аговорил с ним.
   - Пожалуй, лучше будет, Джайлс, если вы сядете в карсту и  поедете  к
моей матери, - сказал он. - А я предпочел бы пройтись пешком, чтобы  вы-
играть время, прежде чем увижу ее. Можете сказать ей, что я сейчас  при-
ду.
   - Прошу прощенья, мистер Гарри, - сказал Джайлс, наводя носовым плат-
ком последний лоск на свою взбудораженную физиономию, - но  если  бы  вы
приказали форейтору передать это поручение, я был бы вам весьма  призна-
телен. Не годится, чтобы служанки видели меня в таком состоянии,  сэр...
Я утрачу всякий авторитет в их глазах.
   - Хорошо, - с улыбкой ответил Гарри Мэйли, - поступайте  как  знаете.
Пусть он отправляется вперед с багажом, если вам это по вкусу, а вы сле-
дуйте за ним вместе с нами. Но сначала смените этот ночной колпак ид бо-
лее приличный головной убор, не то нас примут за сумасшедших.
   Мистер Джайлс, получив напоминание о неподобающем своем наряде,  сор-
вал с головы и спрятал в карман ночной колпак и заменил его  шляпой  со-
лидного и простого фасона, которую достал из кареты. Когда с  этим  было
покончено, форейтор поехал дальше; Джайлс, мистер Мэйли и Оливер  следо-
вали за ним не спеша.
   Дорогой Оливер с большим интересов и любопытством посматривал на при-
езжего. На вид ему было лет двадцать пять; он был среднего  роста,  лицо
открытое и красивое, обхождение простое и  непринужденное.  Невзирая  на
разницу в возрасте, он так походил на пожилую леди, что  Оливер  мог  бы
догадаться об их родстве, даже если бы он не упомянул о ней как о  своей
матери.
   Когда он подходил к коттеджу, миссис Мэйли  с  нетерпением  поджидала
сына. При встрече оба были очень взволнованы.
   - Маменька, - прошептал молодой человек,  -  почему  вы  не  написали
раньше?
   - Я написала, - ответила миссис Мэйли, - но, подумав, решила не посы-
лать письма, пока не услышу мнение мистера Лосберна.
   - Но зачем, - продолжал молодой человек, - зачем было рисковать, ког-
да могло случиться то, что едва не случилось? Если бы Роз... нет, сейчас
я не могу выговорить это слово... если бы исход болезни  оказался  иным,
разве могли бы вы когда-нибудь простить себе? Разве мог бы  я  когда-ни-
будь быть снова счастлив?
   - Случись самое скверное, Гарри,  -  сказала  миссис  Мэйли,  -  твоя
жизнь, боюсь, была бы навсегда разбита, и тогда имело  бы  очень,  очень
мало значения, приехал ты сюда днем раньше или позже.
   - А если и так, что удивительного? - возразил молодой  человек.  -  И
зачем говорить если? Это так и есть, так и есть... вы  это  знаете,  ма-
менька... должны знать.
   - Я знаю, что она заслуживает самой нежной и чистой любви,  на  какую
способно сердце мужчины, - сказала миссис Мэйли, - знаю, что ее  предан-
ная и любящая натура требует не легкого чувства, но глубокого и постоян-
ного. Если бы я этого не понимала и не знала вдобавок, что,  изменись  к
ней тот, кого она любит, она тут же умерла бы с горя, я  почла  бы  свою
задачу не столь трудной и с легким сердцем взялась бы за исполнение  то-
го, что считаю своим непреложным долгом.
   - Это жестоко, маменька, - сказал Гарри. -  Неужели  вы  до  сих  пор
смотрите на меня как на мальчика, не ведающего своего собственного серд-
ца и не понимающего стремлений своей души?
   - Я думаю, дорогой мой сын, - ответила миссис Мэйли, положив руку ему
на плечо, - что юности свойственны благородные  стремления,  которые  не
бывают длительными, а среди них есть такие, которые, будучи удовлетворе-
ны, оказываются еще более мимолетными. А прежде всего я думаю, - продол-
жала леди, не спуская глаз с сына, - что  если  восторженный,  пылкий  и
честолюбивый человек вступает в брак с девушкой,  на  чьем  имени  лежит
пятно, то хотя она в этом не повинна, бессердечные и дурные  люди  могут
карать и ее и их детей и, по мере его успеха в свете, напоминать ему  об
этом пятне и издеваться над ним; и я думаю, что этот человек - как бы ни
был он великодушен и добр по природе - может когда-нибудь  раскаяться  в
союзе, какой заключил в молодости. А она, зная об этом, будет страдать.
   - Маменька, - нетерпеливо сказал молодой человек, - тот, кто поступил
бы так, недостоин называться мужчиной и недостоин  женщины,  которую  вы
описываете.
   - Так думаешь ты теперь, Гарри, - отозвалась мать.
   - И так буду думать всегда! - воскликнул молодой человек. -  Душевная
пытка, какую я претерпел за эти два дня, вырывает  у  меня  признание  в
страсти, которая, как вам хорошо известно, родилась не вчера и  возникла
не вследствие моего легкомыслия. Роз, милой, кроткой  девушке,  навсегда
отдано мое сердце, как только может быть отдано женщине сердце  мужчины.
Все мои мысли, стремления, надежды связаны с нею, и, препятствуя  мне  в
этом, вы берете в свои руки мое спокойствие и счастье и пускаете  их  по
ветру. Маменька, подумайте хорошенько об этом и обо мне и  не  пренебре-
гайте тем счастьем, о котором вы как будто так мало думаете!
   - Гарри! - воскликнула миссис Мэйли. - Как раз потому, что я так мно-
го думаю о горячих и чувствительных сердцах, мне бы хотелось избавить их
от ран. Но сейчас сказано об этом достаточно, более чем достаточно...
   - В таком случае пусть решает Роз, - перебил Гарри. -  Вы  не  будете
отстаивать свои взгляды, чтобы создавать препятствия на моем пути?
   - Нет, - ответила миссис Мэйли, - но мне бы хотелось, чтобы ты  поду-
мал...
   - Я думал! - последовал нетерпеливый ответ. - Мама, я  думал  годы  и
годы. Я начал думать  об  этом,  как  только  стал  способен  рассуждать
серьезно. Мои чувства неизменны, и такими они останутся. К чему мне тер-
петь мучительную отсрочку и сдерживать их, раз это ничего  доброго  при-
нести не может? Нет! Прежде чем я отсюда уеду. Роз  должна  меня  выслу-
шать.
   - Она выслушает, - сказала миссис Мэйли.
   - Судя по вашему тону, вы как будто полагаете, маменька, что она выс-
лушает меня холодно, - сказал молодой человек.
   - Нет, не холодно, - ответила старая леди. - Совсем нет.
   - Тогда как? - настаивал молодой человек. - Не  отдала  ли  она  свое
сердце другому?
   - Конечно, нет! - сказала его мать. - Если  не  ошибаюсь,  ее  сердце
принадлежит тебе. Но вот что хотелось бы мне сказать, - продолжала  ста-
рая леди, удерживая сына, когда тот хотел заговорить, - прежде чем  ста-
вить все на эту карту, прежде чем позволить себе унестись на крыльях на-
дежды, подумай минутку, дорогое мое дитя, об истории Роз и рассуди,  как
может повлиять на ее решение то, что она знает о своем сомнительном про-
исхождении, раз она так предана нам всей своей благородной душой и всег-
да так безгранично готова пренебречь своими интересами - как в серьезных
делах, так и в пустяках.
   - Что вы хотите этим сказать?
   - Я предоставляю тебе подумать, - отозвалась миссис Мэйли. - Я должна
вернуться к ней. Да благословит тебя бог!
   - Мы еще увидимся сегодня вечером? - с волнением спросил молодой  че-
ловек.
   - Позднее, - ответила леди, - когда я приду от Роз.
   - Вы ей скажете, что я здесь? - спросил Гарри.
   - Конечно, - ответила миссис Мэйли.
   - И скажите, в какой я был тревоге, сколько страдал и как хочу ее ви-
деть. Вы не откажете мне в этом, маменька?
   - Нет, - отозвалась старая леди. - Я скажу ей все.
   И, ласково пожав сыну руку, она вышла. Пока шел этот торопливый  раз-
говор, мистер Лосберн и Оливер оставались в другом конце комнаты. Теперь
мистер Лосберн протянул руку Гарри Мэйли, и  они  обменялись  сердечными
приветствиями. Затем доктор в ответ на многочисленные вопросы своего мо-
лодого друга дал точный отчет о состоянии больной, оказавшейся не  менее
утешительным, чем слова  Оливера,  пробудившие  в  нем  надежду.  Мистер
Джайлс, делая вид, будто занят багажом, прислушивался, навострив уши.
   - За последнее время ничего особенного не подстрелили, Джайлс? -  ос-
ведомился доктор, закончив отчет.
   - Ничего особенного, сэр, - ответил мистер Джайлс, покраснев до ушей.
   - И воров никаких не поймали и никаких грабителей не опознали? - про-
должал доктор.
   - Никаких, сэр, - важно ответил мистер Джайлс.
   - Жаль, - сказал доктор, - потому что такого рода дела вы обделываете
превосходно... А скажите, пожалуйста, как поживает Бритлс?
   - Паренек чувствует себя прекрасно, сэр,  -  ответил  мистер  Джайлс,
вновь обретя свой обычный, снисходительный  тон,  -  и  просит  засвиде-
тельствовать вам свое глубокое уважение.
   - Отлично, - сказал доктор. - При виде вас я вспомнил, мистер Джайлс,
что за день до того, как меня  так  поспешно  вызвали,  я  исполнил,  по
просьбе вашей доброй хозяйки, маленькое приятное для вас  поручение.  Не
угодно ли вам отойти на минутку сюда, в угол?
   Мистер Джайлс величественно, с некоторым изумлением отступил в угол и
имел честь вести шепотом краткую беседу с доктором, по окончании которой
отвесил великое множество поклонов и  удалился  необычайно  важной  пос-
тупью. Предмет этого собеседования остался тайной в гостиной,  но  неза-
медлительно был обнародован в кухне, ибо мистер Джайлс отправился  прямо
туда и, потребовав кружку эля, возвестил с торжественным видом, что  его
госпоже угодно было в награду за его доблестное поведение в день неудав-
шегося грабежа положить в местную  сберегательную  кассу  двадцать  пять
фунтов специально для него. Тут обе служанки подняли руки и глаза к небу
и предположили, что теперь мистер Джайлс совсем возгордится. На это мис-
тер Джайлс, расправив жабо, ответствовал: "Нет, нет",  -  добавив,  что,
если они заметят хоть сколько-нибудь высокомерное отношение с его сторо-
ны к подчиненным, он будет им благодарен, когда бы они ему  об  этом  ни
сказали. А затем он сделал еще много других замечаний, в не меньшей мере
свидетельствовавших о его скромности, которые были приняты так  же  бла-
госклонно и одобрительно и являлись такими же оригинальными и уместными,
какими обычно бывают замечания великих людей.
   Конец вечера прошел наверху весело: доктор был в превосходном  распо-
ложении духа, а как ни был утомлен сначала или озабочен Гарри Мэйли, од-
нако и он не мог устоять перед добродушием достойного джентльмена,  про-
являвшимся в разнообразнейших  остротах,  всевозможных  профессиональных
воспоминаниях и бесчисленных шутках, которые казались Оливеру самыми за-
бавными из всех им слышанных и заставляли его смеяться,  к  явному  удо-
вольствию доктора, который и сам хохотал безудержно и, в силу  симпатии,
принуждал Гарри смеяться чуть ли не так же заразительно. Таким  образом,
они провели время очень приятно, насколько возможно при  данных  обстоя-
тельствах, и было уже поздно, когда они с легким и  благодарным  сердцем
ушли отдыхать, в чем после недавно  перенесенных  треволнений  и  беспо-
койства очень нуждались.
   Утром Оливер проснулся бодрым и принялся за свои  обычные  занятия  с
такой надеждой и радостью, каких не знал много дней. Клетки  были  снова
развешаны, чтобы птицы пели на старых своих местах; и снова были собраны
самые душистые полевые цветы, чтобы красотой своей радовать Роз. Грусть,
которая, как представлялось печальным  глазам  встревоженного  мальчика,
нависла надо всем вокруг, хотя вокруг все и было прекрасно,  рассеялась,
словно по волшебству. Казалось, роса ярче сверкала  на  зеленой  листве,
ветер шелестел в ней нежнее и небо стало синее и ярче - Так влияют  наши
собственные мысли даже на внешний вид предметов. Люди, взирающие на при-
роду и своих ближних и утверждающие, что все хмуро и мрачно, - правы; но
темные тона являются отражением их собственных затуманенных желчью  глаз
и сердец. В действительности же краски нежны и требуют более ясного зре-
ния.
   Не мешает - отметить - и Оливер не преминул обратить на это внимание,
- что в утренние свои экскурсии он отправлялся  теперь  не  один.  Гарри
Мэйли с того утра, когда он встретил Оливера, возвращающегося  домой  со
своей ношей, воспылал такой любовью к цветам и проявил столько вкуса при
составлении букетов, что заметно превзошел своего юного спутника. Но ес-
ли в этом Оливер отстал, зато ему известно было, где найти лучшие цветы;
и каждое утро они вдвоем рыскали по окрестностям и приносили домой прек-
расные букеты. Окно спальни молодой леди было теперь открыто; ей  нрави-
лось, когда в комнату врывался душистый летний воздух и оживлял ее своей
свежестью; а на подоконнике всегда стоял в воде особый  маленький  буке-
тик, который с величайшей заботливостью составляли каждое  утро.  Оливер
не мог не заметить, что увядшие цветы никогда не выбрасывались, хотя ма-
ленькая вазочка аккуратно наполнялась свежими; не мог он также не  заме-
тить, что, когда бы доктор не вышел в сад, он  неизменно  посматривал  в
тот уголок и весьма выразительно кивал головой, отправляясь на  утреннюю
свою прогулку. Оливер занимался наблюдениями, дни летели, и  Роз  быстро
поправлялась.
   Нельзя сказать, чтобы для Оливера время тянулось медленно, хотя моло-
дая леди еще не выходила из своей комнаты и вечерних прогулок  не  было,
разве что изредка недалекие прогулки с миссис Мэйли. С особым рвением он
принялся за уроки у старого, седого джентльмена и работал  так  усердно,
что даже сам был удивлен своими быстрыми успехами.
   Но вот однажды, когда он занимался, неожиданное  происшествие  неска-
занно испугало его и потрясло.
   Маленькая комнатка, где он обычно сидел за своими книгами, находилась
в нижнем этаже,  в  задней  половине  дома.  Это  была  обычная  комната
сельского коттеджа - окно, забранное решеткой, а за ним кусты жасмина  и
вившаяся по оконной раме жимолость, наполнявшие помещение чудесным  аро-
матом. Окно выходило в сад, садовая калитка вела на  огороженный  лужок;
дальше - прекрасный луг и лес. В этой стороне не было поблизости никако-
го жилья, а отсюда открывалась широкая даль.
   Однажды чудесным вечером, когда первые сумеречные тени начали прости-
раться по земле, Оливер сидел у окна, погруженный в свои книги. Он давно
уже сидел над ними, а так как день был необычайно знойный  и  он  немало
потрудился - авторов этих книг, кто бы они там  ни  были,  нисколько  не
унижает то, что Оливер незаметно заснул.
   Иной раз к нам подкрадывается такой сон, который, держа в плену тело,
не освобождает нашего духа от восприятия окружающего и позволяет ему ви-
тать где вздумается. Если ощущение непреодолимой тяжести, упадок  сил  и
полная неспособность контролировать наши мысли  и  движения  могут  быть
названы сном - это сон; однако мы сознаем все, что вокруг  нас  происхо-
дит, и если в это время вам что-нибудь снится, слова, действительно про-
износимые, и звуки, в этот момент действительно слышимые, с удивительной
легкостью приноравливаются к нашему  сновидению,  и,  наконец,  действи-
тельное и воображаемое так странно сливаются воедино,  что  потом  почти
невозможно их разделить. Но это еще не самое поразительное явление,  со-
путствующее такому состоянию. Хотя наше чувство осязания и наше зрение в
это время мертвы, однако на наши спящие мысли и на мелькающие перед нами
видения может повлиять материально  даже  безмолвное  присутствие  како-
го-нибудь реального предмета, который мог и  не  находиться  около  нас,
когда - мы закрыли глаза, и о близости которого мы и не подозревали ная-
ву.
   Оливер прекрасно знал, что сидит в своей комнатке, что перед  ним  на
столе лежат его книги, что за окном ароматный ветерок шелестит в  листве
ползучих растений. И, однако, он спал. Внезапно картина изменилась. Воз-
дух стал душным и спертым, и он с ужасом подумал, что снова находится  в
доме еврея. Там, в обычном своем уголку, сидел этот безобразный  старик,
указывая на него и шепча что-то другому человеку, который,  отвернувшись
в сторону, сидел рядом с ним.
   - Тише, мой милый! - чудилось ему, будто он слышит слова еврея. - Ко-
нечно, это он! Уйдем.
   - Он! - ответил будто бы тот, другой. - Вы думаете, я могу не  узнать
его? Если бы толпа призраков приняла его облик и он стоял в этой  толпе,
что-то подсказало бы мне, как его опознать. Если бы его тело зарыли глу-
боко под землей, я сыскал бы его могилу, даже не будь на ней  ни  плиты,
ни камня.
   Казалось, человек говорит с такой страшной ненавистью, что от  испуга
Оливер проснулся и вскочил.
   О боже! Что же заставило кровь прихлынуть к его  сердцу,  лишило  его
голоса и способности двигаться? Там... там... у  окна...  близко  -  так
близко, что он мог бы его коснуться, если бы не отшатнулся, - стоял  ев-
рей. Он заглядывал в комнату и встретился с ним глазами. А рядом с ним -
побледневшее от ярости или страха, либо от обоих этих чувств - виднелось
злобное лицо того самого человека, который заговорил с ним во дворе гос-
тиницы.
   Это было мгновение, взгляд, вспышка. Они исчезли. Но они его  узнали;
и он их узнал; и лица их запечатлелись в его памяти так  прочно,  словно
были высечены глубоко на камне и со дня его рождения находились  у  него
перед глазами. Секунду он стоял как пригвожденный к месту.  Потом,  вып-
рыгнув из окна в сад, громко позвал на помощь.
 
 
   ГЛАВА XXXV, повествующая о том, как неудачно  окончилось  приключение
Оливера, а также о не лишенном значения разговоре между  Гарри  Мэйли  и
Роз
 
   Когда обитатели дома, привлеченные криками,  бросились  туда,  откуда
они доносились, Оливер, бледный и потрясенный, указывал на луга за домом
и с трудом бормотал: "Старик! Старик!"
   Мистер Джайлс не в силах был уразуметь, что означает этот возглас, но
Гарри Мэйли, соображавший быстрее и слышавший историю Оливера  от  своей
матери, понял сразу.
   - В какую сторону он побежал? - спросил он,  схватив  тяжелую  палку,
стоявшую в углу.
   - Туда! - ответил Оливер, указывая, в каком направлении они скрылись.
- Я мгновенно потерял их из виду.
   - Значит, они в канаве! - сказал Гарри. - За мной!  И  старайтесь  от
меня не отставать.
   С этими словами он перепрыгнул через живую изгородь и помчался с  та-
кой быстротой, что остальным чрезвычайно трудно было не отставать.
   Джайлс следовал за ним по мере сил; следовал за ним и Оливер, а мину-
ты через две мистер Лосберн, вышедший на прогулку и только  что  вернув-
шийся домой, перевалился через изгородь и, вскочив на ноги с таким  про-
ворством, какого нельзя было от него ожидать, кинулся сломя голову в том
же направлении и все время оглушительно кричал, желая узнать, что случи-
лось.
   Все мчались вперед и ни разу не остановились, чтобы отдышаться,  пока
их предводитель, свернув на указанный Оливером участок  поля,  не  начал
тщательно обыскивать канаву и прилегающие  кусты,  что  дало  время  ос-
тальным догнать его, а Оливеру - поведать мистеру Лосберну о тех обстоя-
тельствах, которые привели к столь стремительной погоне.
   Поиски оказались тщетными. Не видно было даже свежих  следов.  Теперь
все стояли на вершине небольшого холма, откуда на три-четыре мили  можно
было обозреть окрестные поля. Слева в  ложбине  находилась  деревня,  но
чтобы добраться до нее дорогой, указанной Оливером,  людям  пришлось  бы
бежать в обход по открытому месту, и вряд ли они могли скрыться из  виду
за такое короткое время. С другой стороны луг был окаймлен густым лесом,
но этого прикрытия они не могли достигнуть по той же причине.
   - Не приснилось ли это тебе, Оливер? - сказал Гарри Мэйли.
   - Нет, право же, нет, сэр! - воскликнул Оливер, содрогаясь при  одном
воспоминании о физиономии старого негодяя. - Я слишком ясно  его  видел!
Их обоих я видел так же ясно, как вижу сейчас вас.
   - А кто был этот второй? - в один голос спросили Гарри и мистер  Лос-
берн.
   - Тот самый, о котором я вам уже говорил. Тот самый, кто вдруг набро-
сился на меня около гостиницы, - ответил Оливер. - Мы встретились с  ним
взглядом, и я могу поклясться, что это он.
   - Они побежали в эту сторону? - спросил Гарри. - Ты в этом уверен?
   - Уверен так же, как и в том, что они стояли у окна, -  ответил  Оли-
вер, указывая при этих словах на изгородь, отделявшую  сад  коттеджа  от
луга. - Вот з