и
говоришь - некогда...
     Бабушка рассмеялась:
     - Вот  назола!  Длинная  это  история,  так  сразу и не расскажешь. Вот
управлюсь с делами, тогда все по порядку...
     Вечером  бабушка  выполнила  свое  обещание,  и  мы  с  Ленькой  узнали
удивительные  вещи. Оказывается, когда нас еще и на свете не было, был царь.
И  не  какой-нибудь  там  сказочный,  а  самый настоящий, живой. Все на него
работали, а ему все было мало.
     После  царя  самыми главными были помещики, а за помещиками - кулаки. И
вот  людям  много-много нужно было работать: и на царя, и на помещиков, и на
кулаков.
     - Вся  земля у них была, - рассказывала бабушка, - а у бедных ничего не
было.  Рассердился  народ и прогнал царя и помещиков вон. А у кулаков отняли
землю  и  роздали  бедным.  Потом  люди  эту  землю вместе сложили и сделали
колхоз, потому что сообща легче обрабатывать ее.
     А  мы-то  с  Ленькой  жили  себе  до  сих  пор и ничего этого не знали.
Оказывается, вон как на земле все устроено.
     - А  кулаков?..  -  спрашивает Ленька. - Их тоже надо было в три шеи...
Ты, бабушка, не все рассказала.
     - А  чего  тут  еще  рассказывать?  -  говорит бабушка. - Кулаки теперь
смирными  прикинулись,  а сами исподтишка так и норовят навредить, да только
у  них ничего не выйдет. Такие, как ваш отец, не дадут им разгуляться. Ну, а
кулацкие подпевалы, это которые за кулаков заступаются...
     "Вот  какая  у  нас бабушка, все знает, - думаю я. - У других бабушки в
церковь  ходят,  богу  молятся, а наша и икону даже сняла. И про папу нашего
так  хорошо говорит, даром что ругается с ним часто. Хорошая бабушка, хоть и
ворчит иногда".
     А Ленька никак не может успокоиться.
     - Бабушка, а какие они, эти кулаки?
     - Жадные  да злющие, - говорит бабушка. - Мне за свою жизнь пришлось на
них  поработать...  Ладно,  спать  идите. А то вы до утра готовы сидеть, вам
только рассказывай.
     Но  мы  с  Ленькой  никак  не  можем уснуть. Лежим, думаем над тем, что
рассказала бабушка.
     И вдруг я спрашиваю:
     - Лень, а Лень, ты когда-нибудь видел живого кулака?
     Уже засыпая, он бубнит:
     - Не видел... Но теперь я кулака сразу узнаю, только покажи мне его.


КРАСНАЯ КУРОЧКА И ДОБРЕНЬКИЙ ДЕДУШКА

     Назавтра  бабушка  истопила  баню. Она пришла с раскрасневшимся лицом и
слезящимися  от  дыма  глазами  и  отправила  всех  нас  мыться, а сама села
отдохнуть.
     Скоро  мы  с  Ленькой,  чистые и распаренные, прибежали домой. Бабушка,
усадив нас на печку, сказала:
     - Сидите  и  не  балуйтесь.  Мы  с мамой помоемся, а потом придет отец,
будет мыться.
     Чтобы  нам  не  было  страшно,  она  зажгла  лампу и ушла. Мы с Ленькой
остались  одни.  Не  успели  мы  придумать,  чем бы заняться, как на крыльце
послышались шаги.
     - Папка идет, - обрадовался Ленька.
     Но это был не отец.
     Сначала  в дверь просунулась голова с седой козлиной бородкой, потом мы
увидели  незнакомого  старичка в новых лаптях и бурой поддевке, подпоясанной
ремнем.   Метнув  глазами  в  угол,  где  раньше  висела  икона,  он  быстро
перекрестился.  Мы  смотрели  на  него  молча  и  настороженно. Заметив нас,
старичок вдруг заулыбался.
     - Ну,  здравствуйте,  как  поживаете?  -  сказал он, словно мы были его
старыми знакомыми.
     Мы молчали.
     Не смущаясь, старичок продолжал:
     - А где же ваши мама или бабушка?
     - В бане, - сказал Ленька басом и для солидности кашлянул.
     - Жаль,  жаль,  - сказал старичок, бегая по избе глазами, - а я тут вам
подарочек принес...
     Не  успели  мы  опомниться, как он достал из-за пазухи и посадил на пол
курицу.   Она   взмахнула   крыльями,   отряхнулась   и,   повернув  голову,
подслеповато  уставилась  на  лампу.  Ленька  в один миг скатился с печки. Я
тоже  слезла за ним. Ленька поглаживал курочку по спине. При свете лампы она
вся  искрилась  и  казалась  красновато-золотистой.  Мы с Ленькой никогда не
видели такой красивой курочки. Дедушка улыбался.
     - Как вам тут живется? - спросил он.
     - Хорошо, - сказал Ленька.
     - Ну,  слава  богу,  слава  богу,  - оживился дедушка, - живите себе на
здоровье.  В  этом  доме  я  раньше  жил, да мне он ни к чему. Пусть, думаю,
лучше  люди  живут, - рассказывал он. - Вон она, какая хоромина, - обшаривая
взглядом  углы,  говорил  старичок.  - Одному-то мне что в ней делать? Вам и
то, небось, велик дом-то...
     - Нет, - сказал Ленька, - нам как раз...
     - Что ж, обе половины заняли? - поинтересовался старичок.
     - Там у нас вещи, а живем мы больше здесь, - сказала я.
     Ленька  гостеприимно распахнул дверь во вторую половину, показывая, что
там  у  нас.  Но  старичок  заходить  не  стал. Он только сунул туда голову,
посверлил бегающим взглядом темноту и заспешил уходить.
     - Ставеньки  закрыты...  Ну и правильно. Оно так спокойней. Ну, живите,
живите, - сказал он уже с порога. - А курочка вам на разведение...
     Старичок  ушел,  а  мы с Ленькой просто опомниться не могли. Ну до чего
добренький дедушка! Дом свой отдал, да еще и курицу принес...
     Когда  мама  с  бабушкой пришли из бани и мы им все рассказали, бабушка
почему-то разохалась:
     - Ох ты, господи, что же теперь делать?
     И  мама,  к нашему удивлению, тоже нисколько не обрадовалась, что у нас
теперь есть своя курица. Она озабоченно поморщила брови и сказала бабушке:
     - Спрячь ее пока, завтра что-нибудь придумаем...
     Бабушка  сунула  курицу под печь, а нам велела сидеть и помалкивать. Мы
с Ленькой ничего не понимали. Все разъяснилось, когда пришел отец.
     Он  сидел  и  ужинал,  а бабушка, суетясь больше обычного, собирала ему
белье.  И  вдруг  курица  под  печкой  тихонько  закудахтала.  Мы  с Ленькой
вытянули  шеи,  прислушиваясь,  а  бабушка исподтишка погрозила нам пальцем.
Все  это  было  так  непонятно,  что  мы с Ленькой не знали, что и думать. Я
только  хотела  сказать  Леньке, что эта курица, наверно, волшебная, как она
вдруг с громким кудахтаньем вылетела из-под печки.
     - Это что за явление, откуда? - спросил отец.
     Путаясь  и  сбиваясь,  мама  начала  рассказывать, а он ходил из угла в
угол и хмурился.
     Ленька  пытался  было  вмешаться  и  рассказать  все  подробнее, но под
строгим бабушкиным взглядом снова усаживался на место.
     - Так,  -  вдруг  грозно  сказал  отец,  -  за  моей  спиной  у кулаков
начинаете  взятки  брать?  Сегодня курицу принесли, а завтра корову приведут
во двор?!
     - Не  кричи  ты,  -  сказала  мама,  - никто ее не брал. Дети одни были
дома.
     Не слушая, отец продолжал!
     - Ишь,  гады  какие!  На  всякие хитрости идут. С курицы начинают!.. Да
нас  не  возьмешь  ни  на  какую  приманку, - он погрозил кому-то кулаком. -
Выбросьте ее сейчас же!
     - Как  же  так?  Живая ведь... - недовольно сказала бабушка. - Ночью на
холод выбрасывать?..
     Мы   с  Ленькой  были  готовы  зареветь  в  два  голоса.  А  ничего  не
подозревавшая   курица,   подойдя  поближе  к  свету,  чистила  клювом  свои
золотистые перышки.
     Отец уже более спокойно рассказывал:
     - Этот  хозяин  хутора  -  самый  крупный  кулак во всей округе. У него
земли  больше  было,  чем  у помещика. И домов несколько... Теперь смиренным
прикинулся,  в  лапотках  ходит,  а  раньше кровь сосал из народа... А сын и
сейчас где-то в банде скрывается...
     Почувствовав,  что  гроза поутихла, бабушка взяла курицу и, снова сунув
ее под печь, решительно сказала:
     - Завтра сама отнесу, а пока пусть сидит...
     Мы  с  Ленькой вздохнули с облегчением. Уж очень жаль было нам курочку.
Она  ведь  не  виновата,  что  хозяин у нее кулак. Где ей разобраться, когда
даже мы с Ленькой ничего не раскумекали.
     - А  еще  хвастался,  что  кулака  сразу  узнаешь...  Ну  что, узнал? -
сказала я, когда мы сидели на печке. Ленька только вздохнул.
     Молчалив  он  был  и назавтра, когда мы утром пошли с ним гулять. Дойдя
по  привычке  до  бобовых  снопов, мы остановились. Ленька поглядел на меня,
потом  на  бобы и, повернувшись, зашагал прочь. Я с недоумением смотрела ему
вслед.  Поставив воротник своего ветхого пальтишка и засунув руки в карманы,
он  шел  не  оглядываясь.  Весь  его  нахохленный  вид  как бы говорил: "Нас
кулацким  бобом  не  купишь". Я с сожалением взглянула на бобовые стручки и,
проглотив слюну, зашагала вслед.


ВОЛШЕБНЫЙ МИР НА ПЕЧКЕ

     Потолок  в  доме  - из некрашеных, пожелтевших от времени досок. На них
отчетливо выделяются темные, растресканные сучки.
     Если  взобраться на печку, потолок оказывается над самой головой. Может
быть,  поэтому  здесь так хорошо лежать вьюжным декабрьским днем и мечтать о
том  времени,  когда у всех будет вдоволь хлеба и молока, о далеких чудесных
странах, о чем-нибудь желанном и несбыточном.
     За окном - сугробы.
     Деревня  далеко-далеко,  как  будто  на  другом  конце света. Даже труб
почти не видно.
     Мы  с  Ленькой,  сидя  на  печке, все чаще отправляемся в увлекательные
путешествия.  У каждого из нас свое государство. В моем живут необыкновенные
люди.  Они совершают подвиги, прогоняют царей и помещиков, устраивают у себя
прекрасную  жизнь.  Там  растут  самые  красивые  сады,  стоят  стеклянные и
зеркальные  дома.  Всем  этим  миром управляет одна очень умная девочка. Она
ходит  нарядная,  конечно,  не  в  юбке  из  бабушкиного  платка,  и  все ей
поклоняются.  Едят  там  тоже  не  одну  толченую картошку, а всякие вкусные
вещи, - например, хлеб с повидлом или халву.
     У  Леньки  совсем  другой  мир.  В  нем  живут обыкновенные мальчишки и
девчонки.  Они ездят на лошадях, лазят по огородам и страшно орут. Всей этой
оравой  управляет тоже девчонка, которая мне очень напоминает Зинку. И зовут
ее  тоже  очень похоже - Зан. И еще там есть один маленький мальчишка - Лен,
-  который  везде  сует  свой  нос.  А  однажды  там  даже появился дед Сов.
Лохматый  и  сердитый  с  виду,  а  на самом деле очень добрый. У этого деда
случилось  несчастье.  "Злая  ведьма  послала  в  его владения черный вихрь,
который  уничтожил  ароматные  листья,  -  рассказывает Ленька. - А без этих
листьев  дед  совсем  не мог жить". И вот тогда Лен оборвал с молодого клена
золотые  листья,  высушил  их  и  принес  деду.  Дед  поблагодарил мальчика,
спрятал  листья  в  мешочек,  но  Лен заметил, что дед не курит эти листья и
сидит  грустный. "Почему ты не куришь, дед?" - спросил Лен. Дед Сов вздохнул
и сказал:
     "Мне,  мой  мальчик,  нужны ароматные листья, а не золотые. Я просто не
хотел  тебя огорчать". Тогда Лен пошел к самой главной начальнице Зан, и они
стали совещаться, как раздобыть для деда ароматные листья.
     - Это  вы  тогда совещались, я видела в окно, - говорю я. - Зинка, ты и
Федя...
     - Не   мешай,   -   сердито   отмахивается  Ленька,  -  а  то  не  буду
рассказывать...  И  вот  мы  тогда  надумали  залезть  в огород... Ой, что я
говорю!   Во  владения  волшебницы  и  раздобыть  для  деда  Сова  ароматные
листья...
     Я  хохочу,  что  Ленька  заврался  и  уже  путает владения волшебницы с
огородом. Он сердится и, надувшись, молчит.
     - Ну,  рассказывай  дальше, - прошу я. Мне ужасно хочется узнать, что у
них   тогда   произошло.   Немного   поломавшись,   Ленька   продолжает.  Он
рассказывает,  как трое смельчаков - Лен, Зан и еще один, Фен, - проникли во
владения  злой  волшебницы  и  раздобыли для деда Сова ароматные листья. Зан
зацепилась  за  кол  и  порвала  платье. (Оказывается, у волшебницы владения
тоже огорожены забором.) Волшебница выскочила за ними с метлой.
     - Не  с  метлой,  а  с  этой,  ну...  волшебной  палкой, - поправляется
Ленька.  -  Фен  расцарапал  себе ногу, когда они удирали, а Лен упал и весь
перемазался.
     - А листья? - спрашиваю я.
     - Листья есть, да только мало. Деду на всю зиму не хватит...
     Ленька  ковыряет  ногой  сучок в потолке. Мне завидно, что у него такие
интересные дела, и я нарочно говорю:
     - Подумаешь.  Я сто раз могу в огород залезть и даже не порвать платье,
как твоя Зинка...
     - Это  же не Зинка, а Зан. Там... - показывает он на потолок. - Ты что,
не веришь?
     Я пожимаю плечами.
     - Ну хорошо! - горячо говорит Ленька. - Я тебе докажу!
     На  дворе  метель.  Она свистит и швыряет в окно снежные хлопья, злясь,
что  не  может проникнуть на теплую печку, в наш с Ленькой волшебный мир. Мы
лежим  и  молчим.  Каждый  хочет  придумать  что-нибудь такое, чтобы удивить
другого.  Вдруг  Ленька  садится  и  начинает петь. Песни он всегда сочиняет
сам, на ходу. Поет все, что придет в голову:

                Стол стоит, кровать плывет,
                За окном метель метет.
                Кошки-мышки по углам,
                Тара-рам, тара-рам...

     Глаза у него блестят, и я вижу, что он уже что-то придумал.
     Утром,  когда я просыпаюсь, бабушка давно топит печь. За окном голубеет
рассвет.  На  стене  прыгают  красноватые  блики,  у  бабушки в печке что-то
весело  шипит.  Ленька  уже  встал.  Он  подбегает  ко мне, и в руках у него
круглая  тарелочка  от  кукольного  сервиза.  На ней горкой лежат крошечные,
величиной   с   орех,  картофелины.  От  них  идет  аппетитный  пар.  Ленька
преподносит мне тарелочку с картошкой и, раскланиваясь, говорит:
     - Моя  великая  правительница  Зан  в знак своего уважения посылает вам
это угощение...
     Я  оторопело  смотрю  на  картошку.  Где  он  ее  взял?  Конечно, такая
маленькая  картошка  бывает. Я вспоминаю ту картофелину, из-за которой у нас
однажды  полетела  с  примуса  кастрюля.  Но  ведь здесь их много, и они все
вареные... Когда он успел?
     Повернувшись,   я  вижу  у  бабушки  на  припечке  чугунок  с  отварной
картошкой.  Сразу  догадываюсь, в чем дело, но не подаю вида, и мы с Ленькой
угощаемся картошкой с кукольной тарелочки. Съев картошку, я говорю:
     - Благодарю  вас  и  вашу  правительницу  Зан  за прекрасное угощение и
приглашаю вас на завтрак в мою страну.
     Назавтра,  встав  чуть  свет,  я  увиваюсь  возле  бабушки. Она сердито
ворчит:
     - И что вам не спится? Вертитесь под ногами то один, то другой...
     - Бабушка, что ты будешь готовить? - допытываюсь я.
     - Блины,  -  говорит  бабушка,  думая,  что я обрадуюсь. Но я прихожу в
ужас.
     - Бабушка, а картошку? - спрашиваю я.
     - Не надоела она тебе? - говорит бабушка.
     - Нет, бабушка, я очень люблю картошку, - жалобно говорю я.
     - Ладно, сварю попозже, на обед, - говорит бабушка.
     Я  готова  заплакать.  Шутка  ли,  ведь  у  меня  срывается завтрак, на
который приглашены правители другой страны!
     Бабушка  печет  блины. Капли теста падают с ложки и засыхают. Пригретые
сверху  ярким  пламенем,  они  подымаются, как сдобные булочки. Я немедленно
лечу  за  кукольной  тарелочкой.  Мне  хочется  петь от радости, но я молчу,
чтобы не разбудить раньше времени Леньку.
     Скоро  тарелочка  наполняется  крошечными  лепешками.  Не беда, что они
снизу  грязноватые.  Я  преподношу  их  проснувшемуся  Леньке с таким видом,
будто  это  самый  изысканный  торт.  Угощение  у  меня  готово,  а  вот его
правительницы  Зан  нет  к  завтраку.  Но  хитрый  Ленька  находит  выход из
положения.  Он  мне  заявляет,  что  великая  Зан  уехала  в другую страну и
поручила  ему  быть  у  меня послом. Я раскланиваюсь. Нисколько не удивляясь
моим   лепешкам,   "посол"   принимается  за  завтрак.  Итак,  дружественные
отношения между нашими странами установлены.


СЕСТРИЧКА

     Наша  мама  заболела.  Ее  положили  в  другой половине дома, и бабушка
велела  нам не ходить туда и не шуметь. Отец, как всегда, рано ушел из дому,
но  через  час  приехал  на  лошади,  запряженной  в  сани.  В  санях сидела
старушка,  закутанная  до самых глаз. Я не сразу узнала ее. Только когда она
сняла  с  себя  шубейку и несколько платков, повязанных один на другой, мы с
Ленькой  увидели, что это бабка Марта. Я хотела подойти к ней и спросить про
трубу,  но вид у нее был строгий и озабоченный, и я не посмела. Она сразу же
прошла к маме и закрыла за собой дверь.
     - Собирайтесь,  - сказал отец. - Я вас на лошади прокачу. Поедем к тете
Маше в гости.
     Мы  с  Ленькой  со  всех  ног кинулись одеваться. Я еще разыскивала под
кроватью  валенок,  а  Ленька  уже  был готов. Одно ухо шапки у него торчало
вверх,  а  другое  болталось,  как  перебитое,  руки  без варежек засунуты в
карманы,  но  все  же  он  уже  может ехать. А вот попробуй мне без валенка!
Этому  Леньке  всегда  везет.  "Лучше  бы у меня две варежки потерялись, чем
один валенок", - думала я, ползая по полу.
     Наконец  мы  кое-как  оделись  и  вышли  во двор. Высокая, темной масти
лошадь нетерпеливо перебирала тонкими ногами.
     - Ух  ты!  -  воскликнул  Ленька, не найдя больше слов, чтобы высказать
свое восхищение.
     - Ну, Громик, надоело стоять? - ласково сказал отец.
     Громик повел ушами и, кося глазами, потянулся мордой к отцу.
     Мы  сели  в  сани  и  поехали.  Снежная  пыль  завихрилась под ногами у
Громика,  а  навстречу  нам побежала баня, березовая роща и сараи. Не успели
мы  оглянуться,  как  из-за сугробов вынырнула деревня. С мохнатыми снежными
крышами,  она  была  совсем  не  похожа на ту, из которой мы уезжали осенью.
Узнали мы только школу да избушку деда Савельича.
     - Смотри! - закричал Ленька, показывая на нее пальцем.
     Я  обернулась и увидела, что над снежной крышей возвышается труба, а из
нее  идет  дым. Оставив нас у тети Маши, отец уехал по своим делам и сказал,
что заедет за нами вечером.
     Тетя  Маша  жила  одна.  В  доме  у  нее был такой же порядок, как и на
ферме.  Она  накормила  нас  гречневой  кашей  с  молоком  и  тоже собралась
уходить.
     - Сидите тут, я скоро вернусь, - сказала она.
     Мы  так  и  просидели  до  ее  прихода.  Ленька все собирался сходить в
деревню,  но я не хотела оставаться одна и поэтому не пускала его. В деревне
мне  делать было нечего. И у тети Маши в доме тоже было скучно. Кругом такая
чистота,  что  игры  никакой  не  затеешь.  А со стены вдобавок прямо на нас
смотрит незнакомый мужчина с длиннющими черными усами.
     Вернувшись   домой   и  взглянув  на  наши  грустные  лица,  тетя  Маша
рассмеялась:
     - Что же вы, так и сидите?
     Она  снова принялась нас кормить, а потом, повздыхав немного, полезла в
сундук и достала оттуда голубой узелок.
     - Вот, играйте. Только потом все обратно сложите, - сказала она.
     В  узелке  оказалась  маленькая  резиновая кукла и много разных нарядов
для нее. Я в недоумении уставилась на тетю Машу - откуда у нее все это?
     - От  дочки осталось, - сказала она. - Десять лет было, когда умерла. А
это муж, - кивнула она на усатый портрет. - Погиб... Кулаки убили...
     Мы  стояли и молча смотрели на тетю Машу. А она вдруг улыбнулась сквозь
слезы и, погладив Леньку по голове, сказала:
     - Ну, чего носы повесили? Играйте, а я пойду. Коров доить пора...
     Я  принялась  разбирать  узелок.  Там  были платья, вышитые салфеточки,
вязаные  платки  и  даже  пальто  с  меховым  воротником. Тети-Машина дочка,
видно, умела шить, не то что я...
     Только  мы  разыгрались,  как за нами пришел отец, а с ним и тетя Маша.
Она  смотрела  на  нас  и  чему-то  улыбалась.  У  отца тоже был довольный и
веселый вид.
     - Ну,  команда,  поехали  домой,  -  сказал  он,  -  у  вас там сегодня
появилась маленькая сестренка. Ждет вас...
     Мы с Ленькой завизжали от радости и сразу же засыпали отца вопросами:
     - А какая она?
     - Как ее зовут?
     - Какие у нее глаза?
     - Я  и  сам  еще  не  знаю,  - смеясь сказал отец. - Там, на месте, все
выясним...
     Тетя  Маша  суетливо помогала нам одеваться. Я собрала игрушки, связала
в узелок и протянула ей. Она, сияя глазами, вдруг сказала:
     - Возьми себе.
     - Тетя Маша!.. - прошептала я, не веря такому счастью.
     - Бери,  бери,  -  сказала она, - чего