асчет рыбы ты не сомневайся, хоть у Пепса спроси. А то  -  чего
лучше - пойдем с нами. Хочешь?
   - Хочу, - быстро согласилась девочка и перестала улыбаться.
   - Ну вот! - обрадовался Артемка. - Сейчас Пепс придет и потопаем. Тебя  ж
пустит Кубышка? Кубышка - отец девочки, клоун. Девочке смешно:
   - Пусть только не пустит, я ему покажу!
   На небе ни облачка. Солнце заливает море, а в море прыгают, слепя  глаза,
миллиарды светлых точек.
   У Пепса на лице блаженство. Голова  его  еще  кружится  после  вчерашнего
успеха. Ведь он так любит театр! Правда, это было не в театре, а в цирке, но
и в цирке тоже хорошо. Радует Пепса и солнце. Оно сегодня такое жаркое,  что
прогревает Пепса насквозь.
   Пепс никогда раньше рыбу не ловил, а только мечтал об этом. Но ему сейчас
кажется, что когда-то, давным-давно, он так же вот сидел над водой,  так  же
смотрел на поплавок, жмурясь от солнца, и так же было у него легко и приятно
на душе.
   Все радует сегодня Пепса, но больше всего - что рядом с ним сидят Артемка
и сиренеглазая девочка. Может быть, и на душе  потому  так  тепло,  что  вот
сидят они здесь, рядом, болтают и доверчиво кладут свои  маленькие  руки  на
его большую черную руку, когда о чем-нибудь спрашивают.
   - Когда я была маленькая, - рассказывает девочка, - мы ходили с  Кубышкой
по дворам. Кубышка играл на скрипке, а я танцевала.  И  с  нами  еще  ходила
собака  Мотька.  Только  она  была  глупая.  Ее  Кубышка  каждое  утро  учил
танцевать, а она только лизала ему пальцы и визжала. Так и не выучилась!
   - И у меня  тоже  бил  собака,  -  сказал  Пепс,  -  я  гулял  с  ней  по
Фридрихштрассе. Она увидела полисмен и сказала: "Гав!" И полисмен  убил  моя
собака.
   - Собака собаку всегда тронет, - заключил Артемка. -  А  почему  тебя  на
афишах печатают: "Мамзель Мари"? Ты не русская? - спросил вдруг он девочку.
   - Не мамзель, а мадемуазель, - поправила она. -  Это  для  публики,  чтоб
думали, будто мы французы. А меня по-настоящему зовут Маруся. И, кроме того,
Ляся. Это меня так папа зовет.
   - А почему твоего отца зовут Кубышкой?
   - А это потому, что у пего такая голова, на кубышку похожа... Это  я  его
так назвала - Кубышка.
   - У нас на базаре одну торговку тоже смешно зовут:  Дондышка.  Она  когда
напьется, то говорит: "Эх, выпила все до дондышка!"
   Лясе показалось это смешным Засмеялся и Пепс, хоть  и  не  вполне  понял.
Поощренный, Артемка начал рассказывать одну смешную историю за другой.
   У Пепса  от  смеха  тряслись  плечи,  а  у  Ляси  даже  слезы  на  глазах
заблестели.
   - Ой, какой же ты смешной! -  заливалась  она,  падая  головой  Пепсу  на
колени, и Артемке казалось, что в горле у нее колокольчик звенит. - Да ты  ж
настоящий артист!
   Вдруг лицо ее стало серьезным.
   - А знаешь что, - сказала  она:  -  ведь  ты  сможешь  и  Джона  сыграть!
Конечно, сможешь, я даже уверена!
   - Какого Джона? - не понял Артемка.
   - Ну, Джона, понимаешь? Самарин новую пантомиму ставит: "Дик,  похититель
детей". Там  есть  две  роли:  девочки  Этли  и  мальчика  Джона.  Это  дети
американского миллионера. Этли буду играть  я,  а  Джона  некому  играть.  Я
слышала, как Самарин говорил хозяину:
   "Черт возьми, где бы это достать мальчишку?" Хочешь, я скажу ему?
   - Что ты! Разве ж это можно?
   - Артиомка, клювает! - крикнул Пепс. Поплавок  Артемкиной  удочки  плясал
как бешеный, но Артемка смотрел не на поплавок, а  на  Лясю  и  по  лицу  ее
старался узнать, дразнит она его или говорит серьезно.
   - Но почему же нельзя? - сказала она, и лицо  ее  приняло  рассудительное
выражение. - Конечно, можно.
   - Да я ж... - Артемка запнулся. - У меня ж и пояса нету...
   - Пояс тебе дадут, - успокоила она. - И чулки, и  ботинки,  и  тужурку  -
все. Правда, дядя Пепс? Ну, хочешь, я скажу?
   В тот же день Шишка сказал Артемке:
   - Сдается, парень, тебе оракул выпал. Иди, Самарин зовет. Он там, у грека
в кабинете, сифон пьет. Не иначе, как на работу нанимать будет. Акробатом. А
может, по шее накостыляет. Очень даже просто: не шляйся па даровщину в цирк.
   Но Артемка лучше знал, зачем его зовут, и немедленно  явился  в  знакомую
уже комнату. Там, как и раньше, за столом сидел горбоносый грек и считал  на
счетах, а Самарин, сидя напротив, глотал коньяк и запивал сельтерской.
   Видя, что на него не обращают внимания, Артемка сказал:
   - Вы звали меня?

   Самарин  взглянул,  выпучил  глаза  и,  не  успев   проглотить,   прыснул
сельтерской на пол:
   - Ой,  умру!..  Убил!..  Посмотрите,  посмотрите  на  это  чучело!..  Сын
миллионера!.. Без пояса!.. Заплатанный!.. Ха-ха-ха!..
   - Это тот мальчик, что пантомиму  нашел,  -  узнал  грек.  -  О,  хороший
мальчик! Только дырок много.
   - Ой, да хоть не смешите вы!.. Дырок много! Да он весь сплошная дырка!
   И сейчас же, как будто и не он только что смеялся, деловито сказал:
   - Ну, приходи в  пять  часов  на  репетицию.  Да  подпояшься  чем-нибудь!
Миллионер!
   Артемка вышел  красный  и  растерянный.  Он  не  знал,  чего  ему  больше
хотелось: обнять Самарина или  стукнуть  его  кулаком  по  животу,  чтоб  не
хохотал.
   К пяти часам собралось на репетицию человек пятнадцать. Пришел и Пепс  Он
был, видимо, чем-то встревожен и нервно поворачивал голову ко  всякому,  кто
заговаривал о пантомиме. У Артемки горели уши. Ляся сидела рядом и ободряла:
   - Ты не  бойся!  У  тебя  обязательно  выйдет.  Из-за  портьеры  появился
Самарин. От него несло перегаром, но к этому все привыкли.
   - Ну-с, так, - сказал он, садясь  на  столик  посредине  арены.  -  Можно
начинать. Пантомиму все знают? Нет? Слушайте. У миллионера Уптона двое детей
- Этли и Джон. Их выкрадывает знаменитый похититель детей,  негр  Дик  Бычий
Глаз. Смелый мальчик нашел способ бежать, но Дик догоняет  детей  и  жестоко
избивает.  Между  тем  миллионер  обратился  к   знаменитому   сыщику   Нату
Пинкертону. Сыщик находит преступника и освобождает  детей,  а  Дик  кончает
жизнь на электрическом стуле. Ну-с, начнем!  Картина  первая:  Джон  и  Этли
играют в  теннис.  Шишкин  внук,  становись  здесь,  Мари,  стань  напротив.
Начинайте!
   Вслед за тем Самарин срывается с места и в ужасе кричит:
   - Стой! Стой! Ты что делаешь? Что ты де-е-елаешь?
   - Играю, - говорит огорошенный Артемка.
   - Играешь? Во что играешь? Во что?
   - Ну, в бабки...
   - В бабки?.. О боже мой! Да где же  ты  видел,  чтобы  дети  американских
миллионеров играли в бабки? В теннис, понимаешь, дурья голова, а не в бабки!
В бабки играют дети сапожников, а не миллионеров.  Становись  сюда.  Смотри,
как я буду играть с Мари. Я бью по мячу. Мари отбивает мяч. Я опять  посылаю
мяч, Мари вернула.
   К удивлению  присутствующих,  Артемка  довольно  сносно  подражает.  Ляся
хлопает в ладоши и радуется:
   - Ну, вот видишь! Я же говорила!
   - Так, - кивает Самарин, -  правильно.  Совсем  другое  дело.  Правильно.
Ну-с, в это время  Дик  со  своими  сообщниками  перелезает  через  забор  и
прячется в кустах. Забор здесь. Кусты здесь! Пепс, лезь!
   Пепс поднимается с места, в волнении глотает воздух и опять садится.
   - Ты что? Нездоров? - спрашивает Самарин. Пепс хочет ответить, но  только
проводит ладонью по лицу.
   - Ну, что же ты?
   Пепс поднимается, вздыхает и направляется к "забору".
   "Пьяный, - решает Самарин. - Или влюбился в кого?"
   Репетиция продолжается.
   Но одно дело  -  играть  в  теннис,  а  другое  -  показать  манеры  сына
американского миллионера.
   Самарин ругает Артемку идиотом, сапогом, растопыренной лягушкой У Артемки
от старания взмокли волосы, но  манеры  не  получаются  А  тут  еще  Артемка
высморкался без помощи платка. Увидя это, Самарин отпрянул назад и в  ярости
закричал:
   - Вон! Вон с арены! Чтоб духу твоего здесь не было! Искалечу!..
   Артемка в страхе бросился на конюшню, где стояла цирковая лошадь Роза. Но
Самарин "отошел", и Артемку вернули на арену.
   Когда наконец Самарин объявил, что "на сегодня хватит", Артемка пробрался
в дедову комнату, лег там на топчан лицом вниз и расплакался. С тех пор  как
умер отец, он ни разу не плакал, а тут слезы так и лились, и от них щеки его
стали мокрыми. Он всхлипывал и рукавом утирал лицо и не видел, что  над  ним
стоит Ляся и жалобно кривит губы. А потом, когда увидел, то сказал:
   - Ну, чего ты?.. Сама втравила меня, а теперь смеешься...
   - Я не смеюсь, что ты!  -  сказала  Ляся.  Она  села  на  топчан,  обняла
Артемкину голову и поцеловала его в мокрую щеку.  И  от  этого  Артемке  еще
больше захотелось плакать.
   - Ты понятливый, - утешала она его, - только у тебя манеры не такие.  Вот
в Астрахани Джона играл гимназист. Он совсем плохо играл, а  манеры  у  него
были настоящие. А ты нос пальцами вытираешь, кулаками все время размахиваешь
и в затылке чешешь. Потому на тебя Самарин и кричит.
   - И черт с ним! - сказал Артемка, все еще всхлипывая. - Пусть  он  сам  и
играет Джона, когда так.
   - А знаешь что? Пойдем сейчас на арену и будем сами репетировать. Там уже
никого нет. Пойдем!
   - Как же это? Без Самарина?
   - А на что он нам! Я ведь знаю, как эту роль играть. Я четыре раза в этой
пантомиме участвовала. Пойдем, а?
   Артемка посмотрел на нее, вытер в последний раз рукавом лицо и поднялся с
топчана.
   - Ладно, - сказал он, - но только чтоб без насмешек!..
   Уже на другой день Самарин заметил, что в движениях Артемки стало  больше
уверенности и сдержанности. Правда, когда он ходил  по  арене,  то  все  еще
двигал локтями и плечами, будто пробирался сквозь толпу, но уже  затылок  не
чесал и кулаками не размахивал. А еще спустя  два  дня  перестал  и  локтями
двигать.
   Особенно Артемке не давалась сцена, в которой Джон смело и с достоинством
отказывается написать отцу письмо с просьбой о выкупе. Но, когда  удалась  и
эта сцена, Самарин, не знавший, что наряду с ним действует другой  режиссер,
хвастливо воскликнул;
   - Видали? Да я медведя научу герцогским манерам, а не то что...
   И тут же придумал историю, как у него в Ярославле роль принцессы исполнял
бродяга и  как  к  этому  бродяге  приходили  объясняться  в  любви  местные
поклонники.
   Артемка ободрился  и  повеселел,  но  поведение  Пепса  его  тревожило  и
озадачивало.  А  с  Пепсом  действительно  творилось  что-то  неладное.   На
репетиции он опаздывал, а раз и совсем не явился, так что  за  ним  пришлось
посылать деда Шишку. Репетируя, он нервно поводил плечами,  будто  ему  было
холодно. От прежнего энтузиазма, с которым он играл Бульбу,  не  осталось  и
следа. Он поблек и, казалось, даже похудел. В  глазах  его  были  тревога  и
тоска.
   "Что такое?" - думал Артемка. В эти дни, занятые репетициями,  ему  почти
не приходилось оставаться с Пепсом наедине.  Но  раз,  заглянув  в  конюшню,
Артемка увидел, что Пепс стоит перед Розой, гладит ее между ушами  и  что-то
тихо говорит. Артемка подумал, что Пепс болен, и спросил:
   - Ты что? Нездоров?
   Пепс взглянул и покачал головой.
   - Здесь, - показал он на сердце, -  очень  болит.  Он  еще  что-то  хотел
сказать, но пришел конюх, и Пепс замолчал. А потом Артемку и  Пепса  позвали
на репетицию. Так Артемка и не узнал, отчего загрустил его приятель.

   БОЛЬШОЙ ДЕНЬ. СКАНДАЛ. ОВАЦИИ
   Артемка не знал, чего он больше хочет: чтобы этот  день  пришел  поскорее
или чтобы он не приходил никогда. Чем он  ближе,  этот  день,  тем  страшнее
становилось Артемке.
   Накануне он долго не мог заснуть: ему  казалось,  что  в  будке  особенно
душно и особенно тяжело пахнет кожей. Пошел дождь и долго выстукивал о крышу
что-то тревожное. Заснул Артемка перед рассветом. А когда проснулся, то было
такое чувство, будто и не спал вовсе, а  только  на  минутку  закрыл  глаза.
Через кругленькую дырочку прямо в глаза бил солнечный луч. С улицы доносился
скрип телег, людской говор, топот. Артемка скинул с двери крючок  и  выбежал
наружу. Там на стене будки, сияя в  солнечном  свете,  уже  висела  огромная
желтая афиша, а по афише, будто по пескам пустыни,  бежал  страшный  негр  и
тащил за руки двух перепуганных детей - мальчика и девочку.
   - Ох! - даже присел перед афишей Артемка.
   Еще вчера вечером он думал: не дать ли д„ру? Если  что  и  останавливало,
так это боязнь Лясиного презрения. А сейчас, увидя афишу и свое  изображение
на ней, он понял, что увильнуть никак невозможно, разве только  броситься  в
море.
   Этот день показался Артемке бесконечно длинным; даже не верилось,  что  в
один  день  может  вместиться  так  много  разного.  Сначала  он   сидел   в
костюмерной, и на него шили белые брюки  и  белую  сорочку.  Потом  костюмер
повел его в обувной магазин и там купил ему белые туфли. Затем они  пошли  в
галантерейный магазин и купили белые носки, платочек и... галстук. Да, самый
настоящий галстук, светло-голубой  с  белыми  полосочками  наискосок.  Потом
пошли в парикмахерскую.  Здесь  Артемку  подстригли  и  причесали.  Костюмер
приказал, чтобы пробор был посредине,  и  парикмахер  долго  крутил  круглый
колючий еж, прежде чем волосы перестали топорщиться.
   Потом  была  генеральная  репетиция.  Увидя  Артемку  в  белом  теннисном
костюме, Самарин затрясся от хохота и так замахал руками, будто отгонял осу.
   - Ой, не могу! Ой, не могу! - стонал он. Но вдруг успокоился  и  деловито
сказал костюмеру: - Так. Вполне прилично. Вполне.
   Когда репетиция кончилась, Ляся подошла  к  Самарину  и  сказала,  что  с
Артемки снимать костюм не надо, а лучше пусть он, Артемка, ходит  в  костюме
до самого представления.
   - Это чтоб привыкнуть к нему, чтоб лучше в нем держаться, - сказала она.
   И Самарин с ней согласился:
   - Пусть ходит.
   Пепс, Кубышка, Ляся и Артемка пошли в ресторан я там обедали.
   У Кубышки голова как кувшин  и  мохнатые  брови.  Он  рассказывает  очень
смешные истории, но сам не смеялся и смотрел сумрачно, даже сердито.
   Угощал Пепс. Он повеселел, поздравлял Артемку с предстоящим дебютом и все
улыбался, обнажая удивительно белые зубы.
   - Не болит уже тут? - спросил Артемка, показывая взглядом на сердце.
   - О, я сегодня очень скажу публик! - Пепс поднял вверх  палец.  -  Очень,
очень! - и засмеялся.
   Артемка хотел спросить, как это можно "очень  сказать  публик",  когда  в
пантомиме разговаривать не полагается, но тут вдруг, заглушив  на  мгновение
чинный  говор  и  звяканье  посуды,  хрипло  и   дерзко   прокричал   петух:
"Кик-ки-ки-кии!" У метрдотеля вытянулось лицо,  официанты  заметались  между
столиками; удивленно оглянулись по сторонам посетители ресторана  Но  петуха
не нашли, и все остались в полном недоумении.
   Потом в фаэтоне  поехали  к  морю.  Извозчик  все  время  оборачивался  к
седокам.
   Потом катались на лодке. Артемка сидел на руле, а Кубышка и Пепс  гребли.
Солнце уходило спать и на прощанье все белое сделало  розовым  -  и  цепочки
облаков на горизонте, и белый парус английского парохода, и Лясино  кисейное
платье. Ляся сидела рядом с Артемкой. На ее  слабой,  будто  прозрачной  шее
Артемка видел маленькую родинку, и от этого ему почему-то было жалко Лясю  и
хотелось сделать ей что-нибудь хорошее.
   В море ясно и тихо. За кормой журчит вода. Лодка несется быстро  и  то  и
дело обгоняет другие лодки. Вдруг сипло  пропел  петух:  "Кик-ки-ки-кии!"  С
соседних лодок донеслись аплодисменты и смех. Заметя, что Артемка  открыл  в
удивлении рот, Ляся рассмеялась:
   - Да ведь это же он, Кубышка!
   Кубышка усердно греб, сумрачно глядя на закат.
   Потом опять ехали в фаэтоне, и извозчик, хоть  уже  и  другой,  тоже  все
время оборачивался к седокам.
   Когда подъехали к цирку, уже ярко горели фонари и у входа толпились люди.
   Пережитые волнения,  плотный  обед  и  катание  на  лодке  так  разморили
Артемку, что он улегся на дедов топчан и заснул. Там Ляся, кончившая обычный
номер, и нашла своего ученика и партнера.
   - Артемка! - всплеснула она руками. - Ты спишь? Спишь, когда  нам  сейчас
выступать?!
   Артемка вскочил и в испуге уставился на Лясю.
   - Как это ты мог заснуть? - удивилась она. - Или ты заболел?
   - А где петух? - Артемка протер кулаками глаза.
   - Какой петух? Проснись, Артемка!
   Артемка обалдело оглянулся и засмеялся:
   - А меня сейчас петух в нос клевал.
   - Вот тебя сейчас Самарин в нос клюнет, а не петух. Посмотри,  как  брюки
измял. Иди скорее к костюмеру, он выгладит. Да умойся: рожа сонная!
   "А  правда,  -  думал  Артемка,  пробираясь  в  полутемном   коридоре   к
артистической уборной, - как это я заснул? То всю ночь не спал от страха,  а
тут сразу..."
   Уборная большая, одна  на  всех  мужчин.  Вдоль  серой  стены  -  длинный
деревянный стол, и за столом - актеры. Одни  клеят  из  крепса  усы,  другие
выравнивают при помощи замазки носы, третьи натягивают парики. Тут же  ходит
от одного к другому Самарин и ругается. Увидя Артемку, он скорчил гримасу:
   - Благородное дитя! Сын миллионера! Полдня походил  -  и  уже  пузыри  на
коленях! Кузьмич, разутюжь этого парня. Парикмахер, причеши это чучело.
   Но Самарин не только ругается, но и хвалит.
   - Гуль, - говорит он, - вы настоящий Пинкертон. Вам  и  гримироваться  не
надо. Так сказать, Пинкертон натюрель. Ха-ха-ха!
   Потом подходит к Пепсу и фамильярно бьет его по плечу:
   - Вот кто душу радует! Негрище чертово! Ну где еще найдешь другого такого
для Дика Бычий Глаз? У, дьявол! Так  публике  и  скажу:  черного  разбойника
играет сам черный разбойник! Ха-ха-ха! Натюрель, ха-ха-ха!
   Пепс, сидевший против зеркала, не оборачиваясь, прошептал:
   - Я тоже скажу публик... Я тоже скажу публик...
   - Что ты там бормочешь? - не расслышал Самарин. И, не дождавшись  ответа,
сказал отходя: - Ты какой-то чудной стал. Из ума выживаешь, что ли?
   Артемке вымазали лицо кремом, подвели черным брови и напомадили губы. Ему
хотелось вытереть лицо рукавом, но он терпел. К костюму тоже не так-то легко
   привыкнуть, особенно к галстуку. Галстук сжимал шею,  и  Артемка  не  мог
понять, зачем он нужен. Вошел грек-хозяин и сердито сказал:
   - Слушайте, вы скоро? Публика ужасно волнуется.
   - Сейчас, сейчас! - ответил Самарин. Он подошел к зеркалу и тоже накрасил
себе губы и напудрился, хоть в пантомиме и не участвовал.
   - Ну-с, приготовьтесь к выходу, - сказал он и вышел из уборной.
   Артисты двинулись  за  ним.  Пошел  и  Артемка.  В  широком  проходе  все
остановились. Там перед малиновой портьерой  уже  ожидала  Ляся  с  мячом  и
ракетками в руках.
   - На, - подала она ракетку Артемке. - О, да какой ты красивый!..  Ну,  не
боишься?
   - Боюсь, - откровенно признался Артемка. Он  подошел  ближе  и  осторожно
заглянул в дырочку. Батюшки, весь город собрался! Вверху, внизу, в  проходах
- всюду люди. И все вытаращились прямо  на  него,  прямо  в  дырку  смотрят.
Артемка даже руками от портьеры оттолкнулся. Удивительное дело:  на  базаре,
бывало, тоже народу тьма собиралась, особенно в субботу, и Артемке  хоть  бы
что, как-то даже гопака при всех танцевал. А  тут  все  внутри  холодеет  от
страха.
   Музыканты, игравшие  вальс,  умолкли.  Униформисты  приоткрыли  портьеру.
Прокашлявшись, точно он собирался петь, Самарин пошел на арену.
   - Что он будет делать? - спросил тревожно Артемка.
   - Сейчас объявит, кто кого играет, - объяснила Ляся.
   Самарин вынул из бокового карманчика листок бумаги:
   - Господа! В сегодняшней знаменитой пантомиме участвуют все  лучшие  силы
цирка, а также специально приглашенные артисты.  Позвольте  объявить  состав
участвующих. Американский миллионер Уптон - Иван Кречет;  его  дочь  Этли  -
юная артистка, любимица публики, мадемуазель Мари; его сын Джон -  известный
артист пантомимы юный Артеме...
   - Вот, слышал? Артеме - это ты и есть, - шепнула Ляся.

   - Что-о? - вспыхнул Артемка. - Какое такое Артеме?
   - Тише, ты! - дернули его сзади.
   От обиды, что его родное имя забраковали, а взамен дали какую-то  кличку,
Артемка на минутку даже страх позабыл.
   Вдру