ктор позволил мистеру Браунлоу навестить тебя се-
годня утром, и у тебя должен быть наилучший вид: чем лучше будет у  тебя
вид, чем он будет довольнее.
   И с этими словами старая  леди  принялась  разогревать  в  кастрюльке
большую порцию бульона, такого крепкого, что, по  мнению  Оливера,  если
разбавить этот бульон надлежащим образом, он мог бы послужить обедом, по
самому скромному подсчету, на триста пятьдесят бедняков.
   - Ты любишь картины, дорогой мой? - спросила  старая  леди,  заметив,
что Оливер пристально смотрит на портрет, висевший  на  стене,  как  раз
против его кресла.
   - Право, не знаю, сударыня, - ответил Оливер, не спуская глаз с холс-
та. - Я видел так мало картин, что и сам хорошенько не знаю. Какое прек-
расное, кроткое лицо у этой леди!
   - Ах! - сказала старая леди. - Живописцы всегда рисуют леди красивее,
чем они есть на самом деле, иначе у них не было бы заказчиков, дитя мое.
Человек, который изобрел машину, снимающую портреты, мог бы  догадаться,
что она не будет пользоваться успехом.  Она  слишком  правдива,  слишком
правдива, - сказала старая леди, от души смеясь своей собственной остро-
те.
   - А это... это портрет, сударыня? - спросил Оливер.
   - Да, - сказала старая леди, на минутку отвлекаясь от бульона, -  это
портрет.
   - Чей, сударыня? - спросил Оливер.
   - Право, не знаю, дорогой мой, - добродушно ответила старая  леди.  -
Думаю что этой особы на портрете мы с тобой не знаем. Он кок будто  тебе
понравился?
   - Он такой красивый, - сказал Оливер.
   - Да уж не боишься ли ты его? -  спросила  старая  леди,  заметив,  к
большому своему изумлению, что мальчик с каким-то благоговейным  страхом
смотрит на картину.
   - О нет! - быстро ответил Оливер. - По глаза какие печальные, и с то-
го места, где я сижу, кажется, будто они смотрят на меня. У меня начина-
ет сильно биться сердце, - шепотом добавил Оливер, - словно этот портрет
живой и хочет заговорить со мной, но не может.
   - Господи помилуй! - вздрогнув, воскликнула старая леди.  -  Не  надо
так говорить, дитя мое. Ты еще слаб, и нервы у тебя не в  порядке  после
болезни. Дай-ка я передвину твое кресло к другой стене, и тогда тебе  не
будет его видно. Вот так! - сказала старая леди, приводя свое  намеренье
в исполнение. - Уж теперь-то ты его не видишь.
   Оливер видел его духовным взором так же ясно, как будто не менял мес-
та; но он решил не огорчать добрую старую леди; поэтому он кротко  улыб-
нулся, когда она взглянула на него. Миссис Бэдуин, радуясь тому, что  он
успокоился, посолила бульон и положила туда сухариков; исполняя эту тор-
жественную процедуру, она чрезвычайно суетилась. Оливер очень быстро по-
кончил с бульоном. Едва успел он проглотить последнюю ложку, как в дверь
тихонько постучали.
   - Войдите, - сказала старая леди.
   И появился мистер Браунлоу. Старый джентльмен  очень  бодро  вошел  в
комнату, но как только он поднял очки на лоб и заложил руки за спину под
полы халата, чтобы хорошенько всмотреться в  Оливера,  лицо  его  начало
как-то странно подергиваться. Оливер казался очень истощенным и прозрач-
ным после болезни. Из уважения к своему благодетелю он сделал  неудачную
попытку встать, закончившуюся тем, что он снова упал в кресло. А уж если
говорить правду, сердце мистера Браунлоу, такое большое, что его хватило
бы на полдюжины старых джентльменов, склонных к человеколюбию, заставило
его глаза наполниться слезами благодаря какому-то  гидравлическому  про-
цессу, который мы отказываемся объяснить, не будучи в  достаточной  мере
философами.
   - Бедный мальчик, бедный мальчик! - откашливаясь, сказал мистер  Бра-
унлоу. - Я немножко охрип сегодня, миссис Бэдуин. Боюсь, что  простудил-
ся.
   - Надеюсь, что нет, сэр, - сказала миссис Бэдуин. - Все ваши вещи бы-
ли хорошо просушены, сэр.
   - Не знаю, Бэдуин, не знаю, - сказал мистер Браунлоу. - Кажется, вче-
ра за обедом мне подали сырую салфетку, но это неважно...  Как  ты  себя
чувствуешь, мой милый?
   - Очень хорошо, сэр, - ответил Оливер. - Я очень благодарен, сэр,  за
вашу доброту ко мне.
   - Славный мальчик... - решительно сказал Мистер Браунлоу.  -  Вы  ему
дали поесть, Бэдуин? Какого-нибудь жиденького супу?
   - Сэр, он только что получил тарелку прекрасного, крепкого бульону, -
ответила миссис Бэдуин, выпрямившись и делая  энергическое  ударение  на
последнем слове, как бы давая этим понять, что  жиденький  суп  и  умело
приготовленный бульон не состоят ни в родстве, ни в свойстве.
   - Уф! - вымолвил мистер Браунлоу, передернув плечами. - Рюмки две хо-
рошего портвейна принесли бы ему гораздо больше пользы.  Не  правда  ли,
Том Уайт?
   - Меня зовут Оливер, сэр, - с удивлением сказал маленький больной.
   - Оливер, - повторил мистер Браунлоу. - Оливер, а дальше как?  Оливер
Уайт, да?
   - Нет, сэр. Твист; Оливер Твист.
   - Странная фамилия, - сказал старый джентльмен. - Почему же ты сказал
судье, что тебя зовут Уайт?
   - Я ему этого не говорил, сэр, - с недоумением возразил Оливер.
   Это так походило на ложь, что старый джентльмен довольно строго  пос-
мотрел на Оливера. Немыслимо было не поверить  ему:  тонкое,  исхудавшее
лицо его дышало правдой.
   - Какое-то недоразумение! - сказал мистер Браунлоу.
   У него больше не было оснований пристально смотреть на  Оливера,  тем
не менее мысль о сходстве его с каким-то знакомым лицом  снова  овладела
старым джентльменом с такой силой, что он не мог отвести взгляд.
   - Надеюсь, вы не сердитесь на меня, сэр? - спросил  Оливер,  устремив
на него умоляющий взгляд.
   - Нисколько! - сказал старый джентльмен. - Что же это значит?.. Бэду-
ин, смотрите!
   С этими словами он быстро указал на портрет над головой  мальчика,  а
потом на лицо Оливера. Это была живая копия. Те же  черты,  глаза,  лоб,
рот. И выражение лица то же, словно мельчайшая черточка была воспроизве-
дена с поразительной точностью!
   Оливер не узнал причины такого неожиданного восклицания, потому что у
него еще не было сил перенести вызванное этим потрясение, и  он  потерял
сознание.
   Обнаруженная им слабость дает нам возможность  удовлетворить  интерес
читателя к двум юным ученикам веселого старого джентльмена и поведать  о
том, что, когда Плут и его достойный друг юный Бейтс приняли  участие  в
погоне за Оливером, начавшейся вследствие того, что они, как было описа-
но выше, незаконным образом присвоили личную собственность мистера  Бра-
унлоу, - ими руководила весьма похвальная забота о самих себе. А так как
истый англичанин прежде всего и с наибольшей гордостью хвастается  граж-
данскими вольностями и свободой личности, то вряд ли нужно обращать вни-
мание читателя на то, что поведение Плута и юного Бейтса  должно  подняв
их в глазах всех общественных деятелей и патриотов в такой  же  мере,  в
какой это неопровержимое доказательство их  беспокойства  о  собственной
безопасности и благополучии утверждает и подкрепляет небольшой свод  за-
конов, который иные глубокомысленные философы положили в основу всех де-
яний и поступков Природы! Упомянутые философы очень мудро свели действия
этой доброй леди к правилам и теориям и, делая весьма любезный и  прият-
ный комплимент ее высокой мудрости и разуму, совершенно  устранили  все,
что имеет отношение к сердцу, великодушным побуждениям и  чувствам.  Ибо
эти качества вовсе не достойны  особы,  которая  со  всеобщего  согласия
признана стоящей выше многочисленных маленьких слабостей и  недостатков,
присущих ее полу.
   Если бы мне нужно было еще какое-нибудь доказательство в пользу фило-
софического характера поведения этих молодых джентльменов, я  бы  тотчас
обрел его в том факте (уже отмеченном в предшествующей части  этого  по-
вествования), что они отказались от погони, когда всеобщее внимание сос-
редоточилось на Оливере, и немедленно отправились домой  кратчайшим  пу-
тем. Хотя я не намерен утверждать, что прославленные, всеведущие мудрецы
имеют обыкновение сокращать пути, ведущие к  великим  умозаключениям  (в
сущности, они скорее расположены увеличивать расстояние с  помощью  раз-
личных многоречивых уклонений и колебаний, подобных тем, которым склонны
предаваться пьяные под натиском слишком мощного потока мыслей), но я на-
мерен сказать и говорю с уверенностью, что многие великие философы, раз-
вивая теории, проявляют большую мудрость и предусмотрительность,  прини-
мая меры против всех случайностей, какие могут быть им хоть  сколько-ни-
будь опасны. Таким образом, для того чтобы принести  великое  добро,  вы
имеете право  сотворить  маленькое  зло  и  можете  пользоваться  любыми
средствами, которые будут оправданы намеченной  вами  целью.  Определить
степень добра и степень зла и даже разницу между ними всецело предостав-
ляется усмотрению заинтересованного в этом философа, дабы он их  устано-
вил путем ясного,  разумного  и  беспристрастного  исследования  каждого
частного случая.
   Оба мальчика быстро пробежали запутаннейшим лабиринтом узких  улиц  и
дворов и тогда только рискнули остановиться в низком и темном  подъезде.
Постояв здесь молча ровно столько времени, сколько нужно было, чтобы от-
дышаться и обрести дар речи, юный Бейтс весело  взвизгнул  и,  залившись
неудержимым смехом, бросился на крылечко и начал по  нему  кататься  вне
себя от восторга.
   - В чем дело? - осведомился Плут.
   - Ха-ха-ха! - заливался Чарли Бейтс.
   - Заткни глотку, - приказал Плут, осторожно озираясь. - Хочешь, чтобы
тебя сцапали, дурак?
   - Я не могу удержаться, - сказал Чарли, - не могу удержаться! Как  он
улепетывал, сворачивая за угол, налетал на тумбы и  опять  пускался  бе-
жать, словно и сам он железный, как тумба, а утиралка у меня в  кармане,
а я ору ему вслед. Ах, боже мой!
   Живое воображение юного Бейтса воспроизвело всю сцену в слишком ярких
красках. При этом восклицании он снова стал кататься по крылечку и захо-
хотал еще громче.
   - Что скажет Феджин? - спросил Плут, воспользовавшись минутой,  когда
его приятель снова задохнулся от смеха.
   - Что? - переспросил Чарли Бейтс.
   - Вот именно - что? - повторил Плут.
   - А что же он может сказать? - спросил Чарли, внезапно перестав весе-
литься, потому что вид у Плута был серьезный. - Что он может сказать?
   Мистер Даукинс минуты две свистел, затем, сняв шляпу, почесал  голову
и трижды кивнул.
   - Что ты хочешь сказать? - спросил Чарли.
   - Тра-ля-ля! Вздор и чепуха, черт подери! - сказал Пим.  И  на  умной
его физиономии появилась усмешка.
   Это было пояснение, но неудовлетворительное. Юный Бейтс нашел его та-
ковым и повторил:
   - Что ты хочешь сказать?
   Чарли ничего не ответил; надев шляпу и подобрав полы своего  длинного
сюртука, он подпер щеку языком, раз шесть по привычке, но  выразительно,
щелкнул себя но переносице и, повернувшись на каблуках, шмыгнул во двор.
Юный Бейтс с задумчивой физиономией последовал за ним.
   Несколько минут спустя после этого разговора шаги на скрипучей  лест-
нице привлекли внимание веселого старого джентльмена,  который  сидел  у
очага, держа в левой руке дешевую колбасу и хлеб, а в правой -  складной
нож: на тагане стояла оловянная кастрюля. Отвратительная  улыбка  появи-
лась на его бледном лице, когда Он оглянулся и, зорко посматривая из-под
густых рыжих бровей, повернулся к двери и стал прислушиваться.
   - Что же это? - пробормотал еврей, изменившись в лице. - Только двое?
Где третий? Не могли же они попасть в беду.
   Шаги приближались; они уже слышались с площадки лестницы. Дверь  мед-
ленно открылась, и Плут с Чарли Бейтсом, войдя, закрыли ее за собой.
 
 
   ГЛАВА XIII Понятливый читатель знакомится с новыми лицами; в связи  с
этим повествуется о разных занимательных предметах, имеющих отношение  к
этой истории
 
   - Где Оливер? - с грозным  видом  спросил  еврей  и  вскочил.  -  Где
мальчик?
   Юные воришки смотрели на своего наставника, встревоженные  его  поры-
вистым движением, и с беспокойством переглянулись. Но они ничего не  от-
ветили.
   - Что случилось с мальчиком? - крикнул еврей, крепко схватив Плута за
шиворот и осыпая его отвратительными ругательствами. -  Отвечай,  или  я
тебя задушу!
   Мистер Феджин отнюдь не шутил, и Чарли Бейтс, который почитал  разум-
ным заботиться о собственной безопасности и не видел ничего невероятного
в том, что затем наступит и его черед погибнуть от удушения, упал на ко-
лени и испустил громкий, протяжный, несмолкающий  рев  -  нечто  среднее
между ревом бешеного быка и ревом рупора.
   - Будешь ты говорить? - рявкнул еврей, встряхивая Плута с  такой  си-
лой, что казалось поистине чудесным, как тот не выскочит из своего широ-
кого сюртука.
   - Ищейки его сцапали, и конец делу! - сердито сказал Плут. -  Пустите
меня, слышите!
   Рванувшись и выскользнув из широкого сюртука, который остался в руках
еврея. Плут схватил вилку для поджаривания гренок и замахнулся, целясь в
жилет веселого старого джентльмена; если бы это увенчалось успехом, ста-
рик лишился бы некоторой доли веселости, которую нелегко было бы возмес-
тить.
   В этот критический момент еврей отскочил с таким проворством,  какого
трудно было ожидать от человека, по-видимому столь немощного и дряхлого,
и, схватив кувшин, замахнулся, чтобы швырнуть его в  голову  противнику.
Но так как в эту минуту Чарли Бейтс привлек его внимание поистине устра-
шающим воем, он внезапно передумал и запустил кувшином в этого  молодого
джентльмена.
   - Что за чертовщина! - проворчал чей-то бас. - Кто Это швырнул? Хоро-
шо, что в меня попало пиво, а не кувшин, не то я бы кое с кем расправил-
ся!.. Ну конечно! Кто же, кроме этого чертова богача, грабителя, старого
еврея, станет зря расплескивать напитки! Разве что воду,  -  да  и  воду
только в том случае, если каждые  три  месяца  обманывает  Водопроводную
компанию... В чем дело, Феджин? Черт меня подери, если мой шарф не вымок
в пиве!.. Ступай сюда, подлая тварь, чего торчишь там, за дверью,  будто
стыдишься своего хозяина! Сюда!
   Субъект, произнесший эту речь,  был  крепкого  сложения  детиной  лет
тридцати пяти, в черном вельветовом  сюртуке,  весьма  грязных  коротких
темных штанах, башмаках на шнуровке и серых бумажных чулках, которые об-
тягивали толстые ноги с выпуклыми икрами, - такие ноги при таком костюме
всегда производят впечатление чего-то незаконченного, если их не украша-
ют кандалы. На голове у него была коричневая шляпа,  а  на  шее  пестрый
шарф, длинными, обтрепанными концами которого он вытирал  лицо,  залитое
пивом. Когда он покончил с Этим делом, обнаружилось, что лицо у него ши-
рокое, грубое, несколько дней не знавшее  бритвы;  глаза  были  мрачные;
один из них обрамляли разноцветные пятна,  свидетельствующие  о  недавно
полученном ударе.
   - Сюда, слышишь? - проворчал этот симпатичный субъект.
   Белая лохматая собака с исцарапанной мордой прошмыгнула в комнату.
   - Почему не входила раньше? - сказал субъект. - Слишком возгордилась,
чтобы показываться со мной на людях? Ложись!
   Приказание сопровождалось пинком, отбросившим животное в другой конец
комнаты. Однако пес, по-видимому, привык  к  этому:  очень  спокойно  он
улегся в углу, не издавая ни звука, раз двадцать в минуту  мигая  своими
недобрыми глазами, и, казалось, принялся обозревать комнату.
   - Чем это вы тут занимаетесь: мучите мальчиков, жадный, скупой, нена-
сытный старик, укрыватель краденого? - спросил детина, преспокойно  уса-
живаясь. - Удивляюсь, как это они вас еще не прикончили! Я бы на их мес-
те это сделал! Я бы давным-давно это сделал, будь я вашим учеником  и...
нет, продать вас мне бы не удалось, куда вы годны?! Разве что  сохранять
вас, как редкую уродину, в стеклянной банке, да таких больших стеклянных
банок, кажется, не делают.
   - Тише! - дрожа, проговорил еврей. - Мистер Сайкс,  не  говорите  так
громко.
   - Бросьте этих мистеров! - отозвался детина. - У  вас  всегда  что-то
недоброе на уме, когда вы начинаете Этак выражаться. Вы мое имя знаете -
стало быть, так меня и называйте! Я его не опозорю, когда час пробьет!
   - Вот именно, совершенно верно. Билл Сайкс, - с гнусным  подобострас-
тием сказал еврей. - Вы как будто в дурном расположении духа, Билл?
   - Может быть, и так, - ответил Сайкс. - Я бы сказал, что и  вы  не  в
своей тарелке, или вы считаете, что никому не  приносите  убытка,  когда
швыряетесь кувшинами или выдаете...
   - Вы с ума сошли? - вскричал еврей, хватая его за рукав и указывая на
мальчиков.
   Мистер Сайкс удовольствовался тем, что затянул воображаемый узел  под
левым своим ухом и склонил голову к правому плечу, - по-видимому,  еврей
прекрасно понял этот пантомим. Зятем на жаргоне, которым были в изобилии
приправлены все его речи, - если бы привести его здесь, он был бы  реши-
тельно непонятен, - мистер Сайкс потребовал себе стаканчик.
   - Только не подумайте всыпать туда яду, - сказал он.
   Это было сказано в шутку, но если бы он видел, как еврей злобно  при-
щурился и повернулся к буфету, закусив бледные  губы,  быть  может,  ему
пришло бы в голову, что предосторожность не является излишней и веселому
с гарему джентльмену во всяком случае не чуждо желание улучшить  изделие
винокура.
   Пропустив два-три стаканчика, мистер Сайкс снизошел до того, что  об-
ратил внимание на молодых джентльменов; такая любезность с  его  стороны
привела к беседе, в которой причины и подробности  ареста  Оливера  были
детально изложены с теми изменениями и уклонениями от истины, какие Плут
считал наиболее уместными при данных обстоятельствах.
   - Боюсь, - произнес еврей, - как бы он не сказал чего-нибудь, что до-
ведет нас до беды...
   - Все может быть, - со злобной усмешкой отозвался Сайкс. - Вас преда-
дут, Феджин.
   - И, знаете ли, я боюсь, - продолжал еврей, как будто не обращая вни-
мания на то, что его прервали, и при этом пристально глядя на своего со-
беседника, - боюсь, что если наша игра проиграна, то это может случиться
и кое с кем другим, а для вас это обернется, пожалуй, хуже, чем для  ме-
ня, мой милый.
   Детина вздрогнул и круто повернулся к  еврею.  Но  старый  джентльмен
поднял плечи до самых ушей, а глаза его рассеянно уставились на противо-
положную стену.
   Наступило длительное молчание. Казалось, каждый член  почтенного  об-
щества погрузился в свои собственные размышления, не исключая и  собаки,
которая злорадно облизывалась, как будто подумывая о том,  чтобы  атако-
вать ноги первого джентльмена или леди, которых случится  ей  встретить,
когда она выйдет на улицу.
   - Кто-нибудь должен разузнать, что там произошло, в камере  судьи,  -
сказал мистер Сайкс, заметно умерив тон.
   Еврей в знак согласия кивнул головой.
   - Если он не донес и посажен в тюрьму, бояться нечего,  пока  его  не
выпустят, - сказал мистер Сайкс, - а потом уж нужно о нем  позаботиться.
Вы должны какнибудь заполучить его в свои руки.
   Еврей снова кивнул головой.
   Такой план действий был разумен, но, к несчастью, ему  препятствовало
одно весьма серьезное обстоятельство. Дело в том, что Плут, Чарли Бейтс,
Феджин и мистер Уильям Сайкс питали глубокую и закоренелую  антипатию  к
прогулкам около полицейского участка на  любом  основании  и  под  любым
предлогом.
   Как долго могли бы они сидеть и смотреть друг на  друга,  пребывая  в
неприятном состоянии нерешительности, угадать трудно. Впрочем, нет необ-
ходимости делать какие бы то ни было догадки, так как внезапное  появле-
ние двух молодых леди, которых уже видел раньше Оливер, оживило беседу.
   - Как раз то, что нам нужно! - сказал еврей. - Бет  пойдет.  Ты  пой-
дешь, моя милая?
   - Куда? - осведомилась молодая леди.
   - Всего-навсего в полицейский участок, моя милая, - вкрадчиво  сказал
еврей.
   Нужно воздать должное молодой леди: она не объявила напрямик, что  не
хочет идти, но выразила энергическое и горячее желание "быть  проклятой,
если она туда пойдет". Эта вежливая  и  деликатная  уклончивость  свиде-
тельствовала о том, что