дорогу, заранее
зная,  что она оканчивается  грязной канавой. Так  бывает.  Посылают тебя за
хлебом,  а тебе не хочется. Знаешь - идти надо, а сам говоришь,  что коленка
болит.  А  на  самом  деле не  болит. Вот тогда  и появляется  внутри  такая
кислятина. И Тэкс, чтобы  отвлечься от этого  противного чувства,  все время
занимался  тем, что  отгадывал кроссворды, читал статьи  в газетах  и слушал
радио.
     А  Бэримор  в тот  полет  был  занят  написанием  диссертации. Как  вы,
наверное, помните, он с  блеском трудился в Академии наук и был единственным
роботом, которого  умные-преумные ученые  согласились принять  в свои  ряды,
потому что не сделать этого - после всего, чего добился Бэримор в предыдущих
экспедициях с Сотником и блестящих исследованиях, было просто  некрасиво,  а
этого ученые  допустить никак  не  могли.  Но  чтобы окончательно  завоевать
доверие  этих  умных людей,  Бэримор  решил  написать диссертацию,  то  есть
научный труд.  Без  этого настоящим  ученым не станешь, это  всем  ясно.  Ты
можешь быть великолепным человеком, прекрасным другом или  даже  храбрецом и
героем, но если  ты  не знаешь  десятка формул,  то для  ученых ты -  пустое
место, ноль без палочки.
     Бэримору очень хотелось показать, что формулы для него - плевое дело. И
тему  он выбрал  подходящую: `'Смысл жизни у  людей ''. Бэримор ведь был  не
каким-нибудь там физиком, он был биологом! А значит, и писать ему нужно было
о живом! А объектом своего научного труда он  выбрал - кого  бы вы думали? -
Сотника! Тот сначала брыкался и отнекивался, но в конце концов махнул на это
рукой.  Он  ведь, в принципе, тоже был не против иметь друга  -  акакдемика!
Похвалиться  такой  дружбой  всякому  приятно.  И  вот,  после  двух месяцев
наблюдения роботом за командиром "Перуна", по выводам Бэримора выходило, что
смысл  жизни  Петра Васильевича  - возить скотину. То есть то, чем он больше
всего  приносит   пользу  обществу.  Сотнику  такой  смысл  жизни  явно   не
понравился, но спорить с роботом он не стал - в цифрах он был слаб. А именно
в цифры перевел все Бэримор. Он рассморел всю жизнь Петра Васильевича, вычел
время на сон, еду и всякое такое, что вроде бы смыслом жизни назвать нельзя,
А потом все,  что осталось сложил вместе. Получилось, что первый смысл жизни
Сотника  -  возить  коров, второй  - ругать  экипаж, а третий  - смотреть на
звезды. Но последние два смысла шли с большим отрывом от первого.
     И вот, после  такого блестяего заключения, Петр Васильевич бросат коров
-  свой  главный  смысл  жизни  - и  начинает гоняться за какими-то жучками.
Бэримор пытался много раз объяснить Сотнику, что он теряет свой смысл жизни,
что он у него совершенно в другом. Но не получив никакого ответа, бросил это
занятие и  стал складывать  погоню  за жуками в часы, боясь,  как  бы она не
вышла из всех смыслов  на  первое  место.  А такое существование, по  мнению
Бэримора,  уж точно  было бессмысленным. Но Петр Васильевич категорически не
хотел вставать на Путь Истинный и тратил свою жизнь на жучков!
     Но  дальше  события  стали  разворачиваться  с  нарастающей  быстротой.
"Перун" пролетал  возле  скопления  Плеяды,  и  Сотник, как  всегда в  таких
случаях, предавался своему третьему смыслу  жизни -  смотрел  в иллюминатор.
Капитан  был  молчалив, и о том, что делалось  у  него  на душе, догадывался
только  Тэкс.  Ведь  он  тоже  был все-таки  живым. Но открыто  Тэкс  ему не
сочувствовал - он был против того,  чтобы расходовать свои нервные клетки. А
потому  сидел перед  автопилотом  и играл в  шахматы с  компьютером. Бэримор
готовил обед на кухне -  Петр Васильевич  брал  его  в полет  только на  тех
условиях, что робот будет обеспечивать экипаж едой. Поскольку  готовка в его
смысл жизни не входила.  Вдруг Сотник, который хоть немного забылся, любуясь
красотой Плеяд,  почувствовал, как  его что-то сильно толкнуло сзади. Он  на
какое-то  время даже потерял сознание. Очнулся Петр Васильевич от  ощущения,
что  его левая щека сильно замерзла. Тогда он открыл правый глаз, потому что
левый был  чем-то прижат.  Первое, что  увидел, были Плеяды. Но одним глазом
смотреть на них было совсем не интересно, к тому же - ощущая, что твоя левая
сторона лица  сильно прижата к иллюминатору. Петр Васильевич, конечно, любил
любоваться  звездами,  но не до такой  же степени! Он попытался  высвободить
голову и посмотреть, кто из членов экипажа устраивает такие дурные шутки. Но
заглянуть  за  затылок он не смог, а только  ощутил  спиной  что-то  теплое,
довольно мягкое и  большое.  Тут, конечно, в Сотнике начало что-то рваться и
мычать. А это, как  вам уже  известно, -  знак дурной.  Но  то  ли  тот, кто
выкинул эту шутки,  был с капитаном "Перуна " не знаком,  то ли был очень уж
храбр,  но  только  - как любовался  Сотник  на Плеяды  одним  глазом, так и
продолжал любоваться.
     Тут  его внимание привлек крик Тэкса,  который просил Петра Васильевича
бросить  свои дурацкие розыгрыши  и  не  давить на спину.  Видно,  Тэкс тоже
любовался звездами,  но из лобового  окна.  Тогда Сотник начал двигать своей
задней частью, которая  была посвободней. Врезаясь в то, что его  держало  и
отжимаясь от стенки, он смог сесть на корточки и выползти из-под давящего на
него предмета. Первое, что увидел Сотник - это живот и четыре копыта. Еще он
увидел, как где-то спереди, за копытами, открылась дверь из кубрика в кабину
и голос Бэримора спросил:
     - Откуда в кабине корова?
     Вы, наверное, догадываетесь, что тот же вопрос готов  был задать каждый
из членов экипажа: "Откуда в кабине корова?"
     - Корова? - поинтересовался Тэкс, который  все еще ничего не видел, так
как был прижат к лобовому стеклу. А еще  он спросил, не осталось ли в кабине
места  примерно  на на  одну марсианскую голову,  куда  можно было бы отжать
корову и  занять освободившееся место  вышеупомянутым  предметом?  Он  очень
боялся, что если посидит так еще полчаса, то лицо его на всю жизнь останется
таким же плоским, как стекло иллюминатора, к которому он был прижат. В конце
концоа Тэкса удалось отлепить от лобового окна, но вынуть из-за штурвала так
и не смогли.
     -  Это даже  хорошо, -  сказал  потом Сотник, -  а-то при  посадке тебя
пришлось бы туда снова впихивать.
     Но  Тэкс  так не считал, по нему это сразу было видно.  Тэкс  давно уже
замечал в  Петре Васильевиче некоторые странности и  отклонения от поведения
нормальных людей, к которым он, конечно, относил,  в первую очередь, себя. И
если раньше он начал бы спорить с командиром и доказывать свою точку зрения,
то сейчас  он просто  помалкивал  - с  ненормальными связываться опасно. Тем
более, что он знал, как в Сотнике, в случае чего, могло рваться и мычать.
     Петр  Васильевич решил тут же  садиться  на  ближайшую  планету,  чтобы
выгрузить этого "зайца",  то есть корову. О том, откуда она взялась  посреди
открытого космоса, они  даже не пытались  думать, Ведь думать можно только о
том,  что  знаешь хотя  бы  наполовину!  А  тут  Они даже  не  могли  начать
соображать. Не было, не было, и  вдруг сразу - целая корова! Не могла же она
запрыгнуть  в иллюминатор с  проносящегося мимо  метеорита,  затем  вставить
стекло и  прижать к нему Сотника. Да так, что никто ничего не заметил! Чушь,
Конечно,  чушь!  Уж  кто-кто,  а  Сотник  бы обязательно  заметил,  как  она
вставляет  стекло. Это понимал  даже Бэримор. Он,  правда. Чтоб  не  уронить
своей  акакдемической  репутации,  попытался  выдвинуть  какую-то  теорию  с
десятком формул,  заранее зная, что тут в формулах никто ничего не понимает.
Особенно  Петр Васильевич. Но Сотник  так  гаркнул:  "Ерунда!", что  Бэримор
сразу понял, что - да, действительно, ерунда, и пошел дожаривать картошку.
     На космодроме их уже ждали со специальной машиной для коров,  видно там
уже  привыкли  к тому, что незнакомые корабли привозят им коров.  Но  еще не
было директора  молочной  фермы,  который, как сказали Петру  Васильевичу  в
космопорте, должен был ее принять.
     Петр Васильевич, вернувшись, сел  мрачно на трап и принялся ожесточенно
грызть соломинку, благо соломы везде валялось предостаточно. Радоваться ему,
конечно, было  не от  чего. Жучков он не нашел. Экипаж  от  него практически
отказался, разве что - не бунтовал. Времени еще чуть-чуть остается только на
обратную дорогу. А тут еще из-за этой коровы здесь торчать !
     Бэримор  в  это  время  деловито  осмтривал   внешние  части  "Перуна",
поскольку,  по старой памяти, выполнял  еще и обязанности механика,  то есть
следил, чтобы важные детали корабля были в порядке.
     Наконец  к  "Перуну"  подрулил  флаер  на  воздушной  подушке  и оттуда
выскочил толстяк в белом халате. Видимо, это и был директор.
     -  Чернушечка!  Чернушечка!  -  сходу завопил  он,  непонятно,  к  кому
обращаясь. То ли к Сотнику, то ли - к Бэримору. Корова ведь была внутри.
     -  Чернушечка у  вас? - наконец выжал из себя  директор.  Казалось,  он
сейчас зарыдает.
     Сотник неодобрительно смотрел на толстячка. Он не любил, когда взрослые
люди начинали плакать.
     -  Чернушка? -  переспросил  его Сотник. - А почему не Рыжик или  Сивый
Нос? Она же вся белая!
     Но толстяк не ответил на вопрос, он был слишком поглощен своим горем.
     - Пропала  Чернушка!  Остальных-то  вернули,  а Чернушку -  нет! - И он
довольно  нахально прошел мимо Сотника в корабль. - Чернушечка! Коровушка-а!
Да как же это так? Да на кого ж ты меня оставила? -  Когда он увидел зажатую
корову, то чуть не ударился в истерику: - Бедная моя! - надрывался  он. - За
что же тебя обидели? Злодеи-басурманы!
     - По-моему обидели все-таки нас, - наконец проронил Тэкс, у которого от
долгого сидения затекли  ноги. - Неприлично. Вы бы хоть коровы постеснялись.
Вам животное вернули, а вы еще "басурманами" обзываетесь.
     Толстячок опомнился и прижал руки к груди.
     - Ой, не ругайте меня! Пожалейте!  Целую ночь  не спал - думал все: как
же так? Пропала ведб!
     - Слушайте,  -  не  выдержал  Сотник,  -  Забирайте свою корову и спите
сколько влезет. А у нас дела.
     Но директор фермы на все отвечал одним:
     - А она голодная-холодная, брошенная!
     Наверное, очень коров любил.  Пока он  продолжал причитать, и  вытирать
слезы  платком, разъяренный Петр Васильевич вызвал из космопорта механиков и
они  вынули  корову  через лобовое стекло. Вместе с директором.  Потому  что
расставаться с нею он ни в коем случае не желал.
     Ничего другого от сумасшедшего директора экипаж "Перуна" и  не  ожидал,
но когда  он после того, как стекло  вставили обратно, попросил, чтобы, если
корова  попадет к  ним  снова,  доставить  ее  по  тому же адресу,  в  Петре
Васильевиче так  замычало,  что  экипаж спрятался в  кубрик, а  корова  сама
сиганула в специальный скотовоз.
     - Ну уж нет! - взвился Сотник. - Я поеду с вами. И пока не убежусь, что
корова надежно прикручена и привинчена в стойле, никуда не улечу!
     А  раз Сотник  сказал, значит, так оно и будет. Это даже  толстяк сразу
сообразил.  И  пока  они  вместе  тряслись  в  коровозе, он рассказал  Петру
Васильевичу очень интересную историю.
     Сотник настолько  был  последнее время погружен в собственные дела, что
совершенно  не  следил  за  событиями  в  мире.  А  события  разворачивались
нешуточные.
     Откуда-то из самого глухого уголка Вселенной появилась странная комета.
Странна она была тем,  что  за  собой  оставляла только  пустоту.  Планеты и
звезды,  которые  задевал  ее гигантский  хвост,  попросту исчезали с экрана
обсерваторий и локаторов. Поэтому  эту страшную комету прозвали "Поглотитель
планет".  И сейчас она приближалась к тому самому  месту, где Сотник пытался
найти  жучков. А на этой  планете всех  охватила паника - кто начал собирать
вещи, чтобы перебраться на другую планету, кто - рыл глубокие подвалы, кто -
строил  крепкие бетонные убежища. А  директор почему-то решил, что ему нужно
выкачать  из  коров  все  молоко.  Он  заказал  усовершенствованные доильные
аппараты. Это такие штуки, которые сами доят  коров. Но как только он  начал
доить коров с  помощьюэтих штук, коровы начали пропадать.  А затем их  стали
привозить.  Откуда  только  их  не  доставляли! Из бассейнов, ресторанов,  с
других планет  и других галактик. Одну даже, говорили,  из другой  Вселенной
вернули.  Если  такая, конечно,  есть.  Так  что Чернушке  еще  повезло.  Ее
все-таки не так далеко забросило.
     - Может, им аппарат не нравится? - предположил толстяк. - Они от него и
убегают...
     Сотник насупил брови и не ответил.  На глупые вопросы он предпочитал не
отвечать  и с глупыми людьми не разговаривать. Просто на ферме он  подошел к
аппарату и взял его в руки.
     -  А  вот тут пусковая  кнопка!  -  угодливо ткнул  пальцем  в  аппарат
директор. - Дайте я нажму!
     Теперь он очень старался услужить Сотнику. И нажал.
     Через секунду  Сотник понял, что стоит  на верхушке  высоченной горы, и
что ему очень холодно, а кроме того - очень высоко,  и  ему здесь  совсем не
нравится. Он огляделся. Вокруг простирались дикие горы, а под ногами хрустел
снег.
     - Да что  же это такое!  - завопил на все горы Петр  Васильевич.  И его
можно  было  понять -  время  текло  меж  пальцев,  и начальство с  Сотником
считаться уже не станет, а жучки тем более. Хотя он был человеком взрослым и
крепким, но уже в который раз за последнее время готов был зарыдать. Вот так
люди портят себе нервы.
     Он сел на снег. Обхватил  ноги и уткнул  голову в колени. Ему казалось,
что весь мир такой же холодный и дикий, как эти горы, и что ему наплевать на
то, что Петру Васильевичу надо  куда-то там  лететь, чтобы поймать  каких-то
там жучков.
     = Вот здесь-то я и помру, - мрачно подумал Сотник.
     Вдруг  капитану "Перуна" с силой долбанули по ботинку. Он  отскочил  от
края обрыва  и  уставился на заступ, который  появился из  пропасти.  За ним
вылез  альпинист.  О том, что  альпинист -  гуманоид, можно  было  судить по
красному от мороза носу.  Он страшно удивился, увидев  Петра  Васильевича на
верхушке высоченной горы. За  первым альпинистом вылезло  еще семь  -  целый
отряд. И все удивлялись. Такие уж они были впечатлителные.
     Оказывается, они здесь от кометы хотели спастись.  Они,  конечно,  люди
свободные,  и  от кометы  каждый  спасается в меру своей фантазии. Но Сотник
подумал, что спасаться в горах от кометы - все равно, что все время сидеть в
море, чтобы не утонуть. Хотя, в конце концов, - их дело. Главное, что вскоре
на  гору прилетел  вертолет  с  мебелью  альпинистов  и  Петра  Васильевича,
бордового от мороза, отвезли в космопорт.
     Как  только  Сотник  вошел  в корабль, экипаж,  как всегда в  последнее
время,  сделал  вид,  что  срашно  занят своими  делами.  Тэкс  повернулся к
капитану  спиной  и,  казалось,  был  углублен в  книгу с  каким-то  дешевым
детективом,  не замечая, что держит  ее  вверх  ногами. А  Бэримор  принялся
фальшиво напевать и  начищать чайник  и без того  блествший, как  солнышко в
летнюю пору.
     Петр   Васильевич  мрачно  окинул  взглядом  экипаж  и  прошествовал  к
командирскому креслу, где тоже повернулся ко всем спиной. Что  он - хуже их,
что ли? Но ему надо  было кое-что сказать  экипажу. И чтоб показать, что  он
делает это не по своей воле, он произнес:
     -  Кх-мм!  -  затем  посмотрел  краешком  глаза,  как на это  замечание
отреагирует экипаж.
     Тэкс  не пошевелился, чтобы, не дай Бог, Сотник не почувствовал, что он
ему,  Тэксу,  интересен.  Но  напряженно уставился  на отражение  капитана в
лобовом стевле. Бэримор следил за Петром Васильевичем, глядя в блестящий бок
чайника и одновременно продолжая натирать его  тряпочкой. Робот ведь  ставил
свою принципиальность ничуть не ниже остальных.
     -   Сюда  скоро  комета  прилетит,  -  наконец  прочистил   горло  Петр
Васильевич.  -  Говорят, от  нее  планеты  пропадают. -  Он  замолчал, давая
экипажу время освоиться с эти интересным сообщением.
     - Ну, если слушать радио,  - сказал Тэкс таким голосом, что сразу стало
ясно: радио  не  слушает один ненормальный  Петр  Васильевич, - то это можно
было узнать еще две недели назад.
     Сотник  медленно повернул голову.  Видно,  у  него  совсем  вылетело из
головы, что он собирался общаться спиной.
     -  Что?  - спросил  он  так, что  Тэксу захотелось  стать  маленьким  и
исчезнуть в недрах  штурманского  кресла.  Да так,  чтобы  его  уже никто не
нашел.  Теперь  ему  уже  не  надо  было  смотреть в лобовое  стекло, ярость
командира он  ощущал спиной.  Даже  сквозь  толсток кресло. Робот  продолжал
методично  протирать  дыру  в  чайнике. Хотя  внутри  него  проводки здорово
напряглись.
     - И ты  молчал! - прогремел Петр Васильевич. - Ну, знаешь, это уже ни в
какие рамки!..  А что  - если бы мы врезались в эту комету и  разлетелись на
кусочки к чертовой бабушке?!
     -  Да  что толку - тебе  говорить? - взвился Тэксю  От  испуга  он  сам
перешел в  нападение. - Уперся в  своих жучков, кроме них  ничего не видишь.
Что больше некому этим заняться? Ты  что - Папа Римский? Или  кто у вас  там
раньше нищих кормил?
     Видимо, Тэкс  не знал, кто  такой  Папа Римский.  Да  и  Сотник, честно
говоря, не  очень помнил. Да  и не до того ему сейчас было. В этот момент он
был очень похож на быка. Петр Васильевич стоял, полусогнувшись.  Его  ноздри
то расширялись, то сужались  с шумом втягивая и выпуская воздух каюты. Глаза
ничего  хорошего  не выражали. Красной тряпкой для капитана Тэкс быть совсем
не желал, поэтому спрятался в кресло и снова принялся читать детектив кверху
ногами, с ужасом следя за отражением Петра Васильевича в лобовом стекле.
     Сотник рывком повернулся к роботу.
     - И ты это знал?
     Будь Бэримор человеком, он бы взвизгнул, нырнул в кубрик и заперся  там
до прихода милиции, но  поскольку  он  был  роботом, а голос  у  роботов  на
визжание не рассчитан, они ведь такие ограниченные, то просто сказал:
     -  Радио  является   единственным  доступным  источником  информации  о
событиях в мире, в постоянном курсе которых должно было быть любое уважающее
себя разумное существо.
     Даже для  Сотника  это было слишком. Это  означало, что -  он  существо
неразумное.Что команда его  ни в грош не ценит. Что  он - чуча мелководная и
что  его  презирают.  Чуча  -  это  такое животное,  которое держат на одной
водяной планете вместо овец,  но  чучи гораздо глупее их. Теперь  понимаете,
почему - чуча?
     Петр  Васильевич обвел диким  взглядом каюту в  поисках того, что можно
было  бы  с  грохотом  швырнуть  или опрокинуть. Но кроме экипажа  все  было
привинчено  к  полу, а  Петра Васильевича с детста  учили,  что  людей  бить
нельзя. И правильно делали.  А то  ведь он и сам бы остался  без экипажа. Но
сказать что-то  надо было. Не мог же он так просто уйти т не отметить своего
отношения  к происходящему! Он набрал полную  грудь воздуха,  но  понял, что
ничего, кроме  брани, произнести не может,  а  ругаться ему  тоже с  детства
запрещали.
     И тогда он сказал:
     - Пс-с-с!
     Затем  повернулся  и  так жахнул дверью,  что  у  Бэримора из рук выпал
чайник, а у Тэкса детектив. Впрочем, они этого не заметили.
     В каюте, которую Сотник делил с Тэксом, Петр Васильевич зарылся головой
в подушку и замер. Без движения он  пролежал восемь часов кряду. Он не спал,
а лишь  неподвижно лежал на кровати. За иллюминатором  каюты давно стемнело.
На кусочек  небосвода, видный через стекло, выплыли  две луны.  А Сотник все
лежал и лежал. А в голове у него бились одни и те же мысли:
     -  Почему весь мир отвернулся от меня? Неужели  это  так плохо - помочь
сиротам?  Неужели в  этом мире живут такие бездушные люди, которые не  могут
понять, что для  меня сейчас поймать этих жучков важнее,  чем сохранить всех
коров  Вселенной? Ах, - думалось ему, - как я ошибался в  Тэксе и  Бэриморе!
Они оказались бессердечными, расчетливыми людьми.  Впро