Электронная библиотека
Библиотека .орг.уа
Поиск по сайту
Детская литература
   Обучающая, развивающая литература, стихи, сказки
      Диккенс Чарльз. Приключения Оливера Твиста -
Страницы: - 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  -
громкий. - Выломайте дверь! - кричал мальчик; - Говорю вам: они никогда ее не откроют! Бегите прямо в ту комнату, где горит свет! Выломайте дверь! Когда он умолк, удары, частые и тяжелые, обрушились на дверь и ставни нижнего этажа и громовое "ура" вырвалось у толпы, впервые давая слушате- лю возможность составить более или менее правильное представление о том, как велика эта толпа. - Откройте дверь в какую-нибудь комнату, где бы я мог запереть этого визгливого чертенка! - в бешенстве крикнул Сайкс, бегая взад и вперед и волоча за собой мальчика с такой легкостью, словно это был пустой мешок. - Вот эту! Живее! - Он швырнул мальчика в комнату, заложил засов и по- вернул ключ. - Нижняя дверь Заперта? - На два поворота ключа и на цепь. - А створки прочные? - Обшиты листовым железом. - И ставни тоже? - Да, и ставни. - Будьте вы прокляты! - крикнул отъявленный негодяй, поднимая оконную раму и угрожая толпе. - Делайте что хотите! Я вам еще покажу! Из всех устрашающих воплей, когда-либо касавшихся человеческого слу- ха, ни один не был громче рева этой взбешенной толпы. Одни кричали тем, кто стоял ближе, чтобы они подожгли дом; другие орали полисменам, чтобы они его застрелили. В толпе никто, не проявлял такой ярости, как человек верхом на лошади, который, соскочив с седла и прорвавшись сквозь толпу, словно сквозь воду, крикнул под самым окном голосом, заглушившим все ос- тальные: - Двадцать гиней тому, кто принесет лестницу! Стоявшие ближе подхватили этот крик, и сотни повторили его. Одни тре- бовали лестниц, другие - молотов; третьи метались с факелами, возвраща- лись и снова кричали; иные надрывались, выкрикивая беспощадные прок- лятья; другие с исступлением сумасшедших пробивались вперед и мешали тем, кто работал; смельчаки пытались взобраться по водосточной трубе и выбоинам в стене. И все волновались в темноте, словно колосья в поле под гневным ветром, и время от времен" сливали вопли в едином громком, неис- товом реве. - Прилив! - крикнул убийца, отпрянув в комнату и опуская оконную ра- му. - Был прилив, когда я пришел. Дайте мне веревку, длинную веревку! Все они толпятся у фасада. Я спущусь в Фолли-Дитч и улизну. Дайте мне веревку, а не то я совершу еще три убийства и покончу с собой! Охваченные паническим страхом, люди указали, где хранятся веревки. Убийца второпях схватил самую длинную и крепкую веревку и бросился на- верх. Все окна в задней половине дома были давно заложены кирпичом, за иск- лючением одного оконца в той комнате, где заперли мальчика. Оно было слишком узко, чтобы он мог пролезть. Но через это отверстие мальчик все время кричал стоявшим на улице, чтобы они охраняли дом сзади, и когда убийца выбрался, наконец, через дверцу чердака на крышу, громкий крик возвестил об Этом собравшимся перед фасадом дома, и они тотчас же непре- рывным потоком пустились в обход, напирая друг на друга. Сайкс так крепко припер дверцу доской, которую нарочно захватил для этой цели, что изнутри очень трудно было ее открыть, и, пробираясь полз- ком по черепицам, взглянул через низкий парапет. Вода схлынула, и рев превратился в илистое русло. На несколько мгно- вений толпа притихла, следя за его движением, не зная его намерений, но, угадав их и увидев, что его постигла неудача, она разразилась таким тор- жествующим и бешеным ревом, по сравнению с которым все прежние вопли ка- зались шепотом. Снова и снова раздавался рев. К нему присоединялись те, кто стоял слишком далеко, чтобы уловить его значение; казалось, будто город изрыгнул сюда всех своих обитателей, чтобы проклясть этого челове- ка. Со стороны фасада спешили люди - вперед и вперед, - могучий, бурный поток яростных лиц, то там, то сям озаряемых пылающими факелами. В дома по ту сторону канала ворвалась толпа; в каждом окне виднелись лица; люди гроздьями лепились на каждой крыше. Каждый мостик (а отсюда видно было три моста) прогибался под тяжестью толпы. А поток людей асе катился, - отыскивая какое-нибудь местечко, откуда можно было хоть на секунду уви- деть негодяя и выкрикнуть какое-нибудь проклятье. - Теперь они его поймают! - крикнул кто-то на ближайшем мосту. - Ура! В толпе размахивали шапками. И снова поднялся крик. - Я дам пятьдесят фунтов тому, кто захватит его живым! - крикнул ста- рый джентльмен, появившийся на том же мосту. - Я останусь здесь, пока этот человек не придет ко мне за деньгами. Опять раздался рев. В эту минуту в толпе пронесся слух, что дверь, наконец, взломали и тот, кто первый потребовал лестницу, поднялся в ком- нату. Как только это известие стало переходить из уст в уста, поток кру- то повернул назад; а люди у окон, видя, что народ на мостах хлынул об- ратно, выбежали на улицу и влились в толпу, которая беспорядочно рвалась теперь к покинутому ею месту. Толкаясь и напирая друг на друга, они неу- держимо стремились к двери, чтобы взглянуть на преступника, когда полис- мены будут выводить его из дома. Крики и вопли тех, кого чуть не задуши- ли или сбили с ног и топтали в давке, были устрашающи; узкие проходы оказались запруженными; и в это время, когда одни ломились вперед, чтобы вернуться к фасаду дома, а другие тщетно пытались выбраться из толпы, внимание было отвлечено от убийцы, хотя всеобщее желание видеть его схваченным возросло, если только это было возможно. Убийца, съежившись, присел, совершенно подавленный яростью толпы и невозможностью спастись, но, подметив эту внезапную перемену, он вско- чил, решив сделать последнее усилие в борьбе за жизнь - спуститься в ров и, рискуя захлебнуться, ускользнуть в темноте и суматохе. Обретя новую силу и энергию и подгоняемый шумом в доме, возвещавшим, что туда ворвались, он оперся ногой о дымовую трубу, крепко обвязал вок- руг нее один конец веревки и руками и зубами чуть ли не в одну секунду сделал прочную подвижную петлю на другом ее конце. Он мог спуститься по веревке так, чтобы от земли его отделяло расстояние меньше его собствен- ного роста, и - в руке он держал наготове нож, намереваясь перерезать затем веревку и прыгнуть. В тот самый момент, когда он накинул петлю на шею, собираясь пропус- тить ее под мышки, а упомянутый старый джентльмен (который крепко вце- пился в перила моста, чтобы его не смяла толпа) взволнованно предупреж- дал стоявших вокруг, что человек готовится спуститься в ров, - в этот самый момент убийца, бросив взгляд назад, на крышу, поднял руки над го- ловой и вскрикнул от ужаса. - Опять эти глаза! - вырвался у него нечеловеческий вопль. Шатаясь, словно пораженный молнией, он потерял равновесие и упал че- рез парапет. Петля была у него на шее. От его тяжести она натянулась, как тетива; точно стрела, сорвавшаяся с нее, он пролетел тридцать пять футов. Тело его резко дернулось, страшная судорога свела руки и ноги, и он повис, сжимая в коченеющей руке раскрытый нож. Старая труба дрогнула от толчка, но доблестно устояла. Убийца висел безжизненный у стены, а мальчик, отталкивая раскачивающееся тело, засло- нявшее ему оконце, молил ради господа выпустить его. Собака, до той поры где-то прятавшаяся, бегала с заунывным воем взад и вперед по парапету и вдруг прыгнула на плечи мертвеца. Промахнувшись, она полетела в ров, перекувырнулась в воздухе и, ударившись о камень, размозжила себе голову. ГЛАВА LI, дающая объяснение некоторых тайн и включающая брачное пред- ложение без всяких упоминаний о закреплении части имущества за женой и о деньгах и булавки Всего лишь два дня спустя после событий, изложенных в предыдущей гла- ве, в три часа пополудни Оливер сидел в дорожной карете, быстро мчавшей его к родному городу. С ним ехали миссис Мэйли, Роз, миссис Бэдуин и добряк доктор, а в почтовой карете следовал мистер Браунлоу в сопровож- дении еще одного человека, чье имя не было названо. Дорогой они разговаривали мало, ибо от волнения и неизвестности Оли- вер не мог собраться с мыслями и почти лишился дара речи; по-видимому, его спутники в равной степени разделяли это волнение. Мистер Браунлоу очень осторожно ознакомил его и обеих леди с показаниями, вырванными у Монкса, и хотя они знали, что целью их настоящего путешествия является завершение дела, так удачно начатого, однако все происходящее было нас- только окутано таинственностью, что они испытывали сильнейшее беспо- койство. Тот же добрый друг с помощью мистера Лосберна позаботился, чтобы к ним не просочилось никаких сведений о случившихся недавно ужасных собы- тиях. "Разумеется, - сказал он, - в скором времени им придется узнать о них, но, пожалуй, лучше будет, если они узнают не теперь; хуже, во вся- ком случае, быть не может". Итак, ехали они молча. Каждый был погружен в размышления о том, что свело их вместе, и ни один не был расположен высказывать вслух мысли, осаждавшие всех. Но если Оливер под влиянием таких впечатлений молчал, пока они ехали к месту его рождения дорогой, которую он никогда не видел, зато какой поток воспоминаний увлек его в былые времена и какие чувства проснулись у него в груди, когда они свернули на ту дорогу, по которой он шел пеш- ком, бедный, бездомный мальчик-бродяга, не имеющий ни друга, который бы помог ему, ни крова, где можно приклонить голову. - Видите, вон там! Там! - воскликнул Оливер, с волнением схватив за руку Роз и показывая в окно кареты. - Вон тот перелаз, где я перебрался; вон та живая изгородь, за которой я крался, боясь, как бы кто-нибудь ме- ня не догнал и не заставил вернуться. А там тропинка через поля, ведущая к старому дому, где я жил, когда был совсем маленьким. Ах, Дик, Дик, мой милый старый друг, как бы я хотел тебя увидеть! - Ты его скоро увидишь, - отозвалась Роз, ласково сжимая его стисну- тые руки. - Ты ему скажешь, как ты счастлив и каким стал богатым; ска- жешь, что никогда еще не был так счастлив, как теперь, когда вернулся сюда, чтобы и его сделать счастливым! - О да! - подхватил Оливер. - И мы... мы увезем его отсюда, оденем его, будем учить, пошлем в какоенибудь тихое местечко в деревне, где он окрепнет и выздоровеет, да? Роз ответила только кивком: мальчик так радостно улыбался сквозь сле- зы, что она не могла говорить. - Вы будете ласковы и добры к нему, потому что со всеми вы такая, - сказал Оливер. - Я знаю, вы заплачете, слушая его рассказ; но ничего, ничего, все это пройдет, и вы опять начнете улыбаться - я это тоже знаю, - когда увидите, как он изменится... Так отнеслись вы и ко мне... Он мне сказал: "Да благословит тебя бог", - когда я решился бежать! - с умиле- нием воскликнул мальчик. - А теперь я скажу: "Да благословит тебя бог", - и докажу ему, как я люблю его. Когда они достигли, наконец, города и ехали узкими его улицами, ока- залось нелегко удержать мальчика в пределах благоразумия. Здесь было за- ведение гробовщика Сауербери, точь-в-точь такое же, как и в прежние вре- мена, только не такое большое и внушительное, каким оно ему запомнилось; здесь были хорошо знакомые лавки и дома, - чуть ли не с каждым из них он связывал какое-нибудь маленькое происшествие; здесь была повозка Гэмфил- да - та самая, что и прежде, - и стояла она у двери старого трактира; здесь был работный дом, мрачная тюрьма его детства, с унылыми окнами, хмуро обращенными к улице; здесь был все тот же тощий привратник у во- рот, при виде которого Оливер отпрянул, а потом сам засмеялся над своей глупостью, потом заплакал, потом снова засмеялся. В дверях и окнах он видел десятки знакомых людей; здесь почти все осталось попрежнему, слов- но он только вчера покинул эти места, а та жизнь, какую он вел последнее время, была лишь счастливым сном. Однако это была подлинная, радостная действительность. Они подъехали прямо к подъезду главной гостиницы (на которую Оливер смотрел, бывало, с благоговением, считая ее великолепным дворцом, но ко- торая утратила часть своего великолепия и внушительности). Здесь уже ждал их мистер Гримуиг, поцеловавший молодую леди, а также и старую, когда они вышли из кареты, словно приходился дедушкой всей компании, - мистер Гримуиг, расплывавшийся в улыбках, приветливый и не выражавший желания съесть свою голову, - да, ни разу, даже когда поспорил с очень старым форейтором о кратчайшем пути в Лондон и уверял, что он лучше зна- ет, хотя только один раз ехал этой дорогой, да и то крепко спал. Их ждал обед, спальни были приготовлены, и все устроено, словно по волшебству. И все же, когда по прошествии получаса суматоха улеглась, снова нас- тупило то неловкое молчание, которое сопутствовало их путешествию. За обедом мистер Браунлоу не присоединился к ним и оставался в своей комна- те. Два других джентльмена то приходили торопливо, то уходили с взволно- ванными лицами, а в те короткие промежутки времени, пока находились здесь, беседовали друг с другом в сторонке. Один раз вызвали миссис Мэйли, и после часового отсутствия она верну- лась с опухшими от слез глазами. Все это породило беспокойство и расте- рянность у Роз и Оливера, которые не были посвящены в новые тайны. В не- доумении они сидели молча либо, если обменивались несколькими словами, говорили шепотом, словно боялись услышать звук собственного голоса. Наконец, когда пробило девять часов и они начали подумывать, что се- годня вечером им ничего больше не придется узнать, в комнату вошли мис- тер Лосберн и мистер Гримуиг в сопровождении мистера Браунлоу и челове- ка, при виде которого Оливер чуть не вскрикнул от изумления: его предуп- редили, что придет его брат, а это был тот самый человек, которого он встретил в городе, где базар, и видел, когда тот вместе с Феджином заг- лядывал в окно его маленькой комнатки. Монкс бросил на пораженного мальчика взгляд, полный ненависти, которую даже теперь не мог скрыть, и сел у двери. Мистер Браунлоу, державший в руке какие-то бумаги, подошел к столу, у которого сидели Роз и Оливер. - Это тягостная обязанность, - сказал он, - но заявления, подписанные в Лондоне в присутствии многих джентльменов, должны быть в основных чер- тах повторены здесь. Я бы хотел избавить вас от унижения, но мы должны услышать их из ваших собственных уст, прежде чем расстанемся. Причина вам известна. - Продолжайте, - отвернувшись, сказал тот, к кому он обращался. - По- торопитесь. Думаю, я сделал почти все, что требуется. Не задерживайте меня здесь. - Этот мальчик, - сказал мистер Браунлоу, притянув к себе Оливера и положив руку ему на голову, - ваш единокровный брат, незаконный сын ва- шего отца, дорогого моего друга Эдвина Лифорда, и бедной юной Агнес Фле- минг, которая умерла, дав ему жизнь. - Да, - отозвался Монкс, бросив хмурый взгляд на трепещущего мальчи- ка, у которого сердце билось так, что он мог услышать его биение. - Это их незаконнорожденный ублюдок. - Вы позволяете себе оскорблять тех, - сурово сказал мистер Браунлоу, - кто давно ушел в иной мир, где бессильны наши жалкие осуждения. Оно не навлекает позора ни на одного живого человека, за исключением вас, вос- пользовавшегося им. Не будем об этом говорить... Он родился в этом горо- де. - В здешнем работном доме, - последовал угрюмый ответ. - У вас там записана эта история. - С этими словами он нетерпеливо указал на бумаги. - Вы должны сейчас ее повторить, - сказал мистер Браунлоу, окинув взглядом слушателей. - Ну так слушайте! - воскликнул Монкс. - Когда его отец заболел в Ри- ме, к нему приехала жена, моя мать, с которой он давно разошелся. Она выехала из Парижа и взяла меня с собой - мне кажется, она хотела прис- мотреть за его имуществом, так как сильной любви она к нему отнюдь не питала, так же как и он к ней. Нас он не узнал, потому что был без соз- нания и не приходил в себя вплоть до следующего дня, когда он умер. Сре- ди бумаг у него в столе мы нашли пакет, помеченный вечером того дня, когда он заболел, и адресованный на ваше имя, - повернулся он к мистеру Браунлоу. - На конверте была короткая приписка, в которой он просил вас после его смерти переслать этот пакет по назначению. В нем лежали две бумаги - письмо к этой девушке - Агнес - и завещание. - Что вы можете сказать о письме? - спросил мистер Браунлоу. - О письме?.. Лист бумаги, в котором многое было Замарано, с покаян- ным признанием и молитвами богу о помощи ей. Он одурачил девушку сказ- кой, будто какаято загадочная тайна, которая в конце концов должна раск- рыться, препятствует в настоящее время его бракосочетанию с ней, и она жила, терпеливо доверяясь ему, пока ее доверие не зашло слишком далеко и она не утратила то, чего никто не мог ей вернуть. В то время ей остава- лось всего несколько месяцев до родов. Он поведал ей обо всем, что наме- ревался сделать, чтобы скрыть ее позор, если будет жив, и умолял ее, ес- ли он умрет, не проклинать его памяти и не думать о том, что последствия их греха падут на нее или на их младенца, ибо вся вина лежит на нем. Он напоминал о том дне, когда подарил ей маленький медальон и кольцо, на котором было выгравировано ее имя и оставлено место для того имени, ка- кое он надеялся когда-нибудь ей дать; умолял ее хранить медальон и но- сить на сердце, как она это делала раньше, а затем снова и снова повто- рял бессвязно все те же слова, как будто лишился рассудка. Думаю, так оно и было. - А завещание? - задал вопрос мистер Браунлоу. Оливер заливался слезами. Монкс молчал. - Завещание, - заговорил вместо него мистер Браунлоу, - было состав- лено в том же духе, что и письмо. Он писал о несчастьях, какие навлекла на него его жена, о строптивом нраве, порочности, злобе, о том, что уже с раннего детства проявились дурные страсти у вас, его единственного сы- на, которого научили ненавидеть его, и оставил вам и вашей матери по во- семьсот фунтов годового дохода каждому. Все остальное свое имущество он разделил на две равные части: одну для Агнес Флеминг, другую для ребен- ка, если он родится живым и достигнет совершеннолетия. Если бы родилась девочка, она должна была унаследовать деньги безоговорочно; если мальчик, то лишь при условии, что до совершеннолетия он не запятнает своего имени никаким позорным, бесчестным, подлым или порочным поступ- ком. По его словам, он сделал это, чтобы подчеркнуть свое доверие к ма- тери и свое убеждение, укрепившееся с приближением смерти, что ребенок унаследует ее кроткое сердце и благородную натуру. Если бы он обманулся в своих ожиданиях, деньги перешли бы к вам; ибо тогда - и только тогда, когда оба сына были бы равны, - соглашался он признать, что права притя- зать на его кошелек в первую очередь имеете вы, который никогда не при- тязал на его сердце, но еще в раннем детстве оттолкнул его своей холод- ностью и злобой. - Моя мать, - повысив голос, сказал Монкс, - сделала то, что сделала бы любая женщина. Она сожгла это Завещание. Письмо так и не достигло места своего назначения; но и письмо и другие доказательства она сохра- нила на случай, если эти люди когда-нибудь попытаются скрыть пятно позо- ра. Отец девушки узнал от нее правду со всеми преувеличениями, какие могла подсказать ее жестокая ненависть, - за это я люблю ее теперь. Под гнетом стыда и бесчестья он бежал со своими детьми в самый отдаленный уголок Уэльса, переменив даже свою фамилию, чтобы друзья не могли отыс- кать его убежище; и здесь, спустя некоторое время, его нашли мертвым в постели. За несколько недель до этого девушка тайком ушла из дому; он искал ее, бродя по окрестным городам и деревням. В ту самую ночь, когда он вернулся домой, уверенный, что она покончила с собой, чтобы скрыть свой и его позор, его старое сердце разорвалось. Наступило кор

Страницы: 1  - 2  - 3  - 4  - 5  - 6  - 7  - 8  - 9  - 10  - 11  - 12  - 13  - 14  - 15  - 16  -
17  - 18  - 19  - 20  - 21  - 22  - 23  - 24  - 25  - 26  - 27  - 28  - 29  - 30  - 31  - 32  - 33  -
34  - 35  - 36  - 37  - 38  - 39  - 40  - 41  - 42  - 43  - 44  - 45  - 46  -


Все книги на данном сайте, являются собственностью его уважаемых авторов и предназначены исключительно для ознакомительных целей. Просматривая или скачивая книгу, Вы обязуетесь в течении суток удалить ее. Если вы желаете чтоб произведение было удалено пишите админитратору