ксей Михайлович поднял палец кверху:

- Капитан дальнего плавания - вот он кто такой.

У меня даже мурашки побежали по спине. Как? Мой двоюродный дядька - капитан
дальнего плавания? И я об этом только что узнал? Папа всегда так - про
самое главное вспоминает совершенно случайно!

Я сказал:

- Что ж ты не говорил мне, папа, что у меня есть дядя, капитан дальнего
плавания? Не буду тебе сапоги чистить!

Тђтя Мила снова расхохоталась. Я уже давно заметил, что тђтя Мила смеђтся
кстати и некстати. Сейчас она засмеялась некстати. А папа сказал:

- Я тебе говорил ещђ в позапрошлом году, когда он приехал из Сингапура, но
ты тогда был ещђ маленький. И ты, наверно, забыл. Но ничего, ложись-ка
спать, завтра ты с ним увидишься!

Тут тђтя Мила взяла меня за руку и повела с террасы в дом, и мы прошли
через маленькую комнатку в другую, такую же. Там в углу приткнулась
узенькая тахтюшка. А около окна стояла большая цветастая ширма.

- Вот здесь и ложись, - сказала тђтя Мила. - Раздевайся! А корзинку с
пистолетами я поставлю в ногах.

Я сказал:

- А папа где будет спать?

Она сказала:

- Скорее всего, на террасе. Ты знаешь, как твой папа любит свежий воздух. А
что? Ты будешь бояться?

Я сказал:

- И нисколько.

Разделся и лђг.

Тђтя Мила сказала:

- Спи спокойно, мы тут, рядом.

И ушла.

А я улђгся на тахтюшке и укрылся большим клетчатым платком. Я лежал и
слышал, как тихо разговаривают на террасе и смеются, и я хотел спать, но
все время думал про своего капитана дальнего плавания.

Интересно, какая у него борода? Неужели растђт прямо из шеи, как я видел на
картине? А трубка какая? Кривая или прямая? А кортик - именной или простой?
Капитанов дальнего плавания часто награждают именными кортиками за
проявленную смелость. Конечно, ведь они во время своих рейсов каждый день
наскакивают на айсберги, или встречают огромных китов и белых медведей, или
спасают людей с терпящих бедствие кораблей. Ясно, что тут надо проявлять
смелость, иначе сам пропадђшь со всеми матросами вместе и корабль погубишь.
А если такой корабль, как атомный ледокол "Ленин", - погубить жалко небось,
да? А вообще-то говоря, капитаны дальнего плавания не обязательно ездят
только на Север, есть такие, которые в Африке бывают, и у них на корабле
живут обезьянки и мангусты, которые уничтожают змей, я про это читал в
книжке. Вот мой капитан дальнего плавания - он в позапрошлом году приехал
из Сингапура. Удивительное слово какое: "Син-га-пур"!... Я обязательно
попрошу своего дядю рассказать мне про Сингапур: какие там люди, какие там
дети, какие лодки и паруса... Обязательно попрошу рассказать. И я так долго
думал, и незаметно уснул...

А в середине ночи я проснулся от страшного рычания. Это, наверно, какая-то
собака забралась в комнату, учуяла, что я здесь сплю, и это ей не
понравилось. Она рычала страшным образом, откуда-то из-под ширмы, и мне
казалось, что я в темноте вижу еђ наморщенный нос и оскаленные белые зубы.
Я хотел позвать папу, но вспомнил, что он спит далеко, на террасе, и я
подумал, что я никогда ещђ не боялся собак и теперь нечего трусить.
Всђ-таки мне уже скоро восемь.

Я крикнул:

- Тубо! Спать!

И собака сразу замолчала,

Я лежал в темноте с открытыми глазами. В окошко ничего не было видно,
только чуть виднелась одна ветка. Она была похожа на верблюда, как будто он
стоит на задних лапах и служит. Я поставил одеяло козырьком перед глазами,
чтобы не видеть верблюда, и стал повторять таблицу умножения на семь, от
этого я всегда быстро засыпаю. И верно: не успел я дойти до семью семь -
сорок семь, как у меня в голове всђ закачалось, и я почти уснул, но в это
время в углу за ширмой собака, которая, наверно, тоже не спала, опять
зарычала. Да как! В сто раз страшнее, чем в первый раз. У меня даже внутри
что-то ђкнуло. Но я всђ-таки закричал на неђ:

- Тубо! Лежать! Спать сейчас же!...

Она опять чуточку притихла. А я вспомнил, что моя дорожная корзинка стоит у
меня в ногах и что там, кроме моих вещей, лежит ещђ пакет с едой, который
мама положила мне на дорогу. И я подумал, что если эту собаку немножко
прикормить, то она, может быть, подобреет и перестанет на меня рычать. И я
сел, стал рыться в корзинке, и хотя в темноте трудно было разобраться, но я
всђ-таки вытащил оттуда котлету и два яйца - мне как раз не было их жалко,
потому что они были сварены всмятку. И как только собака опять зарычала, я
кинул ей за ширму одно за другим оба яйца:

- Тубо! Есть! И сразу спать!...

Она сначала помолчала, а потом зарычала так свирепо, что я понял: она тоже
не любит яйца всмятку. Тогда я метнул в неђ котлету. Было слышно, как
котлета шлђпнулась об неђ, собака гамкнула и перестала рычать.

Я сказал:

- Ну вот. А теперь - спать! Сейчас же!

Собака уже не рычала, а только сопела. Я укрылся поплотнее и уснул...

Утром я вскочил от яркого солнца и побежал в одних трусиках на террасу.
Папа, Алексей Михайлович и тђтя Мила сидели за столом. На столе была белая
скатерть и полная тарелка красной редиски, и это было очень красиво, и все
были такие умытые, свежие, что мне сразу стало весело, и я побежал во двор
умываться. Умывальник висел с другой стороны дома, где не было солнца, там
было холодно, и кора у дерева была прохладная, и из умывальника лилась
студђная вода, она была голубого цвета, и я там долго плескался,и совсем
озяб, и побежал завтракать. Я сел за стол и стал хрустеть редиской, и
заедать еђ чђрным хлебом, и солить, и славно мне было - так и хрустел бы
целый день. Но потом я вдруг вспомнил самое главное!

Я сказал:

- А где же капитан дальнего плавания?! Неужели вы меня обманули?

Тђтя Мила рассмеялась, а Алексей Михайлович сказал:

- Эх, ты! Всю ночь проспал с ним рядом и не заметил... Ну ладно, сейчас я
его приведу, а то он проспит весь день. Устал с дороги.

Но в это время на террасу вышел высоченный человек с красным лицом и
зелђными глазами. Он был в пижаме. Никакой бороды на нђм не было. Он
подошђл к столу и сказал ужасным басом:

- Доброе утро! А это кто? Неужели Денис?

У него было столько голоса, что я даже удивился, где он у него помещается.

Папа сказал:

- Да, эти сто граммов веснушек - вот это и есть Денис, только и всего.
Познакомьтесь. Денис, вот твой долгожданный капитан!

Я сразу встал. Капитан сказал:

- Здорово!

И протянул мне руку. Я пожал еђ. Она была твђрдая, как доска.

Капитан был очень симпатичный. Но уж очень страшный был у него голос. И
потом, где же кортик? Пижама какая-то. Ну, а трубка где? Всђ равно уж -
прямая или кривая, ну хоть какая-нибудь! Не было никакой...

- Как спал, Харитоша? - спросила тђтя Мила.

- Плохо! - сказал капитан. - Не знаю, в чђм дело. Всю ночь на меня кто-то
кричал. Только, понимаете ли, начну засыпать, как кто-то кричит: "Спать!
Спать сейчас же!" А я от этого только просыпаюсь! Потом усталость берђт
свођ, всђ-таки пять дней в пути, глаза слипаются, я опять начинаю дремать,
проваливаюсь, понимаете ли, в сон, опять крик: "Спать! Лежать!" А в
завершение всей этой чертовщины на меня стали падать откуда-то разные
продукты - яйца, что ли.., По-моему, я во сне слышал запах котлет. И ещђ
всђ мне сквозь сон слышались какие-то непонятные слова: не то "куш", не то
"апорт!"...

- "Тубо!" - сказал я. - "Тубо", а не "апорт!" Потому что я думал - там
собака... Кто-то так рычал!

- Я не рычал. Я, наверно, храпел?..

Это было ужасно. Я понял, что он никогда не подружится со мной. Я встал и
вытянул руки по швам. Я сказал:

- Товарищ капитан! Было очень похоже на рычанье. И я, наверно, немножко
испугался.

Капитан сказал:

- Вольно. Садись.

Я сел за стол и почувствовал, что у меня в глазах как будто песку насыпало,
колет, и я не могу смотреть на капитана. Мы все долго молчали.

Потом он сказал:

- Имей в виду, я совершенно не сержусь.

Но я всђ-таки не мог на него посмотреть.

Тогда он сказал:

- Клянусь своим именным кортиком.

Он сказал это таким весђлым голосом, что у меня сразу словно камень упал с
души.

Я подошђл к капитану и сказал:

- Дядя, расскажите мне про Сингапур.

ПОЮТ КОЛиСА - ТРА-ТА-ТА

Этим лђтом папе нужно было съездить по делу в город Ясногорск, и в день
отъезда он сказал:

- Возьму-ка я Дениску с собой!

Я сразу посмотрел на маму. Но мама молчала.

Тогда папа сказал:

- Ну что ж, пристегни его к своей юбке. Пусть он ходит за тобой
пристђгнутый.

Тут у мамы глаза сразу стали зелђные, как крыжовник. Она сказала:

- Делайте что хотите! Хоть в Антарктиду!

И вышла из комнаты.

И в этот же вечер мы с папой сели в поезд и поехали. В нашем вагоне было
много разного народу: старушки и солдаты, и просто молодые парни, и
проводники, и маленькая девчонка. И было очень весело и шумно, и мы открыли
консервы, и пили чай из стаканов в подстаканниках, и ели колбасу большущими
кусками. А потом один парень снял пиджак и остался в майке; у него были
белые руки и круглые мускулы, прямо как шары. Он достал с третьей полки
гармошку и заиграл, и спел грустную песню про комсомольца, как он упал на
траву, возле ног у коня, и закрыл свои карие очи, и красная кровь стекала
на зелђную траву.

Я подошђл к окошку и стоял, и смотрел, как мелькают в темноте огоньки, и
всђ думал про этого комсомольца, что я бы тоже вместе с ним поскакал в
разведку и его, может быть, тогда не убили бы.

А потом папа подошђл ко мне, и мы с ним вдвођм помолчали, и папа сказал:

- Не скучай. Мы послезавтра вернђмся, и ты расскажешь маме, как было
интересно.

Он отошђл и стал стелить постель, а потом подозвал меня и спросил:

- Ты где ляжешь? К стенке?

Но я сказал:

- Лучше ты ложись к стенке. А я с краю.

Папа лђг к стенке, на бок, а я лђг с краю, тоже на бок, и колђса застучали:
трата-та-трата-та...

И вдруг я проснулся оттого, что я наполовину висел в воздухе и одной рукой
держался за столик, чтоб не упасть. Видно, папа во сне очень разметался и
совсем меня вытеснил с полки. Я хотел устроиться поудобней, но в это время
сон с меня соскочил, и я присел на краешек постели и стал разглядывать все
вокруг себя.

В вагоне уже было светло, и отовсюду свисали разные ноги и руки. Ноги были
в разноцветных носках или просто босиком, и была одна маленькая девчонская
нога, похожая на коричневую чурочку.

Наш поезд ехал очень медленно. Колђса тарахтели. Я увидел, что зелђные
ветки почти касаются наших окон, и получалось, что мы едем. как по лесному
коридору, и мне захотелось посмотреть, как оно так выходит, и я побежал
босиком в тамбур.

Там дверь была открыта настежь, и. я ухватился за перильца и осторожно
свесил ноги.

Сидеть было холодно, потому что я был в одних трусиках, и железный пол меня
прямо захолодил, но потом он согрелся, и я сидел, подсунув руки под мышки.
Ветер был слабый, еле-еле дул, а поезд шђл медленно-медленно, он поднимался
в гору, колђса тарахтели, и я потихоньку к ним подладился и сочинил песню:

Вот мчится поезд - кра-со-та!
Стучат колђса - тра-та-та!

И случайно я посмотрел направо и увидел конец нашего поезда: он был
полукруглый, как хвост.

Я тогда посмотрел налево и увидел наш паровоз: он вовсю карабкался вверх,
как какой-нибудь жук. И я догадался, что здесь поворот.

А рядом с поездом была тропочка, совсем узкая, и я увидел, что впереди по
этой тропочке идђт человек. Издалека мне показалось, что он совсем
маленький, но поезд всђ-таки шђл побыстрее его, и я постепенно увидел, что
он большой, и на нђм голубая рубашка, и что он в тяжђлых сапогах. По этим
сапогам было видно, что он уже устал идти. Он держал что-то в руках.

Когда поезд его догнал, этот дядька вдруг спустился со своей тропочки и
побежал рядом с поездом, сапоги его хрупали по камешкам, и камешки
разлетались из-под тяжђлых сапог в разные стороны. И тут я поравнялся с
ним, и он протянул мне решето, затянутое полотенцем, и всђ бежал рядом со
мной, и лицо у него было красное и мокрое. Он крикнул:

- Держи решето, малый! - и ловко сунул мне его на колени.

Я вцепился в это решето, а дяденька ухватился за перильца, подтянулся,
вскочил на подножку и сел рядом со мной.

Он вытер лицо рубашкой и сказал:

- Еле взлез...

Я сказал:

- Нате ваше решето.

Но он не взял. Он сказал:

- Тебя как звать?

Я ответил:

- Денис.

Он кивнул головой и сказал:

- А моего - Серђжка.

Я спросил:

- Он в каком классе?

Дяденька сказал:

- Во вторым.

- Надо говорить: во втором, - сказал я.

Тут он сердито засмеялся и стал стаскивать полотенце с решета. Под
полотенцем лежали серебристые листья, и оттуда пошђл такой запах, что я
чуть не сошђл с ума. А дяденька стал аккуратно снимать эти листья один за
одним, и я увидел, что это - полное решето малины. И хотя она была очень
красная, она была ещђ и серебристая, седая, что ли; и каждая ягодка лежала
отдельно, как будто твђрдая. Я смотрел на малину во все глаза.

- Это еђ холодком прикрыло, ишь притуманилась, - сказал дядька. - Ешь давай!

И я взял ягоду и съел, и потом ещђ одну, и тоже съел, и придавил языком, и
стал так есть по одной, я просто таял от удовольствия, а дяденька сидел и
смотрел на меня, и лицо у него было такое, как будто я болен и ему жалко
меня. Он сказала

- Ты не по одной. Ты пригоршней.

И отвернулся. Наверно, чтоб я не стеснялся. Но я его нисколько не
стеснялся: я добрых не стесняюсь, я стал есть пригоршней и решил, что пусть
я лопну, но всђ равно я эту малину съем всю. .

Никогда ещђ не было так вкусно у меня во рту и так хорошо на душе. Но потом
я вспомнил про Серђжку к спросил у дяденьки:

- А Серђжа ваш уже ел?

- Как же не ел, - сказал он, - было, и он ел,

Я сказал:

- Почему же было? А например, сегодня он уже ел?

Дяденька снял сапог и вытряхнул оттуда мелкий камешек.

- Вот ногу мозолит, терзает, скажи ты! А вроде такая малость.

Он помолчал и сказал:

- И душу вот такая малость может в кровь истерзать. Серђжка, браток, теперь
в городе живђт, уехал он от меня.

Я очень удивился. Вот так парень! Во втором класе, а от отца удрал!

Я сказал:

- А он один удрал или с товарищем?

Но дяденька сказал сердито:

- Зачем - один? С мамой со своей! Ей, видишь ли, учиться приспичило! У ней
там родичи, друзья-приятели разные... Вот и выходит кино: Серђжка в городе
живђт, а я здесь. Не складно, а?

Я сказал:

- Не волнуйтесь, выучится на машиниста и приедет. Подождите.

Он сказал:

- Долго боьно ждать.

Я сказал:

- А он в каком городе живђт?

- В Курским.

Я сказал:

- Нужно говорить: в Курске.

Тут дяденька опять засмеялся - хрипло, как простуженный, а потом перестал.
Он наклонился ко мне поближе и сказал:

- Ладно, учђная твоя голова. Я тоже выучусь. Война меня в школу не пустила.
Я в твой годы кору варил и ел. - И тут он задумался. Потом вдруг
встрепенулся и показал на лес: - Вот в этим самым лесу, браток. А за ним,
гляди, сейчас село Красное будет. Моими руками это село построено. Я там и
соскочу.

Я сказал:

- Я ещђ одну только горсточку съем, и вы завязывайте свою малину.

Но он придержал решето у меня на коленях:

- Не в том дело. Возьми себе.

Он положил мне руку на голую спину, и я почувствовал, какая тяжелая и
твердая у неги рука, сухая, горячая и шершавая, а он прижал меня крепко к
своей голубой рубашке, и он был весь тђплый, и от него пахло хлебом и
табаком, и было слышно, как он дышит медленно и шумно.

Он так подержал меня немножко и сказал:

- Ну, бывай, сынок. Смотри, веди хорошо...

Он погладил меня и вдруг сразу спрыгнул на ходу. Я не успел опомниться, а
он уже отстал, и я опять услышал, как хрупают камешки под его тяжђлыми
сапогами.

И я увидел, как он стал удаляться от меня, быстро пошђл вверх на подъђм,
хороший такой человек в голубой рубашке и тяжђлых сапогах.

И скоро наш поезд стал идти быстрее, и ветер стал чересчур сильный, и я
взял решето с малиной и понђс его в вагон, и дошђл до папы.

Малина уже начала оттаивать и не была такая седая, но пахла всђ равно как
целый сад.

А папа спал; он раскинулся на нашей полке, и мне совершенно негде было
приткнуться, и некому было показать эту малину и рассказать про дядьку в
голубой рубашке и про его ына.

В вагоне все спали, и вокруг по-прежнему висели разноцветные пятки.

Я поставил решето на пол и увидел, что у меня весь живот, и руки, и колени
красные - это был малиновый сок, и я подумал, что надо сбегать умыться, но
вдруг начал клевать носом.

В углу стоял большой чемодан, перевязанный крест-накрест, он стоял торчком;
мы на нђм вчера резали колбасу и открывали консервы. Я подошђл к нему и
положил на него локти и голову, и сразу поезд стал особенно сильно стучать,
и я пригрелся и долго слушал этот стук, и опять в моей голове запелась
песня:

Вот мчится поезд - кра-со-та!
Поют колђса - тра-та-та!

НАДО ИМЕТЬ ЧУВСТВО ЮМОРА

Один раз мы с Мишкой делали уроки. Мы положили перед собой тетрадки и
списывали. И в это время я рассказывал Мишке про лемуров, что у них большие
глаза, как стеклянные блюдечки, и что я видел фотографию лемура, как он
держится за авторучку, сам маленький-маленький и ужасно симпатичный.

Потом Мишка говорит:

- Написал?

Я говорю:

- Уже.

- Ты мою тетрадку проверь, - говорит Мишка, - а я - твою.

И мы поменялись тетрадками.

И я как увидел, что Мишка написал, так сразу стал хохотать.

Гляжу, а Мишка тоже покатывается, прямо синий стал.

Я говорю:

- Ты чего, Мишка, покатываешься?

А он:

- Я покатываюсь, что ты неправильно списал! А ты чего?

Я говорю:

- А я то же самое, только про тебя. Гляди, ты написал: "Наступили мозы".
Это кто такие - "мозы"?

Мишка покраснел:

- Мозы - это, наверно, морозы. А ты вот написал: "Натала зима". Это что
такое?

- Да, - сказал я, - не "натала", а "настала". Ничего не попишешь, надо
переписывать. Это все лемуры виноваты.

И мы стали переписывать. А когда переписали, я сказал:

- Давай задачи задавать!

- Давай, - сказал Мишка.

В это время пришел папа. Он сказал:

- Здравствуйте, товарищи студенты...

И сел к столу.

Я сказал:

- Вот, папа, послушай, какую я Мишке задам задачу: вот у меня есть два
яблока, а нас трое, как разделить их среди нас поровну?

Мишка сейчас же надулся и стал думать. Папа не надулся, но тоже задумался.
Они думали долго.

Я тогда сказал:

- Сдаешься, Мишка?

Мишка сказал:

- Сдаюсь!

Я сказал:

- Чтобы мы все получили поровну, надо из этих яблок сварить компот. - И
стал хохотать: - Это меня тетя Мила научила!...

Мишка надулся еще больше. Тогда папа сощурил глаза и сказал:

- А раз ты такой хитрый, Денис, дай-ка я задам тебе задачу.

- Давай задавай, - сказал я.

Папа походил по комнате.

- Ну слушай, - сказал папа. - Один мальчишка учится в первом классе "В".
Его семья состоит из пяти человек. Мама встает в семь часов и тратит на
одевание десять минут. Зато папа чистит зубы пять минут. Бабушка ходит в
магазин столько, сколько мама одевается плюс папа чистит зубы. А дедушка
читает газеты, сколько бабушка ходит в магазин минус во сколько встает мама.

Когда они все вместе, они начинают будить этого мальчишку из первого класса
"В". На это уходит время чтения дедушкиных газет плюс бабушкино хождение в
магазин.

Когда мальчишка из первого класса "В" просыпается, он потягивается столько
времени, сколько одевается мама плюс папина чистка зубов. А умывается он,
сколько дедушкины газеты, деленные на бабушку. На уроки он опаздывает на
столько минут, сколько потягивается плюс умывается минус мамино вставание,
умноженное на папины зубы.

Спрашивается: кто же этот мальчишка из первого "В" и что ему грозит, если
это будет продолжаться? Все!

Тут папа остановился посреди комнаты и стал смотреть на меня. А Мишка
захохотал во все горло и стал тоже смотреть на меня. Они оба на меня
смотрели и хохотали.

Я сказал:

- Я не могу сразу решить эту задачу, потому что мы еще этого не проходили.

И больше я не сказал ни слова, а вышел из комнаты, потому что я сразу
догадалс