ленок.
     - Поглядим на него? - предложил Тяпкин и присел на корточки
     - Поглядим.- Леша вдруг снова заволновался,  засуетился, забегал, мелко
семеня  ножками.-  Я хочу его понюхать.  Я очень хочу его понюхать! Можно, я
его понюхаю?
     - Я тоже хочу его понюхать! - обрадовался Тяпкин.- Он, наверное, хорошо
пахнет, такой весь  пушистый. Он,  наверное,  как  кофточка пахнет. Нюхай! Я
тоже потом.
     Леша подошел к козленку  на близкое расстояние  и остановился. Козленок
тоже  сделал  ему  навстречу  два шажка и  остановился, выпрямив коротенькие
ножки.  Затем он осторожно потянулся мордочкой к Леше, а Леша, приподнявшись
на носках и положив на круглый живот  ладошки, потянулся к  козленку.  Нос у
Леши  был  очень  маленький  и  широкий,  но  вдруг   курносый  кончик   его
шевельнулся,  круглые  ноздри  раздулись,  и   Леша,  полуприкрыв  глаза,  с
наслаждением  втянул воздух.  Козленок,  приоткрывая  узенькие  розовые щели
носа, втянул воздух тоже.  Они  сделали  по маленькому  шажку,  потом еще по
маленькому  шажку,  потом  вдруг  коснулись носами -  козленок  вздрогнул  и
отпрыгнул, Леша вздрогнул и отпрыгнул тоже.
     - Теперь я хочу его понюхать! - заторопился Тяпкин и  пошел к козленку,
но  тот начал испуганно  бегать,  натягивая веревку, будто  хотел непременно
удушиться.
     - Ладно,- отчаялся  в  конце  концов  Тяпкин.-  Я его  на обратном пути
понюхаю.
     Наконец они пришли к дому Галины Ивановны.
     -  Вон  Володька! - сказал Тяпкин и прижался  носом к изгороди.- Гляди,
вон бегает, какой противный!
     Леша подпрыгнул выше  травы, которая росла  внизу, вдоль  изгороди,  и,
обхватив штакетину ногами, повис на ней.
     - Вижу...-  сказал  он.-  Нет,  ничего... Мальчик просто. Какие у  него
штанишки коротенькие! Мне нравятся... Я бы хотел такие штанишки.
     Володя тоже заметил Тяпкина и подбежал к изгороди.
     - Любка! - закричал он.- Ты одна пришла? Влетит тебе от матери.
     Тяпкин  высунул  язык  так,  будто  врач  просил его показать  горло, и
произнес нечто вроде:
     - Бе-бе-бе-э-э-э! Володька-болодька!
     Леша удивленно заглянул Тяпкину в рот и спросил:
     - Ты что делаешь?
     - Дражнюсь! - объяснил Тяпкин.- Это мы так дражнимся.
     - Дура ты! - засмеялся Володька.- А это что за кузнечик? Или лягушонок?
     - Сам лягушонок! - обиженно сказал Леша.- Я Володя. Мальчик Володя.
     -  Это  твой  брат!  -  ехидно  объяснил  Тяпкин.- Твой брат,  как  ты:
Володька-болодька!
     - Это лягушонок! - повторил Володя.- Обыкновенный коричневый лягушонок!
     Сунув в рот два пальца, Володя сильно засвистел и посмотрел на Лешу, но
Леша  не  испугался,  быстро перехватываясь  по  штакетине, долез  до самого
верха,  так что  оказался даже выше  Володиных глаз, и  тоже очень сильно  и
очень оглушительно свистнул, вытянув губы трубочкой, как если бы пил молоко.
     - Вовка! - крикнул снизу из  сада Володин  старший брат  Вася.- Генка с
Павликом пришли. Пойдем на речку пескарей ловить. Бери сачок!
     - Сейчас,-  отозвался  Володя  и  сказал Леше:  -  ЗдОрово,  лягушонок.
Свистни еще.
     Тут к изгороди подошла я, схватила Тяпкина за руку.
     - Это  я кому говорила, чтобы не выходить за калитку! Это  ты почему не
слушаешься?.. А ну  пойдем домой, и к Галине Ивановне я тебя больше  никогда
не пушу!
     Володя засмеялся и побежал к брату, проорав три раза:
     - А Любке попало, а Любке попало, а Любке попало!..
     Огорчившись за бедного Тяпкина и рассердившись  на себя, я  рванула его
за руку и потащила домой.
     - Ой, мама, Леша! Ой, мама,  Леша! - зарыдал Тяпкин что есть мочи и сел
на землю, выдираясь из моих рук.- Он без меня не найдет.
     - Какой еще Леша! - совсем разозлившись, оглянулась я вокруг.-  Кого ты
еще с собой притащила?
     -  Леша!  Он  не здесь  живет!  Он  потеряется! - Тяпкин  ревел на весь
поселок, и слезы лились потоком: очень ему было обидно, конечно.
     - Ладно.- Я выпустила  руку Тяпкина.- Найди сейчас же  своего  Лешу,  и
пойдем отведем его  домой!.. Его  мама  разрешила ему  пойти  с тобой?  Тоже
разумная женщина, он небось еще меньше тебя?
     - Меньше...  У  него  нет  мамы,-  проворчал Тяпкин, все  еще  обиженно
хлюпая.- Он с дедушками живет.
     - Понятно,-  язвительно  вздыхала  я, наблюдая,  как  Тяпкин  рыщет  по
кустам.- И много у него дедушек?
     - Семь,- ответил Леша, вылезая из зарослей бузины.
     Он,  в общем,  не  показался мне странным, я даже  не удивилась.  Может
быть, потому, что голова моя была занята работой.
     -  Это вот и  есть Леша? - спросила я обыкновенным голосом.- Нашла себе
дружка под силу!.. Ладно, пойдем отведем его, да обедать пора.
     -  А  что вы будете обедать? -  спросил Леша, прыгая  рядом со мной.  С
другой стороны, держась за мою руку, поспевал Тяпкин.
     - Молочную лапшу на первое.
     - А на второе? - спросил Тяпкин, потому  что больше любил второе, а еще
больше третье.
     - На  второе  сосиски, а на  третье  кисель из  сухой вишни. Леша  даже
остановился и отстал на несколько прыжков, нам пришлось его дожидаться.
     - Я люблю молочную лапшу,- сказал он, догнав меня.
     - Вот как? А Люба не очень. Хорошо. Пожалуйста, идем к нам. А твои семь
дедов тебя не хватятся?
     - Не хватятся, не хватятся! - обрадованно заторопился Тяпкин, обожавший
общество и беседу за едой.- Они его  никогда не хватятся, он  от  них совсем
ушел! У него такой противный дед Хи-хи, как Петр Яколич.
     - А дедушка хороший,- сказал Леша грустно.- Он меня любит.
     - Кто? - не поняла я.- Этот дедушка Хи-хи?
     - Тот дед просто. А это дедушка. Один есть такой... Он хороший.
     - Ну ладно, так ты домой пойдешь или к нам обедать?
     -  К  вам обедать,- сказал Леша  и запрыгал  впереди  меня. Мы  уже шли
оврагом к нашей калитке.
     - Идите мойте руки.
     Я стала накрывать на стол. Не знаю  уж, как там приспособился мыть руки
Леша,  но,  возвращаясь  в комнату,  он  с деловым  видом  тер свои  широкие
деревяшечки, и лицо у него было серьезным и даже  торжественным. Видно, деды
держали его впроголодь.
     - Куда же мы  твоего лешонка посадим? - спросила я Тяпкина.- Прямо хоть
на стол сажай.
     -  На стол сажай! Конечно, на стол  сажай! - согласился Тяпкин.- Ты ему
полотенце постели - и пусть.
     - Я не лешонок! - обиделся Леша.- Я мальчик Володя.
     - Какой же ты Володя? - удивилась я.- А кто же тогда Леша?
     Я  хотела посадить его  на  стол, но он прекрасно забрался сам по ножке
стола и  задержался  на краю, стоя на  коленках. Тут  уж я взяла его поперек
живота и  посадила  на подстеленное полотенце. Не  хватало еще, чтобы он  по
чистой  клеенке  своими  баретками топал.  На  ногах  у него  были  какие-то
деревянные квадратные башмачки.
     Леша  сначала смирно  сел, но,  когда  я налила ему в  блюдце  молочной
лапши, он очень заволновался, заелозил, потом вскочил на ноги и плюхнулся на
колени.
     - Горячо,- сказала я.- Подожди, остынет.
     Тяпкин  придвинул к  себе Лешино блюдечко и стал дуть в него, а  Леша с
другой  стороны  тоже  стал  дуть,  они  подняли  тучу  брызг,  и я  на  них
прикрикнула:
     - А ну, перестаньте! Хватит баловаться!
     - Я не балуюсь,- огорченно сказал Леша.- Я очень кушать хочу.
     Тут мне стало его жалко, я вспомнила, какой  Тяпкин  в младенчестве был
страшный обжора, тоже никак не мог дождаться, пока остынет, и,  утешая себя,
повторял вслед за мной, пока я дула на кашу:
     "Дудут, дудут!.."
     Короче говоря, я стала помешивать ложкой в блюдечке,  дуть на молоко, а
убедившись, что остыло, пододвинула блюдечко Леше.
     - Ешь,- сказала я.- Теперь не горячо. Но я все-таки не поняла, как тебя
зовут - Леша или Володя?
     - Леша и Володя,- сказал Тяпкин.
     - Так не бывает,- возразила я.
     - Бывает!  - Леша  на мгновение оторвался от блюдечка.- Вон  его  зовут
Люба и зовут Тяпкин.
     - Тяпкин - это прозвище.
     - И Леша прозвище.-  Он опять уткнулся  в блюдечко, молоко  и лапшинины
исчезали в его вытянутых губах, точно в маленьком  пылесосе. Где у него  это
все помещалось - трудно понять, живот у Леши был круглый и твердый, размером
всего  с небольшую картошку. Переваривалось, что ли,  все мгновенно? Потому,
наверное, и энергии в нем было, как в приличной электростанции.
     - Я очень молочко люблю,- сказал Леша.- Только это с водой.
     Тоже мне лактометр нашелся!
     - У меня  своей коровы нет,- обиделась я.- И потом, кто же это молочный
суп на цельном молоке варит? Ладно, давайте есть второе.
     Я положила нам с Тяпкиным по две сосиски, а  Леше половинку.  Все равно
эта половинка была  размером  почти с его ногу. Однако  он быстренько сточил
полсосиски мелкими белыми зубами, сел  и со вздохом стал глядеть  то мне, то
Тяпкину  в  рот. Пришлось  дать ему оставшуюся половинку, он съел ее раньше,
чем  мы управились  со своей порцией, сел вытянув ноги  и  с грустным  видом
уставился себе в колени. Картошку он, правда, есть не стал, хлеб тоже.
     - Вкусно очень...- прошептал он.
     - Сейчас будем есть кисель,- сказала я. Больше сосисок у меня просто не
было.
     Я налила ему в блюдце кисель, он, даже не попробовав, сказал:
     - А сахару ты мне дашь?
     - Он сладкий.
     Леша прижал к груди маленькие ладошки и сказал:
     - Дай мне сахарку. Я очень сахар люблю.
     -  А конфеты?  - поинтересовался Тяпкин.  Надо  сказать,  Лешин аппетит
действовал на него ободряюще, он подъел все подчистую.- Я конфеты еще больше
сахара люблю!
     - Я очень сахар тоже люблю! - повторил Леша, тревожно глядя на меня.
     Я дала ему самый большой кусок сахара, и он стал точить  его зубками не
торопясь, держа перед лицом в своих шершавых ладошках и поглядывая на меня с
такой благодарностью, что у меня просто сердце перевертывалось.
     - У тебя мама-то умерла, что ли? - спросила я.  Леша почему-то смутился
от этого моего прямого вопроса, пожал плечиками, улыбнулся, опустив глаза. И
промолчал. Я не стала допытываться, может, у лешонков и матерей нет.
     Кисель Леша есть не стал. А Тяпкин спросил:
     - Мама, можно я съем Лешкин?
     Я налила Тяпкину еще чашку, он выпил, и глаза у него осовели.
     -  Идите спать,- сказала я.- Давайте укладывайтесь оба в гамаке в саду.
И чтобы спать крепко-крепко и не болтать. А то я поразгоню вашу компанию.
     - Мы не будем,- пообещал Леша.
     Тяпкин  взял  свое  одеяло  и  маленькую подушку и  пошел  в  сад. Леша
запрыгал следом.
     Минут через двадцать, вымыв посуду,  я пошла  в  сад, поглядела издали.
Тяпкин смирно лежал в гамаке, накрывшись одеялом, глубоко дышал.  Леши возле
не было видно. Я решила, что он тоже спит где-то в саду, и пошла работать.



        "4"



     - Любк! - сказал Леша, сев на веревочную перекладину гамачной сетки.- Я
как по дедушке  соскучился...- Он подождал, не ответит ли чего Тяпкин, потом
спросил: - Любк! Любка?.. Ты, что ли, спишь?
     Тяпкин не спал, но глаз  ему открывать  не хотелось и  разговаривать  -
очень  редкий  случай - тоже не  хотелось.  Он  тихо сопел  носом  и  дрожал
ресницами.
     - Не спишь, я знаю, не спишь! - сказал  Леша.-  У тебя эти  косички  на
глазах дрожат!
     У него  самого на веках не было  ресниц, потому, наверное, он не  знал,
как они называются.
     -  Это  не  косички, а  реснички!  - сказал Тяпкин,  сердито  приоткрыв
глаза.- Не мешай, у меня мертвый час!
     Они долго честно молчали, потом Леша, вздохнув, сказал шепотом:
     - Я очень по дедушке соскучился. Он такой старенький и меня любит.
     -  Я тоже соскучился,- сказал Тяпкин, чтобы  не отставать от Леши.- Мой
дедка тоже давно не приезжал. Дней пять или десять.
     - Не приезжал? - удивился Леша.- На чем не приезжал?
     -На  поезде.  Он в  городе живет,  в своей комнате. Он когда приезжает,
конфет привозит, чтобы чай пить. Он чай любит, а я конфеты.
     - Я  тоже конфеты!  - усмехнулся Леша.- Чай  - это такая вода, я  знаю.
Воды вон в речке-сколько хочешь пей... Или в луже... А когда он приедет?
     - Не знаю. Он в кино очень любит ходить, а здесь этого нет.
     - Дай я к тебе на подушку лягу,- попросил Леша.- Подвинь свое лицо, и я
лягу. Мне жестко на веревке сидеть.
     Леша перебрался на угол подушки и лег на спину, вытянув  тонкие ножки в
деревянных башмачках и сложив на животе ладони. Он долго  лежал так,  закрыв
глаза, потом негромко спросил:
     - Кино?.. Я не знаю такое слово.
     -  Я знаю...- презрительно сказал Тяпкин.- Это так, не очень поймешь...
Там  такие  люди ходят.  И  собаки  еще...  Разговаривают,  кушают,  чего-то
работают.
     - Я такое кино люблю!..- завистливо  удивился Леша.- Я бы тоже пошел  в
это кино, где кушают!..
     - Ты, что ли, опять голодный?..- возмутился Тяпкин.- А ты бы хлеб ел! А
то хитренький: сахарок хряп-хряп!
     - Ничего я не  голодный...-  тоскливо  и независимо  ответил  Леша.-  Я
ничего не хочу, не приставай!
     Он  молчал очень долго, а  Тяпкину  уже хотелось  разговаривать. Тяпкин
кряхтел,  кашлял, ворочался,  зевал,  так  что гамак  ходуном  ходил,  потом
наконец прошептал:
     - Лешк! А пошли к твоим дедкам-бородедкам сходим? А потом придем - мать
молочка даст. Она мне всегда молочка дает после мертвого часа.
     Они тихонько вылезли из гамака и  пошли  по тропе  в овраг. Перебрались
через ручей: Тяпкин перешагнул, а Леша прыгнул в воду и плыл, сложив ладошки
на животе, пока течение не прибило  его  к другому  берегу. Тогда  он вылез,
быстренько  припрыгал к  Тяпкину,  и они  пошли зарослями  ольхи, черемухи и
малинника к Лешиному дому.
     В  общем-то, это был никакой не дом, Тяпкин уж не стал  говорить, чтобы
не обидеть Лешу.  Просто гора такая из желтого песка,  на ней  разные  сосны
растут,  а  под сосной  - дырка  в  горе.  Леша побежал в эту  дырку,  потом
высунулся и крикнул:
     - Это наш вход. Иди сюда!
     Тяпкин, конечно,  помнил, что  я ему  во всякие  дырки руки  совать  не
велела, там может змея быть. Тем более  лазить  в дырки. Но Леша пошел в эту
дырку, и Тяпкин,  став  на четвереньки, пошел тоже.  Змей Тяпкин  не боялся,
потому что  он  не знал,  что это такое. К тому  же он считал, что со всяким
живым существом можно договориться.
     Они  долго  лезли  по  узкой,  длинной  яме,  Тяпкин  полз  сначала  на
четвереньках и думал, что это ничего: пойдем обратно, руки от песка можно  в
ручье  отмыть и  коленки у  пижамы  тоже. Потом  дырка  стала  совсем узкой,
пришлось лечь на живот, вытянуть вперед руки и ползти так, как ползают змеи,
которых Тяпкин никогда не видел. Он  пыхтел и сопел, потом впереди показался
какой-то синий свет, и дырка  стала  немного шире. Тяпкин  стряхнул  песок с
лица тыльной стороной  ладошки, протер глаза и  попытался что-то  разглядеть
впереди.  Леша   давно  уже  прыгал  далеко   впереди,  изредка  нетерпеливо
оглядываясь на  Тяпкина:  пыхтишь? Тяпкину  песок попал в  глаза, ему  стало
очень  больно, а  вытереть было нечем, потому что пижама,  руки,  лицо, даже
волосы - все было  в  песке. Глаз совсем не смотрел, Тяпкин  тер его тыльной
стороной грязной ладони, представлял,  как ему влетит  от меня,  и готовился
пореветь как следует.  У него это  прекрасно получалось: рот  разевался шире
лица, глаза сожмуривались, начинался долгий, со смаком, с переливами рев.
     - Неуклюжие все-таки вы, люди,- усмехнулся Леша.- Толстые очень.
     - Дурак ты!  - сказал Тяпкин.- Привел! Это и не дом вовсе, просто дырка
в горе. Вот как я сейчас зареву, у вас все отвалится!
     - Не надо,-забеспокоился Леша.- Зачем тебе реветь?
     - Мне песок в глаз попал.
     - Дай я выну.
     Леша поскакал обратно, приподнял  своими толстыми и короткими, не очень
ловкими пальчиками веко Тяпкину и сделал  вдруг такое движение, будто он пил
молоко. Весь  песок из глаза выскочил прямо Леше в рот. Леша сплюнул, утерся
ладошкой и сказал:
     - Вот... Все уже у тебя?
     - Все,- проворчал Тяпкин.- Пошли теперь, а то мне домой надо.
     -  Это  у нас  вход такой,-  объяснил Леша.- Это чтобы  не лазил никто.
Понимаешь? Мы не  любим, когда к нам лазают.  А дома у нас хорошо. У нас все
есть: кроватки, стульчики, чашки, ложки.
     - А шкаф есть? - спросил Тяпкин.
     Дело в  том, что  у  его  кукол тоже  были  кроватки  и  стульчики,  но
платяного  шкафа не  было.  Правда, на даче у нас тоже не было  шкафа и наши
немногочисленные платья мы вешали  на плечиках  на гвоздь и закрывали сверху
газетой.  Но  дома  в  Москве  теперь  у  нас  был  большой  платяной  шкаф,
облицованный ореховой полированной фанерой - вполне роскошная вещь, покупали
мы его всего  два  месяца назад. Тяпкин очень радовался такому  обзаведению,
потому  что  у всех  девчонок в нашем переулке  шкафы были давно, а у нас не
было. Теперь шкаф имелся и у нас, и Тяпкин считал, что порядочный дом должен
быть со шкафом. Он  и ко  мне  все подкатывался, чтобы я ему шкаф для  кукол
купила наконец.
     - Какой шкаф? - удивился Леша.
     - Такой. Ну где платья вешают.
     - Платья?..- Леша замялся.- У нас нет платий. Мы все дяди.
     - У дядев тоже  бывают...-  Тяпкин подумал.- Пиджак. Его вешают в шкаф.
Папа вешает.
     - У нас не носят пиджак. У нас так просто.
     Тяпкин промолчал, потому что не знал, что сказать. Потом вспомнил:
     - Мой дедушка тоже пиджак не носит. У него рубаха такая... военная.
     - А шкаф у него есть?
     Тяпкин снова повспоминал:
     - Нету шкафа. У него только стол один. И еще диван. И полки, там книжки
стоят.
     - Вот видишь! - обрадовался Леша.- У  дедушков не бывает шкафа.  У  нас
тоже есть стол и еще диван.
     - А книжки?
     Леша  подумал. Но  он не  знал еще, что  это такое  - книжки,  и потому
сказал очень презрительно:
     - Нет. У нас этого никогда не бывает.
     Впереди стало  совсем светло и довольно просторно: светло, как,, ночью,
когда сильно светит луна. Тяпкин испугался и  спросил Лешу толстым от страха
голосом:
     - Лешк? Они там, что ли, все, наверное, мертвые?
     - Почему? - огорчился Леша.
     - А светятся, как ночью.
     -  Не-ет! - Леша  хихикнул.- Это у нас лампочки такие из дерева, синие.
Так красиво.
     Наконец  они  доползли  до  места,  где  кончался  подпесочный  ход   и
начиналась  круглая,  как  половинка  от разорванного  мяча,  комната.  Леша
попрыгал внутрь этой комнаты, а Тяпкин поднялся на  четвереньки и стоял так,
разглядывая то, что увидел.
     В общем, тут было красиво. Стенки были из белого песочка, очень чистые,
стол и  диван  из желтого песочка, и сверху очень  плотненько  все  выложено
чешуйками еловых шишек, получался такой красивый узор.
     "В Москву  приеду, я такие  диванчики у нас на горке построю! - подумал
завистливо Тяпкин.- И  пусть Танька подавится. И Маринка. И Ленка. Ишь какие
дедки-бородед-ки, как выдумали сделать!"
     На стене над столом  были сделаны  полки, на них  постелены  чистенькие
листочки  подорожника и малины, а на листочках  стояла  посуда. Сразу Тяпкин
даже не мог понять, из чего она  сделана, потом понял:  из  половинок речных
раковин,  очищенных  и  отполированных до блеска.  В свете синих  деревянных
лампочек  эта посуда светилась, как волшебная. Стол был  накрыт скатертью из
толстой,  красивой  паутины.  Практичный Тяпкин зацепил  пальцем  за край  и
тихонько потянул, но паутина и не думала  рваться: она была очень прочная. В
дальнем полукружии комнаты стояло семь кроватей, на  них, закрывшись теплыми
коричневыми одеялами, спали семь старичков.
     - А чего они спят? - удивился Тяпкин.- Заболели?
     - Нет.- Леша подбежал к одной из кроваток.- Они днем  всегда  так спят.
Они ночью ходят.
     - А  мой  дедушка  никогда  не  спит,-  похвастался  Тяпкин.-  Он  днем
разговаривает, а ночью книжку читает.
     - А очки? - вспомнил Леша.
     - В очках читает книжку.
     - А сны видит в очках, ты сказал.
     -  Видит...- Тяпкин вспомнил,  что  иногда,  когда он  просыпался  рано
утром, то заста