ы,  господи!  Что  за
непоседы эти девчонки! Ведь они только  что  были  здесь.  Куда  ж  это  они
удрали?
   - Они  забежали  за  дом,  -  сказал  Ханс,  -  наверное,  хотят  от  нас
спрятаться. Тише! Сейчас я их поймаю и приведу к тебе. Они бегают быстрей  и
неслышней, чем вон тот кролик. Но я их сначала хорошенько напугаю.
   - А ведь там действительно кролик. Слушай,  Ханс,  он,  бедняжка,  должно
быть, совсем изголодался, если рушился выйти из норки в такой холод.  Сейчас
принесу ему крошек.
   И добрая женщина поспешила в дом. Вскоре она снова вышла, но Ханс не стал
ее дожидаться.  А  кролик,  спокойно  осмотревшись,  ускакал  в  неизвестном
направлении. Обогнув угол, тетушка Бринкер натолкнулась  на  детей.  Ханс  и
Гретель стояли перед Анни, а та с небрежным видом сидела на пне.
   - Прямо загляденье... как на картинке!  -  воскликнула  тетушка  Бринкер,
останавливаясь в восхищении перед детьми. - Много  я  видела  картин  в  том
роскошном доме, где я жила в Гейдельберге, но они были ни капельки не лучше.
Мои-то оба увальни, а ты, Анни, настоящая фея!
   - Разве?  -  засмеялась  Анни,  просияв.  -  Так  вот,  Ханс  и  Гретель,
вообразите, что я ваша крестная мать-фея и пришла к вам в  гости.  Задумайте
каждый по одному желанию, и я исполню их. Чего вы хотите, господин Ханс?
   Анни взглянула на юношу, и лицо ее на мгновение стало  серьезным  -  быть
может, потому, что она от всего сердца желала хоть  раз  обладать  волшебной
силой. А Хансу чудилось, будто она сейчас и впрямь фея.
   - Я хочу, - проговорил он торжественно, - найти  то,  что  искал  прошлой
ночью!
   Гретель весело рассмеялась. Тетушка Бринкер простонала:
   - Стыдись, Ханс! - и устало пошла в дом.
   "Крестная мать-фея" вскочила и трижды топнула ножкой.
   - Пусть говорят, что хотят, - промолвила она. - Твое желание  исполнится.
- Потом с шутливой торжественностью сунула руку в карман передника и  вынула
оттуда большую стеклянную бусинку. - Зарой ее там, где я  топнула  ногой,  -
сказала она, подавая бусинку Хансу, -  и,  прежде  чем  взойдет  луна,  твое
желание исполнится.
   Гретель рассмеялась еще веселее.
   "Фея-крестная" притворилась очень недовольной.
   - Скверная девчонка!  -  сказала  она,  скорчив  страшную  гримасу.  -  В
наказание за то, что ты смеялась над феей, твое желание не исполнится!
   - Ха! - в восторге крикнула  Гретель.  -  Подожди,  пока  тебя  о  чем-то
попросят, крестная. Да ведь я никакого желания и не задумала!
   Анни хорошо играла свою роль. Не заражаясь  веселым  смехом  друзей,  она
гордо пошла прочь, изображая воплощение оскорбленного достоинства.
   - Спокойной ночи, фея! - кричали ей вслед Ханс и Гретель.
   - Спокойной ночи, смертные! - крикнула  она  наконец,  перепрыгнув  через
замерзшую канаву, и быстро побежала домой.
   - Ну, не  правда  ли,  она  похожа  на...  на  цветок...  такая  милая  и
прелестная! - воскликнула Гретель,  с  величайшим  восхищением  глядя  вслед
Анни. - Подумай, сколько дней она  просидела  в  темной  комнате  с  больной
бабушкой... Но слушай, братец Ханс, что с тобой? Что ты собираешься делать?
   - Подожди - увидишь! -  ответил  Ханс  и,  бросившись  в  дом,  мгновенно
вернулся с заступом и ломом в руках. - Я хочу зарыть свою волшебную бусинку!
   * * *
   Рафф Бринкер все еще крепко спал. Его жена взяла небольшой кусок торфа из
своего почти иссякшего запаса и положила его на тлеющие угли. Потом  открыла
дверь и негромко позвала:
   - Идите домой, дети!
   - Мама, мама! Смотри! - во все горло крикнул Ханс.
   - Святой угодник Бавон! - восклпкнула тетушка Бринкер, выскочив за порог.
- Что это с парнем?
   - Иди сюда скорей, мама! - кричал Ханс в сильнейшем возбуждении,  работая
изо всех сил и после каждого слова вонзая лом в землю.  -  Видишь?  Вот  это
самое место... вот здесь, на юг от пня.  И  как  это  мы  вчера  вечером  не
догадались? Ведь этот пень - от той старой ивы, которую ты  срубила  прошлой
весной, потому что от нее падала тень на картофель. А молодого деревца здесь
и в помине не было, когда отец... Ура! Ура!
   Тетушка Брпнкер не могла вымолвить ни слова. Она упала на колени рядом  с
Хансом как раз в ту минуту, когда он вытащил... старый глиняный горшок!
   Ханс сунул руку в горшок  и  вынул  оттуда...  обломок  кирпича...  потом
другой... потом третий... потом чулок и кошель,  черные,  заплесневелые,  но
набитые давно утраченным сокровищем!
   Что тут творилось! Сколько  было  смеха!  Сколько  слез!  Какие  начались
подсчеты, после того как все вернулись в дом! Чудо, что Рафф  не  проснулся.
Впрочем, сны он, должно быть, видел приятные: он улыбался во сне.
   Могу вас уверить, что тетушка Бринкер  и  ее  дети  поужинали  на  славу.
Теперь незачем было беречь вкусные яства.
   - Отцу мы купим хорошую, свежую еду завтра, -  сказала  тетушка  Бринкер,
вынимая холодное мясо, вино, хлеб, желе и ставя их на чистый сосновый  стол.
- Садитесь к столу, детки, садитесь!
   * * *
   В ту ночь Анни, засыпая, думала, что вчера Ханс, должно быть, искал  свой
потерянный нож, и как будет забавно, если он действительно найдет его.
   А Ханс, как только сомкнул глаза, увидел, что пробирается сквозь какую-то
чащу; повсюду  вокруг  него  лежат  горшки  с  золотом,  а  с  каждой  ветки
свешиваются часы, коньки и сверкающие бусы.
   Как ни странно, но каждое дерево, к которому он приближался, превращалось
в пень, а на пне сидела невообразимо прелестная фея в ярко-красной  кофточке
и голубой юбке,
   Глава ХLII
   ЗАГАДОЧНЫЕ ЧАСЫ
   В день посещения феи-крестной кое-что выяснилось еще раньше, чем  нашлись
пропавшие гульдены. А именно: выяснилось, как попали  в  дом  часы,  которые
верная вроу Раффа так ревниво хранила целых десять  лет.  Не  раз  в  минуты
тяжкого искушения она боялась даже взглянуть  на  них,  чтобы  не  поддаться
соблазну и не ослушаться мужа. Тяжело ей было видеть своих ребят голодными и
в то же время думать: "Продай часы - и детские  щечки  снова  зацветут,  как
розы". - "Так нет же, - восклицала она тогда, - будь  что  будет,  а  Мейтье
Бринкер не такова, чтобы забыть последнюю просьбу своего мужа!"
   "Храни их бережно, вроу", - сказал  он,  отдавая  ей  часы.  Вот  и  вс„.
Никакого объяснения не последовало: ведь едва он  произнес  эти  слова,  как
один из его товарищей рабочих ворвался в дом  с  криком:  "Иди,  друг!  Вода
поднимается! Тебя зовут на плотины!"
   Рафф сейчас же ушел, и, как тетушка Бринкер уже  говорила,  она  тогда  в
последний раз видела его в здравом уме.
   В тот день, когда Ханс искал работу в Амстердаме, а Гретель,  управившись
с домашними делами, бродила в поисках щепок,  сучков  -  вообще  всего,  что
годится на топливо, тетушка Бринкер, сдерживая волнение, подала мужу часы.
   "Глупо было бы ждать дольше, - говорила она впоследствии  Хансу,  -  если
одно слово отца  могло  объяснить  все.  Какую  женщину  ни  возьми,  всякой
захотелось бы узнать, как попала к нему эта вещь".
   Рафф Бринкер долго вертел и  перевертывал  часы;  осмотрел  их  блестящие
полированные крышки, потом привязанную к ним, аккуратно  выглаженную  черную
ленточку. Но он как будто не узнавал их. Наконец он проговорил:
   - А, помню! Ты так усердно натирала их, вроу, что они блестят, как  новый
гульден.
   - Да, - сказала тетушка Брпнкер, самодовольно кивнув.
   Рафф снова посмотрел на часы.
   - Бедный малый! - пробормотал он и задумался.
   Тетушка Бринкер не вытерпела.
   - Бедный малый! - повторила она слегка раздраж„нным тоном.  -  А  как  ты
думаешь. Рафф Бринкер, зачем я здесь стою, хотя мне нужно  прясть,  если  не
затем, чтобы побольше узнать от тебя про эти часы!
   - Да ведь я давным-давно рассказал тебе все,  -  спокойно  ответил  Рафф,
удивленно глядя на нее.
   - Вовсе нет, ничего ты мне не рассказывал! - возразила ему жена.
   - Ну что ж, если нет... Впрочем, все это нас  не  касается...  так  и  не
будем говорить об этом, - сказал он и грустно покачал головой. - Пока я  так
долго был мертвецом на земле, бедный малый, чего доброго, в самом деле умер.
Да и не мудрено: плохой был вид у несчастного!
   - Рафф Бринкер! Если ты так обращаешься со мной, хотя я с тобой нянчилась
и столько от тебя вытерпела, с тех пор как мне стукнуло двадцать  два  года,
то это прямо стыд и позор! - закричала  тетушка  Бринкер,  густо  краснея  и
задыхаясь.
   - То есть как это я обращаюсь с тобой, Мейтье? - промолвил Рафф  все  еще
слабым голосом.
   - "Как это"? - проговорила тетушка Бринкер,  передразнивая  его  голос  и
манеру говорить. - "Как это"? Да так, как  обращаются  со  всякой  женщиной,
после того как она поддерживала мужчину в беде, после того...
   - Мейтье!
   Рафф наклонился вперед, протянув руку. Глаза его были полны слез.
   Тетушка Бринкер бросилась к ногам мужа и стиснула его руки:
   - О, что я наделала! Мужа своего до слез довела! А ведь и четырех дней не
прошло, как он вернулся ко мне! Посмотри на меня, Рафф!  Рафф,  мой  родной,
мне так жаль, что я тебя огорчила! Но ведь я прождала десять лет! Тяжело мне
так ничего и не узнать про эти часы. Я больше не буду спрашивать, Рафф.  Вот
что: мы их запрячем подальше, раз они вызвали нашу первую ссору после  того,
как господь только что вернул тебя мне.
   - Я был дурак, что разревелся, Мейтье, - сказал Рафф, целуя ее,  -  а  ты
имеешь право узнать все. Но мне казалось, что говорить об этом -  все  равно
что выдавать тайны умерших.
   - А тот человек... тот парень... о котором ты говорил, - он умер, ты  так
думаешь? - спросила она, взяв часы, но все-таки присаживаясь у  его  ног  на
конец длинной скамейки и готовясь слушать.
   - Трудно сказать, - ответил он.
   - Он был очень болен, Рафф?
   - Нет, болен он не был, насколько  я  знаю,  но  расстроен,  вроу,  очень
расстроен!
   - Может, он сделал что-нибудь дурное, а? - спросила она, понижая голос.
   Рафф кивнул.
   - Убил кого-нибудь? - прошептала жена, не смея поднять глаза.
   - Да, что-то в этом роде, но его словам.
   - Ох, Рафф... ты меня пугаешь!.. Расскажи подробнее...  ты  говоришь  так
странно... и весь дрожишь. Я должна знать все.
   - Если я дрожу, вроу, это, наверное, от озноба. На моей душе, слава богу,
нет греха!
   - Выпей глоток вина, Рафф... Вот так, теперь тебе лучше. Ты говоришь,  он
совершил какое-то преступление?
   - Да, Мейтье, кажется, убийство; так  он  сказал  мне  сам.  Но  я  этому
никогда не поверю. Такой хороший малый - лицо молодое, честное... ну вот как
наш сын, только не такой смелый и прямой.
   - Да, понимаю, - сказала тетушка Бринкер негромко, опасаясь, как  бы  муж
не перестал рассказывать.
   - Он наткнулся на меня совершенно случайно, - продолжал Рафф. - До  этого
я никогда его не встречал, а лицо у него  было  такое  бледное,  испуганное,
каких я в жизни не видывал. Он  схватил  меня  за  локоть  и  говорит:  "Мне
кажется, вы честный человек"...
   - Да, я тут он не ошибся! - с жаром перебила его тетушка Бринкер.
   Рафф посмотрел на нее растерянно:
   - На чем это я остановился, вроу?
   - Парень взял тебя за руку, Рафф, - сказала  она,  с  тревогой  глядя  на
него.
   - Да, вот именно. Я с трудом  подбираю  слова  и  все  вспоминаю,  как  в
полусне, знаешь ли...
   - Ишь ты!  Да  и  не  мудрено,  бедняга,  -  вздохнула  тетушка  Бринкер,
поглаживая его по руке. - Не будь у тебя от природы столько ума,  что  и  на
дюжину бы хватило, никогда бы к тебе не вернулся  рассудок...  Значит,  взял
тебя парень за локоть и сказал, что ты на  вид  честный  человек  -  как  же
иначе! А что потом? Это днем было?
   - Нет, перед рассветом... задолго до утреннего звона.
   - Это было в тот  самый  день,  когда  ты  расшибся,  -  сказала  тетушка
Бринкер.  -  Помню,  ты  пошел  на  работу  примерно  около  полуночи...  Ты
остановился на том, что он взял тебя за локоть, Рафф.
   - Да, - продолжал муж. - Вот даже сейчас его лицо  так  и  стоит  у  меня
перед глазами... такое бледное и растерянное. "Подвезите меня  немного  вниз
по реке", - говорит он. А я тогда, помнишь, работал далеко на линии,  что  в
стороне Амстердама. Я сказал ему, что я не лодочник. "Дело идет  о  жизни  и
смерти, - говорит он. - Подвезите меня  только  несколько  миль...  Вот  он,
ялик, не на замке; но я ведь не знаю - может, его хозяин бедный  человек,  а
мне не хотелось бы грабить бедняка!" Может быть, он выразился  и  не  совсем
так, вроу, - ведь все это я помню смутно, как сон. Ну, вот я  и  повез  его.
Проплыли мы миль шесть или восемь, и тут он сказал, что  дальше  побежит  по
берегу; а я спешил пригнать лодку обратно. Перед тем как выскочить на берег,
он говорит, а сам чуть не всхлипывает: "Я могу довериться вам... я сделал...
бог свидетель, что неумышленно...  но  человек  умер.  Я  должен  бежать  из
Голландии".
   - А как все это случилось, он рассказал, Рафф? Может, он дрался на  дуэли
с товарищем, как студенты Геттингенского университета?
   - Не помню. Может, он и рассказал мне, но все это - как  сон.  Я  сказал,
что не годится мне, доброму голландцу, нарушать законы моей родины,  помогая
ему таким манером. А он все твердил: "Бог свидетель, что я невиновен!"  -  и
смотрел на меня при свете звезд такими светлыми, ясными глазами - ну  совсем
как наш маленький Ханс... Я только погнал лодку быстрее.
   - Наверное, это была лодка  Яна  Кампх„йсена,  -  сухо  заметила  тетушка
Бринкер: - никто другой не бросает своих весел куда попало.
   - Да... это действительно была его лодка. Ян, наверное, придет  навестить
меня в воскресенье, если только уже слышал, что я поправляюсь; да и  молодой
Хоогсвлейт тоже... На чем это я остановился?
   (Счастье, что тетушка Бринкер сдержалась: говорить о Яне после  жестокого
разочарования, испытанного этой ночью, значило породить  такие  огорчения  и
подозрения, каких Рафф не вынес бы.)
   - На чем ты остановился? Да почти на том же месте: парень  еще  не  успел
отдать тебе часы. Ах, вряд ли он добыл их честным путем!
   - Ну  что  ты,  вроу!  -  воскликнул  Рафф  обиженно.  -  Часы  были  его
собственные - ясно, как день.
   - Как же он дошел до того, что отдал  их?  -  спросила  тетушка  Бринкер,
бросив беспокойный взгляд на огонь, в который пора было подбавить торфу.
   - Я тебе про это уже рассказывал, - ответил Рафф, недоумевающе  глядя  на
нее.
   - Расскажи еще разок, - сказала тетушка  Бринкер,  благоразумно  стараясь
помешать ему снова уклониться в сторону.
   - Так вот, перед тем как  выскочить  из  лодки,  он  отдает  мне  часы  и
говорит: "Я бегу, покидаю родину, хотя никогда не думал, что  придется...  Я
доверяюсь вам, потому что уверен в вашей честности. Отнесите эти часы  моему
отцу... не  сегодня,  а  через  неделю,  и  скажите,  что  их  посылает  его
несчастный сын. И еще скажите, что, если он когда-нибудь пожелает,  чтобы  я
вернулся к нему, я не побоюсь ничего и приеду. Скажите ему, чтобы он  послал
письмо на имя... на имя..." Ну вот, все остальное вылетело у меня из головы.
Не могу вспомнить, куда надо  было  послать  письмо.  Бедный  малый!  Бедный
малый! - горестно проговорил Рафф и взял часы, лежавшие на коленях  жены.  -
Так часы и не попали к его отцу.
   - Я отнесу  их,  Рафф,  не  беспокойся...  Отнесу,  как  только  вернется
Гретель. Она скоро придет домой. А как ты сказал, как звали его отца? Где ты
должен был разыскать его?
   - В том-то и горе! - ответил Рафф, очень медленно  выговаривая  слова.  -
Все с меня точно соскользнуло. Я вижу лицо молодого человека и  его  большие
глаза так ясно, словно он стоит передо мной... и  я  помню,  как  он  открыл
часы, выхватил из них что-то и поцеловал... а больше ничего  не  помню.  Все
остальное словно вихрем унесло, и, когда я пытаюсь  вспомнить,  мне  чудится
шум наводнения...
   - Да, оно и видно, Рафф... Но я то же самое чувствовала после  лихорадки.
Ты устал... надо  сейчас  же  уложить  тебя  в  постель...  Да  куда  ж  она
запропастилась, эта девчонка, хотела бы я знать?
   Тетушка Бринкер открыла дверь и крикнула:
   - Гретель! Гретель!
   -  Отойди-ка  в  сторонку,  вроу,  -  слабым  голосом  проговорил   Рафф,
наклоняясь вперед и стараясь увидеть покрытую снегом равнину. -  Что-то  мне
захотелось хоть немножко постоять за дверью, на воздухе.
   - Нет-нет! - рассмеялась его жена. - Вот погоди, я расскажу меестеру, как
ты ноешь, и надоедаешь, и пристаешь, чтобы тебя выпустили из дому! Но,  если
он разрешит, я тебя завтра же укутаю потеплее и поведу  гулять...  Да  ты  у
меня тут  совсем  замерзнешь  -  дверь-то  открыта!..  Смотри-ка,  ведь  это
Гретель: передник туго набит... катит по каналу как бешеная...  Хозяин,  что
ты делаешь! - вдруг чуть не вскрикнула она, захлопнув дверь. - Ты сам  идешь
к кровати, без моей помощи - я до тебя и не дотронулась. Да ты упадешь,  мой
милый!
   Она сказала "мой милый" - слова, которые произносила лишь  редко.  И  это
показывало, как велики были и страх и  радость,  охватившие  ее,  когда  она
бросилась поддержать мужа. Вскоре Рафф улегся под новым одеялом и, пока жена
со всех сторон подтыкала его, чтобы ему было тепло и уютно, заявил, что  это
он в последний раз лежит в постели днем.
   - Да, я и сама на это надеюсь, - рассмеялась тетушка Бринкер, - раз уж ты
начал так резвиться.
   Рафф закрыл глаза,  а  тетушка  Бринкер  поспешила  раздуть  огонь,  или,
точнее, ослабить его, ибо голландский торф похож на  самих  голландцев:  его
трудно разжечь, но стоит ему разгореться, и  он  будет  пылать  очень  ярко.
Затем она отодвинула в сторону свою  забытую  прялку,  вынула  из  какого-то
невидимого кармана вязанье и уселась возле кровати.
   - Если бы ты вспомнил имя этого человека, Рафф, - осторожно начала она, -
я могла бы отнести  ему  часы,  пока  ты  спишь.  Гретель,  наверное,  скоро
вернется.
   Рафф снова попытался вспомнить, как зовут отца того  юноши,  которого  он
подвез на лодке, но тщетно.
   - Уж не Боомпхоффен ли? - подсказала тетушка Брипкер. - Я слышала, в этой
семье двое сыновей пошли по плохой дорожке... Герард и Ламберт.
   - Возможно, - ответил Рафф. - Погляди, нет  ли  на  часах  каких  букв  -
может, они наведут нас на след.
   - Молодчина ты у меня! - радостно  воскликнула  тетушка  Брпнкер,  быстро
взяв часы. - Да ты теперь умней прежнего! Так оно и есть, вот они:  "Л.Я.Б."
Это Ламберт Боомпхоффен, будь уверен!.. Вот только к чему тут "Я", не  знаю.
Впрочем, это были важные господа, напыщенные, как индюки. Такие  часто  дают
своим детям двойные имена, хоть это и не положено по писанию.
   - Так ли, вроу! Мне  помнится,  в  библии  встречаются  длинные,  сложные
имена, какие и выговорить-то мудрено. Но ты вмиг угадала правильно. Такой ты
и была всегда, - сказал Рафф, снова закрыв глаза.  -  Попробуй  отнеси  часы
Боомпкинсам.
   - Не Боомпкинсам, таких я не знаю, - Боомпхоффенам.
   - Ну да, отнеси их туда.
   - Туда! Легко  сказать,  хозяин!  Да  вся  их  семья  четыре  года  назад
переселилась в Америку. Уж лучше спи, Рафф: ты  бледный  и  совсем  ослабел.
Завтра утром сразу  смекнешь,  как  лучше  сделать...  А,  госпожа  Гретель,
наконец-то явилась!
   В этот вечер "фея-крестная", как мы уже знаем, побывала в домике,  прежде
чем Рафф проснулся. Гульдены были снова надежно упрятаны в большой сундук, а
тетушка Бринкер с детьми роскошно угощалась мясом, белым хлебом и вином.
   Тогда-то мать, захлебываясь от радости, и рассказала детям историю часов,
с теми  подробностями,  которые  считала  возможным  сообщить.  Справедливо,
думала она, чтобы бедняжки узнали про них кое-что, раз они так свято хранили
тайну с тех пор, как сами стали хоть что-нибудь понимать
   Глава XLIII
   ОТКРЫТИЕ
   Много хлопот выпало Бринкерам на следующий день. Прежде всего  надо  было
сообщить отцу про находку тысячи  гульденов.  Такая  весть,  разумеется,  не
могла ему повредить.  Затем,  в  то  время  как  Гретель  усердно  исполняла
приказание матери "убрать дом чисто-начисто" Ханс и тетушка  Бринкер,