ьчи-
ками, - улыбаясь, сказала молодая леди.
   Мистер Джайлс, по-видимому, раздумывал, уместно ли ему позволить себе
почтительную улыбку, но в эту минуту к калитке сада подъехала  двуколка,
откуда выпрыгнул толстый джентльмен, который побежал прямо  к  двери  и,
каким-то таинственным способом мгновенно проникнув  в  дом,  ворвался  в
комнату и чуть не опрокинул и мистера Джайлса и стол, накрытый для завт-
рака.
   - Никогда еще я не слыхивал  о  такой  штуке!  -  воскликнул  толстый
джентльмен. - Дорогая моя миссис Мэйли... ах, боже мой!.. и вдобавок под
покровом ночи... никогда еще я не слыхивал о такой штуке!
   Выразив таким образом свое соболезнование, толстый  джентльмен  пожал
руку обеим леди и, придвинув стул, осведомился, как они себя чувствуют.
   - Вы могли умереть, буквально умереть от  испуга,  -  сказал  толстый
джентльмен. - Почему вы не послали за мной?  Честное  слово,  мой  слуга
явился бы через минуту, а также и я, да и мой помощник рад  был  бы  по-
мочь, как и всякий при таких обстоятельствах. Боже мой,  боже  мой!  Так
неожиданно! И вдобавок под покровом ночи.
   Казалось, доктор был особенно встревожен тем, что попытка  ограбления
была предпринята  неожиданно  и  в  ночную  пору,  словно  у  джентльме-
нов-взломщиков устанем вился обычай обделывать свои  дела  в  полдень  и
предупреждать по почте за день - за два.
   - А вы, мисс Роз, - сказал доктор, обращаясь к молодой леди, - я...
   - Да, конечно, - перебила его Роз, - но тетя хочет, чтобы вы осмотре-
ли этого беднягу, который лежит наверху.
   - Да, да, разумеется, - ответил доктор. - Совершенно верно! Насколько
я понял, это ваших рук дело, Джайлс.
   Мистер Джайлс, лихорадочно убиравший чашки, густо покраснел и сказал,
что эта честь принадлежит ему.
   - Честь, а? - переспросил доктор. - Ну, не знаю, быть может, подстре-
лить вора в кухне так же почетно, как и застрелить человека на  расстоя-
нии двенадцати шагов. Вообразите, что он выстрелил в воздух, а  вы  дра-
лись на дуэли, Джайлс.
   Мистер Джайлс, считавший такое легкомысленное отношение к делу  несп-
раведливой попыткой умалить его славу, почтительно отвечал, что  не  ему
судить об этом, однако, по его мнению, противной стороне было не до  шу-
ток.
   - Да, правда! - воскликнул доктор. - Где он? Проводите  меня.  Я  еще
загляну сюда, когда спущусь вниз, миссис Мэйли. Это то самое  оконце,  в
которое он влез, да? Ну, ни за что бы я этому не поверил!
   Болтая без умолку, он последовал за мистером Джайлсом наверх. А  пока
он поднимается по лестнице, можно поведать читателю, что мистер Лосберн,
местный лекарь, которого знали на десять миль вокруг просто как  "докто-
ра", растолстел скорее от добродушия, чем от хорошей жизни, и был  таким
милым, сердечным и к тому же чудаковатым старым  холостяком,  какого  ни
один исследователь не сыскал бы в округе и в пять раз большей.
   Доктор отсутствовал гораздо дольше, чем предполагал он сам и обе  ле-
ди. Из двуколки принесли большой плоский ящик;  в  спальне  очень  часто
звонили в колокольчик, а слуги все время сновали вверх и вниз по лестни-
це; на основании этих признаков было  сделано  справедливое  заключение,
что наверху происходит нечто очень серьезное. Наконец, доктор вернулся и
в ответ на тревожный вопрос о своем пациенте принял весьма  таинственный
вид и старательно притворил дверь.
   - Это из ряда вон выходящий случай, миссис Мэйли,  -  сказал  доктор,
прислонившись спиной к двери, словно для того, чтобы ее  не  могли  отк-
рыть.
   - Неужели он в опасности? - спросила старая леди.
   - Принимая во внимание все обстоятельства, в этом не было  бы  ничего
из ряда вон выходящего, - ответил доктор, - впрочем, полагаю, что  опас-
ности нет. Вы видели этого вора?
   - Нет, - ответила старая леди.
   - И ничего о нем не слышали?
   - Ничего.
   - Прошу прощения, сударыня, - вмешался мистер Джайлс, - я как раз со-
бирался рассказать вам о нем, когда вошел доктор Лосберн.
   Дело в том, что сначала мистер Джайлс не в силах был признаться,  что
подстрелил он всего-навсего мальчика. Таких похвал удостоилась его  доб-
лесть, что он решительно не мог не отложить объяснения хотя бы  на  нес-
колько восхитительных минут, в течение коих пребывал  на  самой  вершине
мимолетной славы, которую стяжал непоколебимым мужеством.
   - Роз не прочь была посмотреть на него, - сказала миссис Мэйли, -  но
я и слышать об этом не хотела.
   - Гм! - отозвался доктор. - На вид он совсем не страшный. Вы не  воз-
ражаете против того, чтобы взглянуть на него в моем присутствии?
   - Конечно, если это необходимо, - ответила старая леди.
   - Я считаю это необходимым, - сказал доктор. - Во  всяком  случае,  я
совершенно уверен, что вы очень пожалеете, если будете откладывать и  не
сделаете этого. Сейчас он лежит тихо и спокойно. Разрешите  мне...  мисс
Роз, вы позволите? Клянусь честью, нет никаких оснований бояться!
 
 
   ГЛАВА XXX повествует о том, что подумали об Оливере новые лица, посе-
тившие его
 
   Твердя о том, что они будут приятно изумлены видом преступника,  док-
тор продел руку молодой леди под свою и, предложив другую, свободную ру-
ку миссис Мэйли, повел их церемонно и торжественно наверх.
   - А теперь, - прошептал доктор, тихонько поворачивая  ручку  двери  в
спальню, - послушаем, что вы о нем скажете. Он давненько не  брился,  но
тем не менее вид у него совсем не свирепый. А впрочем, постойте! Сначала
я посмотрю, готов ли он к приему гостей.
   Опередив их, он заглянул в комнату. Потом, дав знак следовать за ним,
впустил их, закрыл за ними дверь и осторожно откинул полог  кровати.  На
ней вместо закоснелого, мрачного злодея, которого ожидали  они  увидеть,
лежал худой, измученный болью ребенок, погруженный в глубокий сои. Ране-
ная его рука в лубке лежала на груди; голова покоилась на  другой  руке,
полускрытой длинными волосами, разметавшимися по подушке.
   Достойный джентльмен придерживал полог рукой и с  минуту  смотрел  на
мальчика молча. Пока он наблюдал пациента, молодая леди  тихонько  прос-
кользнула мимо него и, опустившись на стул у кровати, откинула волосы  с
лица Оливера. Когда она наклонилась к нему, ее слезы упали ему на лоб.
   Мальчик зашевелился и улыбнулся во сне, словно эти  знаки  жалости  и
сострадания пробудили какую-то приятную мечту о любви и  ласке,  которых
он никогда не знал. Так же точно нежная мелодия, журчание воды в тишине,
Запах цветка или знакомое слово иной раз внезапно вызывают смутное  вос-
поминание о том, чего никогда не было в этой жизни, - воспоминание,  ко-
торое исчезает, как вздох, которое пробуждено какой-то мимолетной мыслью
о более счастливом существовании, давно минувшем, - воспоминание,  кото-
рое нельзя вызвать, сознательным напряжением памяти.
   - Что же это значит? - воскликнула пожилая леди. - Этот бедный  ребе-
нок не мог быть подручным грабителей.
   - Порок находит себе пристанище во многих храмах, - со вздохом сказал
врач, опуская полог, - и кто может сказать, что ему не  служит  обителью
прекрасная оболочка?
   - Но в таком юном возрасте? - возразила Роз.
   - Милая моя молодая леди, - произнес врач, горестно  покачивая  голо-
вой, - преступление, как и смерть, простирает свою власть не  только  на
старых и дряхлых. Самые юные и прекрасные слишком часто бывают повинны в
нем.
   - Но неужели... о, неужели вы  можете  допустить,  что  Этот  хрупкий
мальчик был добровольным сообщником самых отвратительных  отщепенцев?  -
сказала Роз.
   Доктор покачал головой, давая понять, что это весьма  возможно;  пре-
дупредив, чтоб они не потревожили больного, он повел их в соседнюю  ком-
нату.
   - Но даже если он развращен, - продолжала Роз, -  подумайте,  как  он
молод. Подумайте, что, быть может, он никогда  не  знал  ни  материнской
любви, ни домашнего уюта. Может быть, дурное обращение, побои или  голод
заставили его сойтись с людьми, которые принудили его пойти на  преступ-
ление... Тетя, милая тетя, ради бога, подумайте об этом, прежде чем поз-
волите бросить этого больного ребенка в тюрьму, где, конечно, будет пог-
ребена последняя надежда на его исправление! О, вы меня любите, вы знае-
те, что благодаря вашей ласке и доброте я никогда не чувствовала  своего
сиротства, но я могла бы его почувствовать, могла быть такой  же  беспо-
мощной и беззащитной, как это бедное дитя! Так сжальтесь же над ним, по-
ка еще не поздно!
   - Дорогая моя, - сказала пожилая леди, прижимая к груди плачущую  де-
вушку, - неужели ты думаешь, что я трону хоть один волосок на его  голо-
ве?
   - О нет! - с жаром воскликнула Роз.
   - Конечно, нет, - подтвердила старая леди. - Жизнь моя клонится к за-
кату, и я в надежде на милосердие ко мне стараюсь быть милосердной к лю-
дям... Что мне делать, чтобы спасти его, сэр?
   - Дайте подумать, сударыня, - сказал доктор, - дайте подумать...
   Мистер Лосберн засунул руки в карманы и несколько раз прошелся взад и
вперед по комнате, часто  останавливаясь,  приподнимаясь  на  цыпочки  и
грозно хмурясь. Многократно восклицая: "придумал!" и "нет, не то!" -  он
снова принимался ходить с нахмуренными бровями и, наконец, остановился и
произнес:
   - Мне кажется, если вы мне позволите как следует припугнуть Джайлса и
мальчугана Бритлса, я с этим делом справлюсь. Знаю, что Джайлс - предан-
ный человек и старый слуга, но у вас есть тысяча способов поладить с ним
и вдобавок наградить за меткую стрельбу. Вы против этого не возражаете?
   - Если нет другого способа спасти ребенка, - ответила миссис Мэйли.
   - Никакого другого способа нет, - сказал доктор. -  Никакого!  Можете
поверить мне на слово.
   - В таком случае тетя облекает вас неограниченной властью, - улыбаясь
сквозь слезы, сказала Роз. - Но, прошу вас, не будьте с этими  бедняками
строже, чем это необходимо.
   - Вы как будто считаете, мисс Роз, - возразил доктор, -  что  сегодня
все, кроме вас, склонны к жестокосердию. Могу лишь надеяться, ради блага
подрастающих представителей мужского пола, что первый же достойный  юно-
ша, который будет взывать к вашему состраданию, найдет вас  в  таком  же
чувствительном и мягкосердечном расположении духа. И  хотел  бы  я  быть
юношей, чтобы тут же воспользоваться таким благоприятным случаем,  какой
представляется сегодня.
   - Вы такой же взрослый ребенок, как и бедняга Бритлс,  -  зардевшись,
сказала Роз.
   - Ну что же, - от души рассмеялся доктор, - это не так уж трудно.  Но
вернемся к мальчику. Нам еще предстоит обсудить  основной  пункт  нашего
соглашения. Полагаю, он проснется через час. И хотя я сказал этому тупо-
головому констеблю там, внизу, что мальчика нельзя беспокоить  и  нельзя
разговаривать с ним без риска для его жизни, я думаю, мы можем с ним по-
беседовать, не подвергая его опасности. Я ставлю такое  условие:  я  его
расспрошу в вашем присутствии, и, если на основании его слов  мы  заклю-
чим, к полному удовлетворению трезвых умов, что он окончательно испорчен
(а это более чем вероятно), мальчик будет предоставлен своей  судьбе,  -
я, во всяком случае, больше вмешиваться не стану.
   - О нет, тетя! - взмолилась Роз.
   - О да, тетя! - перебил доктор. - Решено?
   - Он не может быть закоснелым негодяем! - сказала Роз. - Это немысли-
мо.
   - Прекрасно! - заявил доктор. - Значит, тем больше оснований  принять
мое предложение.
   В конце концов договор был заключен, и обе стороны с некоторым нетер-
пением стали ждать, когда проснется Оливер.
   Терпению обеих леди предстояло более длительное испытание, чем предс-
казал им мистер Лосберн, ибо час проходил за часом,  а  Оливер  все  еще
спал тяжелым сном. Был уже вечер, когда сердобольный  доктор  принес  им
весть, что Оливер достаточно оправился, чтобы можно было с ним говорить.
Мальчик, по словам доктора, был очень болен и ослабел от  потери  крови,
но ему так мучительно хотелось о чем-то сообщить, что  доктор  предпочел
дать ему эту возможность и не настаивал, чтобы его не беспокоили до  ут-
ра; иначе он не преминул бы настоять на этом.
   Долго тянулась беседа. Несложную историю своей жизни Оливер рассказал
им со всеми подробностями, а боль и  упадок  сил  часто  заставляли  его
умолкать. Печально звучал в затемненной комнате  слабый  голос  больного
ребенка, развертывавшего длинный список обид и бед, навлеченных на  него
жестокими людьми. О, если бы мы, угнетая и притесняя своих ближних,  за-
думались хоть однажды над ужасными уликами человеческих  заблуждений,  -
уликами, которые, подобно густым и тяжелым облакам, поднимаются  медлен-
но, но неуклонно к небу, чтобы обрушить отмщение на наши головы! О, если
бы мы хоть на миг услышали в воображении своем глухие, обличающие голоса
мертвецов, которые никакая сила не может заглушить и никакая гордыня  не
заставит молчать! Что осталось бы тогда от оскорблений и несправедливос-
ти, от страданий, нищеты, жестокости и обид, какие приносит каждый  день
жизни!
   В тот вечер подушку Оливера оправили ласковые руки, и красота и  доб-
родетель бодрствовали над ним, пока он спал. Он был спокоен и счастлив и
мог бы умереть безропотно.
   Как только закончилась знаменательная беседа и Оливер снова начал за-
сыпать, доктор, вытерев глаза и в то же время попрекнув их за  слабость,
спустился вниз, чтобы открыть действия против мистера Джайлса.
   Не найдя никого в парадных комнатах, он  подумал,  что,  может  быть,
достигнет больших успехов, если начнет кампанию в кухне; итак, он отпра-
вился в кухню.
   Здесь, в нижней палате домашнего парламента, собрались служанки, мис-
тер Бритлс, мистер Джайлс, лудильщик (который, в  награду  за  оказанные
услуги, получил специальное приглашение угощаться до конца дня) и  конс-
тебль. У сего последнего джентльмена был большой жезл,  большая  голова,
крупные черты лица и огромные башмаки, и он имел вид  человека,  который
выпивает соответствующее количество эля,  как  оно  и  было  в  действи-
тельности.
   Предметом обсуждения все еще служили приключения прошлой  ночи,  ибо,
когда доктор вошел, мистер Джайлс разглагольствовал о своем  присутствии
духа; мистер Бритлс с кружкой эля в руке подтверждал каждое слово, преж-
де чем его успевал выговорить его начальник.
   - Не вставайте, - сказал доктор, махнув им рукой.
   - Благодарю вас, сэр, - отозвался мистер Джайлс. - Хозяйка распоряди-
лась выдать нам эля, сэр, а так как я не чувствовал ни малейшего  распо-
ложения идти к себе в комнату, сэр, и хотел побыть в компании, то вот  и
распиваю здесь с ними.
   Бритлс первый, а за ним все леди и джентльмены тихим шепотом выразили
то удовлетворение, какое им доставила снисходительность мистера Джайлса.
Мистер Джайлс с покровительственным видом осмотрелся вокруг, как бы  го-
воря, что пока они будут держать себя пристойно, он их не покинет.
   - Как себя чувствует сейчас больной, сэр? - спросил Джайлс.
   - Неважно, - ответил доктор. - Боюсь, что вы попали в затруднительное
положение, мистер Джайлс.
   - Надеюсь, сэр, - задрожав, начал мистер Джайлс, - вы не хотите  этим
сказать, что он умрет? Если бы я так думал, я бы навсегда потерял покой.
Ни одного мальчика я бы не согласился погубить - даже вот этого Бритлса,
- не согласился бы за все столовое серебро в графстве, сэр.
   - Не в этом дело... - таинственно сказал доктор. - Мистер Джайлс,  вы
протестант?
   - Да, сэр, надеюсь, - заикаясь, проговорил мистер Джайлс.
   - А вы кто, молодой человек? - спросил доктор, резко поворачиваясь  к
Бритлсу.
   - Господи помилуй, сэр, - вздрогнув, сказал Бритлс. - Я...  я  то  же
самое, что и мистер Джайлс, сэр.
   - В таком случае, - продолжал доктор, - отвечайте вы  оба,  да,  оба:
готовы ли вы показать под присягой, что этот мальчик, там наверху, - тот
самый, которого просу нули прошлой ночью в окошко? Отвечайте! Ну? Мы вас
слушаем.
   Доктор, которого все считали одним из благодушнейших  людей  в  мире,
задал этот вопрос таким разгневанным тоном, что Джайлс и Бритлс, в  дос-
таточной мере возбужденные и одурманенные элем,  остолбенев,  посмотрели
друг на друга.
   - Слушайте внимательно, констебль, - сказал доктор,  весьма  торжест-
венно погрозив указательным пальцем и постучав им по  переносице,  чтобы
вызвать к жизни всю проницательность сего достойного человека. -  Сейчас
коечто должно обнаружиться.
   Констебль принял самый глубокомысленный вид, какой только мог, и взял
свой служебный жезл, который стоял без дела в углу у камина.
   - Как видите, это вопрос об установлении личности, - сказал доктор.
   - Совершенно верно, сэр, - ответил констебль,  жестоко  закашлявшись,
так как с излишней поспешностью допил свой эль, который и попал ему не в
то горло.
   - В дом вламываются воры, - продолжал - доктор, - и два человека  ви-
дят мельком в темноте, в самый разгар тревоги и сквозь пороховой дым ка-
кого-то мальчика. Наутро к этому самому дому подходит мальчик, и  только
потому, что рука у него завязана, эти люди грубо хватают его - чем  под-
вергают серьезной опасности его жизнь - и клянутся, что он вор. Возника-
ет вопрос: оправдано ли поведение этих людей, а если не оправдано, то  в
какое же положение они себя ставят?
   Констебль глубокомысленно кивнул головой. Он сказал, что если это  не
законный поступок, то хотелось бы ему знать, что же это такое?
   - Я вас спрашиваю еще раз, - громовым голосом произнес доктор, -  мо-
жете ли вы торжественно поклясться, что это тот самый мальчик?
   Бритлс нерешительно посмотрел на мистера Джайлса, мистер Джайлс нере-
шительно посмотрел на Бритлса; констебль поднял руку к уху, чтоб уловить
ответ; обе женщины и лудильщик наклонились вперед, чтобы лучше  слышать;
доктор зорко осматривался кругом, как вдруг у ворот раздался звонок и  в
то же время послышался стук колес.
   - Это полицейские сыщики! - воскликнул Бритлс, по-видимому почувство-
вав большое облегчение.
   - Что такое? - вскричал доктор, который теперь, в свою очередь,  при-
шел в ужас.
   - Агенты с Боу-стрит, сэр, - ответил Бритлс, беря свечу. - Мы с  мис-
тером Джайлсом послали за ними сегодня утром.
   - Послали, вот как! Так будь же прокляты ваши... ваши здешние  кареты
- они еле тащатся! - сказал доктор, выходя из кухни.
 
 
   ГЛАВА XXXI повествует о критическом положении
 
   - Кто там? - спросил Бритлс, приоткрыл дверь и, не сняв цепочки, выг-
лянул, заслоняя рукой свечу.
   - Откройте дверь, - отозвался человек, стоявший снаружи. - Это агенты
с Боу-стрит, за которыми посылали сегодня.
   Совершенно успокоенный этим ответом, Бритлс широко распахнул дверь  и
увидел перед собой осанистого человека в пальто, который вошел, не гово-
ря больше ни слова, и вытер ноги о циновку с такой невозмутимостью,  как
будто здесь жил.
   - Ну-ка, молодой человек, пошлите кого-нибудь сменить моего приятеля,
- сказал агент. - Он остался в двуколке, присматривает за лошадью.  Есть
у вас тут каретный сарай, куда бы можно было ее поставить минут на  пять
- десять?
   Когда Бритлс дал утвердительный ответ и указал им строение, осанистый
человек вернулся к воротам и помог своему  спутнику  поставить  в  сарай
двуколку, в то время как Бритлс в полном восторге светил им. Покончив  с
этим, они направились в дом и, когда их ввели в гостиную, сняли пальто и
шляпы и предстали во всей красе.
   Тот, что стучал в дверь, был человеком крепкого сложения, лет пятиде-
сяти, среднего роста, с лоснящимися черными волосами,  довольно  коротко
остриженными, с бакенами, круглой физиономией и зоркими глазами.  Второй
был рыжий, костлявый, в сапогах с отворотами; у него было некрасивое ли-
цо и вздернутый, зловещего вида нос.
   - Доложите вашему хозяину, что приехали Блетерс и  Дафф,  слышите?  -
сказал человек крепкого сложения, приглаживая волосы и кладя на стол па-
ру наручников. - А, добрый вечер, сударь! Разрешите сказать вам словечко
наедине.
   Эти слова были обращены к мистеру Лосберну, входившему в комнату; сей
джентльмен, знаком приказав Бритлсу удалиться, ввел обеих л