больше не в  чем
было каяться, - сказала Топси, утирая кулаками глаза.
     - Неужели же я добивалась от тебя признания в том,  в чем ты неповинна!
- воскликнула мисс Офелия. - Это такая же ложь!
     - Ох, миссис! Неужто ложь? - изумилась Топси.
     Ева долго смотрела на нее, потом ласково сказала:
     - Топси,  бедняжка!  Зачем тебе воровать?  У тебя теперь все будет, что
нужно. Да я лучше подарю тебе любую свою вещь, лишь бы ты не воровала!
     Это  было  первое доброе слово,  которое девочка услышала за  всю  свою
жизнь.  Ласковый голос Евы тронул сердце маленькой дикарки,  и  в ее круглых
черных глазках блеснуло что-то  похожее на  слезу.  Но она тут же фыркнула и
показала зубы в  своей обычной усмешке.  Да,  ухо,  которое привыкло к одним
попрекам и  брани,  с трудом воспринимает ласку.  Слова Евы показались Топси
непонятными и смешными. Она не поверила им.
     Что было делать с Топси?  Мисс Офелия стала в тупик.  Ее прежние навыки
оказались  здесь  непригодными.   Она   решила  обдумать  как  следует  свои
дальнейшие шаги и,  чтобы выиграть время, заперла Топси в темный чулан, веря
в благотворное влияние таковых на детскую натуру.
     - Просто не знаю,  как мне быть,  -  призналась она Сен-Клеру, - но без
розог с этой девочкой не справишься.
     - Ну  что ж,  секите ее,  сколько вашей душе угодно.  Я  даю вам полную
свободу действий в этом отношении.
     - Детей необходимо сечь,  -  продолжала мисс  Офелия.  -  Я  что-то  не
слышала, чтобы кого-нибудь воспитали без розог.
     - Правильно,  -  согласился Сен-Клер. - Поступайте, как найдете нужным.
Только имейте в виду вот что:  эту девочку били кочергой, лопатой, каминными
щипцами -  всем,  что попадалось под руку, и поскольку она привыкла к такому
обращению, вам придется применять к ней особенно сильные меры воздействия.
     - Таких детей порождает рабство! - воскликнула мисс Офелия.
     - Да, я это знаю, но они существуют, и с ними надо что-то делать.
     - Хорошо, я постараюсь выполнить свой долг и не пожалею на это сил.
     Мисс Офелия взялась за  Топси всерьез,  назначила определенные часы для
занятий с ней и прежде всего стала обучать ее чтению и шитью.
     Первое далось Топси  без  всякого труда.  Она  выучила буквы мгновенно,
точно по волшебству,  и  вскоре могла читать легкие книжки.  Но с рукодельем
дело обстояло хуже.  Проворная, как кошка, вертлявая, как обезьянка, девочка
не  могла  примириться с  этим  занятием.  Она  ломала  иголки,  швыряла  их
исподтишка за  окно,  втыкала в  щели;  она  путала,  рвала,  пачкала нитки,
незаметным броском закидывала катушки куда-нибудь с  глаз долой.  Движения у
нее были быстрые,  словно у фокусника, физиономия совершенно невозмутимая, и
хотя  мисс  Офелия  прекрасно  понимала,  что  подобные  несчастья не  могут
сыпаться одно за другим,  поймать свою воспитанницу на месте преступления ей
не удавалось.
     Вскоре Топси стала заметной фигурой в  доме.  Ее талант ко всякого рода
шутовству,   передразниванию,   кривлянью  был   неистощим.   Она   плясала,
кувыркалась, пела, насвистывала, прекрасно подражала любому звуку. Все дети,
в  том числе и  Ева,  бегали за  Топси по пятам,  когда она была свободна от
занятий,  и взирали на ее проделки, открыв рот от изумления и восторга. Мисс
Офелии не нравилось,  что Ева проводит столько времени в  обществе Топси,  и
она не раз просила Сен-Клера положить этому конец.
     - Вздор!  -  говорил Сен-Клер. - Не беспокойтесь за Еву. Дружба с Топси
принесет ей только пользу.
     - Но Топси такая испорченная!  Неужели вы не боитесь, что Ева наберется
от нее дурного?
     - Топси может испортить кого угодно,  только не Еву. Дурное скатывается
с нее, как роса с капустного листа.
     - Вы так в этом уверены? Я бы не позволила своим детям играть с Топси.
     - Ничего,  пусть играет, - успокаивал ее Сен-Клер. - Ева давно могла бы
испортиться, а ведь пока что этого не заметно.
     Первое  время   слуги  рангом  повыше  посматривали  на   Топси  весьма
пренебрежительно.   Но   им  пришлось  переменить  свое  отношение  к   ней.
Мало-помалу обнаружилось,  что с теми, кто обижал ее, неминуемо приключались
разные беды:  то  исчезнут серьги или  другая любимая безделушка,  то  вдруг
какое-нибудь платье окажется в  таком виде,  что его больше и надеть нельзя,
то  кто-нибудь нежданно-негаданно наткнется на ведро с  кипятком или попадет
во всем параде под струю помоев, выплеснутых откуда-то сверху. Расследования
всех  этих  несчастных случаев оканчивались ничем -  виновник не  находился.
Топси каждый раз вызывали на домашнее судилище,