Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детская литература
   Обучающая, развивающая литература, стихи, сказки
      Диккенс Чарльз. Приключения Оливера Твиста -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  -
Чарльз Диккенс Приключения Оливера Твиста Изд. "ХудЛит", Москва, 1958 г. OCR Палек, 1998 г. Собрание сочинений, т. 4 Десятое, пересмотренное издание перевода пер. А. В. Кривцовой ПРЕДИСЛОВИЕ В свое время сочли грубым и непристойным, что я выбрал некоторых ге- роев этого повествования из среды самых преступных и деградировавших представителей лондонского населения. Не видя никакой причины, в пору писания этой книги, почему подонки общества (поскольку их речь не оскорбляет слуха) не могут служить целям моральным в той же мере, как его пена и сливки, - я дерзнул верить, что это самое "свое время" может и не означать "во все времена" или даже "долгое время". У меня были веские причины избрать подобный путь. Я чи- тал десятки книг о ворах: славные ребята (большей частью любезные), оде- ты безукоризненно, кошелек туго набит, знатоки лошадей, держат себя весьма самоуверенно, преуспевают в галантных интригах, мастера петь пес- ни, распить бутылку, сыграть в карты или кости - прекрасное общество для самых достойных. Но я нигде не встречался (исключая - Хогарта) с жалкой действительностью. Мне казалось, что изобразить реальных членов преступ- ной шайки, нарисовать их во всем их уродстве, со всей их гнусностью, по- казать убогую, нищую их жизнь, показать их такими, каковы они на самом деле, - вечно крадутся они, охваченные тревогой, по самым грязным тропам жизни, и куда бы ни взглянули, везде маячит перед ними большая черная страшная виселица, - мне казалось, что изобразить Это - значит попы- таться сделать то, что необходимо и что сослужит службу обществу. И я это исполнил в меру моих сил. Во всех известных мне книгах, где изображены подобные типы, они всег- да чем-то прельщают и соблазняют. Даже в "Опере нищего" жизнь воров изображена так, что, пожалуй, ей можно позавидовать: капитан Макхит, ок- руженный соблазнительным ореолом власти и завоевавший преданную любовь красивейшей девушки, единственной безупречной героини в пьесе, вызывает у слабовольных зрителей такое же восхищение и желание ему подражать, как и любой обходительный джентльмен в красном мундире, который, по словам Вольтера, купил право командовать двумя-тремя тысячами человек и так храбр, что не боится за их жизнь. Вопрос Джонсона, станет ли кто-нибудь вором, потому что смертный приговор Макхиту был отменен, - кажется мне не относящимся к делу. Я же спрашиваю себя, помешает ли комунибудь стать вором то обстоятельство, что Макхит был приговорен к смерти и что су- ществуют Пичум и Локит. И, вспоминая бурную жизнь капитана, его велико- лепную внешность, огромный успех и великие достоинства, я чувствую уве- ренность, что ни одному человеку с подобными же наклонностями не послу- жит капитан предостережением и ни один человек не увидит в этой пьесе ничего, кроме усыпанной цветами дороги, хоть она с течением времени и приводит почтенного честолюбца к виселице. В самом деле, Грэй высмеивал в своей остроумной сатире общество в це- лом и, занятый более важными вопросами, не заботился о том, какое впе- чатление произведет его герой. То же самое можно сказать и о превосход- ном, сильном романе сэра Эдуарда Бульвера "Поль Клиффорд", который никак нельзя считать произведением, имеющим отношение к затронутой мною теме; автор и сам не ставил перед собой подобной задачи. Какова же изображенная на этих страницах жизнь, повседневная жизнь Вора? В чем ее очарование для людей молодых и с дурными наклонностями, каковы ее соблазны для самых тупоумных юнцов? Нет здесь ни скачек гало- пом по вересковой степи, залитой лунным светом, ни веселых пирушек в уютной пещере, нет ни соблазнительных нарядов, ни галунов, ни кружев, ни ботфортов, ни малиновых жилетов и рукавчиков, нет ничего от того бах- вальства и той вольности, какими с незапамятных времен приукрашивали "большую дорогу". Холодные, серые, ночные лондонские улицы, в которых не найти пристанища; грязные и вонючие логовища - обитель всех пороков; притоны голода и болезни; жалкие лохмотья, которые вот-вот рассыплются, - что в этом соблазнительного? Однако иные люди столь утонченны от природы и столь деликатны, что не в силах созерцать подобные ужасы. Они не отворачиваются инстинктивно от преступления, нет, но преступник, чтобы прийтись им по вкусу, должен быть, подобно кушаньям, подан с деликатной приправой. Какой-нибудь Мака- рони в зеленом бархате - восхитительное созданье, ну а такой в бумазей- ной рубахе невыносим! Какая-нибудь миссис Макарони - особа в короткой юбочке и маскарадном костюме - заслуживает того, чтобы ее изображали в живых картинах и на литографиях, украшающих популярные песенки; ну а Нэнси - существо в бумажном платье и дешевой шали - недопустима! Удиви- тельно, как отворачивается Добродетель от грязных чулок и как Порок, со- четаясь с лентами и ярким нарядом, меняет, подобно замужним женщинам, свое имя и становится Романтикой. Но одна из задач этой книги - показать суровую правду, даже когда она выступает в обличье тех людей, которые столь превознесены в романах, а посему я не утаил от своих читателей ни одной дырки в сюртуке Плута, ни одной папильотки в растрепанных волосах Нэнси. Я совсем не верил в дели- катность тех, которым не под силу их созерцать. У меня не было ни малей- шего желания завоевывать сторонников среди подобных людей. Я не питал уважения к их мнению, хорошему или плохому, не добивался их одобрения и не для их развлечения писал. О Нэнси говорили, что ее преданная любовь к свирепому грабителю ка- жется неестественной. И в то же время возражали против Сайкса, - до- вольно непоследовательно, как смею я думать, - утверждая, будто краски сгущены, ибо в нем нет и следа тех искупающих качеств, против которых возражали, находя их неестественными в его любовнице. В ответ на послед- нее возражение замечу только, что, как я опасаюсь, на свете все же есть такие бесчувственные и бессердечные натуры, которые окончательно и без- надежно испорчены. Как бы там ни было, я уверен в одном: такие люди, как Сайкс, существуют, и если пристально следить за ними на протяжении того же периода времени и при тех же обстоятельствах, что изображены в рома- не, они не обнаружат ни в одном своем поступке ни малейшего признака добрых чувств. То ли всякое, более мягкое человеческое чувство в них умерло, то ли заржавела струна, которой следовало коснуться, и трудно ее найти - об этом я не берусь судить, но я уверен, что дело обстоит именно так. Бесполезно спорить о том, естественны или неестественны поведение и характер девушки, возможны или немыслимы, правильны или нет. Они - сама правда. Всякий, кто наблюдал эти печальные тени жизни, должен это знать. Начиная с первого появления этой жалкой несчастной девушки и кончая тем, как она опускает свою окровавленную голову на грудь грабителя, здесь нет ни малейшего преувеличения или натяжки. Это святая правда, ибо эту прав- ду бог оставляет в душах развращенных и несчастных; надежда еще тлеет в них; последняя чистая капля воды на дне заросшего тиной колодца. В ней заключены и лучшие и худшие стороны нашей природы - множество самых уродливых ее свойств, но есть и самые прекрасные; это - противоречие, аномалия, кажущиеся невозможными, но это - правда. Я рад, что в ней усомнились, ибо, если бы я нуждался в подтверждении того, что эту правду нужно сказать, последнее обстоятельство вдохнуло бы в меня эту уверен- ность. В тысяча восемьсот пятидесятом году один чудаколдермен во всеуслыша- ние заявил в Лондоне, что острова Джекоба нет и никогда не было. Но и в тысяча восемьсот шестьдесят седьмом году остров Джекоба (по-прежнему место незавидное) продолжает существовать, хотя значительно изменился к лучшему. ГЛАВА I повествует о месте, где родился Оливер Твист, и обстоя- тельствах, сопутствовавших его рождению Среди общественных зданий в некоем городе, который по многим причинам благоразумнее будет не называть и которому я не дам никакого вымышленно- го наименования, находится здание, издавна встречающееся почти во всех городах, больших и малых, именно - работный дом. И в ртом работном доме родился, - я могу себя не утруждать указанием дня и числа, так как это не имеет никакого значения для читателя, во всяком случае на данной ста- дии повествования, - родился смертный, чье имя предшествует началу этой главы. Когда приходский врач ввел его в сей мир печали и скорбей, долгое время казалось весьма сомнительным, выживет ли ребенок, чтобы получить какое бы то ни было имя; по всей вероятности, эти мемуары никогда не вышли бы в свет, а если бы вышли, то заняли бы не более двух-трех стра- ниц и благодаря этому бесценному качеству являли бы собою самый краткий и правдивый образец биографии из всех сохранившихся в литературе любого века или любой страны. Хотя я не склонен утверждать, что рождение в работном доме само по себе самая счастливая и завидная участь, какая может выпасть на долю че- ловека, тем не менее я полагаю, что при данных условиях это было наилуч- шим для Оливера Твиста. Потому что весьма трудно было добиться, чтобы Оливер Твист взял на себя заботу о своем дыхании, а это занятие хлопот- ливое, хотя обычай сделал его необходимым для нашего безболезненного су- ществования. В течение некоторого времени он лежал, задыхающийся, на шерстяном матрасике, находясь в неустойчивом равновесии между этим миром и грядущим и решительно склоняясь в пользу последнего. Если бы на протя- жении этого короткого промежутка времени Оливер был окружен заботливыми бабушками, встревоженными тетками, опытными сиделками и премудрыми док- торами, он неизбежно и, несомненно был бы загублен. Но так как никого поблизости не было, кроме нищей старухи, у которой голова затуманилась от непривычной порции пива, и приходского врача, исполнявшего свои обя- занности по договору, Оливер и Природа вдвоем выиграли битву. В ре- зультате Оливер после недолгой борьбы вздохнул, чихнул и возвестил оби- тателям работного дома о новом бремени, ложившемся на приход, испустив такой громкий вопль, какой только можно было ожидать от младенца мужско- го пола, который три с четвертью минуты назад получил сей весьма полез- ный дар - голос. Как только Оливер обнаружил это первое доказательство надлежащей и свободной деятельности своих легких, лоскутное одеяло, небрежно брошен- ное на железную кровать, зашевелилось, бледное лицо молодой женщины при- поднялось с подушки и слабый голос невнятно произнес: - Дайте мне посмотреть на ребенка - и умереть. Врач сидел у камина, согревая и потирая ладони. Когда заговорила мо- лодая женщина, он встал и, подойдя к изголовью, сказал ласковее, чем можно было от него ждать: - Ну, вам еще рано говорить о смерти! - Конечно, боже избавь! - вмешалась сиделка, торопливо засовывая в карман зеленую бутылку, содержимое которой она с явным удовольствием смаковала в углу комнаты. - Боже избавь! Вот когда она проживет столько, сколько прожила я, сэр, да произведет на свет тринадцать ребят, и из них останутся в живых двое, да и те будут с нею в работном доме, вот тогда она образумится и не будет принимать все близко к сердцу!.. Подумайте, милая, о том, что значит быть матерью! Какой у вас милый ребеночек! По-видимому, эта утешительная перспектива материнства не произвела надлежащего впечатления. Больная покачала головой и протянула руку к ре- бенку. Доктор передал его в ее объятия. Она страстно прижалась холодными, бледными губами к его лбу, провела рукой по лицу, дико осмотрелась вок- руг, вздрогнула, откинулась назад... и умерла. Ей растирали грудь, руки и виски, но сердце остановилось навеки. Что-то говорили о надежде и ус- покоении. Но этого она давно уже не ведала. - Все кончено, миссис Тингами! - сказал, наконец, врач. - Да, все кончено. Ах, бедняжка! - подтвердила сиделка, подхватывая пробку от зеленой бутылки, упавшую на подушку, когда она наклонилась, чтобы взять ребенка. - Бедняжка! - Вам незачем посылать за мной, если ребенок будет кричать, - сказал врач, медленно натягивая перчатки. - Очень возможно, что он окажется беспокойным. В таком случае дайте ему жидкой кашки. - Он надел шляпу, направился к двери и, приостановившись у кровати, добавил: - Миловидная женщина... Откуда она пришла? - Ее принесли сюда вчера вечером, - ответила старуха, - по распоряже- нию надзирателя. Ее нашли лежащей на улице. Она пришла издалека, башмаки у нее совсем истоптаны, но откуда и куда она шла - никто не Знает. Врач наклонился к покойнице и поднял ее левую РУКУ. - Старая история, - сказал он, покачивая головой. - Нет обручального кольца... Ну, спокойной ночи! Достойный медик отправился обедать, а сиделка, еще раз приложившись к зеленой бутылке, уселась на низкий стул у камина и принялась облачать младенца. Каким превосходным доказательством могущества одеяния явился юный Оливер Твист! Закутанный в одеяло, которое было доселе единственным его покровом, он мог быть сыном дворянина и сыном нищего; самый родовитый человек едва ли смог бы определить подобающее ему место в обществе. Но теперь, когда его облачили в старую коленкоровую рубашонку, пожелтевшую от времени, он был отмечен и снабжен ярлыком и сразу Занял свое место - приходского ребенка, сироты из работного дома, смиренного колодного бед- няка, проходящего свой жизненный путь под градом ударов и пощечин, пре- зираемого всеми и нигде не встречающего жалости. Оливер громко кричал. Если бы мог он знать, что он сирота, оставлен- ный на милосердное попечение церковных старост и надзирателей, быть мо- жет, он кричал бы еще громче. ГЛАВА II повествует о том, как рос, воспитывался и как был вскормлен Оливер Твист. В течение следующих восьми или десяти месяцев Оливер был жертвой сис- темы вероломства и обманов. Его кормили из рожка. О голодном малютке-си- роте, лишенном самого необходимого, власти работного дома доложили над- лежащим образом приходским властям. Приходские власти с достоинством запросили властей работного дома о том, нет ли какой-нибудь особы женс- кого пола, проживающей в доме, которая могла бы доставить Оливеру Твисту утешение и питание, столь для него необходимые. На это власти работного дома ответили, что такой особы нет. Тогда приходские власти великодушно и человечно порешили, что Оливера следует поместить "на ферму", или, иными словами, препроводить его в отделение работного дома, находившееся на расстоянии примерно трех миль, где от двадцати до тридцати других юных нарушителей закона о бедных копошились по целым дням на полу, не страдая от избытка пищи или одежды, под материнским надзором пожилой особы, которая принимала к себе этих преступников за семь с половиной пенсов с души. Семь с половиной пенсов в неделю - недурная сумма на со- держание ребенка; немало можно приобрести на семь с половиной пенсов - вполне достаточно, чтобы переполнить желудок и вызвать неприятные пос- ледствия. Пожилая особа женского пола была человеком разумным и опытным - она Знала, что идет на пользу детям. И она в совершенстве постигла, что идет на пользу ей самой. Поэтому большую часть еженедельной стипен- дии она оставляла себе, а подрастающему приходскому поколению уделяла значительно меньшую долю, чем та, которая была ему назначена. Иными сло- вами, она открыла в бездонных глубинах еще большую глубину, проявив себя великим философом. Всем известна история другого философа, который измыслил знаменитую теорию о том, что лошадь может существовать без пищи, И он успешно дока- зал ее, что довел ежедневную порцию пищи, получаемую его собственной ло- шадью, до одной соломинки; несомненно он сделал бы ее чрезвычайно горя- чим и резвым животным, если бы она не пала за сутки до того дня, как ей предстояло перейти на отменную порцию воздуха. К несчастью для экспери- ментальной философии той женщины, чьим заботам и покровительству был по- ручен Оливер Твист, к таким же результатам обычно приводило применение ее системы; потому что в ту самую минуту, когда дитя научалось поддержи- вать в себе жизнь ничтожной долей самой непитательной пищи, по преврат- ности судьбы, в восьми с половиной случаях из десяти, оно или заболевало от голода и холода, или по недосмотру падало в огонь, или погибало от удушья. В любом из Этих случаев несчастный малютка отправлялся в иной мир, чтоб там соединиться со своими родителями, коих он не ведал в этом. Иной раз, когда производилось особо строгое следствие о приходском ребенке, за которым недосмотрели, а он опрокинул на себя кровать, или которого неумышленно обварили насмерть во время стирки белья - впрочем, последнее случалось не часто, ибо все хоть скольконибудь напоминающее стирку было редким событием на ферме, - присяжным иной раз приходило в голову задавать неприятные вопросы, а прихожане возмущались и подписыва- ли протест. Но эти дерзкие выступления тотчас же пресекались в корне после показания врача и свидетельства бидла; первый всегда вскрывал труп и ничего в нем не находил - это было в высшей степени правдоподобно, а второй неизменно показывал под присягой все, что было угодно приходу, - это было в высшей степени благочестиво. Вдобавок, члены совета регулярно посещали ферму и накануне всегда посылали бидла известить о своем прибы- тии. Когда они приезжали, дети были милы и опрятны, а можно ли требовать большего! Нельзя ожидать, чтобы такая система воспитания на ферме давала ка- кой-нибудь необычайный или богатый урожай. И в тот день, когда Оливеру Твисту исполнилось девять лет, он был бледным, чахлым ребенком, малорос- лым и несомненно тощим. Но природа заронила добрые семена в грудь Оливе- ра, и они развивались себе на свободе, чему весьма способствовала скуд- ная диета, принятая в учреждении. И, быть может, этому обстоятельству Оливер был обязан тем, что увидел день, когда ему минуло девять лет. Как бы там ни было, но это был день его рождения, и он проводил его в погребе для угля - в избранном обществе двух юных джентльменов, которые, разделив с ним основательную порку, были посажены под замок за то, что дерзко осмелились заявить, будто они голодны, - как вдруг миссис Манн, славная леди, возглавляющая Это учреждение, была потрясена внезапным по- явлением мистера Бамбла, бидла, который старался открыть калитку в воро- тах сада. - Господи помилуй! Это вы, мистер Бамбл? - воскликнула миссис Манн, высовывая голову из окна и искусно притворяясь чрезвычайно обрадованной. - (Сьюзен, приведите наверх Оливера и тех двух мальчишек и сейчас же их вымойте!) Ах, боже мой! Мистер Бамбл, как я рада вас видеть! Мистер Бамбл был человек дородный и раздражительный; вместо того что- бы должным образом ответить на это "чистосердечное" приветствие, он от- чаянно тряхнул калитку, а затем угостил ее таким пинком, какого можно было ждать только от ноги бидла. - Ах, боже мой! - вскричала миссис Манн, выбежав из дому, ибо три мальчика были к тому времени доставлены наверх. - Подумать только! Как же это я могла позабыть о том, что из-за наших милых ребят калитка за- перта изнутри! Войдите, сэр, прошу вас, войдите, мистер Бамбл, войдите, сэр! Хотя это приглашение сопровождалось реверансом, который мог растро- гать сердце церковного старосты, оно отнюдь не смягчило бидла. - Неужели, миссис Манн, вы считаете почтительным или пристойным, - осведомился мистер Бамбл, сжимая свою трость, - заставлять приходских должностных лиц ждать у садовой калитки, когда они являются сюда по при- ходским делам, связанным с приходскими сиротами? Известн

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору