А я его высушу как следует и сверну в колечко. Видишь? Вот
так.

Я показал папе. Он смотрел внимательно.

- Видишь? - говорил я. - Узкую горловину я всуну в широкую, брошу туда
горошинок штук пять, оно когда высохнет, знаешь как будет греметь! Первый
сорт!

Папа улыбнулся:

- Ничего подарочек... Ну-ну!

А я сказал:

- Не беспокойся. Мишке понравится. Я его знаю.

Но папа встал и подошел к вешалке. Он там порылся и карманах.

- На-ка, - он протянул мне монетки, - вот тебе немного деньжат. Купи Мишке
конфет. А это от меня добавка. - И папа отвинтил от своего пиджака чудесный
голубой значок "Спутник".

Я сказал:

- Ура! Мишка будет на седьмом небе. У него теперь от меня целых три
подарка. Значок, конфеты и гусиное горло. Это всякий бы обрадовался!

Я взял гусиное горло и положил его на батарею досушиваться. Мама сказала:

- Вымой руки и ешь!

И мы стали дальше обедать, и я ел рассольник и потихоньку стонал от
удовольствия. И вдруг мама положила ложку и сказала ни с того ни с сего:

- Прямо не знаю, пускать его в гости или нет?

Вот тебе раз! Гром среди ясного неба! Я сказал:

- А почему?

И папа тоже:

- В чем дело-то?

- Он нас там опозорит. Он совершенно не умеет есть. Стонет, хлебает,
везет... Кошмар!

- Ничего, - сказал я. - Мишка тоже стонет, еще лучше меня.

- Это не оправдание, - нахмурился папа. - Нужно есть прилично. Мало тебя
учили?

- Значит, мало, - сказала мама.

- Ничему не учили, - сказал я. - Я ем как бог на душу положит. И ничего.
Довольно здорово получается. А чему тут учить-то?

- Нужно знать правила, - сказал папа строго. - Ты знаешь? Нет. А вот они:
когда ешь, не чавкай, не причмокивай, не дуй на еду, не стони от
удовольствия и вообще не издавай никаких звуков при еде.

- А я не издаю! Что, издаю, что ли?

- И никогда не ешь перед обедом хлеб с горчицей! - воскликнула мама.

Папа ужасно покраснел. Еще бы! Он недавно съел перед обедом, наверное,
целое кило хлеба с горчицей. Когда мама принесла суп, оказалось, что у нее
уже нет хлеба, папа весь съел, и мне пришлось бежать в булочную за новым.
Вот он теперь и покраснел, но промолчал. А мама продолжала на него смотреть
и все говорила беспощадным голосом. Она говорила как будто бы мне, но папе
от этого было не по себе. И мне тоже. Мама столько наговорила, что я просто
ужаснулся. Как же теперь жить? Того нельзя, этого нельзя!

- Не роняй вилку на пол, - говорила мама. - А если уронил, сиди спокойно,
не становись на четвереньки, не ныряй под стол и не ползай там полчаса. Не
барабань пальцами по столу, не свисти, не пой! Не хохочи за столом! Не ешь
рыбу ножом, тем более если ты в гостях.

- А это вовсе не рыба была, - сказал папа, и лицо у него стало какое-то
виноватое, - это были обыкновенные голубцы.

- Тем более. - Мама была неумолима. - Еще чего придумали, голубцы - ножом!
Ни голубцы, ни яичницу не едят ножом! Это закон!

Я ужасно удивился:

- А как же голубцы есть без ножа?

Мама сказала:

- А так же, как и котлеты. Вилочкой, и все.

- Так ведь останется же на тарелке! Как быть?

Мама сказала:

- Ну и пусть останется!

- Так ведь жалко же! - взмолился я. - Я, может быть, еще не наелся, а тут
осталось... Нужно доесть!

Папа сказал:

- Ну доедай, чего там!

Я сказал:

- Вот спасибо.

Потом я вспомнил еще одну важную вещь:

- А подливу?

Мама обернулась ко мне.

- Что подливу? - спросила она.

- Вылизать... - сказал я.

У мамы брови подскочили до самой прически. Она стукнула пальцем по столу:

- Не сметь вылизывать!

Я понял, что надо спасаться.

- Что ты, мама? Я знаю, что вылизывать языком нельзя! Что я, собачонка, что
ли! Я, мама, вылизывать никогда не буду, особенно при ком-нибудь. Я тебя
спрашиваю: а вымазать? Хлебом?

- Нельзя! - сказала мама.

- Так я же не пальцем! Я хлебом! Мякишем!

- Отвяжись, - крикнула мама, - тебе говорят!

И у нее сделались зеленые глаза. Как крыжовник. И я подумал: ну ее, эту
подливку, не буду я ее ни вылизывать, ни вымазывать, если мама из-за этого
так расстраивается. Я сказал:

- Ну ладно, мама. Я не буду. Пусть пропадает.

- А вот, кстати, - сказал папа, я серьезно хочу тебя спросить...

- Спрашивай, - сказала мама, - ты ведь еще хуже маленького.

- Нет, верно, - продолжал папа, - у нас, знаешь, иногда банкеты бывают,
всякие там торжества... Так вот: ничего, если я иногда захвачу что-нибудь с
собой? Ну, яблочко там или апельсин...

- Не сходи с ума! - сказала мама.

- Да почему же? - спросил папа.

- А потому, что сегодня ты унес яблоко с собою, а завтра начнешь винегрет в
боковой карман запихивать!

- Да, - сказал папа и поглядел в потолок, - да, некоторые очень хорошо
знают правила хорошего тона! Прямо профессора! Куда там!... А как ты
думаешь, Дениска, - папа взял меня за плечо и повернул к себе, - как ты
думаешь, - он даже повысил голос, - если у тебя собрались гости и вдруг
один надумал уходить... Как ты думаешь, должна хозяйка дома провожать его
до дверей и стоять с ним в коридоре чуть не двадцать минут?

Я не знал, что ответить папе. Его это, видимо, очень интересовало, потому
что он крепко сжал мое плечо, даже больно стало. Но я не знал, что ему
ответить. А мама, наверно, знала, потому что она сказала:

- Если я его проводила, значит, так было нужно. Чем больше внимания гостям,
тем, безусловно, лучше.

Тут папа вдруг рассмеялся. Как из песни про блоху:

- Ха-ха-ха-ха-ха! Ха-ха-ха-ха-ха! А я думаю, что он не умрет, если она не
проводит его! Ха-ха-ха-ха-ха!

Папа вдруг взъерошил волосы и стал ходить туда-сюда по комнате, как лев по
клетке. И глаза у него все время вращались. Теперь он смеялся с каким-то
рывком: "Ха-ха! Ррр! Ха-ха! Рр!" Глядя на него, я тоже расхохотался:

- Конечно, не умрет! Ха-ха-ха-ха-ха-ха!

Тут случилось чудо. Мама встала, взяла со стола чашку, вышла на середку
комнаты и аккуратно бросила эту чашку об пол. Чашка разлетелась на тысячу
кусочков. Я сказал:

- Ты что, мама? Ты это зачем?

А папа сказал:

- Ничего, ничего. Это к счастью! Ну, давай, Дениска, собирайся. Иди к
Мишке, а то опоздаешь! Иди и не ешь рыбу ножом, не позорь фамилию!

Я собрал свои подарки и пошел к Мишке. И мы там веселились вовсю. Мы
подскакивали на диване чуть не до потолка. Мишка даже стал лиловый от этого
подскакивания. А фамилию нашу я не опозорил, потому что угощенье было не
обед или ужин, а лимонад и конфеты. Мы поели все конфеты, какие были, и
даже ту коробочку съели, что я Мишке принес в подарок. А вообще подарков
Мишке понанесли видимо-невидимо: и поезд, и книжки, и краски. И Мишкина
мама сказала:

- Ох сколько подарков у тебя, Мишук! А тебе какой больше всех нравится?

- Какой может быть разговор? Конечно, гусиное горло!

И покраснел от удовольствия.

А я так и знал.

ХИТРЫЙ СПОСОБ

- Вот, - сказала мама, - полюбуйтесь! На что уходит отпуск? Посуда, посуда,
три раза в день посуда! Утром мой чашки, а днем целая гора тарелок. Просто
бедствие какое-то!

- Да, - сказал папа, - действительно это ужасно! Как жалко, что ничего не
придумано в этом смысле. Что смотрят инженеры? Да, да... Бедные женщины...

Папа глубоко вздохнул и уселся на диван.

Мама увидела, как он удобно устроился, и сказала:

- Нечего тут сидеть и притворно вздыхать! Нечего все валить на инженеров! Я
даю вам обоим срок. До обеда вы должны что-нибудь придумать и облегчить мне
эту проклятую мойку! Кто не придумает, того я отказываюсь кормить. Пусть
сидит голодный. Дениска! Это и тебя касается. Намотай себе на ус!

Я сразу сел на подоконник и начал придумывать, как быть с этим делом.
Во-первых, я испугался, что мама в самом деле не будет меня кормить и я,
чего доброго, помру от голода, а во-вторых, мне интересно было что-нибудь
придумать, раз инженеры не сумели. И я сидел и думал и искоса поглядывал на
папу, как у него идут дела. Но папа и не думал думать. Он побрился, потом
надел чистую рубашку, потом прочитал штук десять газет, а затем
спокойненько включил радио и стал слушать какие-то новости за истекшую
неделю.

Тогда я стал думать еще быстрее. Я сначала хотел выдумать электрическую
машину, чтобы сама мыла посуду и сама вытирала, и для этого я немножко
развинтил наш электрополотер и папину электробритву "Харьков". Но у меня не
получалось, куда прицепить полотенце.

Выходило, что при запуске машины бритва разрежет полотенце на тысячу
кусочков. Тогда я все свинтил обратно и стал придумывать другое. И часа
через два я вспомнил, что читал в газете про конвейер, и от этого я сразу
придумал довольно интересную штуку. И когда наступило время обеда и мама
накрыла на стол и мы все расселись, я сказал:

- Ну что, папа? Ты придумал?

- Насчет чего? - сказал папа.

- Насчет мойки посуды, - сказал я. - А то мама перестанет нас с тобой
кормить.

- Это она пошутила, - сказал папа. - Как это она не будет кормить родного
сына и горячо любимого мужа?

И он весело засмеялся.

Но мама сказала:

- Ничего я не пошутила, вы у меня узнаете! Как не стыдно! Я уже сотый раз
говорю - я задыхаюсь от посуды! Это просто не по-товарищески: самим сидеть
на подоконнике, и бриться, и слушать радио, в то время как я укорачиваю
свой век, без конца мою ваши чашки и тарелки.

- Ладно, - сказал папа, - что-нибудь придумаем! А пока давайте же обедать!
О, эти драмы из-за пустяков!

- Ах, из-за пустяков? - сказала мама и прямо вся вспыхнула. - Нечего
сказать, красиво! А я вот возьму и в самом деле не дам вам обеда, тогда вы
у меня не так запоете!

И она сжала пальцами виски и встала из-за стола. И стояла у стола
долго-долго и все смотрела на папу. А папа сложил руки на груди и
раскачивался на стуле и тоже смотрел на маму. И они молчали. И не было
никакого обеда. И я ужасно хотел есть. Я сказал:

- Мама! Это только один папа ничего не придумал. А я придумал! Все в
порядке, ты не беспокойся. Давайте обедать.

Мама сказала:

- Что же ты придумал?

Я сказал:

- Я придумал, мама, один хитрый способ!

Она сказала:

- Ну-ка, ну-ка...

Я спросил:

- А ты сколько моешь приборов после каждого обеда? А, мама?

Она ответила:

- Три.

- Тогда кричи "ура", - сказал я, - теперь ты будешь мыть только один! Я
придумал хитрый способ!

- Выкладывай, - сказал папа.

- Давайте сначала обедать, - сказал я. - Я во время обеда расскажу, а то
ужасно есть хочется.

- Ну что ж, - вздохнула мама, - давайте обедать.

И мы стали есть.

- Ну? - сказал папа.

- Это очень просто, - сказал я. - Ты только послушай, мама, как все складно
получается! Смотри: вот обед готов. Ты сразу ставишь один прибор. Ставишь
ты, значит, единственный прибор, наливаешь в тарелку супу, садишься за
стол, начинаешь есть и говоришь папе: "Обед готов!"

Папа, конечно, идет мыть руки, и, пока он их моет, ты, мама, уже съедаешь
суп и наливаешь ему нового, в свою же тарелку.

Вот папа возвращается в комнату и тотчас говорит мне:

"Дениска, обедать! Ступай руки мыть!"

Я иду. Ты же в это время ешь из мелкой тарелки котлеты. А папа ест суп. А я
мою руки. И когда я их вымою, я иду к вам, а у вас папа уже поел супу, а ты
съела котлеты. И когда я вошел, папа наливает супу в свою свободную
глубокую тарелку, а ты кладешь папе котлеты в свою пустую мелкую. Я ем суп,
папа - котлеты, а ты спокойно пьешь компот из стакана.

Когда папа съел второе, я как раз покончил с супом. Тогда он наполняет свою
мелкую тарелку котлетами, а ты в это время уже выпила компот и наливаешь
папе в этот же стакан. Я отодвигаю пустую тарелку из-под супа, принимаюсь
за второе, папа пьет компот, а ты, оказывается, уже пообедала, поэтому ты
берешь глубокую тарелку и идешь на кухню мыть!

А пока ты моешь, я уже проглотил котлеты, а папа - компот. Тут он живенько
наливает в стакан компоту для меня и относит свободную мелкую тарелку к
тебе, а я залпом выдуваю компот и сам несу на кухню стакан! Все очень
просто! И вместо трех приборов тебе придется мыть только один. Ура?

- Ура, - сказала мама. - Ура-то ура, только негигиенично!

- Ерунда, - сказал я, - ведь мы все свои. Я, например, нисколько не брезгую
есть после папы. Я его люблю. Чего там... И тебя тоже люблю.

- Уж очень хитрый способ, - сказал папа. - И потом, что ни говори, а
все-таки гораздо веселее есть всем вместе, а не трехступенчатым потоком.

- Ну, - сказал я, - зато маме легче! Посуды-то в три раза меньше уходит.

- Понимаешь, - задумчиво сказал папа, - мне кажется, я тоже придумал один
способ. Правда, он не такой хитрый, но все-таки...

- Выкладывай, - сказал я.

- Ну-ка, ну-ка... - сказала мама.

Папа поднялся, засучил рукава и собрал со стола всю посуду.

- Иди за мной, - сказал он, - я сейчас покажу тебе свой нехитрый способ. Он
состоит в том, что теперь мы с тобой будем сами мыть всю посуду!

И он пошел.

А я побежал за ним. И мы вымыли всю посуду. Правда, только два прибора.
Потому что третий я разбил. Это получилось у меня случайно, я все время
думал, какой простой способ придумал папа.

И как это я сам не догадался?..

КАК Я ГОСТИЛ У ДЯДИ МИШИ

Так получилось, что у меня было несколько выходных дней в неделю подряд, и
я мог целую неделю ничего не делать. Учителя в нашем классе заболели как
один. У кого аппендицит, у кого ангина, у кого грипп. Совершенно некому
заниматься.

И тут подвернулся дядя Миша. Он, когда услышал, что я могу целую неделю
отдыхать, сразу подскочил до потолка, а потом подсел к маме и сказал ей
таинственным голосом:

- У меня идея!

Мама сразу притянула меня к себе.

- Давай выкладывай, - сказала она недовольным голосом.

Вот - человек не успел слова вымолвить, а маме уже не нравится. Беда!
Всегда так! Просто наказание! Но я промолчал, а дядя Миша сказал:

- Сегодня я уезжаю к себе. Давай-ка я возьму Дениску с собой? Пусть
съездит! Все-таки посмотрит Ленинград, прекрасный город, колыбель
революции, на Неве легендарная Аврора стоит, как живая, а это знаешь как
интересно!

Мама нахмурила брови и сказала:

- А как же обратно?

- Да я его встречу, - отозвался пана. - Ну! Скажи "да", и мы тебя расцелуем
в награду.

И они бросились маму целовать. Она отмахнулась от них и сказала:

- Ну и подхалимы! - Потом добавила: - Что ж, поезжайте, - и вздохнула.

И мы поехали с дядей Мишей. Про дорогу в Ленинград я ничего не могу
рассказать, потому что поезд отходил без пяти двенадцать ночи, и я сразу
заснул как убитый. Посмотрел я вагон только рано утром, и мне все очень
понравилось. И уборная, и коридор, и лесенка для второго этажа. Дядя Миша
сказал:

- Ну что? Сейчас встретишься со своим двоюродным братом Димкой.
Познакомитесь, наконец!

Мы вышли из вокзала и сели в троллейбус, и не успели отъехать, как
оказалось - нам уже нужно выходить. Мы бегом взбежали на второй этаж и
отворили дверь, а там сидит какой-то парень и ест горячие пельмени. Он
подвинулся и сказал мне:

- Давай помогай!

Я к нему подсел, и мы сразу с ним подружились.

- Ты почему не в школе? - спросил дядя Миша.

- Сегодня отец приезжает! - ответил Димка и улыбнулся и стал еще
симпатичней. - Да не один, а с братцем. Как можно? Надо встретить!

Дядя Миша хмыкнул и пошел к себе на завод. Димка проводил его до дверей, и
мы, еще подрубав пельменей, поскорей пошли смотреть Ленинград. Димка знал
его назубок, и мы прежде всего побежали глядеть на Неву - какая она
широкая. Мы бежали по набережной, никуда не переходили, и вдруг увидели -
стоит корабль, а на нем идет настоящая служба. Все по-военному - матросы,
флаги, и написано на корабле: "АВРОРА". Димка сказал:

- Смотри, какой корабль.

Я сказал:

- "Аврора".

Димка сказал:

- Какой корабль... Он участник Октябрьской революции!

И у меня захватило дух, что я вижу "Аврору" своими глазами. И я снял шапку
перед этим кораблем.

А потом Димка побежал дальше, а я за ним. Интересно ведь с Ленинградом
знакомиться. И мы садились в автобусы, и выходили где-то, и опять садились.
И видели памятник Пушкину на круглом скверике. Пушкин был маленький, не то
что у нас в Москве, на Пушкинской площади. Нет, куда там! Тут он был
помоложе, чем наш, вроде мальчишки из десятого класса. Он был маленький, но
очень красивый и симпатичный. Но тут Димка сказал:

- Я проголодался, - и вошел в какую-то дверь.

Я - за ним. Вот, думаю, он уже проголодался! Только что съел целый пуд
пельменей и уже! Он проголодался! Ну и парень! С таким не пропадешь.

И мы вошли в большой зал, уставленный столиками. Это оказалось кафе. Мы там
поели пирожков - такие трубочки с мясом, вроде блинчиков. Ох и вкусно! Мы
потом еще одну порцию взяли, третью. А потом, когда поели, Димка важно так
сказал:

- Сколько с нас?

Он заплатил, а я глядел на него во все глаза. Он засмеялся:

- Ну, чего глядишь? Это мне папа дал денег, специально чтобы тебя кормить.
Ведь ты же у нас гость, верно?

И когда мы пошли домой, Димка сказал:

- Сейчас поедим, а потом в Эрмитаж.

Я сказал:

- Опять поедим? Ты что, с двойным животом, что ли? И потом, я уже был в
Эрмитаже. В Москве. Я там зимой с горки катался. Еще во втором классе!

Димка даже покраснел:

- Да ты что, не знаешь, что в Москве ваш Эрмитаж - это просто садик для
детворы, а у нас в Ленинграде это картинная галерея! Музей, понял?

А когда мы подошли к красивому дому на площади и я увидел, что крышу держат
огромные великаны, я вдруг понял, что очень устал, и сказал Димке:

- А давай в картинную галерею завтра? А? А то я устал очень. Долго идем.

Димка взял меня под руку и спросил:

- До трамвая-то дойдешь?

Я кивнул, и мы скоро дошли до трамвая и поехали. Оказалось, далеко.

Вечером у меня глаза просто сами слипались. Тетя Галя подсунула под меня
раскладушку, и я сразу уснул.

А утром Димка схватил меня за ногу и стал тянуть с раскладушки:

- Вставай, соня несчастная!

Я сказал:

- А разве уже утро?

Димка сказал:

- Утро, утро! Скорей вставай, побежим в Эрмитаж!

Пока мы все завтракали, Димка все время повторял: "Давай скорей!"

Тетя Галя сказала:

- Дима, не торопи Дениску, у него кусок в горле застревает. И вообще, нужно
еще подождать.

И она на него выразительно посмотрела. Димка сказал:

- Чего ждать? Нужно бежать скорей!

Дядя Миша и тетя Галя рассмеялись. В это время раздался звонок.

Димка скривился, как будто у него вдруг заболели все зубы.

Он сказал:

- Ну вот. Не успели.

Тетя Галя пошла открывать, и мы услышали девчоночьи голоса, смех и голос
тети Гали:

- Димочка! А вот и твои учителя пришли.

Я спросил:

- Ты что, Димка, отстающий?

В это время вошли две девчонки. Одна была рыжая, с рыжими ресницами и
рыжими веснушками, а вторая была какая-то странная. У нее были глаза
длинные, прямо на висках оканчивались. Я сказал:

- Димка, какие у этой черненькой глаза большущие!

- А! - сказал Димка. - Это Ирка Родина. Знакомьтесь!

Девочки быстро объяснили Димке урок, и мы все вместе пошли в Эрмитаж.

Мне очень понравилось в Эрмитаже. Там такие красивые залы и лестницы! Как в
книжках про королей и принцесс. И всюду висят картины. Я уже немножечко
устал ходить по залам, как вдруг увидел одну картину и подошел поближе. Там
были нарисованы два человека, старые уже, один лысый, другой с бородой. У
одного в руке книга, у другого ключ. У них были удивительные лица,
грустные, усталые и в то же время какие-то сильные. Картина была какого-то
необычного цвета, я такого никогда не видел.

Я стоял и смотрел на эту картину, и Димка, и девчонки. Мы все стояли и
смотрели. Потом я подошел поближе. На табличке было написано: "Эль Греко".

Я прямо подпрыгнул! Эль Греко! Я про него читал, это был грек с острова
Крит. По-настоящему его звали Доменико Теотокопули. Вот это художник так
художник! Я сказал:

- Какая хорошая картина!

- Теперь понял, - сказал Димка, - что такое Эрмитаж? Это тебе не с горки
кататься!

А Ирка Родина сказала:

- На этой картине краски как будто драгоценные камни...

Я даже удивился. Девчонка, а тоже понимает! А потом мы попали в зал, где