очему, собственно,
он спрашивает? Валерка с сомнением покачал головой, поглядел на меня и
сказал, что по моему лицу сразу видно: либо какая-то беда случилась, либо
я заболел.
   Тут я опять вдруг почувствовал, что устал до смерти, и уж хотел было
отказаться от этой затеи, но как-то неудобно показалось: привел парня к
себе неизвестно зачем, а теперь скажу - иди, мол, я раздумал.
   Словом, я сказал Валерке, что хочу провести один опыт и чтобы он сел
вот тут, на стул, и посидел спокойно, ни о чем не думая.
   - Нет, думай обо мне или просто гляди на меня, - уточнял я на ходу.
   Валерка вовсю пялил глаза на меня, страшно заинтригованный, а я только
тут начал соображать, что понятия не имею, как надо проводить сеанс
гипноза, и что зря притащил сюда Валерку... А впрочем, тут ведь что
главное:
   принципиально выяснить, есть у меня эти способности или их нет.
   Подумав так, я уселся на стул против Валерки и начал представлять себе,
как Валерка правой рукой чешет себе нос. Представлял изо всех сил, а
Валерка и не думал чесать нос. Наконец он спросил:
   - Ну и что?
   Действительно, ну и что? До чертиков неопределенный результат! С Барсом
у меня и раньше был идеальный контакт, а с Валеркой - ничего подобного; к
тому же психика человека, хотя бы и тринадцатилетнего мальчишки, все-таки
посложнее, чем у кота. Я решил попробовать еще раз, только переменил
тактику: сказал Валерке, чтобы он глядел мне в глаза, а сам взял его за
руки и начал представлять себе, как он кашляет. Вдруг Валерка не то что
кашлянул, а вроде поперхнулся, и я уж решил было, что опыт удался, но
оказалось - ничего подобного, а просто Валерку смех разобрал на меня
глядя. Тогда я встал и довольно мрачно сказал:
   - Ну, валяй домой! Прошу прощения, что зря оторвал от дела.
   Но Валерка был парень дошлый, или, как говорилось у нас в семье, ушлый.
Что именно означает слово "ушлый", я сказать затрудняюсь, но какое-то оно
более подходящее, чем "дошлый". Он проницательно и сочувственно поглядел
на меня.
   - Это вы гипноз на мне пробовали, да? Только не переживайте, что не
получилось. Может, я неподдающийся? Бывают такие, я сам читал. Если у кого
сильная воля! Давайте я Свету приведу?
   "Нашел тоже слабовольную! - подумал я. - Только мне твоей
целеустремленной Светы сейчас и не хватает". Я совсем выдохся и еле на
ногах стоял.
   - Нет, брат, спасибо, - еле выговорил я. - Голова что-то разболелась.
   Перенесем это мероприятие на другой раз.
   - А на когда? - с мольбой спросил Валерка. - Вы скоро это самое...
опять, а?
   - На днях, а может быть, и раньше, - пообещал я. - Уговоримся заранее.
   Валерка еще предлагал привести какого-то Юрку из восемьдесят шестой
квартиры либо Павлика, который живет "вон там, за углом". Но я только
пробормотал:
   - Ну и пускай себе живет там, за углом.
   Валерка понял, что на сегодня разговор окончен, и очень неохотно ушел.
А я опять завалился на тахту рядом с Барсом.
   - Барся-Марся, котище, - сказал я, - ну и задал ты мне задачу!
   Потом я заснул и проспал часа два.
 
 
 
                               Глава третья


   По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться.
 
   Марк Твен 
 
   Сезам, откройся! Я хочу выйти.
 
   Станислав Ежи Лец 


   Когда я проснулся, Барс сидел рядом и внимательно глядел на меня. Мне
даже показалось, что я и проснулся-то именно от этого пристального
взгляда. Когда я открыл глаза, Барс удовлетворенно мурлыкнул и начал
говорить. То есть, понимаете, он только мяукал и никаких человеческих слов
не произносил, но по интонации было ясно: он хочет мне что-то сказать. Под
конец он мяукнул вопросительно и уставился на меня своими
зеленовато-желтыми яркими глазами.
   Длинные белые усы его встопорщились, темная каемка верхней губы чуть
приподнялась, обнажая острия клыков, нежно-коричневые ноздри чуть
подрагивали, а вся морда кота выражала такое нетерпеливое и страстное
ожидание, будто я держал в руке аппетитный кусок свежего мяса.
   - Ты чего, собственно? - с удивлением спросил я. - Играть, что ли,
хочешь?
   Барс продолжал пристально и требовательно смотреть на меня. Мне все еще
жутко хотелось спать, и я как-то даже забыл про всю историю с гипнозом.
   - Играть, да? - сладко зевая, сказал я. - А что человеку надо
выспаться, это до тебя не доходит?
   Барс подмигнул мне. Это он часто делал и раньше: дернет так головой
вверх и подмигнет. Некоторые коты начинают мигать, когда злятся, но у
Барса это означало всегда не злость, а... ну примерно так я расшифровывал:
"Давай, давай, чего ж ты?" То есть фактически - нетерпение.
   - Все-таки это нахальство, приятель, - сказал я, действительно
обидевшись. - Будить человека для игрушек! Ну что ты, маленький? Тебе пять
лет уже стукнуло, шутишь! По кошачьему счету ты старше меня. Тебе лет
тридцать, а то и больше. Солидный котище, а за веревочкой с бумажкой
носишься, как котенок.
   Барс вдруг мяукнул очень сердито и... ударил меня! Мягкой лапой, почти
не выпуская когтей, но все же крепко шлепнул по руке. Сон с меня
окончательно слетел. Я поднялся и сел на тахте.
   - Ты что, сдурел? - спросил я, и голос меня как-то не очень слушался.
   Я уже начал понимать, что Барс и не думал об игре с бумажкой. Да и
вообще никогда он меня раньше не будил ни с того ни с сего: только если
наступало время кормить его, либо если дверь была закрыта, а ему надо было
срочно выйти. Но в этих случаях он просто принимался жалобно кричать. А
тут ведь молча сидел и глядел (я уже не сомневался, что проснулся именно
от его взгляда), а теперь чего-то требует, что-то пытается объяснить на
своем кошачьем языке. А самое главное - он обиделся, когда я предположил,
что дело идет об игре. Что же он, слова научился понимать? Нет, постой!
Ведь я, когда говорил последние слова, представил себе и веревочку, и
бумажку, и прыгающего в воздух Барса. Так, значит, кот реагировал именно
на этот образ!
   Плюс к тому, вероятно, на мою укоризненную интонацию. Вот оно как...
   Барс даже ударил меня сгоряча, а ведь это такой кроткий, добрый кот, он
и драться-то не умеет. Разыграется иной раз, вообразит себя тигром, начнет
глухо завывать и кидаться на меня - и тут же его злость переходит в страх:
а вдруг я обижусь, вдруг всерьез поссорюсь с ним! И он начинает жалобно,
тоненько мяукать и кидается брюхом вверх: давай, мол, помиримся, не могу я
больше!
   Барс не сводил с меня взгляда. Он даже слегка подергивался и тихо
стонал от напряжения, и полосатые тигриные лапы его в белых туфельках
нервно переминались на клетчатой красно-черной покрышке тахты. Он явно
стремился сказать что-то, и мне стало его жаль.
   - Давай помиримся, ты, драчун, хулиган полосатый, тигра лютая! - сказал
я и представил, как Барс бросается мне на шею и крепко обнимает меня
лапами...
   только чтобы когти не запускал мне в спину, - уж этого-то не надо!
   Барс поколебался: я очень ясно видел, что в нем борются противоречивые
чувства. С одной стороны, мой приказ пришелся ему по душе: приласкаться ко
мне Барс был всегда готов. С другой стороны, как же добиться, чтобы я
понял, чего он хочет? Внушение одолело. Барс со стоном облегчения кинулся
мне в объятия, изо всех сил прижался ко мне полосатой щекой, потом откинул
голову и крепко поцеловал меня в ухо. И все же он вел себя не так, как
всегда.
   Когти в спину он не запускал, допустим, по моему приказу. Но он и не
мурлыкал, и слюни не пускал от блаженства, как делал всегда в таких
случаях.
   Вместо этого он принялся настойчиво и нежно мяукать мне в самое ухо.
   Собственно, это было не мяуканье, а какое-то тихое воркованье на низких
нотах, вроде голубиного.
   У котов вообще диапазон интонаций гораздо шире, чем это можно заметить
при поверхностном наблюдении. Я имею в виду потенциальные возможности,
потому что многие коты в общении с людьми ограничиваются двумя-тремя
нотами. Но вот, например, "специальный мяв" Барса. Или ругань Мишки: он
именно ругался иногда, это было ясно и по ситуации, и по тону, - но не
по-кошачьи и не по-человечески, а примерно так, как болбочет рассерженный
индюк. А крики мартовских котов? Они ведь очень разнообразны. Я, например,
слышал в одном московском дворе потрясающий кошачий дуэт. Один кот глухо
ворчал и бормотал, а другой отвечал ему тоненьким жалобным плачем. Время
от времени первый кот басисто и злобно рявкал, а другой немедленно отвечал
пронзительным перепуганным визгом. Голоса были вовсе даже не кошачьи.
Казалось, что какой-то мужчина бормочет в пьяном сне, а ребенок плачет и
тормошит его; пьянчуга иногда спросонья отвечает злобной руганью и
угрозами, и несчастный ребенок взвизгивает от страха. Я и вправду чуть не
отправился во двор разыскивать пьяницу с ребенком, но, вслушавшись, понял,
что люди не могут так монотонно повторять эту сцену, что будут не такие
равномерные интервалы, какие-то варианты. Ну и, наконец, жители нижних
этажей наверняка вмешались бы - ведь ребенок в опасности. Только сообразив
все это, я начал различать в голосах какие-то нечеловеческие интонации.
   Но это я говорю вообще, а тут речь шла о Барсе, все интонации которого
были мне отлично известны. То, что я услышал в эту минуту, было совершенно
новым и непривычным. И по тональности, и по целевой установке, так
сказать: ясно было, что Барс добивается от меня не каких-либо обычных
действий, а чего-то более сложного. И всеми силами старается мне
объяснить, чего он хочет. А я не могу понять. Даже догадаться никак не
могу.
   - Ты почему это так разговорился? - спросил я Барса, откинув голову и
глядя в его прозрачные глаза с овальными черными зрачками. - Поверил в мое
всемогущество после сеанса внушения? Так вот, ошибся ты, брат: я не
всемогущ. И никак не пойму, чего ты от меня хочешь.
   Барс продолжал вести себя необычно. Пока я говорил, он смотрел мне то в
глаза, то на губы, и я видел, что он сам шевелит губами, будто стараясь
выговорить какое-то слово.
   - Погоди, милок, - сказал я. - Давай подумаем вместе. Допустим, я тебе
внушу, чтобы ты заговорил. Но какой бы у нас с тобой ни был прочный
контакт, ты же не можешь сделать того, что тебе природой не дано. Человеку
можно, например, внушить, что он летает, но нельзя внушить, чтобы он и
вправду полетел... И если у тебя глотка сконструирована природой так, а не
иначе, что я тут могу поделать? Понял, брат?
   Барс протяжно простонал почти человеческим голосом. Мне стало как-то не
по себе. Ну, войдите в мое положение: совсем недавно, часа три-четыре
назад, я мирно лежал на тахте, и кот так же мирно лежал рядом, и оба мы
были вполне довольны друг другом, и все было нормально. А тут начинаются
ни с того ни с сего какие-то чудеса: я становлюсь гипнотизером, кот
выполняет приказы, а теперь сам от меня чего-то требует и пробует
разговаривать... Черт те что, словом... И почему вот так, вдруг?
   Но хоть у меня и образовалась этакая неприятная пустота под ложечкой, я
не намерен был отступать. Да, впрочем, куда и как отступать-то? Сделать
вид, что ничего не случилось, и попросту не обращать внимания на странное
поведение Барса? Я бы этого все равно не смог. Но что же было делать? Я
старался припомнить, что мне еще известно о гипнозе. Можно внушением
вызвать мнимый ожог, даже волдырь. Можно в состоянии транса добиться
такого сильного и стойкого напряжения, что все тело одеревенеет, и тогда
можно положить загипнотизированного головой на один стул, а ногами на
другой, и тело будет лежать прямо, как доска, ничуть не провисая, хоть
садись на него. Н-да, все это любопытно, но мне сейчас ни к чему. Не хочу
я ни обжигать Барса, ни превращать его в доску. А говорить... Ну, а что,
если попробовать? Да нет, это же сумасшествие!.. А если все же?..
   "Скажи: мама!" - мысленно потребовал я и постарался представить себе,
что кот говорит "мама".
   Барс беспокойно задвигался, несколько раз открыл пасть, судорожно
глотнул и вдруг странным, напряженным, гортанным голосом довольно
отчетливо проговорил:
   - Мам-ма!
   Я вскочил. Мне стало страшно. За окном мокро шелестели и хлюпали
автомобили, скрежетал по рельсам трамвай, за стеной сосед ловил по радио
какую-то станцию, пробиваясь сквозь вой и грохот разрядов, и все было так
обычно, а тут передо мной сидел мой кот, который никогда в жизни не
разговаривал и вдруг сказал "мама".
   - Барс, ты это всерьез? - глупо спросил я.
   Барс подмигнул мне. Ему явно не терпелось продолжить начатый разговор.
Я ущипнул себя за руку и охнул от боли: нет, конечно, мне это не снилось.
   - Ладно, - сказал я, покоряясь судьбе. - Может, ты даже понимаешь, что
означает слово "мама"?
   Барс опять подмигнул и слабо мяукнул. Я готов был поверить уже во что
угодно.
   - А что ты еще умеешь? - жалобно спросил я. - Уж выкладывай сразу, не
стесняйся, чего там. Может, ты летаешь, или ездишь на велосипеде, или
носки штопаешь? Сознавайся!
   Барс напрягся и опять выговорил:
   - Мам-ма!
   Я с ужасом посмотрел на него и кинулся к телефону.
   - Володя, прошу тебя, приезжай! - плачущим голосом сказал я в трубку. -
Нет, ничего я не могу объяснить по телефону. Хватай такси, скорее,
пожалуйста, скорее! Если хочешь застать меня в живых!
   О Володе я уже говорил. А почему я именно ему позвонил, вы, наверное,
понимаете: он - человек серьезный, а это позарез было необходимо в такой
сногсшибательной ситуации...
   После разговора с Володей мне вроде полегчало, и я решил немного
поэкспериментировать с Барсом.
   - Ну ладно, - с деланной бодростью произнес я, усаживаясь на тахту
рядом с ним. - Посмотрим, что ты еще умеешь. Например, скажи "мясо".
   При слове "мама" я вообще ничего себе не представлял, а если бы и
представил, то, наверное, свою маму, а не кошку Дашку. Ну, а мясо я
вообразил точно - сырое, свежее, аппетитное. Барс облизнулся, а потом
четко произнес:
   - М-мяя, - и сделал какой-то гортанный выдох вместо второго слога.
   Этот результат меня несколько приободрил: все же никакая тут не
мистика, а гипноз, и кот действительно может произносить лишь то, что
позволяет ему конструкция глотки. Я начал проверять этот тезис: внушал
Барсу слова:
   "кошка", "лапа", "рыба", "молоко". Я все это представлял себе как можно
яснее, так что Барс понимал, о чем идет речь. Но на слове "молоко",
четвертом по счету, пришлось прекратить эксперимент: я устал, а Барс еще
больше. Как он старался, бедняга! Прямо наизнанку выворачивался, стараясь
выговорить эти слова, - и ничего не получалось. Наконец он жалобно мяукнул
и лег, тяжело дыша.
   - Бедняга ты мой! - сказал я с раскаянием. - Замучил я тебя, котенька!
   Тут Барс поднял голову и сказал "мама" уже довольно легко, без
напряжения, а главное - я понял, что он хотел этим выразить: я, мол, сам
хочу разговаривать, я стараюсь.
   - Ну, знаешь! - только и смог я сказать, и некоторое время мы оба
молчали, глядя друг на друга.
   Барс так тяжело дышал, что его пятнистые, леопардовые бока ходуном
ходили. Я уж начал пугаться за него.
   - Заболеешь еще, - сказал я. - Давай бросим эти все штучки, ну их!
   Барс поднял голову и очень внимательно поглядел на меня. Потом сказал:
   - Мам-ма! - очень сердито и даже будто бы с вызовом.
   Я только руками развел.
   Тут позвонил Володя.
   - По-видимому, я застал тебя в живых, - глубокомысленно заметил он. -
Ведь ты вроде жив?
   - Пока, - мрачно ответил я. - А там видно будет.
   Володя снял свою немыслимо шикарную черную куртку и баскский берет,
провел рукой по темным, гладко зачесанным волосам. Я смотрел на него и
думал: "Ну как я ему объясню, что произошло? Он же просто не поверит. А
Барс может не захотеть при постороннем проделывать все эти штучки. И
выйдет, что я вру.
   Или что я - псих. Ну и пускай!" Думая об этом, я невольно оглянулся на
дверь в комнату. И Володя спросил:
   - Кто у тебя там?
   - Никого! - нервничая, проговорил я. - То есть там Барс.
   - Интересная новость! - иронически отметил Володя. - А все же: что
случилось?
   - Идем, - сказал я. - Сам увидишь...
   Пока я путано и сбивчиво объяснял Володе, что случилось, Барс лежал
молча и все глядел на меня. Я заметил, что он не стал ласкаться к Володе,
как делал всегда, и не кидался брюхом вверх, требуя внимания, не приставал
ко мне, а только лежал и таращил на меня свои громадные круглые глаза.
   Володя тоже молчал и тоже таращил на меня глаза, только не круглые и не
желто-зеленые, как у кота, а карие и продолговатые, хотя слегка
округлившиеся от изумления. Вид у него был сейчас не слишком солидный и
даже несколько обалделый - да и что удивительного! Но когда я окончил свой
бессвязный рассказ, Володя только мотнул головой и сказал вполне спокойно:
   - Что ж, продемонстрируй! Надо посмотреть, как это выглядит.
   Вот. Уж такой он, Володя Лесков, мой приятель. Очень солидный и очень
надежный. Скала. Гранит. Не какая-нибудь там соломинка, за которую
хватаешься, ошалев от страха, а надежная твердая почва. Другой бы начал
молоть всякий вздор насчет нервов, мерить мне температуру или просто решил
бы, что я его разыгрываю. Володя, конечно, был потрясен - еще бы, шутка
сказать! Совершенно все неожиданно и даже как-то нелепо. Но Володя умный.
И он думает быстро, умеет моментально оценивать события. Меня он слушал
достаточно долго, чтобы понять, что тут не розыгрыш (да я никогда бы и не
подумал его разыгрывать так по-дурацки) и что я в своем уме. К тому же он
и на Барса посматривал, а один этот неподвижный внимательный взгляд Барса
чего стоил! Словом, Володя поверил, что дело серьезное, но он не умеет
попусту ахать и охать, а потому сразу перешел к анализу.
   Я немного сомневался, захочет ли Барс демонстрировать свои достижения
при Володе. Но Барс немедленно откликнулся на приглашение. Для начала он
сел на тахте и, глядя на Володю, сказал:
   - Мам-ма!
   Володя даже вздрогнул слегка, несмотря на всю свою выдержку. Однако тут
же спросил деловым тоном:
   - Ты, значит, его не усыпляешь, а просто даешь словесное внушение?
   - Словесное, и подкрепляю образами. Но только сейчас я ему ничего еще
не внушал. Это он по собственной инициативе действует.
   Тут Володя, видимо, слегка усомнился - да и что удивительного! Он
хмыкнул и повертел головой.
   - В книге Яна Жабинского "Возможность взаимопонимания" говорится, что
для домашних и вообще прирученных животных дрессировка необходима, потому
что их морально и физически убивает бездействие. Может, Барс прочел эту
книгу?
   - Не в том дело. Я же тебе говорю: он хочет что-то сказать, хочет
объяснить - и не может. Если б у него было другое устройство глотки, я бы
его быстро научил говорить, раз он так здорово поддается гипнозу. Но он
может произносить только "мама" - вот и пользуется этой единственной
возможностью, чтобы показать, как ему хочется говорить.
   - Понятно, - сказал Володя, разглядывая Барса. - Конечно, надо бы
хорошенько проработать этот вопрос - об анатомическом устройстве глотки у
кошек и о возможностях артикуляции. В сравнении с человеком. Может быть,
удалось бы расчленить и упростить артикуляцию. И вообще я по этой части
профан.
   - А уж я-то!.. - с чувством произнес я.
   - То-то и оно. Тут даже не знаешь, с какой стороны подобраться. Ну,
попробуем наугад кое-что. Внуши ему, чтобы он дал мне лапу.
   - Как твой Барри? Или то, что я тебе рассказывал: "Здравствуй, кот!"
   Услышав эти слова, Барс немедленно захватил мой палец и пожал. Я так
растерялся, что забыл ответить пожатием и словами "Здравствуй, кот!", а
только глядел то на Барса, то на Володю. И видел, между прочим, что Барс
нервничает, а Володя - даже еще больше, хоть и старается не подавать виду.
   - Ну-ка, погоди, - сказал Володя. - Ты ему, конечно, этого не внушал.
Но ты уверен, что не представил себе этого действия, когда спрашивал меня,
что внушать?
   - По-моему, нет, - неуверенно ответил я. - Не успел я просто.
   - Но все же мог мгновенно промелькнуть стертый образ, который успел
воздействовать на закрепившиеся ассоциации у Барса, - рассуждал вслух