остик. Он был такой худой, прямо
невозможно узнать. И бледный, нисколечко не загорел. Он подошел к нам и
говорит:

- ЗдорОво, ребята!

Мы все сказали:

- ЗдорОво, Костик!

Он тихонько сел рядом с нами.

Я сказал:

- Ты что, Костик, такой худущий? Вылитый Кощей...

Он сказал:

- Да это у меня корь была.

Аленка подняла голову:

- А теперь ты выздоровел?

- Да, - сказал Костик, - я теперь совершенно выздоровел.

Мишка отодвинулся от Костика и сказал:

- Заразный небось?

А Костик улыбнулся:

- Нет, что ты, не бойся. Я не заразный. Вчера доктор сказал, что я уже могу
общаться с детским коллективом.

Мишка придвинулся обратно, а я спросил:

- А когда болел, больно было?

- Нет, - ответил Костик, - не больно. Скучно очень. А так ничего. Мне
картинки переводные дарили, я их все время переводил, надоело до смерти.

Аленка сказала:

- Да, болеть хорошо! Когда болеешь, всегда что-нибудь дарят.

Мишка сказал:

- Так ведь и когда здоровый, тоже дарят. В день рождения или когда елка.

Я сказал:

- Еще дарят, когда в другой класс переходишь с пятерками.

Мишка сказал:

- Мне не дарят. Одни тройки! А вот когда корь, все равно ничего особенного
не дарят, потому что потом все игрушки надо сжигать. Плохая болезнь корь,
никуда не годится.

Костик спросил:

- А разве бывают хорошие болезни?

- Ого, - сказал я, - сколько хочешь! Ветрянка, например. Очень хорошая,
интересная болезнь. Я когда болел, мне все тело, каждую болячку отдельно
зеленкой мазали. Я был похож на леопарда. Что, плохо разве?

- Конечно, хорошо, - сказал Костик.

Аленка посмотрела на меня и сказала:

- Когда лишаи, тоже очень красивая болезнь.

Но Мишка только засмеялся:

- Сказала тоже - "красивая"! Намажут два-три пятнышка, вот и вся красота.
Нет, лишаи - это мелочь. Я лучше всего люблю грипп. Когда грипп, чаю дают с
малиновым вареньем. Ешь сколько хочешь, просто не верится. Один раз я,
больной, целую банку съел. Мама даже удивилась: "Смотрите, говорит, у
мальчика грипп, температура тридцать восемь, а такой аппетит". А бабушка
сказала: "Грипп разный бывает, это у него такая новая форма, дайте ему еще,
это у него организм требует". И мне дали еще, но я больше не смог есть,
такая жалость... Это грипп, наверно, на меня так плохо действовал.

Тут Мишка подперся кулаком и задумался, а я сказал:

- Грипп, конечно, хорошая болезнь, но с гландами не сравнить, куда там!

- А что? - сказал Костик.

- А то, - сказал я, - что, когда гланды вырезают, мороженого дают потом,
для заморозки. Это почище твоего варенья!

Аленка сказала:

- А гланды от чего заводятся?

Я сказал:

- От насморка. Они в носу вырастают, как грибы, потому что сырость.

Мишка вздохнул и сказал:

- Насморк - болезнь ерундовая. Каплют чего-то в нос, еще хуже течет.

Я сказал:

- Зато керосин можно пить. Не слышно запаха.

- А зачем пить керосин?

Я сказал:

- Ну не пить, так в рот набирать. Вот фокусник наберет полный рот, а потом
палку зажженную возьмет в руки и на нее как брызнет! Получается очень
красивый огненный фонтан. Конечно, фокусник секрет знает. Без секрета не
берись, ничего не получится.

- В цирке лягушек глотают, - сказала Аленка.

- И крокодилов тоже! - добавил Мишка.

Я прямо покатился от хохота. Надо же такое выдумать. Ведь всем известно,
что крокодил сделан из панциря, как же его есть?

Я сказал:

- Ты, Мишка, видно, с ума сошел! Как ты будешь есть крокодила, когда он
жесткий. Его нипочем нельзя прожевать.

- Вареного-то? - сказал Мишка.

- Как же! Станет тебе крокодил вариться! - закричал я на Мишку.

- Он же зубастый, - сказала Аленка, и видно было, что она уже испугалась.

А Костик добавил:

- Он сам же ест что ни день укротителей этих.

Аленка сказала:

- Ну да? - И глаза у нее стали как белые пуговицы.

Костик только сплюнул в сторону.

Аленка скривила губы:

- Говорили про хорошее - про гриба и про лишаев, а теперь про крокодилов. Я
их боюсь...

Мишка сказал:

- Про болезни уже все переговорили. Кашель, например. Что в нем толку?
Разве вот что в школу не ходить...

- И то хлеб, - сказал Костик. - А вообще вы правильно говорили: когда
болеешь, все тебя больше любят.

- Ласкают, - сказал Мишка, - гладят... Я заметил: когда болеешь, все можно
выпросить. Игру какую хочешь, или ружье, или паяльник.

Я сказал:

- Конечно. Нужно только, чтобы болезнь была пострашнее. Вот если ногу
сломаешь или шею, тогда чего хочешь купят.

Аленка сказала:

- И велосипед?!

А Костик хмыкнул:

- А зачем велосипед, если нога сломана?

- Так ведь она прирастет! - сказал я.

Костик сказал:

- Верно!

Я сказал:

- А куда же она денется! Да, Мишка?

Мишка кивнул головой, и тут Аленка натянула платье на колени и спросила:

- А почему это, если вот, например, пожжешься, или шишку набьешь, или там
синяк, то, наоборот, бывает, что тебе еще и наподдадут. Почему это так
бывает?

- Несправедливость! - сказал я и стукнул ногой по ведру, где у нас лежала
аппаратура.

Костик спросил:

- А это что такое вы здесь затеяли?

Я сказал:

- Площадка для запуска космического корабля!

Костик прямо закричал:

- Так что же вы молчите! Черти полосатые! Прекратите разговоры. Давайте
скорей строить!!!

И мы прекратили разговоры и стали строить.

УДИВИТЕЛЬНЫЙ ДЕНЬ

Несколько дней тому назад мы начали строить площадку для запуска
космического корабля и вот до сих пор не кончили, а я сначала думал, что
раз-два-три - и у нас сразу все будет готово. Но дело как-то не клеилось, а
все потому, что мы не знали, какая она должна быть, эта площадка.

У нас не было плана.

Тогда я пошел домой. Взял листок бумажки и нарисовал на нем, что куда: где
вход, где выход, где одеваться, где космонавта провожают и где кнопку
нажимать. Это все получилось у меня очень здорово, особенно кнопка. А когда
я нарисовал площадку, я заодно пририсовал к ней и ракету. И первую
ступеньку, и вторую, и кабину космонавта, где он будет вести научные
наблюдения, и отдельный закуток, где он будет обедать, и я даже придумал,
где ему умываться, и изобрел для этого самовыдвигающиеся ведра, чтобы он в
них собирал дождевую воду.

И когда я показал этот план Аленке, Мишке и Костику, им всем очень
понравилось. Только ведра Мишка зачеркнул.

Он сказал:

- Они будут тормозить.

И Костик сказал:

- Конечно, конечно! Убери эти ведра.

И Аленка сказала:

- Ну их совсем!

И я тогда не стал с ними спорить, и мы прекратили всякие ненужные разговоры
и принялись за работу. Мы достали тяжеленную трамбушку. Я и Мишка колотили
ею по земле. А позади нас шла Аленка и подравнивала за нами прямо
сандаликами. Они у нее были новенькие, красивые, а через пять минут стали
серые. Перекрасились от пыли.

Мы чудесно утрамбовали площадку и работали дружно. И к нам еще один парень
присоединился, Андрюшка, ему шесть лет. Он хотя немножко рыжеватый, но
довольно сообразительный. А в самый разгар работы открылось окно на
четвертом этаже, и Аленкина мама крикнула:

- Аленка! Домой сейчас же! Завтракать!

И когда Аленка убежала, Костик сказал:

- Еще лучше, что ушла!

А Мишка сказал:

- Жалко. Все-таки рабочая сила...

Я сказал:

- Давайте приналяжем!

И мы приналегли, и очень скоро площадка была совершенно готова. Мишка ее
осмотрел, засмеялся от удовольствия и говорит:

- Теперь главное дело надо решить: кто будет космонавтом.

Андрюшка сейчас же откликнулся:

- Я буду космонавтом, потому что я самый маленький, меньше всех вешу!

А Костик:

- Это еще неизвестно. Я болел, я знаешь как похудел? На три кило! Я
космонавт.

Мы с Мишкой только переглянулись. Эти чертенята уже решили, что они будут
космонавтами, а про нас как будто и забыли.

А ведь это я всю игру придумал. И, ясное дело, я и буду космонавтом!

И только я успел так подумать, как Мишка вдруг заявляет:

- А кто всей работой тут сейчас командовал? А? Я командовал! Значит, я буду
космонавтом!

Это все мне совершенно не понравилось. Я сказал:

- Давайте сначала ракету выстроим. А потом сделаем испытания на космонавта.
А потом и запуск назначим.

Они сразу обрадовались, что еще много игры осталось, и Андрюшка сказал:

- Даешь ракету строить!

Костик сказал:

- Правильно!

А Мишка сказал:

- Ну что ж, я согласен.

Мы стали строить ракету прямо на нашей пусковой площадке. Там лежала
здоровенная пузатая бочка. В ней раньше был мел, а теперь она валялась
пустая. Она была деревянная и почти совершенно целая, и я сразу все
сообразил и сказал:

- Вот это будет кабина. Здесь любой космонавт может поместиться, даже самый
настоящий, не то что я или Мишка.

И мы эту бочку поставили на середку, и Костик сейчас же приволок с черного
хода какой-то старый ничей самовар. Он его приделал к бочке, чтобы заливать
туда горючее. Получилось очень складно. Мы с Мишкой сделали внутреннее
устройство и два окошечка по бокам: это были иллюминаторы для наблюдения.
Андрюшка притащил довольно здоровый ящик с крышкой и наполовину всунул его
в бочку. Я сначала не понял, что это такое, и спросил Андрюшку:

- Это зачем?

А он сказал:

- Как - зачем? Это вторая ступеня!

Мишка сказал:

- Молодец!

И у нас работа закипела вовсю. Мы достали разных красок, и несколько
кусочков жести, и гвоздей, и веревочек, и протянули эти веревочки вдоль
ракеты, и жестянки прибили к хвостовому оперению, и подкрасили длинные
полосы по всему бочкиному боку, и много еще чего понаделали, всего не
перескажешь. И когда мы увидели, что все у нас готово, Мишка вдруг отвернул
краник у самовара, который был у нас баком для горючего. Мишка отвернул
краник, но оттуда ничего не потекло. Мишка ужасно разгорячился, он потрогал
пальцем снизу сухой краник, повернулся к Андрюшке, который считался у нас
главным инженером, и заорал:

- Вы что? Что вы наделали?

Андрюшка сказал:

- А что?

Тогда Мишка вконец разозлился и еще хуже заорал:

- Молчать! Вы главный инженер или что?

Андрюшка сказал:

- Я главный инженер. А чего ты орешь?

А Мишка:

- Где же горючее в машине? Ведь в самоваре... то есть в баке, нет ни капли
горючего.

А Андрюшка:

- Ну и что?

Тогда Мишка ему:

- А вот как дам, тогда узнаешь "ну и что"!

Тут я вмешался и крикнул:

- Наполнить бак! Механик, быстро!

И я грозно посмотрел на Костика. Он сейчас же сообразил, что это он и есть
механик, схватил ведерко и побежал в котельную за водой. Он там набрал
полведра горячей воды, прибежал обратно, влез на кирпич и стал заливать.

Он наливал воду в самовар и кричал:

- Есть горючее! Все в порядке!

А Мишка стоял под самоваром и ругал Андрюшку на чем свет стоит.

А тут на Мишку полилась вода. Она была не горячая, но ничего себе, довольно
чувствительная, и, когда она залилась Мишке за воротник и на голову, он
здорово испугался и отскочил как ошпаренный. Самовар-то был, видать,
дырявый. Он Мишку почти всего окатил, а главный инженер злорадно захохотал:

- Так тебе и надо!

У Мишки прямо засверкали глаза.

И я увидел, что Мишка сейчас даст этому нахальному инженеру по шее, поэтому
я быстро встал между ними и сказал:

- Слушайте, рЕбя, а как же мы назовем наш корабль?

- "Торпедо"... - сказал Костик.

- Или "Спартак", - перебил Андрюшка, - а то "Динамо".

Мишка опять обиделся и сказал:

- Нет уж, тогда ЦСКА!

Я им сказал:

- Ведь это же не футбол! Вы еще нашу ракету "Пахтакор" назовите! Надо
назвать "Восток-2"! Потому что у Гагарина просто "Восток" называется
корабль, а у нас будет "Восток-2"!... На, Мишка, краску, пиши!

Он сейчас же взял кисточку и принялся малевать, сопя носом. Он даже высунул
язык. Мы стали глядеть на него, но он сказал:

- Не мешайте! Не глядите под руку!

И мы от него отошли.

А я в это время взял градусник, который я утащил из ванной, и измерил
Андрюшке температуру. У него оказалось сорок восемь и шесть. Я просто
схватился за голову: я никогда не видел, чтобы у обыкновенного мальчика
была такая высокая температура. Я сказал:

- Это какой-то ужас! У тебя, наверно, ревматизм или тиф. Температура сорок
восемь и шесть! Отойди в сторону.

Он отошел, но тут вмешался Костик:

- Теперь осмотри меня! Я тоже хочу быть космонавтом!

Вот какое несчастье получается: все хотят! Прямо отбою от них нет. Всякая
мелюзга, а туда же!

Я сказал Костику:

- Во-первых, ты после кори. И тебе никакая мама не разрешит быть
космонавтом. А во-вторых, покажи язык!

Он моментально высунул кончик своего языка. Язык был розовый и мокрый, но
его было мало видно.

Я сказал:

- Что ты мне какой-то кончик показываешь! Давай весь вываливай!

Он сейчас же вывалил весь свой язык, так что чуть до воротника не достал.
Неприятно было на это смотреть, и я ему сказал:

- Все, все, хватит! Довольно! Можешь убирать свой язык. Чересчур он у тебя
длинный, вот что. Просто ужасно длиннющий. Я даже удивляюсь, как он у тебя
во рту укладывается.

Костик совершенно растерялся, но потом все-таки опомнился, захлопал глазами
и говорит с угрозой:

- Ты не трещи! Ты прямо скажи: гожусь я в космонавты?

Тогда я сказал:

- С таким-то языком? Конечно, нет! Ты что, не понимаешь, что если у
космонавта длинный язык, он уже никуда не годится? Он ведь всем на свете
разболтает все секреты: где какая звезда вертится, и все такое... Нет, ты,
Костик, лучше успокойся! С твоим язычищем лучше на Земле сидеть.

Тут Костик ни с того ни с сего покраснел, как помидор. Он отступил от меня
на шаг, сжал кулаки, и я понял, что сейчас у нас с ним начнется самая
настоящая драка. Поэтому я тоже быстро поплевал в кулаки и выставил ногу
вперед, чтобы была настоящая боксерская поза, как на фотографии у чемпиона
легкого веса.

Костик сказал:

- Сейчас дам плюху!

А я сказал:

- Сам схватишь две!

Он сказал:

- Будешь валяться на земле!

А я ему:

- Считай, что ты уже умер!

Тогда он подумал и сказал:

- Неохота что-то связываться...

А я:

- Ну и замолкни!

И тут Мишка закричал нам от ракеты:

- Эй, Костик, Дениска, Андрюшка! Идите надпись смотреть.

Мы побежали к Мишке и стали глядеть. Ничего себе была надпись, только
кривая и в конце завивалась книзу. Андрюшка сказал:

- Во здорово!

И Костик сказал:

- Блеск!

А я ничего не сказал. Потому что там было написано так: "ВАСТОК-2".

Я не стал этим Мишку допекать, а подошел и исправил обе ошибки. Я написал:
"ВОСТОГ-2".

И все. Мишка покраснел и промолчал. Потом он подошел ко мне, взял под
козырек.

- Когда назначаете запуск? - спросил Мишка.

Я сказал:

- Через час!

Мишка сказал:

- Ноль-ноль?

И я ответил:

- Ноль-ноль!

* * *

Прежде всего нам нужно было достать взрывчатку. Это было нелегкое дело, но
кое-что все-таки набралось. Во-первых, Андрюшка притащил десять штук
елочных бенгальских огней. Потом Мишка тоже принес какой-то пакетик, - я
забыл, как называется, вроде борной кислоты. Мишка сказал, что эта кислота
очень красиво горит. А я приволок две шутихи, они у меня еще с прошлого
года в ящике валялись. И мы взяли трубу от нашего самовара-бака, заткнули с
одного конца тряпкой и затолкали туда всю нашу взрывчатку и утрясли ее как
следует. А потом Костик принес какой-то поясок от маминого халата, и мы
сделали из него бикфордов шнур. Всю нашу трубу мы уложили во вторую
ступеньку ракеты и привязали ее веревками, а шнур вытащили наружу, и он
лежал за нашей ракетой на земле, как хвост от змеи.

И теперь все у нас было готово.

- Теперь, - сказал Мишка, - пришла пора решать, кто полетит. Ты или я,
потому что Андрюшка и Костик пока еще не подходят.

- Да, - сказал я, - они не подходят по состоянию здоровья.

Как только я это сказал, так из Андрюшки сейчас же закапали слезы, а Костик
отвернулся и стал колупать стену, потому что из него тоже, наверно,
закапало, но он стеснялся, что вот ему уже скоро семь, а он плачет. Тогда я
сказал:

- Костик назначается Главным Зажигателем!

Мишка добавил:

- А Андрюшка назначается Главным Запускателем!

Тут они оба повернулись к нам, и лица у них стали гораздо веселее, и
никаких слез не стало видно, просто удивительно!

Тогда я сказал:

- Мишка, а мы давай считаться на космонавта.

Мишка сказал:

- Только, чур, я считаю!

И мы стали считаться:

- Заяц-белый-куда-бегал-в-лес-дубовый-чего-делал-лыки-драл-куда-клал-
под-колоду-кто-украл-Спиридон-Мор-дель-он-тинтиль-винтиль-выйди-вон!

Мишке вышло выйти вон. Он, конечно, постарше и Костика и Андрюшки, но глаза
у него стали такие печальные, что не ему лететь, просто ужас!

Я сказал:

- Мишка, ты в следующий полет полетишь безо всякой считалки, ладно?

А он сказал:

- Давай садись!

Что ж, ничего не поделаешь, мне ведь по-честному досталось. Мы с ним
считались, и он сам считал, а мне выпало, тут уж ничего не поделаешь. И я
сразу полез в бочку. Там было темно и тесно, особенно мне мешала вторая
ступенька. Из-за нее нельзя было спокойно лежать, она впивалась в бок. Я
хотел повернуться и лечь на живот: но тут же треснулся головой о бак, он
впереди торчал. Я подумал, что, конечно, космонавту трудно сидеть в кабине,
потому что аппаратуры очень много, даже чересчур! Но все-таки я
приспособился, и свернулся в три погибели, и лег, и стал ждать запуска.

И вот слышу - Мишка кричит:

- Подготовьсь! Смиррнаа! Запускатель, не ковыряй в носу! Иди к моторам.

И сразу Андрюшкин голос:

- Есть к моторам!

И я понял, что скоро запуск, и стал лежать дальше.

И вот слышу - Мишка опять командует:

- Главный Зажигатель! Готовьсь! Зажж...

И сразу я услышал, как Костик завозился со своим спичечным коробком и,
кажется, не может от волнения достать спичку, а Мишка, конечно, растягивает
команду, чтобы все вместе совпало - и Костикина спичка и его команда. Вот
он и тянет:

- Зажж...

И я подумал: ну, сейчас! И даже сердце заколотилось! А Костик все еще
брякает спичками. Мне ясно представилось, как у него руки трясутся и он не
может ухватить спичку.

А Мишка свое:

- Зажж... Давай же, вахля несчастная! Зажжж...

И вдруг я ясно услышал: чирк!

И Мишкин радостный голос:

- ...жжи-гай! Зажигай!

Я глаза зажмурил, съежился и приготовился лететь. Вот было бы здорово, если
б это вправду, все бы с ума посходили, и я еще сильнее зажмурил глаза. Но
ничего не было: ни взрыва, ни толчка, ни огня, ни дыму - ничего. И это
наконец мне надоело, и я заорал из бочки:

- Скоро там, что ли? У меня весь бок отлежался - ноет!

И тут ко мне в ракету залез Мишка. Он сказал:

- Заело. Бикфордов шнур отказал.

Я чуть ногой не лягнул его от злости:

- Эх, вы, инженеры называются! Простую ракету запустить не можете! А ну,
давайте я!

И я вылез из ракеты. Андрюшка и Костик возились со шнуром, и у них ничего
не выходило. Я сказал:

- Товарищ Мишка! Снимите с работы этих дураков! Я сам!

И подошел к самоварной трубе и первым делом начисто оторвал ихний мамин
бикфордов поясок. Я им крикнул:

- А ну, разойдитесь! Живо!

И они все разбежались кто куда. А я запустил руку в трубу, и снова там все
перемешал, и бенгальские огоньки уложил сверху. Потом я зажег спичку и
сунул ее в трубу. Я закричал:

- Держитесь!

И отбежал в сторону. Я и не думал, что будет что-нибудь особенное, ведь
там, в трубе, ничего такого не было. Я хотел сейчас во весь голос крикнуть:
"Бух, таррарах!" - как будто это взрыв, чтобы играть дальше. И я уже набрал
воздуху и хотел крикнуть погромче, но в это время в трубе что-то ка-ак
свистнет да ка-ак даст! И труба отлетела от второй ступени, и стала
подлетать, и падать, и дым!... А потом как бабахнет! Ого! Это, наверно,
шутихи там сработали, не знаю, или Мишкин порошок! Бах! Бах! Бах! Я,
наверно, от этого баханья немножко струсил, потому что я увидел перед собою
дверь, и решил в нее убежать, и открыл, и вошел в эту дверь, но это
оказалась не дверь, а окно, и я прямо как вбежал в него, так оступился и
упал прямо в наше домоуправление. Там за столом сидела Зинаида Ивановна, и
она на машинке считала,