и вскоре улегся
спать.
   Славка по моему приказу все это время сидел на балконе и голоса не
подавал.
   Но зато потом он с лихвой наверстал потерянное! Мама, видно, попросила
его зайти и "отвлечь" меня. И он вовсю рвался отвлекать, развлекать,
вовлекать и тому подобное. Афоризмы из него летели очередями; я иногда
пытался отбиваться, а большей частью подавленно молчал.
   Все шло примерно в таком духе.
   - Ты что делаешь, старик? - жизнерадостно восклицает Славка.
   - Ничего, - мрачно объясняю я.
   - "Ничего не делать умеет любой", как сказал Сэмюэл Джонсон, - сообщает
Славка.
   Я понятия не имею, кто такой Сэмюэл Джонсон, но говорю, что вполне с
ним согласен: вот, в частности, и я это умею.
   - Я понимаю, старик, ты грустишь! - проницательно замечает Славка. - Но
тот же Сэмюэл Джонсон сказал: "Скорбь - один из видов праздности".
   - Иди ты со своим Джонсоном! - Это я говорю вяло, но мне и в самом деле
хочется, чтобы Славка убрался подальше со всеми своими афоризмами и
жизнерадостными улыбочками.
   - Джонсон ему не нравится, это надо же! Английский классик ему не по
душе! - с удивлением констатирует Славка. - Ну, тогда обратимся к
римлянам. К Сенеке Младшему. А также к Старшему. Что говорят эти достойные
сыны Рима? Они говорят, во-первых: "Бедствие дает повод к мужеству". А
во-вторых: "Не чувствовать страданий несвойственно человеку, а не уметь
переносить их не подобает мужчине". И все это правильно, старик! И еще
замечает по этому поводу Сенека Младший: "Несчастнее всех тот, кто никогда
не испытал никаких превратностей". Вот, учти!
   - Помолчал бы ты, - болезненно морщась, говорю я. - И вообще пошел бы
ты...
   - Нет, старик! - вдохновенно восклицает Славка. - Нет и нет! Не пойду я.
   Даже если ты унизишься до того, что укажешь мне точный адрес. И знаешь
почему? Потому что Марк Валерий Марциал, тоже сын Рима, совершенно
справедливо заметил: "Подлинно тот лишь скорбит, чья без свидетелей
скорбь".
   Что можно истолковать двояко. Первый вариант: не скорби напоказ.
Второй: не скорби в одиночку - тебе же хуже будет. Оба варианта имеют
обоснование.
   Подкрепим второй изречением того же Сэмюэла Джонсона, который тебе
чем-то не понравился: "Одиночество не способствует добродетели, но вредит
рассудку".
   Какой вывод для себя я могу сделать, если классик ставит вопрос вот
так, ребром? Только один: я остаюсь, старик! Потому что я тебе друг и
двоюродный брат, и я не могу допустить, чтобы ты страдал в одиночестве и
праздности, ибо праздный человек есть животное, поедающее время, как
сказал...
   - А я повторяю: иди! - мрачно перебиваю я. - Нет, правда, Славка, ведь
сказано тебе...
   Я готов разреветься самым постыдным образом. Сил нет.
   - "Человеку свойственно ошибаться, а глупцу - настаивать на своей
ошибке", как сказал Цицерон, - наставительно отвечает Славка. - Ну, зачем
ты настаиваешь, старик? Не огорчай своих близких!
   - Я вот тебя сейчас гак огорчу! - Я вскакиваю с угрожающим видом, даже
замахиваюсь на Славку, но он улыбается все так же лучезарно и безмятежно.
   - Нет, старик! - заявляет он. - Ты этого не сделаешь! Ибо Жан Расин был
прав, когда сказал: "Не все, что можно делать безнаказанно, следует
делать".
   Ты прогонишь меня. И что же? Ведь Софокл недаром говорил в свое время:
   Кто друга верного изгнал, тот сам из жизни Своей изъял что лучшего в
ней есть!
    
 Примерно на этом я сдался и рухнул на тахту.
   Славка ласково улыбнулся и процитировал очередного мудреца - Менандра
(хотя он, кажется, был не философом, а драматургом):
   - "Выносливость осла познается на неровной дороге, верность друга - в
житейских невзгодах".
   И прав был все же он, а не я: одному мне было куда хуже. А Славка хорош
еще и тем, что на его тирады вовсе необязательно отвечать: он вполне
управится за двоих. К тому же он начал мне рассказывать, что творилось в
зале после конца заседания, а это было небезынтересно.
   Магнитофон Славка в это время уже выключил, потому что все встали и
направились к выходу. Но потом движение к выходу как-то замедлилось, люди
начали сбиваться в группы - кто в зале, кто в фойе - и пошли споры. Славка
быстро оценил ситуацию и втиснулся в ту группу, где собралось больше всего
"кретинов в цвету" - по его терминологии.
   - Понимаешь, старик, я так определил свою задачу: убивать насмешкой! И
вообще, как сказал Амброз Бирс: "Спор - один из способов утвердить
оппонентов в их заблуждениях". А вот высмеять - это всегда пригодится! -
говорил он, радостно скаля свои крупные зубы. - Осмотрелся я: поблизости,
вижу, Виктор вовсю разделывает двух каких-то типов при поддержке ряда
прогрессивно настроенных личностей; в фойе Иван Иванович выдает на-гора
объективные истины явно сочувствующим гражданам; у сцены Володя и Галя
тоже чего-то объясняют, хотя в основном стремятся удрать и на Барри все
поглядывают. Ну, думаю, они и сами справятся, а вот тут слабый участок.
   Навалилась, вижу, скопом кретинская элита, все на одного, а он такой,
знаешь, супер-интеллект, начисто изолированный от спорта, а возможно, и
вообще от свежего воздуха - ну, где же ему против них выстоять! Я и
включился с ходу!
   - Может, ты перечислишь все же имена действующих лиц? - предложил я.
   Славка назвал несколько фамилий в сочетании с учеными степенями. Многие
из них были мне более или менее известны, а один даже оказался моим
начальством, хоть и не прямым. Ох и всыплет он мне при первом удобном
случае!
   - А интеллектуала я не определил, - сказал он. - Установил только, что
зовут его Игорь, очевидно, в подражание тебе. Ну, неважно. "Неизвестный
друг - тоже друг", как сказал Лессинг.
   Славка и тут выбрал свой любимый род оружия - афоризмы. Само по себе
это было удачно: он наверняка ошеломлял ученую аудиторию своей эрудицией.
Но Славка ведь не собирался спорить всерьез и что-то доказывать. Он
дерзил, откровенно издевался, и я не думаю, чтобы этот разговор тянулся
долго:
   Славкины противники наверняка ретировались, стараясь соблюдать
достоинство.
   - Понимаешь, старик, я сначала даже старался с ними по-хорошему, -
объяснил мне Славка. - Я им Гете цитировал: "Легче обнаружить заблуждение,
чем найти истину; заблуждение лежит на поверхности, истина - в глубине".
Лапласа им назубок шпарил: "Мы так далеки от того, чтобы знать все силы
природы и различные способы их действия, что было бы недостойно философа
отрицать явления лишь потому, что они необъяснимы при современном
состоянии наших знаний. Мы только обязаны исследовать явления с тем
большей тщательностью, чем труднее нам признать их существующими". Ведь
толково сказано, да? Но до них не доходит! Один даже заявил, что, дескать,
Лаплас имел в виду совсем другой уровень знаний... Тут даже твой тезка
ожил слегка - они его совсем было удушили, чистый интеллект в такой густой
атмосфере существовать не может - и начал высказываться на тему о том, что
мы живем в эпоху научных революций и что всякие излишне категорические
суждения о невозможности чего-либо сейчас особенно неуместны... Я решил
припечатать их покрепче и процитировал из Дарвина: "Невежеству удается
внушить доверие чаще, чем знанию, и обыкновенно не те, которые знают
много, а те, которые знают мало, всего увереннее заявляют, что та или иная
задача никогда не будет решена".
   Из уважения к Дарвину они проморгали, что я им нахамил. Начали кричать,
что говорящие коты - это вообще никакая не задача для науки, даже если они
есть, а уж тем более, когда их вовсе и нет. Я им на это - Паскаля:
"Существует достаточно света для тех, кто хочет видеть, и достаточно мрака
для тех, кто не хочет". А они говорят, что, мол, чего ж тут не видеть: кот
был и ни слова не сказал, а только мяукал, как ему и положено. Тогда я им
Гейне выдаю:
   "Некоторые люди воображают, будто они совершенно точно знают птицу,
если видели яйцо, из которого она вылупилась". Не успели они опомниться, а
я еще афоризмик подкидываю: "Бойся незнания, но еще больше бойся ложного
знания!"
   Старик, Гейне в сочетании с Буддой их здорово травмировал! Они даже
зашатались. Внутренне. После чего я заявил, что, несмотря на сегодняшнюю
неудачу, вы с Володей своего добьетесь, поскольку Бэкон Веруламский
справедливо заметил: "Ковыляющий по прямой дороге опередит бегущего,
который сбился с пути". И заверил их, что они тоже вынуждены будут
признать говорящего кота, ибо факты - вещь, как известно, упрямая, а как
сказал Джеймс Лоуэлл: "Не меняют своих мнений только дураки да покойники".
   Поскольку они о Лоуэлле ничего не слыхали, то дрогнули и тихонько,
культурненько разошлись. "И за отсутствием бойцов окончилась и битва", как
сказал Корнель.
   - Охота тебе была связываться... - заметил я, все же несколько
развеселившись.
   - По этому поводу могу привести слова Лабрюйера: "Самое изысканное
наслаждение состоит в том, чтобы доставлять наслаждение другим". А также
справедливое замечание Федра: "Время от времени душа нуждается в
развлечении". А кроме того, старик, - сказал Славка, слегка вытаращив свои
и без того выпуклые голубые глаза, - если ты думаешь, что мне все это до
лампочки, что там происходило, так ты основательно заблуждаешься, и мой
долг просветить тебя! Нет, не таков твой двоюродный брат В. Королев!
   Вышеупомянутый В. Королев сам горел, когда горели на сцене его друзья и
братья, и сам кипел, когда кипел зал и "раздавались выкрики и выпады", как
поется в песне Галича! В. Королев жаждал включиться, помочь, отомстить - и
он утолил свою святую жажду! Хотя не полностью... - добавил он,
добросовестно подумав. - Маловато я им все же всыпал! Надо было их в угол
загнать и не выпускать. И им было бы полезно со мной подольше пообщаться:
   мозги хоть немного прочистились бы. "Людям, не умеющим мыслить, полезно
хотя бы время от времени приводить в порядок свои предрассудки", как
сказал Лютер Бербанк...
   Вот так он меня развлекал, пока не пришла мама. Она накормила нас таким
первоклассным обедом, что мы оба молча и с невероятной быстротой дочиста
опорожнили тарелки, хотя я жаловался на отсутствие аппетита, а Славка
уверял, что он совсем недавно пообедал.
   - У-ух! - вздохнул Славка, доедая земляничный мусс. - Правильно сказал
Франклин: "С тех пор как люди научились варить пищу, они едят вдвое
больше, чем требует природа". Тетя Катя, ваш гений многообразен и могуч!
   Мама задумчиво посмотрела на него и сказала мне:
   - Чего я пожелала бы тебе, Игорек, - это Славкину память и Славкино
чувство юмора.
   - Чувства юмора у меня и своего как-нибудь хватает! - несколько
обидевшись, возразил я.
   - Да вот, к сожалению, не всегда... - справедливо отметила мама.
   - Тетя Катя, - нравоучительно и довольно тонко ввернул тут Славка, -
"если вам подают кофе, не старайтесь искать в нем пиво". Это сказал Чехов,
и он был прав!
   Нет, Славка все же явление сложное. Мама на него поглядела с
удивлением, но тут же сказала, что, конечно, и Чехов прав, и цитата очень
к месту, и вообще она неудачно выразилась, но моя меланхолия ее беспокоит
и хорошо бы мне малость встряхнуться.
   - Правильно! - радостно завопил Славка, снова впадая в свой привычный
шутовской тон. - Зря ты это, старик! "Несчастный случай может произойти
даже в самых порядочных семьях", как тонко подметил Диккенс, но нельзя же
так прочно закисать по этому поводу! Геродот сказал: "Лучше быть предметом
зависти, чем сострадания", а ведь я тебе сейчас не могу позавидовать,
старик. Нет, вот именно, я тебе сострадаю! И куда же это годится, вдумайся!
   Напрягись! Поупражняй мускулы воли! "Худший из недугов - быть
привязанным к своим недугам", сказал Сенека Младший. А Сервантес, которому
доставалось в жизни как-нибудь побольше, чем тебе, заметил: "В несчастии
судьба всегда оставляет дверцу для выхода". А уж он-то знал, что к чему и
почему!
   - Слушай, хватит с меня цитат, заткни ты свой фонтан хоть на время! -
взмолился я. - И какой же, собственно, выход ты предлагаешь мне?
   - "Лучший выход наружу - всегда насквозь", как сказал Роберт Фрост!
Ладно, могу и без цитат. Пойдем, старик, наружу! Погуляем! Вот тебе и
выход на первое время будет.
   Это неожиданное предложение почему-то так сбило меня с толку, что я
некоторое время тупо молчал, глядя на Славку.
   - Ну его, не хочу я гулять! - вяло запротестовал я потом.
   Но Славка немедленно процитировал Руставели:
   - "Не прислушивайся к сердцу и к велениям страстей! Делай то, чего не
хочешь, а желанья одолей!"
   И мама его поддержала - дескать, погуляй, чего дома киснуть в такую
погоду.
   Я глянул на крепко спящего Барса и четко осознал, что больше всего на
свете мне хочется лежать рядом с ним и чтобы никто меня не трогал. Тяжело
вздохнув, я поднялся и пошел сменить рубашку. Славка ходил за мной по
пятам и щедро пичкал всякой премудростью, позаимствованной у мудрецов всех
времен и народов. Привел, в частности, весьма нелестное суждение Марка
Твена о способности человека использовать счастливый случай:
   - "Один раз в жизни фортуна стучится в дверь каждого человека, но во
многих случаях человек в это время сидит в соседнем кабачке и не слышит ее
стука".
   Этот афоризм я прочно запомнил потому, что каких-нибудь полчаса спустя
он мне снова пришел на ум, при совершенно иных обстоятельствах...
 
 
                             Глава восемнадцатая 
 
   Хорошо быть мудрым и добрым, 
   Объективно играть на флейте, 
   Чтоб ползли к тебе пустынные кобры 
   С лицами Конрада Фейдта.
 
   В. Луговской 
 
   Если вы держите слона за заднюю ногу 
   и он вырывается, самое лучшее отпустить его.
 
   Авраам Линкольн 
 
    
 Наверное, зря я послушался Славку. Удовольствия мне эта прогулка
доставила маловато, а насчет пользы... Ну, а если б я не вдохновился
Славкиной идеей и не попал из-за этого сюда, в больницу, что тогда было
бы? Трудно сказать.
   Одно знаю определенно: из лаборатории меня вытурили бы. И вообще я бы
совсем распсиховался и все равно попал бы в клинику, только в другую. Так
что нет худа без добра.
   Я еле плелся, рассеянно слушая неумолчный оптимистический треп Славки,
и все на свете мне было противно, в том числе и собственная персона. Я до
того отупел и увял, что Славка прямо захлебывался от восторга, когда я вел
краткий, но весьма симптоматичный по уровню разговор со своей бывшей
одноклассницей Лерой Винниковой.
   Мы только вышли из дому. И тут Лера идет навстречу. Я ее не видел с
самого выпускного вечера - может, она уезжала из Москвы, не знаю. Но она
все такая же вроде, тоненькая, беленькая. Только лицо посерьезнее стало и
вместо кос - модная стрижка. Я говорю: мол, привет, как живешь и все
такое. А она отвечает, что работает в каком-то министерстве и что у нее
сын перешел во второй класс. И тут я как-то совсем уже обалдел. Надо же! У
этой малышки Лерочки сын-второклассник! И выходит, что я... Да нет, ничего
я тогда не успел подумать, а только захлопал глазами и спросил первое, что
на язык полезло:
   - И что ж, он уже читать умеет?
   То есть я хотел спросить, любит ли он читать, но получилось глупо.
Лерины серые глаза с черными крапинками у зрачков вдруг расширились, - это
она так злилась.
   - Интересно, как это можно перейти во второй класс, не научившись
читать? Ты бы еще спросил, умеет ли он говорить!
   - Чу, бывает... - неопределенно пробормотал я, сгорая со стыда.
   Лера фыркнула и ушла, не попрощавшись. Славка был счастлив. Он так
веселился, что прохожие оборачивались.
   - Ты не с того конца начал, старик! - еле выговорил он, всхлипывая от
наслаждения. - Ты бы прямо спросил: а он живым родился? Тоже ведь бывает!
   Ой, не могу! "Какая забавная штука - человек, когда он надевает камзол
и штаны, а рассудок забывает дома!" - как говорил в таких случаях Вильям
Шекспир.
   - Слушай, я домой пойду, - тоскливо сказал я. - Неохота мне людей
сейчас видеть.
   - Понимаю! Вполне! - мгновенно посерьезнев, заверил Славка. - Только
зачем же домой? Не хочешь людей - пойдем к зверям. Вот он, Зоопарк-то!
   Я подумал, что это и вправду неплохая идея. И мы пошли покупать билеты.
   Оставался примерно час до закрытия, народу в Зоопарке становилось все
меньше, и это меня очень устраивало. Я вообще любил ходить в Зоопарк по
вечерам, перед закрытием. Ни шума, ни крика; посетители ходят либо
поодиночке, либо парами. И народ это чаще всего тихий, вдумчивый: подолгу
стоят у клеток и вольеров и любуются павлинами, оленями, тиграми,
медведями.
   Вечер был ясный, тихий, слегка уже посвежело, на дорожках лежали
длинные тени, и сквозь деревья просвечивала желто-алая полоса на западном
горизонте.
   Тут было хорошо и спокойно. Даже Славка постепенно умолк и притих. И
мне стало легче на душе - настолько легче, что все страхи вдруг показались
несерьезными. Ну, подумаешь, беда какая - на работу вернуться, к
добродушному Александру Львовичу, к Юрию, к Леночке... да и вообще хороших
людей там хватает, и просто смешно воображать, что они тебя будут терзать
расспросами, не такой это народ... Но нервы у меня все же были здорово
разболтаны. Я, например, долго не замечал, что бормочу свои мысли вслух и
что Славка с восторженным удивлением таращит на меня глаза. Потом я
спохватился - и меня в жар бросило от конфуза.
   - Ты все правильно говорил, старик, чего стесняться? - подбодрил меня
Славка. - Давай-давай дальше. С умным человеком и побеседовать приятно.
   Знаешь анекдот о червяке на прогулке? Он долго беседовал с другим
червяком, а потом выяснилось, что это был его собственный хвост.
   Я с досадой отвернулся. Славке, видимо, стало жаль меня. Он шел
некоторое время молча, потом заговорил серьезно, не паясничая.
   - Слушай, Игорь, а почему бы тебе не поговорить вот с ними? - Он повел
рукой вдоль вольера с павлинами, мимо которого мы шли.
   - Почему именно с ними? - удивился я, глядя на белого павлина,
распустившего свой перламутровый хвост.
   - Да с кем угодно из здешних. Ты же с Барсом сейчас работать не можешь,
с Мурчиком тоже. Вот и психуешь. Сенека Младший сказал: "Даже самые робкие
животные, если у них нет другого выхода, пытаются вступить в борьбу для
самозащиты". И он же справедливо отметил: "И после плохой жатвы нужно
снова сеять".
   Я даже остановился. Действительно, как это такая идея не пришла мне в
голову раньше? То есть в самом начале всей этой истории я об Зоопарке
думал, а потом забыл начисто. Ну, в первые дни было просто некогда. А вот
после провала мне следовало вообще как можно больше времени проводить
здесь - ведь на меня прогулки по Зоопарку всегда действовали очень
успокаивающе и освежающе. Мама раньше, бывало, скажет: "Пойдем
родственников навестим, благо они по соседству живут". А теперь и она, как
нарочно, ни разу даже не вспомнила про Зоопарк... Нет, Славка все же
молодец! Идея совершенно правильная. Надо поупражняться.
   Я с некоторой опаской посмотрел на павлина, все еще красовавшегося на
фоне собственного шикарного хвоста, и начал придумывать: что бы ему такое
внушить?
   - Пускай крикнет три раза подряд! - подсказал Славка, догадавшись о
моих намерениях. - Орут они довольно противно, но шут с ним, выдержим.
   Павлин послушно промяукал три раза - его крик похож на мяуканье, только
очень резкое и высокое по тону. Я заставил его еще подойти к сетке и
поклониться нам. Славка ужасно обрадовался, но я цыкнул на него, чтобы он
не вздумал ржать на весь Зоопарк.
   - Ладно, я наступлю на горло собственному смеху! - заверил Славка. -
Но, старик, брось ты этого павлина! Павлин - это не вещь! Ты возьми в
оборот жирафу. Или бегемота. Правда, пойдем к бегемоту!
   Мы пошли, но около бегемота все еще было много народу. Он плавал,
выставив свои гигантские ноздри. Я хотел внушить ему, чтобы он вышел на
берег, но это оказался пустой номер: бегемот и сам полез на берег. Зрелище
было внушительное, однако я не стал дожидаться, пока он взгромоздит свою
темно-серую блестящую тушу на камень, а поспешно повернулся к вольерам
попугаев. Как это я сразу не сообразил