л, живей.
Ему очень нравится, что я с ним так вот... Но я пока никому не хотел
говорить и от наших в секрете держал. А как эта бабка явилась, так она
враз все заметила и шпионить за мной и за Мурчиком стала - куда ни
пойдешь, хоть в ванную, хоть на балкон, она уж тут как тут: "Это ты что со
своей поганью вытворяешь?" Сама она...
   - Ну, ну, - успокоительно сказал я. - Человек она старый,
необразованный...
   - Есть бабки и постарше, да не такие злобные и вредные. Мурчика все у
нас любили, а теперь... Ну, что ей Мурчик плохого сделал, чего она против
него агитирует и агитирует?! - Герка опять шмыгнул носом и прерывисто
вздохнул.
   "Поговорить, что ли, с его отцом?" - думал я. Не очень-то мне хотелось
с ним говорить - да и о чем говорить с человеком, который так бьет
слабенького мальчишку, что тот к стене отлетает?
   - Отец что, пьяный был, когда тебя ударил? - спросил я.
   - Не-а... Он только по праздникам выпивает. И не дрался он никогда
раньше.
   Это он очень уж освирепел, что я бабку обещался из окна выбросить.
   - Погоди, а что же именно увидела бабка? - спохватился я. - И почему ей
все так сразу поверили?
   - Так они все сразу это увидали! - с отчаянием ответил Герка. - Я с ним
на балконе занимался, никого дома вроде не было, а с улицы шум такой
ужасный, я и не услыхал, как они все заявились. Бабка в первую очередь за
мной шпионит:
   только я порог переступлю, она в переднюю вылазит и на меня таращится,
будто бы насквозь глазами просверлить хочет. Наверное, она сразу
подглядела нас с Мурчиком и всех привела, чтобы свое доказать. Гляжу:
Мурчик вдруг перестал меня слушаться и смотрит вверх. - Я тоже посмотрел
вверх - а я на корточках сидел - и вижу: стоят они все в ряд и кто в
дверь, кто в окно глазеют на нас. И отец, и мать, и Ленка прямо с
тренировки, с ракеткой в руках. И у всех такие лица сделались - у меня
даже вот тут, в животе, похолодело.
   - А что же вы такое делали с Мурчиком?
   - Танцевал он... с платочком! - прохрипел Герка, глядя в пол.
   - Ну да? - усомнился я. - Прямо так и танцевал?
   Вместо ответа Герка опять начал пристально глядеть на кота. Кот
мурлыкнул и встал. Потом поднялся на задние лапы и, слегка изгибаясь,
начал медленно и довольно ритмично переступать лапами, двигаясь по кругу и
повертываясь.
   Герка сунул ему в переднюю лапу кусочек белой тонкой ткани. Кот крепко
зажал его когтями и время от времени, видимо повинуясь мысленным приказам
Герки, слабо взмахивал лапой с платочком. Зрелище было очень впечатляющее,
что и говорить. Но я заметил, что кот тяжело дышит.
   - Хватит! - сказал я умоляюще. - Коту ведь трудно ходить на задних
лапах - нашел ты тоже, чему его учить! Видишь, он устал!
   Герка немедленно прекратил сеанс. И Мурчик, тяжело опустившись на все
четыре лапы, тут же улегся. Бока у него ходуном ходили, но он явно не
сердился - с нежностью поглядывал на своего хозяина и ласково мурлыкал.
   - Он ничего, здоровый... - неуверенно пробормотал Герка. - А вообще я
просто не знал, чему его можно обучать. К вам ходил, а вы сказали, что
нельзя.
   - Когда я это сказал? - искренне удивился я, но потом сообразил, что ко
мне за эти дни куча народу пробивалась и все больше мальчишки, а я всех с
ходу отсылал. - Ну да, ты, наверное, говорил, что Барса хочешь посмотреть?
А если б сразу сказал, в чем дело...
   - Да как-то неловко было.
   - Эх ты, чудило! - покровительственно сказал Валерка. - Со мной бы хоть
посоветовался, а то молчишь, как могила. Заявился только уж в крайности...
   Долго думал - быстро сообразил.
   - А что Мурчик еще умеет? - поинтересовался я.
   - Да разное... Так, ничего особенного! Я еще просто не успел даже
придумать.
   Я же с ним всего четыре дня занимаюсь, и только один день более или
менее на свободе был, а потом бабка приехала, пришлось все украдкой да
урывками. Но тут ведь что самое главное: что он все понимает, о чем я
думаю, и все готов сделать. Такой замечательный кот!
   - Кот действительно замечательный! - согласился я. - А если я с ним
попробую пару номеров проделать, для проверки, ты не будешь возражать?
   - Не буду, - сказал Герка, но без особого энтузиазма.
   Это, впрочем, можно было и не проверять: если уж меня более или менее
слушались всякие случайные коты и собаки - ну, хотя бы тот боксер,
которого я заставил подать лапу, - то Мурчик наверняка воспримет внушение.
Но уж очень меня поразило, что я воспринимал эмоции Мурчика! Довольно
смутно, но все же... нет, я не мог ошибиться: это от него шли ко мне
эмоции - удовлетворение, что-то даже вроде гордости успехом, а рядом,
подспудно, тревога, глухой страх.
   - А ты его понимаешь? - спросил я Герку.
   Герка быстро вскинул на меня глаза: он понял.
   - Значит, вы тоже? - сказал он не то с радостью, не то с обидой. - Вот
я же говорил Валерке, а он не верит.
   - Потому что у вас этого нет, - поспешно ответил Валерка.
   - А я что - эталон? Теперь и у меня есть.
   - Ну, не говорил я вам, что Мурчик гениальный кот! - в восторге
закричал Валерка.
   - Ты как ему внушаешь: представляешь себе в уме всякие действия?
   - Ага. Это Валерка рассказал, как вы делаете, вот я и попробовал. И
сразу получилось. А потом я его начал учить танцевать, и вот...
   - Но что же они подумали, твои родители? - недоумевал я. - Ты не мог им
сказать, что это дрессировка?
   - Да я говорю-говорю, а бабка все кричит: "Нет, это нечистая сила!"
   - Так кто же нечистая сила? Почему один Мурчик - а ты тогда кто?
   - Это вы правильно заметили! - с убеждением заявил Герка. - Начнет она
с Мурчика, потому что с котом, она считает, легче справиться, а потом за
меня возьмется, если я сам из дому не сбегу. А постепенно она всех
истребит, ну, может, только отца одного оставит, а то ее из квартиры из
этой выселят.
   Валерка слушал все это, приоткрыв рот от восторга, а я уж просто не
знал, что тут говорить и что делать.
   - Не сочиняй, чего не следует! - сказал я. - Ну, вредная и глупая
старуха, допустим, а ты уж из нее не то бабу-ягу, не то шпионку сделал.
Ерунда какая!
   Злился-то я на самом деле вовсе не на Герку, а на его семью. Неужели уж
действительно дикари этакие, не соображают, что делают! Поддались темной,
злобной старухе и душу мальчишке калечат. Вот он что навыдумывал себе с
горя да со страху за своего дружка.
   Валерка украдкой заснул. Я поглядел на часы - ох ты, без десяти
двенадцать, ребятам спать давно пора, да и мне бы уже не вредно. И что же
тут делать, интересно? Герку-то я вполне мог бы у себя уложить, а вот
насчет Мурчика - что Барс скажет, неизвестно.
   - Домой ты идти, как я понимаю, сегодня не намерен? - спросил я Герку.
   - Вообще я туда не пойду! - упрямо потупившись, прохрипел Герка.
   Голос у него был какой-то чудной: то он басил, то хрипел - больше,
впрочем, хрипел. И такой неказистый парнишка, белесый и бледноватый, будто
выцветший слегка - вид, в общем, болезненный, в лице ничего особенного,
только глаза необычные: зеленоватые, почти как у кота, очень яркие и
какие-то вроде рассеянные, не на тебя смотрят, а куда-то сквозь.
   - Ты на кого похож, на отца? - спросил я.
   - Не-а... Мама говорит: в точности на ее брата Андрея. Его под Берлином
убило.
   Я на минуточку себе представил всю эту ситуацию. Вот мне тринадцать
лет, и есть у меня любимый кот... Тогда у нас был бурый пушистый кот, по
имени Савка, ничего выдающегося... Нет, вот именно такой гениальный
Мурчик. И вдруг, откуда ни возьмись, является бабка, которой я раньше и в
глаза не видал. И эта бабка все в доме вверх дном переворачивает, меня и
Мурчика преследует, грозится убить, и вся семья вдруг против меня
ополчается, отец меня бьет, и вот я сижу в чужом доме и думаю, что же
делать, как спасти своего друга и как я буду дальше жить, когда такое
случилось... Нет, в нашей семье такое не могло случиться, но все же... Так
мне жалко стало этого Герку! Захотелось вот сейчас, в полночь, пойти в его
квартиру, поднять всех на ноги и отругать как следует за дурость и
дикость. Поднять на ноги... а ведь они, может, и не спят, может, ищут
Герку. "Ну и шут с ними, побегают да пускай попереживают как следует,
авось умнее станут!" - решили.
   - Ладно, сейчас выясним отношения с Барсом и тогда как-нибудь
определимся на ночлег. Ты голодный небось?
   - Не-а, - прохрипел Герка.
   - Нас мама пельменями здорово накормила, - сообщил Валерка.
   Я отправился в другую комнату, включил свет. Барс лениво приоткрыл
глаза, увидев меня, и томно перекатился на спину, подставляя мне брюхо.
Но, когда я подошел поближе, он насторожился и начал подозрительно
обнюхивать мои руки.
   Потом вдруг вскочил и молча, крадущейся походкой пошел к двери, по пути
тревожно обнюхивая пол и подергивая спиной.
   - А ну-ка, постой! - Я схватил его на руки. - Там гость, понял? Будь
вежливым, не скандаль.
   Барс весь напрягся и взъерошился. Он не был так напуган, как тогда при
встрече с Барри, но явно злился и жаждал подраться. Я поглядел ему в глаза
и начал внушать: вон там сидит большой черный кот Мурчик, он хороший, он
очень хороший, он твой и мой друг, и на него нельзя сердиться и шипеть.
   Эмоции Барса я по-прежнему не воспринимал, но догадаться и без того
было нетрудно: кот был глубоко возмущен моим поведением и очень медленно,
под усиленным нажимом примирился с неизбежностью. Насчет Мурчика я
особенно не беспокоился: никакой кот, очутившись на чужой территории, не
станет первым нападать на хозяина; да и Герка рядом. А войдя в комнату, я
сразу уловил, что Мурчик излучает не ярость, а усилившуюся тревогу и
страх. "Вот бедняга!"
   -подумал я с сочувствием. А так по нему ничего этого не было видно:
держался он спокойно и с достоинством.
   Я еще раз мысленно приказал Барсу хорошо относиться к гостю и спустил
его на пол. Барс, припадая на брюхо, подобрался к Мурчику и осторожно
обнюхал его, вздергивая верхнюю губу. Я опять поразился - до чего Мурчик
громадный и величественный! Даже Барс рядом с ним кажется котом некрупным.
А ведь ему всего два года с небольшим, он еще подрастет или, вернее,
раздастся в ширину и потолстеет.
   Коты долго глядели друг на друга, шевеля усами. Потом Мурчик дружелюбно
и вопросительно мяукнул. Барс жалобно, тоненько простонал, отпрянул от
него и с протяжным воплем кинулся ко мне. Я взял его на руки - он дрожал и
все косился на Мурчика. Я пытался уговаривать его, внушать ему
спокойствие, но получалось это плохо - видно, я совсем выдохся, устал.
Наконец я сдался.
   - Валерка, у вас ночевать негде?
   - Да не знаю... - нерешительно ответил Валерка. - Со мной если, на
диване?
   Как-нибудь уляжемся вдвоем. Только я маме ничего не сказал, а она
небось спит.
   - А если Валерка возьмет с собой Мурчика, а ты у меня переночуешь? -
спросил я Герку без особой, впрочем, надежды.
   - Не-а. Мурчик без меня всю ночь плакать будет, никому спать не даст.
   Так я и знал! Вот еще история! Куда же их девать, да еще ночью? К Ивану
Ивановичу можно бы - так у него опять же свои коты, и собака еще...
   Барс все дрожал и умоляюще глядел на меня. Мурчик, я чувствовал, тоже
очень тосковал и тревожился: ну еще бы, он в чужом доме, да тут еще
кот-хозяин его не хочет принимать, а домой не вернешься. Интересно,
неужели он и это понимает?
   - Ладно, ребята! - решил я наконец. - Была не была, пойду я поговорю с
Ксенией Павловной, авось найду с ней общий язык... А Барса я пока с собой
возьму.
   Заспанная Ксения Павловна слушала меня, конечно, без малейшего
восторга, но и без злости.
   - Ладно уж, ведите его сюда, кошатника вашего! - сказала она, моргая
слипающимися веками. - Да вот еще, помогите мне с антресолей раскладушку и
матрасик стащить... Добрые люди, поди, третий сон видят, а вы тут с котами
да с ребятами по ночам валандаетесь... И эти еще нескладехи, Пестряковы,
Геркины родители, до чего себя допускают. Татьяна уж тут ко мне прибегала,
спрашивала про Герку, а я нарочно сказала, что был, мол, да пошел, а куда,
неизвестно - пускай побегают, поищут, дураки такие! Вс„ на бабку валят, но
бабка бабкой, а сами-то они с Петром маленькие, что ли?
   Ксения Павловна сердито напялила наволочку на подушку и вынула из шкафа
чистенькую, аккуратно заштопанную простынку.
   - Пускай мальчуган хоть одну ночку в чистоте поспит! - ворчала она,
застилая постель. - Я уж его, пока он тут с Мурчиком вас дожидался,
сгоняла мыться, майку и трусы ему чистые дала, Валеркины старые, три года
назад куплены, а ему как раз пришлись. Батюшки светы, ну до чего ж он
худой и грязный, прямо как беспризорник. Да что, Татьяна в молодости
халдой была, халдой и осталась. Моются ли они когда или так живут, даже и
не знаю, всегда на них столько грязи, что хоть репу сажай. А в квартиру
небось и войти страшно...
   Вы что же, говорить с ними собираетесь? Да разве с ними сговоришься?
Время зря потратите, только и всего... Хоть один-то к ним не добивайтесь,
возьмите кого посолиднее.
   - Ивана Ивановича если? - вслух подумал я.
   - Вот, правильно, его! Тем более, у него дочка учительница, в случае
чего он может через школу воздействовать.
   - Ладно, я с ним сговорюсь. А Мурчика вы у себя подержите до вечера?
   - Несите уж! И ребят гоните спать. А то ваш Барсик совсем извелся: что
ж это, чужого в дом пустили, а его, хозяина, из дому выставили!
   Барс действительно места себе не находил - метался по комнате, то и
дело подбегал к двери и жалобно мяукал.
   - Пойдем, котенька, спать, - сказал я, беря его на руки. - У нас-то с
тобой есть свой дом, и никто нас не обижает, и все нас любят, хорошо нам с
тобой, а вот другим плохо, братец!
   - Да уж, - вздохнула Ксения Павловна, - чего только в жизни не бывает!
И мальчуган тоже с характером! Я ему говорю: отдай, мол, кота нашему
Валерке, будешь сюда ходить, с ним играть. Он думал-думал, а потом: "Нет,
говорит, я лучше сам из дома уйду". И никаких резонов не слушает!
Самостоятельный чересчур.
   Она открыла мне дверь и, стоя на пороге, вдруг спросила:
   - И неужели же это все теперь коты и собаки будут людей понимать?
   - Да они и раньше нас понимали, только мы этого не замечали, - сказал я.
   - Ох, навряд ли! - Ксения Павловна недоверчиво покачала головой. -
Никогда я про такое и слыхать не слыхала, разве что в сказках. А сейчас,
от радиации от этой, что ли, не разберешь, что и делается: коты
разговаривают, надо же!
   Вот вы говорите: бабка Пестрякова кота испугалась. А и мне ведь, по
совести-то говоря, теперь все же боязно в вашу квартиру заходить.
   - А как же вы Мурчика хотите к себе взять? - не удержался я.
   - Что ж делать-то? - вздохнула Ксения Павловна. - Мальчишку жалко
очень, да и кот богатый, большущий какой, красивый. А что он на задних
лапах ходит - это ничего, это я в цирке одного такого видала, еще девочкой
была... Ну, давайте, что ли, ребят сюда.
   И, глядя мне вслед, она тихо проговорила:
   - Ох, чует мое сердце, добром это дело не кончится...
 
 
 
                             Глава тринадцатая 
 
   Чтобы проникнуть в сущность очевидных явлений, требуется весьма 
   незаурядный ум.
 
   А.Н. Уайтхед 
 
   Обыкновенный, средний человек совершенно не сознает размеров 
   своего невежества.
 
   Г. Лэдбеттер 
 
    
 Наутро я перезвонился с Иваном Ивановичем и сказал ребятам, чтобы они по
пути взяли у него записку и передали в школе Лидии Ивановне, его дочери. Я
уже знал, что Геркин отец возвращается с работы в половине шестого, мать
немного позже. И мы решили, что пойдем к Пестряковым около семи, а Ксения
Павловна забежит к ним утром и скажет, что Герка жив-здоров.
   А я к Ивану Ивановичу отправился чуть не с утра. Но сначала, конечно,
накормил Барса, удостоверился, что он за ночь забыл вчерашние переживания,
а потом зашел еще к Соколовым навестить Мурчика.
   Мурчик сидел на подоконнике неподвижно, как черная статуя, глядел в
окно и ужасно тосковал.
   - До чего же кот смирный и воспитанный! - с одобрением сказала про него
Ксения Павловна. - Ни тебе ни крику, ни баловства. Ваш-то красавчик всю
мебель вам ободрал и орать тоже здоров - как найдет на него, так, не
смолкая, на все голоса кричит, а чего хочет, не поймешь.
   Я хотел было поэкспериментировать с Мурчиком, но при Ксении Павловне
счел это неудобным, а поэтому только взял Мурчика на руки, погладил его,
почесал ему баки, поговорил с ним по-хорошему и ощутил, что кот несколько
успокоился.
   - Лег бы ты, брат, да поспал как следует! - сказал я вслух, а про себя
начал внушать Мурчику, что он хочет спать, очень хочет спать, долго и
спокойно лежать и спать.
   Мурчик вскоре зевнул, блестящие глаза его затуманились.
   - Гляди-ка, и в самом деле уговорили! - засмеялась Ксения Павловна. -
Кладите его сюда, что ли, на Валеркин диван.
   Кот свернулся клубком в тени у валика, защитив голову от света, и
немедленно уснул, а я отправился к Ивану Ивановичу.
   Я позвонил в дверь его квартиры и, пока стоял, ожидая, отчетливо
слышал, как там переговариваются.
   - Кто пришел? Кто пришел? - спрашивал кто-то резким, высоким голосом.
   И. рокочущий басок отвечал ему:
   - Карпуша пришел!
   Однако дверь никто не открыл. Я позвонил еще раза два и, недоуменно
пожав плечами, вышел во двор. И тут из ворот показался Иван Иванович с
сеткой, битком набитой всякими пакетами.
   - Ох, извините! - сказал он, увидев меня. - Очередь откуда-то собралась
в магазине, я и задержался. Идемте-идемте, я вас кстати со своим
населением познакомлю... Почему не открыли? - Он хитро усмехнулся. - А я
им велел никому не открывать без меня.
   Открывать-то было некому, это я вскоре понял. Едва мы ступили за порог
светлой однокомнатной квартирки, как я услышал из комнаты те же голоса.
   - Кто там? - крикнул резкий, насмешливый голос. - Кто пришел? Зачем?
   - Дуррак! - ответил ему другой голос, низкий, рокочущий. - Я ррад, я
ррад!
   Однако никто из комнаты не вышел, а из кухни выбежала снежно-белая
пушистая лайка и, восторженно повизгивая, стала ластиться к Ивану
Ивановичу. Потом бесшумно появились оттуда же два роскошных пушистых кота
- голубовато-серый и палево-желтый - и, брезгливо морщась, принялись
обнюхивать мои ботинки и брюки. Покончив с этим занятием, они
переглянулись, пренебрежительно фыркнули и, задрав пышные хвосты,
направились в комнату.
   - Пушок! Лютик! Это что за манеры! - окликнул их Иван Иванович.
   Коты остановились, как по команде, и слабо мяукнули.
   - А ну-ка, идите сюда, невежи пушистые! - сказал Иван Иванович.
   Коты важно подошли к нему и, оттеснив лайку, начали тереться о его
ноги. Я смотрел на них с удовольствием - красивые, здоровые, ухоженные
звери и живут привольно. Это сразу видно, что они не обиженные, не
запуганные, привыкли к доброте и ласке и сами добрые и ласковые. И не
сидят день-деньской в одиночку, как мой Барс...
   - Поздоровайтесь! - скомандовал Иван Иванович и показал на меня. - С
гостем поздоровайтесь, вот с ним!
   Коты с сомнением поглядели на меня и недовольно мяукнули.
   - Пушок! Лютик! Здоровайтесь! - повелительно повторил Иван Иванович,
указывая на меня.
   Коты неохотно подошли ко мне, поднялись на задние лапы и, опираясь на
меня передними лапами, слегка потерлись лбами о мои ноги. Я хотел было
погладить котов, но они укоризненно поглядели на меня и опустились на пол.
   - Молодцы! - похвалил их Иван Иванович. - Ах, молодцы ребята! Сейчас я
вас за это почешу.
   Он достал из стенного шкафчика узкую щеточку с густой нейлоновой
щетинкой и почесал котов за ушами. Коты совершенно одинаково изогнули шеи,
прижмурили глаза и слегка оскалили острые белые клычки, выражая высшую
степень блаженства. Мурлыкали они зато по-разному: Лютик глухо урчал, как
мотор, а Пушок всхлипывал и тоненько стонал.
   В комнате кто-то резко захохотал:
   - Ха-ха-ха!
   И ему ответил мрачный, рокочущий басок:
   - Дурраки! Рредкие дурраки!
   Резкий, насмешливый голос отозвался:
   - Молодец, Карпуша! Умница, Карпуша! Ха-ха-ха!
   Иван Иванович усмехнулся, видя, что